Runaway

      Уже неделю Ханбин не появлялся в студии, не отвечал на звонки, а когда Генри пытался вытащить друга из его темной пещеры, которая носила гордое название «квартира», тот лишь уставшим голосом просил уйти, даже не отворяя дверь. «Очень гостеприимно, ублюдок» — каждый раз выплевывал Лау, но неизменно приходил на следующий день. И все начиналось заново.       Чживон же всю неделю старательно делал вид, что ему плевать. Он шутил, смеялся, радовался, танцевал изо всех сил, ругался, на каждое замечание отвечал в своей саркастической манере. Но между шутками, смехом и бесконечной болтовней, были мгновенья, которые замечал лишь Чжунхэ, когда в глазах Чживона проскакивал мимолетный приступ боли, отчаяния, обиды… Но он тут же исчезал, не давая никому и повода узнать что-либо. Честно, Ку думал, что появление соулмейта должно приносить радость, но Бобби все это время лишь страдал, никому ничего не говоря, пытаясь перевести тему, если уж кто-то осмелился спросить об этом, убегал, лишь завидев решительный взгляд друзей, который означал лишь одно — они хотели разобраться. Чживон не глупый, он знал, что его друзья все видят, но снимать маску не желал. Ни перед кем.       В очередной из дней, Чжинхван не вытерпел натянутой улыбки и, схватив Бобби за руку, повел в «укромное место», в простонародье — туалет.       — Ну чего тебе, — хныкал Чживон. Ему ну совсем не хотелось говорить с другом. Не сейчас. Внутри боль съедала все, а сердце, будто давно умершее, не чувствовало ничего, кроме обиды. Боясь снова быть преданным, подозревая всех, и морально умирая, Чживон не хотел рассказывать о своих чувствах. Просто не хотел. Отъебитесь все от этого ребенка, ему хуево. Но у Чжинхвана были другие планы.       — Та книга, — он посмотрел снизу вверх в и без того узкие полузакрытые глаза друга, пытыясь увидеть там хоть что-то, — ты ее открывал?       — Я хотел ее сжечь, ведь ты сказал прочитать ее вместе с Биаем, но он оказался… — голос Чживона заметно задрожал, а он сам поник, выдавливая из себя слова. Но Бобби тут же встряхнул головой и быстро ответил, стараясь уйти, — Впрочем, ничего важного. Нет. Я ее не читал.       — Пожалуйста, страница 202, хотя бы ее, — кричал вслед уже ушедшему парню Чжинхван. Черт. Как все это надоело. Почему Чживон упертый, как осел? Почему Ханбин тупой, как курица? Они стоят друг друга. Чжинхван же так и стоял посреди туалета, думая о своих друзьях. Ему нужно думать о грядущих выступлениях и конкурсах, но нет, он думает о том, как свести друзей дебилов. Кто-то очень тихо вошел, и обнял Чжинхвана, второй узнал бы этот запах даже с заложенным носом, такой родной и домашний. Из глаз Кима полились слезы, а руки крепко обняли парня.       — Ты чего рыдаешь то? — испуганно вскрикнул Чжунхэ.       — Они мне так надоели.       — Вот ведь плакса. *____*        Дома находиться Чживон не хотел. Ему осточертели эти убитые стены, затертые полы, вечно ругающиеся соседи сверху. Еще и сестра, найдя своего соулмейта, съехала.        В тот день Бобби не лил слез, не злился, он просто был опустошен, не хотелось даже есть, а Ханна лишь усугубляла ситуацию, раздражая своей наигранной озабоченностью. Ведь Чживон чувствовал ее, а она лишь искрилась от счастья, и даже не пыталась понять брата, не желая портить свое настроение. Восторг и блеск глаз сестры бесили Бобби, но он не говорил ей ничего. Плевать. Просто плевать.        На следующий день, когда Ханна уже собрала вещи, она долго стояла у двери с сумками и спрашивала, все ли будет в порядке у брата, якобы она не хотела уезжать. Только все её действия, особенно уже собранные сумки, говорили о том, что ей плевать, и она хотела бы поскорее свалить из убогой квартирки брата, да и от него самого, с его вечно (всего пара дней, Ханна, ну ты и пизда) страдающим лицом. Ким не понимал к чему вся эта показуха, сказала бы сразу: "Чживон, ты заебал. Поки", но так же Ким не понимал, почему его сестра вдруг стала так равнодушна к еще пару дней назад самому любимому человеку.        Чживон вывернул свой рюкзак, из которого вывалилось, кажется, миллион вещей, но взял лишь книгу, которую ему дал Чжинхван. Он запрыгнул в свои кеды, кинул шоколадный батончик в карман куртки и вышел во двор, где каждую клеточку тела пронизывал холодный ветер, выгоняя все мысли из головы. Не думая, Ким машинально передвигал ногами и зарывался носом в ворот тонкой куртки. Сам не понимая как, он дошел до кафе, где раньше подрабатывал Чану, и, как будто жизнь смеялась над парнем, в окне он увидел свою сестру вместе с Чоном, Ханна что-то эмоционально рассказывала, взмахивая руками, а Чану умилялся с её грубых и больших жестов. Но это все выглядело как-то… Наигранно. Будто какая-то злая магия была между ними. Вы видели привороженных людей? Они вместе такие счастливые, но один обязательно будто искусственный. Здесь было тоже самое, только вот ненастоящими были оба. Нет. Чживон не пошел в кафе. Он не хотел сейчас видеть сестру, она стала отвратительно равнодушной куклой, от которой лишь тошнило.        Чживон знал лишь одно место, в котором можно было бы отгородиться от своих мыслей, спокойно почитав книгу, или просто наконец поспать, положив голову на руки — это был морг. Но увы его бы туда не пустили, так что оставалась башня Лотте, а точнее ее 121 этаж, где люди были не частыми гостями. Обычно они все на 122 или 123.        Огромные панорамные окна открывали вид на серый Сеул, и спокойную реку Ханган, которой совсем не было дела до жителей города, основавшегося вокруг нее, которые вечно куда-то спешили, опаздывали, кричали, падали, умирали, рождались, она проживала свою размеренную и спокойную жизнь, не заботясь о проблемах других. Чживон хотел бы быть таким же. Он закрыл сердце ото всех, но те, кто туда добирался, часто причиняли ему адскую боль. У стекол башни было множество цветов, высаженных в «клумбах», и небольшой выступ, играющий роль сиденья, на который приземлился зад парня. Щеки и пальцы все еще покалывало от резкого перепада температуры, хотя до смотрового этажа он добирался не быстро. Купить билет, пройти охрану, пройти коридоры со множеством узоров и потом лифт. Ким посмотрел на название книги и вскинул брови. «Судьба. Жизнь. Душа.» Серьезно? Чжинхван смеялся над ним?       — Ла-адно, какая там страница? 20…5? 212? 202? Все-равно, открою с 200 и дальше буду читать.        Парень открыл книгу и блаженно вдохнул запах страниц. Раньше он обожал читать все, что попадется ему под руку, упивался запахом книг и хрустом ещё нового переплета, скрипом иногда немного слипшихся страниц. Как давно он этого не делал? Наверное, с того времени, когда отец ушел из семьи во второй раз. Ведь именно папа привил Киму эту любовь, но книги стали напоминать ему лишь об огромной боли. Чживон перелистал страницы, и остановился на двухсотой. Это было продолжение какой-то из глав, видимо. Бегло пробежавшись по словам, считая, что это не та страница, ведь ему надо было бы начало главы, он запомнил лишь «Ложные соулмейты» и «Становятся равнодушными и холодными ко всему».        На 202 странице был огромный заголовок «Болезни родственных душ». Когда Бобби был маленьким, он часто читал сказки про соулмейтов, которых свела красная нить судьбы и они жили долго и счастливо, но это были лишь сказки, а реальная жизнь такова, что соулмейтов просто не существует, как и судьбы. Человек сам строит свою жизнь, делает выборы и ему открываются разные возможности. Судьба — лишь еще одна вера человека, как религия. Когда человеку не во что верить, но он хочет лучшего будущего, ничего при этом не делая, он начинает верить в судьбу. Ведь так проще. Не получилось? Значит это тебе не нужно, так судьба решила, и не важно, что ты не старался. Получилось, но не нужно тебе? Понадобиться в будущем, ведь судьба плохого не сделает. Не сошлись с человеком? Судьба приготовила кого-то лучше, или это было просто испытание. Бред же? Так думал Чживон. Он не хотел верить в судьбу, ему это казалось слишком глупым. И все же Бобби начал читать, он слишком любил друга, чтобы игнорировать его отчаянные крики.        Чувствовали ли вы когда-нибудь что-то необычное с вами? Ток от соприкосновения с кем-либо? Мороз по коже? Непонятные надписи на руках, хотя вы не писали этого? Или зрение пропадало? Крутило живот? Раскалывалась голова? Невыносимо чесался нос, как от аллергии? Да, такое часто случается и в повседневной жизни, но не задумывались ли вы о том, что это могла быть ваша родственная душа? Как правило соулмейты при случайных встречах или взаимодействиях начинают «болеть», и так при каждой встрече, пока они не подтвердят свою судьбу поцелуем.        Ким вроде бы читал, вроде все слова знал, понимал, но к чему это? Да и вообще что за бред? У него часто чесался нос, и? И что? Закатывая глаза и проклиная друга, который подсунул эту «дичь» Бобби вновь опустил взгляд на строки. Просто из принципа дочитать главу.       Как уже было сказано, существует три типа соулмейтов. (Подробнее см. стр. 190) Ложные, те, которые не осознавая этого лишают друг друга всех эмоций и любви к другим, забирая все себе. Обычные — те, которые есть у каждого, но не каждый находит, так же обычным комфортно друг с другом, они понимают с полу слова, могут видеть эмоции в глазах половинки, и искренне любят. А так же — истинные, что могут чувствовать друг друга за километры, их любовь намного глубже и сильнее, чем у других, они будто становятся одним человеком, дополняя и раскрывая другого, делая его лучше, заживляя раны.        Чживон быстро перелистнул на 190 страницу, где подробно описаны каждая из пар. Парень уже и забыл, что минуту назад он считал это бредом, сейчас ему стало интересно. Да и он давно не читал. Мысли о Ханбине, о Ханне, о маме ушли на второй план, а душевная боль отступила на время, заглушенная детским любопытством. Парень решил дочитать сначала о болезнях, а потом приступить к «разделению» пар.       У первых, ложных, болезнь с каждым поцелуем будет становиться все менее заметной, не приносящей дискомфорта, но никогда она не исчезнет. Соулмейты всю жизнь будут мучать друг друга, страдая от нее. У обычных — болезнь исчезает сразу после первого поцелуя, давая им возможности любить и жить дальше. У истинных все сложнее. Им нужно узнать друг друга настолько близко, насколько это возможно, полюбить не только видимый идеал, нарисованный судьбой, но и самого человека, его боль, его ненависть, его страхи, его привычки. Принять его таким, какой он есть. Только после всего этого, поцелуй станет лекарством. Обычно болезни истинных самые безобидные, но зачастую странные. Часто они связанны со слезами, возможно, соплями, ногтями, незначительными кровотечениями. Так же болезни, связанные с кровью, бывают и у ложных соулмейтов, но там все серьезнее. От таких болезней человек может умереть. Инфаркт, тромбоз, внутренние кровотечения, кровоизлияние в мозг и т.д. Обычные соулмейты страдают «фантастическими» болезнями. Что-то вроде надписей на коже, временной потерей зрения, слуха.        Странное чувство. Будто парень вернулся в детство, когда он как девчонка читал волшебные сказки о принцах на белом коне, и мечтал о такой же большой и сильной любви, когда он доверял всему миру, когда любил и радовался каждому новому дню, когда солнце не приносило жуткую боль глазам, а счастье, когда снег был не грязным и противным, а поводом выйти на улицу и слепить огромного снеговика. Он парень, но что мешает парню мечтать якобы девичьими мечтами? Чживон погрузился в книгу, он хотел прочитать еще и про три типа соулмейтов, что даже не заметил как к нему кто-то подошел. Он положил руку на голову Бобби, и второй поднял взгляд. Этим кем-то оказался Генри.        Оба были удивлены увидеть друг друга здесь.       — Что ты тут делаешь? — прокашлявшись, обратился к тренеру Ким.       — Прячусь от бренного мира, который мне надоел своей грязью и ничтожностью душ людей. А ты?       — Тоже самое, — улыбнувшись ответил Бобби. Кажется, он улыбнулся впервые за несколько дней. Генри улыбнулся в ответ и подсел.       — Что у вас случилось с Ханбином? — забрав книгу из рук Чживона спросил Генри. Он не понимал что делать и как помочь лучшему другу, который не вылазит из дома. Бобби не знает почему, но его наконец прорвало. Почему-то рядом с Генри хотелось говорить о Ханбине. Может, потому что он был его лучшим другом? Или выглядел старше своих лет и казался мудрым и повидавшим многое. Со злостью и детской обидой Ким выплевывал слова, рассказывая все, от начала до конца. От того, как они поцеловались в студии, до их несостоявшегося свидания. Ким оскорблял Ханбина, выражал желание убить его, а потом, успокоился и просто заплакал. Сам не понимает почему, голос неожиданно начал дрожать и глаза наполнились слезами. Выслушав Чживона, Лау попросил сначала лучше узнать Биая, а потом уже так плохо о нем отзываться. Посидев в молчании, Генри тихо начал рассказывать о себе.       — У меня был истинный соулмейт, — парень посмотрел на раскрытую страницу книги. «Типы соулмейтов». — Ее звали Сони. Необычное и прекрасное имя, правда? Родители были против наших отношений, потому что она торговала наркотиками, а ее родители давно бросили, да и девушка скатилась на самое дно, в которое втягивала и меня. Сама же никогда не принимала ничего. Год, мучительно долгий год, я ее вытаскивал оттуда, и, наконец, смог. За все это время были ссоры, она всегда отталкивала меня, но я никогда не пытался сбежать. Были избиения и с ее стороны, и разборки с байкерами. Честно, я не знаю как выжил, — он усмехнулся. — Но вытащил любимую девушку, год мы жили душа в душу, теперь уже Сони преодолевала препятствия в виде моих родителей, а я лишь наблюдал и смеялся. Мы безумно и искренне любили друг друга, но потом случилась авиакатастрофа. Сони стала журналистом, и добилась успеха за короткое время, так, ее отправили в германию, но самолёт разбился… — Было видно, что Генри тяжело говорить об этом. Он часто останавливался, будто перебарывая себя. — После этого я не помнил себя от горя, сам стал наркоманом, пытаясь забыться в героине и новом мире, что он дарил. Тогда Ханбин, которому вообще-то плевать на всех, увидел умирающего парня, который уже, кажется, перестал быть личностью, просто оболочка, никому не нужная, он меня тогда отпинал, как он рассказывал, я не помню, притащил в дом, отмыл и отправил в больницу на лечение. Ох как меня ломало, когда доза выходила из организма, я каждый раз снова вспоминал Сони, рыдал, бился, пытался умереть, но каждый раз Ким был рядом. После нескольких дней ломок, которые казались невыносимо долгими столетиями, пришла депрессия. Основное время я был просто тряпичной куклой, не двигая даже пальцами, но были моменты, когда у меня появлялись силы Халка, и я вырывался, бежал на крыши, или искал ножи, хоть что-то, что помогло бы умереть. Или же кричал, чтобы дали дозу, потому что в том мире мне было лучше, чем в этом, полном лжи, обмана, и боли. Сам я помню это смутно, но основные чувства помню, а дополняли их рассказы Ханбина, после моего выздоровления. Потом был страх. Страх всего. Меня трясло от каждого шороха, казалось, будто каждый, кто приходит, хотел сделать мне больно. Но я видел Ханбина, который никогда не смотрел на меня жалостливым взглядом, которым одаривал каждый. Я помню эти взгляды. Они говорили мне, что я уже не человек, что моя жизнь окончена, а им жаль. Эти эгоистичные натянутые улыбки, они все думали, что я уже не выберусь, но Ким был не таким. Я так был благодарен Ханбину, потому что рядом с ним, чувствовал себя человеком, а не пойманным животным, вот я и привязался к Киму. Ханбин каждый раз рассказывал что происходит в мире, какие люди, как светит солнце, или как сильно льет дождь, он говорил с такой любовью и восторгом, что я захотел жить. Три года я лечился, ещё четыре «осваивался» в мире, в танцевальной студии. До знакомства с Сони я много танцевал, о чем и рассказал Киму, который и отправил меня туда. Было трудно, было больно… Но я смог. Не сам, с помощью Ханбина, если бы не он… Я бы, наверное, был уже мертв. Честно, сейчас я люблю мир больше, чем до зависимости. Цвета такие яркие, солнце каждый день прекрасно, в каждом даже самом отвратительном для других человеке, я вижу прекрасное. Хоть и закрываюсь масками, вроде «Я ненавижу этот мир». Это не так. Я обожаю его. Я обожаю свою жизнь, даже при том, что я лишился своего соулмейта. И я обожаю Ханбина. Я рад, что не чувствую перед ним долг, который нужно отдать. Я благодарен, но я тоже личность, уже самодостаточная, поэтому мы просто друзья. Ханбин никогда не напоминал мне о том, что сделал и не просил отплатить. Наоборот, он сначала пытался оттолкнуть меня, говоря, что я ему надоел. Но я то знал, что он меня любит.        Генри улыбнулся, а Чживон очень многое для себя открыл в Ханбине, в Генри. Внутри снова все заполнилось смыслом и… Уважением? Наверное. Слишком тяжелая жизнь для обычного тренера, слишком много тепла и человеколюбия в таком грубом Ханбине. Почему он тогда помог Лау? Просто так? Чживон поблагодарил Генри и помчался на улицу, не забыв забрать книгу. Он бежал, он хотел обнять Ханбина. Он хотел узнать его лучше. Он хотел раскрыть эту страшную книгу, закрытую на миллионы замков, лишь бы найти ответы на вопросы, полюбить Кима любым, узнать, какой он настоящий, а не эта оболочка, в которой утонул парень, забывая о настоящем себе.        Но звонок на телефон остановил парня.       — Алло       — Ким Чживон? — в трубку говорил грубый мужской голос.       — Вам что-то нужно? Кто вы?       — Твоя сестра, Ханна, — голос ехидно засмеялся. — Ты будешь делать все, что я захочу, иначе она пострадает.       — Да кто ты такой, черт возьми?! Не смей трогать мою сестру! — вопил в телефон Чживон. Только что окрыленный радостным чувством, жизнь вновь сыграла с ним злую шутку.       — Твое главное задание — заставить Ханбина перестать дружить с Генри, и заставить перестать ходить в танцевальную студию. Навсегда. — и тихие гудки. Чживон опустил руку с телефоном. Он не понимал что происходит. Смартфон оповестил хозяина о новом сообщении, в котором была фотография Ханны, что заходила в кинотеатр вместе с Чану.       — Мне что нужно сделать?…