Слёзы мёртвой вечности

      В комнате с приглушенным светом, нерушимая тишина время от времени тревожилась, разве что, тихим шелестом бумаги. Юкио лежала на диване перед столиком и наблюдала за работающим парнем. Он медленно моргал длинными ресницами, иногда вглядывался в лицо Греха и снова переводил взгляд на бумаги. Зависть искренне недоумевала, почему вампир тратил свою вечную жизнь на какие-то бумаги. От их заполнения ничего не изменится. Из особняка не выселят, денеш просить не будут. Всё оплачивает их отец и на расходы сыновей не смотрит. Возможно, он даже не видит счета, что ему присылают. Юкио становилось грустно при мысли, что книжний червь, сторонник манер и правил, любитель дисциплины, взял от своей матери самую худшую черту — занудство. Не умея веселиться и радоваться жизни, Рейджи живет работой и заботами. Это разочаровывает. Такие существа погрязают в домашних делах и забывают о себе, хотя в их судьбах были написаны великие свершения. Сакамаки не мог представить иной жизни, где ему приходилось много улыбаться и радоваться. Он считал себя недостойным такоц привилегии, относился к радостям жизни, как к чему-то глупому и не нужному. Однако, вглядываясь в лица братьяв и грехов, Рейджи находил в веселье что-то приятное, родное и душевное. Особенно, когда перед ним лежала Юкио. Казалось, они были похожи. Были скупы на эмоции, слегка черствы и грубы. Вот только Зависть познала прелесть жизни, смогла обуздать собственный грех и подчинить его себе. За холодной стеной в глазах, пряталась теплая и мягкая душа. Весь ее холодный и строгий вид ушел, осталась только уютная нежность. — Зря ты занимаешься этими бумагами, — шепчет девушка. Ей хочется закрыть глаза, но она делает усилие, чтобы вглядеться в яркие глаза парня и увидеть там скучающую безмятежность. — Тебе стоит подумать о себе. Подумать о Рейджи. — Я не могу доверить это дело болвану Шу, — недовольно утверждает вампир. Он слышит тяжелый вздох Зависти и улыбается. Милое личико становится хмурым. — У тебя такая необычная привычка: вздыхать. — Это не так, — оправдывается, хоть и знает, что тот говорит правду. Ей хочется ответить по-иному, чем просто согласиться. — Дело в том, что я очень часто разочаровываюсь в жизни. Рейджи позволяет себе снисходительно взглянуть ей в глаза. Обычная маска суровости слетает с него, когда дело касается этой девушки. С ней он чувствует себя более уверенным и свободным. Юкио не просит его доказывать всем свою значимость. Она принимает его настоящего, знает, какой тот на самом деле неудачник. От осознания такой истины становится легко на душе. В синих глазах играет свобода. Она одурманивает его разум, не позволяет отказаться от желания Греха. — Пойдем пить чай, иначе умрем здесь от скуки. Рейджи снимает очки и чувствует усталость. Раньше он не задумывался о собственном здоровье, а сейчас желал отдохнуть. Хотя бы немного, чтобы прийти в себя. Юкио позволяет ему это сделать, самостоятельно разливая чай по чашкам. Она совсем не улыбается, её губ почти не видно. Напоминает фарфоровую куклу без сердца. Вкус горячего чая приникает в холодное тело. По телу пробегают приятные мурашки. Рейджи смотрит, как Юкио обжигается нежными губками о чай, и улыбается. Девушка похожа на ребенка, который не умеет жить. Она стойко терпит горячий чай и выпивает его залпом. Совсем не изысканно и изящно, а как войн, которым она и является. Не тратит время на наслаждения. — Акари явно горячее, — хмыкает Зависть, вспоминая огненную силу подруги. Рейджи в который раз отмечает различие грехов. Ему кажется, что те были не случайно познакомлены. Тем не менее, он снова находитсч под властью бездонных глаза. Видимо, Юкио любит, когда ей подчиняются. — Пойдем спать, Рейджи. Солнце уже взашло. Вампир и не понял этого, пока не посмотрел на шторы. Они светились от солнца, что раздражало его рецепторы. Усталость камнем свалилась ему на плечи, пришлось подняться и сходить за пижамой. — А ты присоединишься ко мне? — Рейджи не нужно было поворачиваться, чтобы спиной ощутить тот взгляд, который являлся ответом. Две пижамы были вытащины из шкафа. Синяя и голубая. Идеальное сочитание строгости и легкости. Вампира смешит детское поведение Юкио, когда штаны с нее падают, а она снова их натягивает. Рейджи это кажется неимоверно забавным. — Выпьешь крови перед сном? Раньше никто не лежал с Рейджи. Никто не давал пить себя вот так просто. Он мог спокойно прикасаться к её тонким рукам, укладываться на мягкую подушку и проникать клыками в нежную кожу ключиц. Охлождающая жидкость проникла в него, утоляя голод и жажду. Девушка расслабилась в теплой кровати и усмехнулась, когда белоснежные перчатки были кинуты на тумбочку. Вампир начинал засыпать, переплетаясь с ней ледяными руками. — Не брезгуешь прикасаться ко мне? — мурлычет Зависть и, кажется, уже не может завидовать никому, кроме себя. — В тебе есть масса исключений, — бормочет Рейджи и засыпает. Впервые так быстро и спокойно. Юкио хочет уснуть вместе с ним, но слышит приближающиеся шаги. Её пальцы бродят по мягким волосам парня, собственное дыхание заглушает ему скрип двери. На пороге появляется темный силуэт. Грехи легко узнают себя по одному только запаху. — Когда ты уже заставишь своего ребенка работать? — бурчит Юкио и слышит легкий снисходительный вздох. Ей бы хотелось вскочить и взглянуть в глаза напротив, но она продолжает быть подушкой спящего вампира. — Я хочу поскорее освободить своего от этого. — Я работаю над этим, — шепчет Акари и поправляет свои шикарные волосы. Она вглядывается в бледное личико подружки. — Пойдёте с нами в деревню? — Мы сходим потом, без вас. — Тогда отдыхайте, малыши. Акари порхает к следующей комнате, где её уже давно ждет вампир. Он лежит на привычном диване и слушает музыку. Казалось бы, он не заметит пришедшего Греха. Однако, Сакамаки устало вздохнул и приоткрыл глаза, когда ощутил жар. Перед ним стояла Акари, ярко улыбалась и поправляла волосы. Её голос был нежнее, чем обычно. — Тебе пора побороть свой страх. Шу и не думает отказываться, однако, он всё же позволяет себе тяжело вздохнуть и лениво встать с дивана. Акари шла по пеплу, подходила к одинокой избушке. Её тонкие пальчики прикасались к обгоревшему дому, оставались темные следы на бледной коже. У неё был мелагхоличный взгляд, какой обычно был у Сацучи. — Карлхайнц подарил мне и Юкио по деревне. Заставил их существовать вечно. — Это довольно странно, — нахмурился Сакамаки Шу. — Все вампиры выражают свою любовь необычным способом, — улыбнулась Лень. Акари рассказывает ему историю о том, как одна маленькая девочка ненавидела всех так, что не захотела помогать. Дом начал гореть от одного желания девушки. Шу поморщился, но не отступил. Он упрямо смотрел на свой страх, где с наслаждениеи стояла его наставница. Она казалась повелительницей этой стихии. — Познай ту же любовь к огню, которую познала я, когда он забрал всех, кого я ненавидела. Её горящие руки обхватили парня. Тот качнулся в сторону, попытался успокоиться и смог вернуться в особняк в сожженых одеждах. Однако, уже на пути к мощной двери они остановились у садика Субару, где в белоснежных розах сидела одна из Грехов и проливала слезы. По её рукам стекала, казалось бы, обычная жидкость, хотя на деле это был соленый яд. Он не навредит, если его не попробовать на вкус. Акари не могла бросить свою подругу, она решительно подбежала к ней и потрясла за плечо. — С тобой всё в порядке? — от жалостливого голоска Лени, плечи Гнева затряслись с новой силой. — Ты у нас самый добрый и глупый Грех, — Акари непонимающе отшатнулась, когдс Коске вскочила. На лице была жуткая улыбка, но из глаз продолжали течь слезы. — Я же пошутила, дура! Громкий смех отпугнул Акари. Желание обнять и утешить подругу испарилось, пришло только скорбное понимание ситуации. Здесь, в этот самый момент, Лени следует просто разозлиться. — Какая же ты злая, Коске… Не хочу больше дружить с тобой! Шу смотрит на эту сцену со скептицизмом, он следует за своей наставницей и слышит её угрюмые вздохи. — И ты ей поверила? — Конечно же нет, — буркнула девушка и вновь поправила волосы. — Просто утешать её должа не я. Как будто по велению Акари, перед ними появляет нужный вампир. Его руки все в садинах от шипов роз, однако, его это, казалось бы, и вовсе не трогает. Он непонимающе смотрит, когда девушуа останавливает его, слегка ударив в живот ладонью. Шу непонимающе переглядывается, когда его брат и наставница разговаривают телепатически. Такое, на самом деле, не происходит, просто они сразу все поняли. Хватило одного взгляда на Акари, чтобы Субару понял — что-то случилось с Коске и он ей нужен. Он с детства не переносил женские слезы, всегда злился, когда кто-то плакал и кричал. Теперь же он стал спокойнее. Переживание сменилось смирением, хотелось утешить и обнять свой Грех. Коске показалась ему такой слабой, какой ещё никогда не была. Холодные руки легли ей на непослушную макушку. — Что такое? — смешинка в его голосе разряжает обстановку. Он замечает серые глаза. Туманные, как обычно. Девушка была слишком красива в этот момент. У неё на щеках были прилипшие волосы, некоторые даже попадали в рот. Глаза красные, лицо все мокрое. Субару считал ее красивой. — Чем сильнее я становлюсь, тем сложнее мне кого-то защищать, — признается чудовище. — В погоне за силой, я теряю всех, кто был мне дорог. И потеряю тебя. Казалось бы, Субару где-то это уже слышал. Ах, да, он сам себе такое же говорил, когда не смог спасти мать. Злость закипает в нем. Он хватает девушку и с силой трясет. — Хватит нести бред! Это ты из-за войны такой стала? — Мне просто страшно. Страшно снова терять людей. Как и много веков назад, когда демоны убили мою семью, которую я так упорно защищала, — слезы усилились. Воспоминания окружили её. Монстры, что танцуют перед ней в крови. Маленькое тельце на руках. Соленые слезы и оторванные головы. — Младшего брата, что родился без ножки, а так же слепого сына. Я похоронила всех, кого любила. Я не имею права любить и быть любимой! Субару не мог проникнуться этим. Коске была психом. Говорила она правду или врала? Вампир не знал, однако всё же крепко обнял её и вдохнул запах смерти. Примерно так пахнет его Грех. Отчаянием и одиночеством. — Заткнись, я докажу тебе, что ещё ничего не потеряно. Обещаю. Коске слабо улыбается и обнимает вампира. Её выдох становится тяжелым, но облегченным. — Тогда доказывай быстрее, малыш. Я так устала ждать.