Запей меня дешёвым виски

      Момент, когда его чему-то учат или тычут в лицо его же недостатками, — самый противный для Чангюна. Он не любит считать себя ничтожеством, не достойным всего, что ему принадлежит. И, наверное, проще было бы слышать такое от завистливых одногодок, а не от собственного отца. Он прекрасно знает, что сын далеко не самостоятельный и не независимый, а подчеркнуть это для Има старшего — как утренний кофе — совершенно обязательно. Именно это происходит, когда мужчина вызывает Чангюна в свой кабинет для очень важного, но на самом деле абсолютно бессмысленного разговора.       Парень поднимается на самый верхний этаж главного отеля, поправляя воротник накрахмаленной темно-синей рубашки, надеть которую его заставила мама. Чангюн частенько задается вопросом, почему на встречу с собственным отцом он должен наряжаться, как на собеседование. Но это легко объяснить. Они видятся разве что по выходным, и то ненадолго, ведь единственное развлечение родителей шатена — ресторан в субботний вечер, возможно, казино, и в обязательном порядке светская вечеринка.       Если сложить все время, что они провели с младшим сыном, вряд ли получится наскрести год из двадцати.       Это не так раздражает Чангюна, как чертовски разочаровывает. В то время как другие подростки с радостью променяли бы излишнее внимание родителей на несколько лишних нулей на счету банковской карты, парень не отказался бы от банального «Как прошел твой день, сынок?».       И сейчас он стоит в лифте, переминаясь с ноги на ногу и нервно закусывая губу, ведь на подобные слова и не рассчитывает. Единственное, чем может быть заинтересован его отец, — учёба Чангюна, а вернее, точная дата, когда тот получит совершенно бесполезный диплом и сможет приступить к семейному делу. Возможно, ему светит несколько отелей на окраинах Сеула, ведь главные здания уже заняты. Не их конкурентами и даже не членами семьи Кихёна, которая, на самом деле, интересуется только инвестициями, а не управлением. Как бы это абсурдно не звучало, главный соперник Чангюна — его же брат.       Чонсок старше на четыре года и, кажется, умнее на целых десять. Он целеустремленный, амбициозный и красивый. И, что самое важное, он любимчик. Им старший только и может говорить, что о своем одаренном первенце, который способен еще больше развить их бизнес. А Чангюн… Ну, он просто есть. Точно так же, как есть несколько небольших отелей. И если парень совершенно не обижается на размер своего, скажем так, наследства, то он до боли в груди разочарован тем, что для своих же родителей значит ровно столько же, сколько эти чертовы филии. Маленькая часть всего, что они имеют. Маленькая незаметная и, скорее всего, совершенно ненужная.       Чангюн мнется перед большой дверью кабинета. Он чувствует себя так, будто идет на расстрел. Старый телефон вибрирует в его заднем кармане, и парень недовольно вздыхает. У Вонхо есть удивительная способность писать всякую ерунду в самые, черт возьми, неподходящие моменты. Чангюн не собирается терять свой решительный настрой, поэтому не спешит отвечать парню, что погода и правда отвратная, например, или, если жевательная резинка запуталась в волосах, это не конец света. Шатен игнорирует даже второе сообщение, шумно вздыхая и наконец открывая проклятую дверь, которая, к сожалению, поддается с первой попытки. — Здравствуй, отец.       Чангюн низко склоняется, закусывая губу от раздражения, ведь мужчина даже не соизволил отвести взгляд от бумаг, когда вошел его сын. Он, как всегда, чересчур серьезен и сосредоточен, сидит в дурацком черном костюме и белой рубашке, которая сегодня же окажется в мусорном баке. Ведь они одноразовые. И может, Им преувеличивает, но ему кажется, что отцу проще выбросить все лишнее, чем возиться с этим.       Шатен садится в кожаное кресло напротив широкого дубового стола и скрещивает руки в ожидании, хоть прекрасно знает, как сильно мужчина ненавидит этот жест. Он говорит, что так люди проявляют неуважение и нетерпение к собеседнику. Даже если он прав, только так Чангюн сможет добиться внимания. Бросая вызов, он хотя бы может напомнить о своем существовании.       Мужчина поджимает губы, глядя на сына из-под очков в золотой оправе. Он выглядит, как всегда, укоризненно и недовольно, поднимаясь с большого кресла и поправляя подол пиджака. Им старший прочищает горло, и от этого по спине Чангюна бегут мурашки, ведь так отец готовится не просто к серьезному, а к опасному для самого же парня диалогу. Мужчина подходит к панорамному окну, отворачиваясь от растерянного сына, который пытается изобразить спокойствие и безразличие. На самом же деле внутри него буря. — На что ты надеешься, разочаровывая меня каждый раз? — строго говорит мужчина, пряча руки в карманы брюк.       Чангюн теряется, не ожидая подобной фразы. Он может только догадываться, что именно имеет в виду отец. Ведь, по сути, все, что парень делает, — разочарование для его родителей. Было бы намного лучше, если бы Чангюн интересовался делами Има старшего, сопровождал его на каждой встрече и, иными словами, был неудачным «копировать-вставить» своего брата. Но он другой, совершенно незаинтересованный человек, который, к их же счастью, молча смирился со своей расписанной по годам жизнью. — Если ты хочешь расположить меня к себе, проявляй уважение, — голос мужчины даже не вздрагивает, будто то, что он говорит, совершенно нормально для отношений близких людей.       И в этот момент Чангюну хочется кричать, биться в истерике, как маленький ребенок, ведь это так нелепо. — Я должен расположить к себе своего же отца? — не выдержав, спрашивает шатен, изо всех сил пытаясь скрыть обиду в подрагивающем голосе. — Ты слышишь себя, папа?       Парень надеется, что хотя бы последнее его слово вернет здравый рассудок этому мужчине, который общается с ним так, как со своим работником. Чангюн не называет этого человека «папой» априори. Потому что папа — это родной человек, любовь и заботу которого ты можешь почувствовать. А отец — это то, что досталось ему. Просто человек, чью фамилию он носит. Просто человек, от которого зависит вся жизнь двадцатилетнего парня. — Прекрати спектакль! — мужчина повышает голос, поворачиваясь и грозно глядя на Чангюна сверху-вниз.       Парень едва заметно вздрагивает, выпрямляя спину и опуская взгляд. Ему хочется уйти, громко захлопнув дверь. Хочется закончить этот разговор, который всегда заставляет чувствовать себя бездарным. Непутевым и ненужным. На самом деле, это то, каким видят его родители, и как бы шатен не пытался закрыть на это глаза, они все равно предательски слезятся. Он ненавидит себя за свою же слабость, за свою детскую зависимость. — Преподаватели говорят, что ты ужасно учишься! Прогуливаешь лекции, не реагируешь на замечания, — говорит мужчина, размахивая руками и приближаясь к парню, который старательно игнорирует все, что слышит. — Мой сын должен быть идеальным, а не одним из худших! Ясно тебе?       Им старший нависает над Чангюном, давя на него почти физически. Хоть морально парень давно убит, он собирается с силами, поднимая на мужчину полный злости и обиды взгляд. Ему плевать, что глаза позорно влажные и красные. Ему плевать, что после любых его слов ничего не изменится. Ему плевать, что он в любом случае останется жалким, зависимым ребенком до самой старости. — Ты закончил? — дрожащим, но уверенным голосом спрашивает Им, резко поднимаясь с кресла и делая огромный шаг назад. — Тогда позови Чонсока. Пусть идеальный сын поможет тебе снять стресс после встречи со мной.       Чангюн в последний раз окидывает отца обиженно-раздраженным взглядом и идет к двери, не оборачиваясь. Вслед он слышит: «Так и сделаю!» — и думает, что продолжать обмениваться язвительными фразами бессмысленно. Он идет по коридору, толкает плечом бедную секретаршу и даже не думает извиняться. Потому что он не идеальный сын, и к чертям он слал все, чем его могут упрекнуть.       Телефон в заднем кармане настойчиво вибрирует уже четвертый раз, и теперь шатен останавливается у лифта, потянувшись рукой за гаджетом. Но все не может закончиться так быстро, как и раздражение не может отпустить парня, ведь дверь открывается, и оттуда выходит никто иной, как Чонсок. Чонсок, который всегда улыбается, следит за своей укладкой, пользуется розовым бальзамом для губ и меняет небесно-голубые рубашки даже чаще, чем девушек. Чангюна почти тошнит, и он даже не пытается это скрыть, закатывая глаза в ответ на ласковое приветствие брата. Чонсок видит, что парень выглядит далеко не лучшим образом и, кажется, догадывается почему. Он чересчур неожиданно сжимает плечо младшего, отводя того к зоне отдыха в главном коридоре. — Ты опять нагрубил отцу? — с претензией спрашивает старший, поджимая губы и скрещивая руки на груди.       Чангюн лишь недовольно цокает языком, усаживаясь на диван и предпочитая разглядывать рыбок во встроенном в стену аквариуме. Он знает, что Чонсок собирается отчитать его, напомнить о пожизненной благодарности родителям за золотую жизнь, от которой Им берет по максимуму, но все это младший уже слышал. И он уже не один раз слал брата к черту с его советами и неуместными воспитательными моментами. Чангюн устал от того, что семья иногда забывает, что ему чертовых двадцать лет, а не восемь. — Послушай. В твоем возрасте это нормально. Тебе хочется независимости, свободы, самостоятельности… — Чонсок! — перебивает шатен, едва сдерживая рвотные порывы от заумного лица старшего. — Если тебе не сложно, сделай мне одолжение.       Чангюн смотрит на растерянного брата со всей раздраженностью, что накопилась внутри него всего за полчаса пребывания в этом отеле. — Заткнись и оставь меня в покое, — отрезает шатен, поднимаясь и быстрым шагом обходя Чонсока. — Иди, поцелуй отца в задницу. Сейчас он в этом очень нуждается, поверь.       Им игнорирует угрожающие возгласы брата, миновав лифт, и спускается ступеньками с чертового двадцать седьмого этажа. Его руки дрожат от злости, а губы поджимаются в попытках сдержать крики и ругательства. Чангюну так сильно осточертело слушать нотации и делать вид, что он осознает свои ошибки. Разумеется, он осознает их, только вот исправлять не собирается.       Им не хочет быть тем идеальным образом, который соорудил его отец много лет назад, подписав «Мой сын». Он хочет быть собой: показывать свои амбиции и характер. Он хочет жизнь, которую спланирует сам и которая не будет зависеть от чьих-то денег.       Чангюн готов плюнуть в лицо любому, кто скажет, что с удовольствием побывал бы в его шкуре. Потому что всего, чего он хотел с самого рождения, о чем мечтал, смотря фильмы в детстве, лишен. Лишен семейного тепла и родительской любви. Он видел, как дети встречают Рождество со своей семьей: пекут печенье и украшают елку, а сам в это время распаковывал очередной дорогой подарок, спрашивал няню, обязательно ли маме и папе лететь в Альпы на праздники, и думал, что это нормально. Он правда жил иллюзией идеальной жизни, и поверить не может, что даже сейчас, в двадцать лет, продолжает жить так же.       Чангюн до боли прикусывает нижнюю губу, наконец покидая здание отеля и судорожно вдыхая свежий воздух. Он наконец достает свой новый телефон из переднего кармана, игнорируя несколько сообщений от мамы с вопросом, как все прошло, а затем тянется к заднему за «динозавром». Им не знает почему, но рассчитывает сейчас только на Вонхо и его нелепое «у богатых свои причуды», потому что догадывается, что ни мама, ни Кихён не поддержат его. 16:12 Все-таки пошел на встречу с отцом? 16:12 Обсудите количество твоих активов? ;)       Чангюн не обижается, даже не думает язвить или злиться. Он должен был предугадать то, что Вонхо плевать на проблемы шатена. Или хотя бы то, что вору вряд ли дано понять подобные проблемы. 16:46 Он ужасный человек. 16:47 Ужаснее меня? 16:47 Как ты, только с деньгами. 16:48 Хорошо, что ты не знаешь, какой я.       Чангюн улыбается устало и натянуто. Он не настроен на загадки Вонхо прямо сейчас. Не настроен продолжать эту игру, когда все, чего парню на самом деле хочется, — напиться в хлам виски, которое старше его вдвое. Он прячет телефон обратно в карман и неосторожно перебегает через дорогу, садясь на заднее сидение черного «Мерседеса» и бросая короткое «домой» водителю.