Выжжено над сердцем

      Возвращаясь в квартиру поздно вечером, Баки совершенно не рассчитывал застать в ней Стива. Тем не менее свет в спальне горел. В любой другой день это было бы неудивительно, если учесть, что этим летом они жили вместе. Стив записался на курсы в Сотбисе*, и Баки предложил переехать к нему. Однокомнатная квартира вообще-то принадлежала его тётке Алисе, но та обустроилась с мужем во Флориде и разрешила жить у неё с тремя простыми условиями: никаких шумных вечеринок, девочек сомнительной репутации и конфликтов с соседями. Лучший друг с кристально чистой репутацией под табу не подпадал и даже наоборот был целиком одобрен со словами «как раз будет кому за тобой присматривать». Баки оставалось только закатить глаза: у Стива порой и в самом деле хватало занудства рушить веселье на корню короткой фразой «так нельзя». И всё же недолгие сомнения насчёт того, стоило ли звать лучшего друга к себе пожить, были связаны совсем с другим — но Баки благополучно махнул на них рукой.       Сегодня у Стива должна быть совершенно особенная ночь, и уж точно не в этой квартире. Они с Пегги наконец решили перейти от прогулок за ручку к занятиям поинтереснее, и свидание должно было состояться у неё дома. Судя по всему, планы резко изменились.       Баки, расшнуровывая кроссовки, на всякий случай громко поинтересовался:       — Стив, ты один или я не вовремя припёрся?!       — Да, — послышался угрюмый ответ из глубины квартиры.       — Что да? — спросил Баки, скидывая с ног кроссовки, и выпрямился.       — Я один, и ты не вовремя припёрся.       Баки прошёл по узкому коридору мимо кухни в спальню, опёрся о дверной косяк плечом и окинул взглядом Стива сверху вниз: тот сидел на краю своей кровати, повернутый к нему спиной. Голова и плечи понуро опущены. Рядом с ним на кровати лежали вырванные из альбома почёрканные листы и выключенный ноутбук.       — Всё прошло настолько плохо? — Баки обогнул обе кровати и присел рядом со Стивом.       — Хуже не придумаешь, — ответил он, вырывая из альбома очередной лист, и скомкал его в руке.       — Слушай, — Баки облизнул губы, подбирая слова. — В первый раз любая лажа может произойти, на то он и первый. И это не конец света, поверь мне. Тем более вы с Пегги любите друг друга…       Стив вздрогнул и пробормотал:       — Мы с Пегги расстались.       — Что?       — Что слышал. Всё кончено, она меня бросила.       — Ого, — выдохнул Баки.       Он мало что смыслил в отношениях — у него самого они редко длились дольше недели-другой — но пара Стива и Пегги казалась ему почти идеальной. Они смеялись над одними и теми же шутками, понимали друг друга с полуслова, и вообще, хватало беглого взгляда со стороны, чтобы понять, насколько им хорошо вместе. А ещё Стив был неисправимым романтиком — из тех, что занесены в «Красную книгу» — и свято верил, что любовь должна быть одна и на всю жизнь. Пегги придерживалась тех же взглядов. Даже с сексом они, мягко говоря, не торопились, если учесть, что их отношениям пошёл уже второй год. Стив твердил, что хочет выждать правильный момент; Баки шутил, что тому просто не дают покоя лавры последнего девственника Америки. Серьёзно, Стиву почти двадцать, в него влюблена чертовски горячая девушка (и даже не одна, на самом деле), а он всё ждал какого-то знака свыше. Или надписи на груди, которая подтвердила бы, что его чувства предназначены правильному человеку. Баки считал это полнейшей ерундой: у многих людей до конца жизни так и не появлялись отметины с первыми буквами имени и фамилии их родственной души — и это не мешало им быть счастливыми в отношениях. Баки считал, что им, наоборот, повезло: никаких обязательств или привязанностей, сам выбираешь свою судьбу — что может быть лучше?       — Я заслужил.       — Чем ты её так обидел? — в полнейшем недоумении спросил Баки.       В ответ — угрюмое молчание.       — Стив?       — Надпись… появилась, — голос Стива дрожал.       — Не Пегги? — Баки сам не поверил озвученной вслух догадке.       К его изумлению, Стив сокрушённо кивнул. Значит, он всё-таки осознал чувства к кому-то другому. Не к Пегги. Действительно жестоко, особенно если учесть, что выяснили они это, судя по всему, когда снимали друг с друга одежду со вполне определёнными намерениями. «Да уж». На Стива — подавленного, съедающего себя изнутри за то, что он изменить не мог при всём желании — было больно смотреть.       — Ничего, — Баки ободряюще сжал его плечо. — Она поймёт и простит, нужно только время. Это же Пег — у нее большое сердце.       — А я его разбил. — Стив дёрнул плечом, сбрасывая руку.       — Ты этого не хотел. Есть вещи, которые от нас не зависят.       Стив только вздохнул.       — Когда поговоришь со своим соулмейтом?       — Никогда, — отрезал Стив.       — Почему? Считаешь, что человек он так себе?       — Нет, конечно. — Стив посмотрел ему в глаза и с болезненной нежностью в голосе сказал: — Он замечательный, для меня — самый лучший. Просто ему это не нужно, а я не хочу, чтобы в этой ситуации ещё и он чувствовал себя виноватым.       — С чего ты взял, что ему это не нужно? Нахрена эти соулмейты тогда сдались, если носы воротят от тех, кто их любит?       Второй вопрос совсем не требовал ответа — Баки и сам его знал — но Стив, как обычно, не упустил возможности поумничать, лишь бы не отвечать на более личное:       — Ну, соулмейты — наши идеальные партнёры, но иногда бывает так, что мы сами — совсем не идеальны для них.       У Баки аж перехватило дыхание, и пальцы судорожно вцепились в тонкое покрывало — на эти простые слова незаживающие шрамы отозвались такой болью, словно их окропили кипятком. Он сцепил зубы, стараясь расслабиться — всё прошло, давно прошло — посмотрел на Стива и заставил себя улыбнуться:       — Готов поспорить, что ты будешь идеальным для кого угодно. Даже моя бабуля от тебя без ума — а ей ведь попробуй угоди.       — Да я всего-то пару раз сумки помог донести.       — Ага, а я потом выслушивал восторги: «Стивен чудо как воспитан, не то что остальная твоя шайка. А каким он красивым стал, глаз не отвести. Воистину Бог благословил». — Баки заулыбался уже искренне, заметив, что бледность Стива начала проходить, уступая место румянцу.       Он всегда мило смущался, когда его хвалили, и старался сразу переводить тему разговора. В детстве Стив был болезненным, мелким и тощим, за что его дразнили все, кому не лень, но уже к шестнадцати годам догнал и перегнал ровесников в росте. К тому же до неприличия похорошел, и большинство девчонок, годами его не замечавших, начали с ума по нему сходить. Стива внешность не волновала: ни до превращения в «прекрасного лебедя», ни после. Он твёрдо верил, что любить нужно душу, а не тело. Баки не знал точно, насколько с ним согласен, но не раз ловил себя на мысли, что Стив невероятно красивый весь: и снаружи, и внутри. А значит, соулмейт у него должен быть разве что совсем на голову отшибленным, чтобы такой подарок судьбы не оценить.

***

      Ни говорить со своим соулмейтом, ни обсуждать его личность Стив категорически не желал и всячески избегал расспросов на эти темы, а заодно и самого Баки, пропадая допоздна на учёбе и в издательстве мелкого журнала, для которого рисовал шаржи и юмористические комиксы. Баки тоже было не до скуки — заказы на фотосъемки сыпались постоянно, тем более в Нью-Йорке весь август стояла прекрасная летняя погода и даже простые городские прогулки выглядели на снимках восхитительно. По возвращении в квартиру сил хватало только на быстрый ужин, душ и сон. Баки с недовольством замечал, что Стив иногда морщился, терял нить разговора, уходя вглубь себя. Где-то там, под одеждой, проявившиеся буквы наверняка начинали жечь огнём. Такова расплата за неприятие своего соулмейта — аккуратная надпись постепенно выжигала кожу до глубоких ран. Медленный и очень болезненный процесс — Баки знал не понаслышке, и для Стива подобного не желал.       — Если это Шерон, то тут и волноваться не о чем: она на тебя запала чуть ли не с первой встречи, — уже лёжа в постели рассуждал Баки.       Стив громко сопел. Слишком громко. Старательно.        — Я знаю, ты не спишь.       Ответа не последовало.       — Это та твоя натурщица, что обнаженной для тебя позировала? Имени не помню, но грудь… грудь у неё что надо. Я даже брал рисунок с ней… для кратковременного личного пользования, так сказать.       — Фу! — не выдержал Стив. — Тебе что, мало порножурналов?       Баки усмехнулся, довольный, что друг так легко попался на уловку. Хотя рисунок с полногрудой соблазнительной дамочкой, возлежащей на диване в чём мать родила, он и в самом деле как-то одалживал.       — Хотел стать чуть ближе к искусству.       — Ты омерзителен.       — Так это она или нет?       Стив тяжело вздохнул:       — Нет, не она.       «Но не я же? Это ведь не могу быть я?» — Баки трусил задать вслух самый главный вопрос, чувствуя себя ничтожеством.       — Тогда может…       — Баки, угомонись. Со своей личной жизнью я разберусь как-то сам, а теперь соизволь заткнуться и спать. Пожалуйста! — последнее слово Стив произнёс почти умоляюще, и Баки сдался, повернулся на бок и попытался заснуть.       Ночь прошла отвратительно: его раздражал каждый звук, а Стив постоянно ворочался, и кровать под ним скрипела; рубцы на груди тоже не унимались — жгли, зло напоминали о себе. Он несколько раз выходил на балкон, чтобы подышать и успокоиться. Пожалел, что бросил курить и даже заначки не оставил. Впрочем, сигареты тут бы никак не помогли бы.       Вернувшись в спальню посвежевшим, но донельзя раздосадованным, он застыл посреди комнаты: в сером утреннем свете Стив спал, распластавшись на спине; одеяло сползло ниже пояса. Баки тихонько подкрался к нему и присел на корточки. План был прост: осторожно задрать синюю футболку со щитом, разрисованным звёздами, прочесть инициалы на груди, вычислить соулмейта и поговорить с ним. Стив потом ещё спасибо скажет. Главное — не попасться прямо сейчас.       Баки, взявшись за край футболки и стараясь даже не дышать, опасливо покосился на спящего. За подобное посягательство на личное пространство мог врезать даже спокойный Стив — а удар у него поставлен отлично, не зря же они оба в школьные годы ходили в секцию бокса. Баки спокойно относился к синякам, полученным за дело, но у него одним из ближайших заказов стояла свадебная фотосъёмка, и крайне желательно было явиться на неё без фингала под глазом. Понадеявшись на удачу, он медленно потянул за край футболки вверх, не забывая опасливо поглядывать на спящего Стива — веки, обрамлённые золотыми ресницами, оставались плотно сомкнутыми, губы чуть приоткрыты. Спящая красавица, мать её. За пробуждение в подобной двусмысленной ситуации, скорее всего, отблагодарит «принца» огромным кулаком в лицо. Баки едва не прыснул со смеху. Сосредоточено закусил губу, потянул футболку выше, обнажая бледный рельефный живот. Кровь совершенно неуместно прилила к лицу. Баки в принципе мало что могло смутить, тем более что Стива, обнажённого до пояса он видел неоднократно, но раздевать было ужасающе странно, пусть и без всякого подтекста. Чем выше, тем медленнее и неохотнее задиралась футболка — Стив здорово мешал, влипнув спиной в продавленный матрас. До заветной груди оставалось совсем немного, и Баки, воодушевись, подобрался пальцами поближе к телу, комкая в кулаке мягкую ткань. Ещё чуть-чуть… и его схватили за шкирку, как нашкодившего кота:       — Мне сейчас очень хочется вышвырнуть тебя в окно, — хриплым спросонья голосом объявил Стив и рывком одёрнул на себе футболку: — Попробуй убедить меня этого не делать.       — Я просто хотел помочь. Я ведь знаю, как болят эти шрамы… — Баки прикусил язык, но было поздно.       — Знаешь? — сузил глаза Стив, притягивая Баки за футболку на груди так, что они оказались лицом к лицу.       — Читал. Слышал. Да кто вообще об этом не знает, — врал Баки, отчётливо понимая, что его это уже не спасёт. Стив догадался — и пришёл в бешенство.       — Покажи!       — Что? — Баки нервно сглотнул, прекрасно зная, что тот имеет в виду.       — Свой безупречно чистый торс покажи! Давай же! Ты ведь говорил, что тебе повезло, ведь так круто не иметь отметок. Свобода выбора и всё такое. — Стив разжал пальцы и оттолкнул Баки от себя. — Вперёд, покажи мне! Хочу завидовать твоей свободе!       — Стив, не горячись.       — Нет, я хочу и буду горячиться, потому что мой лучший друг — чёртов лгун! Давай уже, сними футболку и докажи, что я неправ.       Стив злился, буквально прожигал в нём дыру взглядом. Баки ничего не оставалось кроме как выпрямиться в полный рост и признать своё поражение:       — Ты прав.       — Покажи, — бескомпромиссно потребовал Стив.       «Это всё равно когда-нибудь случилось бы», — рассеянно подумал Баки, и, взявшись за край футболки, стянул её с себя. В нервном ожидании застыл перед Стивом, ощущая себя обнажённым как никогда. Словно за грубыми розовыми рубцами на белой коже можно было разглядеть его всего: сердце и душу.       Стив перешёл в положение сидя, смотря на надпись на груди заворожено, с немым отчаяньем. Тишина Баки показалась до жути неуютной. «Скажи уже что-нибудь», — мысленно попросил он.       — И… — в голубых глазах Стива появился влажный блеск: — Как давно?       — Чуть больше года назад.       — Почему не сказал?       — Я собирался, — пожал плечами Баки. — Правда собирался, но у тебя появилась Пегги — и видел бы ты себя со стороны, весь аж светился от счастья. Я решил, что твой соулмейт точно не я, а значит, и говорить не о чем.       — Это был бы ты, — тихо сказал Стив, стягивая с себя футболку: — Ещё год назад, если бы признался.       На воспалённой коже его груди красные линии переплетались в узор из трёх букв «J.B.B.». Баки стало и грустно, и смешно, и он покачал головой:       — Боже, какие мы дураки.       — Ага. — Стив встал. — Особенно ты. — Он с усмешкой его спародировал: — У меня нет соулмейта, потому что я настолько офигенен, что меня никто не достоин, бла-бла-бла.       — Но ты ведь понимаешь, насколько тебе со мной повезло?       Стив остановился напротив и возразил:       — Это тебе со мной повезло.       И ведь не поспоришь: Стив наклонился и принялся покрывать нежными поцелуями место, где шрамами были выведены первые буквы его имени и фамилии. На Баки тёплой волной нахлынуло такое блаженное облегчение, что под сомкнутыми веками, казалось, вспыхнули и поплыли звёзды всей Вселенной.