Чёрно-белый сон

С момента появления в их небольшой общине Маркуса, вокруг многое переменилось. Тодд, который наводил ужас на каждого живущего здесь, перестал донимать и Саймона и остальный детей, что терпели его напасти день ото дня; Тодд попросту боялся Маркуса, который может ответить ему на побои побоями. Тем не менее, этот парень с разной расцветкой глазами предпочитал не размахивать кулаками лишний раз, а решать проблемы словами, а иногда и запугиваниями. Джош был, в какой-то степени прав, говоря, что Маркус — второй Тодд: он тоже пугал некоторых детей своим присутствием, но вызывал и восхищение с уважением, когда заступался за кого-то слабого. В том числе и у Саймона. Не сказать, что после той тирады мальчики сдружились и стали не разлей вода, но Саймон поставил себе цель добиться лояльности новоиспеченного героя. Маркус не охотно шел на контакт с другими детьми, но Саймон был для него каким-то другим, особенным, что ли. На улице уже постепенно темнело, так что из комнаты отдыха постепенно стали убывать дети, расходясь по спальням и готовясь ко сну. Саймон никогда не любил рано ложиться, думая, что именно ночь преподносит миру его красоту: ночные огоньки города, видневшиеся из окон жилых домов, придавали улице какой-то непонятный шарм; поминутно пустеющие кварталы, легкий ночной ветер, легонько поигрывающий с остатками листвы на деревьях, окрашенных в желто-красные осенние цвета. Саймон не без детского восхищения взирал на ночные виды, открывающиеся только самым терпеливым личностям, которые готовы потерять пару часов сна только ради этого. Саймона часто ругали за его ночные посиделки у окон, обращая внимания на его вечно болезненный вид: бледная кожа и неисчезающие синяки под глазами, выдающие его с потрохами. Норт и Джош, что без передышек допрашивали друга о случившемся пару дней назад, все-таки покинули его, догадываясь, что он снова просидит у окон, пялясь на улицу. «И что же там такого интересного?» — вечный вопрос, терзавший Норт, когда Саймон подолгу смотрел в никуда. По иронии судьбы, Маркус тоже никуда не торопился сегодня — он тихо сидел за тем самым столиком, за которым Саймон впервые услышал о нем, погрузившись в рисование. Блондин искренне не хотел бы прерывать его, опасаясь агрессивной реакции на этот жест. Саймон осторожно, стараясь не задеть ни Маркуса, ни стол, присел рядом. Находясь рядом с ним, Саймон ощущал себя еще меньше, чем он есть на самом деле. Он, метнув взгляд на рядом сидящего, который, похоже, даже не заметил его присутствия, тихонько приподнялся со скамьи, чтобы рассмотреть, что он там рисует. Маркус, чувствуя на себе чужой взгляд, медленно обернулся, откладывая рисунок подальше от любопытных глаз. Едва заметив знакомую светлую макушку, он моментально изменился в лице, придавая ему более спокойный и мягкий вид. Маркус легким движением руки поднял ладонь чуть ниже уровня лица, бессловесно приветствуя его. Саймон, явно не надеющийся на теплый прием, с минуты прибывал в растерянности, пока знакомый голос не вывел его из транса: — Эм… ты что-то хотел? — на первом же вопросе Саймон на секунду завис, потому что, собственно, он ничего особо не хотел — просто посидеть в компании Маркуса, не больше. Бегающие зрачки глаз, нервно ищущие помощи, наткнулись на альбом, над которым еще минуту назад нависал Маркус, игнорируя окружение. — Я просто хотел… поинтересоваться, что ты делаешь, — Саймон глупо улыбнулся и кивнул на аккуратно изрисованный простым карандашом альбомный лист, покоящийся на столе. Маркус на секунду засомневался насчет навязчивого желания показать кому-то постороннему нечто личное, а на лице снова нарисовался хмурый лик, который многие уже привыкли видеть. Поразмышляв, стоит ли делиться подобной ерундой с Саймоном, он глубоко вздохнул и, расслабившись, подвинул альбом к нему, одаривая его неуверенной полуулыбкой. Саймон, по-детски широко раскрыв глаза от смущения, которое накрыло его с головой от мысли, что с ним делятся чем-то сокровенным, тут же принялся рассматривать содержимое альбома, в котором, на его удивление, были не просто какие-то детские каракули, а достаточно аккуратные наброски пейзажей или предметов интерьера. Явно не ожидавший таких красивых скетчей Саймон с восхищением рассматривал каждую работу. Маркусу было несколько неловко от реакции мальчишки, но, где-то глубоко в душе, он был рад, что поделился с ним своим увлечением. — Не думал, что ты так умеешь, — все так же восторгался Саймон. После его слов, Маркус немного потупил взгляд и как-то слишком даже для самого себя черство ответил: — Мой отец учил меня, когда я был младше. Заметив резко переменившийся тон, Саймон взволнованно посмотрел на Маркуса: он весь насупился, рукой придерживая голову на весу, отвел взгляд от Саймона в сторону, явно не имея ни малейшего желания развивать тему. Было видно, что мысли о его прошлой жизни давили на него, лишь тормоша свежие раны. Саймон чаще был тактичен и не любил идти напролом в разговорах; здесь ему определенно следовало остановиться и воздержаться от расспросов, но любопытство одолело его, а болтливый язык моментально выдал (не)нужный вопрос: — А почему ты здесь оказался? Спустя мгновенье, когда лицо мальчика резко переменилось из безмятежного в обеспокоенное, Саймон успел проклясть себя всеми известными ему ругательствами, что он слышал от своей… бывшей семьи. Маркус насупился и неожиданно для обоих из его глаз потекли слезы. Он как-то безучастно взирал на блондина, будто смотрел сквозь него, в окно, где за проливным дождем и порывом ветров шумно качались деревья. Казалось бы, еще немного, и они сломаются; казалось бы, еще немного, и он сломается. — Я… Маркус, прости, мне не следовало спрашивать тебя… — Саймон не был уверен в своих действиях и словах, но он хотел хоть как-то, пусть и неумело, поддержать его. Он потянул руку к смуглому плечу, думая, что этим действием принесет хоть какое-то равновесие в его эмоциях. — Мой отец умер несколько дней назад. Он был мне приемным отцом, свою настоящую семью, до него, я никогда не знал. Этот человек заменил мне всех. Он… — Маркус на секунду замялся, он словно на минуту расцвел, одарив Саймона теплой улыбкой, которая согревала что-то внутри мальчика, — подарил мне… мир. Чувства. Мальчик смолк. Саймону тоже не нашлось, что сказать. Рука все еще мирно покоилась на плече, изредка похлопывая по нему. «Ты сильный, — хотелось вымолвить мальчишке, — хотел бы и я быть таким». — Мне очень жаль, честно, это ужасно, — брови Саймона встали домиком, раскрывая его голубые глаза еще шире. Ему было приятно, что Маркус поделился с ним столь сокровенными воспоминаниями, столь болезненными, еще не успевшими угаснуть фрагментами памяти; будто он смог почувствовать чужие эмоции, будто он сам пережил этот момент: словно прикосновением смог перенять кусочки из пазла жизни Маркуса, смог перенять это переполняющее чувство утраты. — Когда-то услышал фразу от отца: «трудно думать о чужих проблемах, когда сам ты живешь в достатке». Он был прав тогда, — Маркус сделал небольшую паузу, тихо продолжив: — я всегда был слеп к чужим проблемам, — Саймону всегда казалось, что Маркус часто звучит, как взрослый человек, это не те мысли и слова, которые привычно слышать от его одногодок. Теперь он понял, откуда это пошло. — Теперь не стану. Расскажи лучше ты, если хочешь, как ты оказался здесь? Саймон вздохнул, рука медленно сползла с плеча Маркуса. Легкая дрожь застала мальчика, пробираясь по всему телу. Норт, наблюдавшая за этим издалека, сразу смекнула, что выведывает у него этот чертов новенький. Недолго думая, она встала из-за стола, за которым сидела с Джошем, преодолев небольшое расстояние, переместилась, загораживая Саймона от новичка, преграждая ему путь к другу. Лицо девочки горело, выражало презрение с горечью в глазах. Она была столь маленькой меж ними. Она стоически взирала на Маркуса, долго собираясь с мыслями в голове для дальнейших слов, которые произносила с запинками, будучи не в силах произнести их: — Не смей задавать ему этот вопрос. Не смей разговаривать с ним на эту тему! — Она закачала головой, — кто ты такой, чтобы заставлять его пережить это опять? Саймон, точно не слышавший свою подругу, смотрел куда-то в ноги. Мир вокруг плыл из-за сдерживаемых до сей поры слез, воспоминания застигли врасплох, полностью поглощая мальчика с головой. Он аккурат сел на пол, прямо за спиной Норт. Его губы подрагивали, показывая первые неловкие шаги истерики, которая заполняла мысли мальчика. Голубые глаза не горели приятным и привычным светом, лишь блестели от горьких слез, которые Саймон не сумел сдержать. Или просто не хотел. Маркус, явно не готовый к такой резкой перемене, замялся. Его разноцветные глаза бегло проскакивали от Норт к Саймону и обратно. Девочка уже не злилась, она сама еле сдерживала слезы, но ее взгляд все еще был полон решимости — она не даст Саймона в обиду. Маркусу ничего не оставалось, кроме как отступить — давить на больное он вовсе не хочет, враждебно сталкиваться с девочкой тоже. — Будь с ним. Я приведу Хлою. Маркус ушел, растерянно взирая по сторонам, в поисках девушки. Странное, неправильное чувство, охватило его от кончиков пят до макушки. Он сделал что-то неправильное? Полез не в свое дело? Он заставил кого-то очутится в грязных и ненавистных кому-то воспоминаниях, которые оставили след в сердце человека. «Мерзко от самого себя».