Полюблю в феврале следующего года.

      Прошло около недели с инцидента с клубом, со всего, что произошло после. В тот вечер на вопрос Мидории о возвращении кед Куро просто пожал плечами, сказав, что ничего об этой девушке не узнал по пути в кампус, ведь добрую половину они спасались бегством от полицейского. После всего произошедшего с девушкой, Изуку не стал спрашивать у Шизуко о том, правда ли то, что сказал Каччан. Нет, ему было исключительно интересно узнать правду, но усвоенная им истина гласила:» Не спрашивай, если не готов услышать любой ответ».       Что касается чувств Изуку к Бакуго, то этот вопрос можно разбирать очень долго. В ту ночь зеленоволосому не удалось уснуть — его голову занимал бесконечный анализ произошедшего, да и всего, что происходило на протяжение многих лет между ним и блондином. Кацуки бесконечно унижал, оскорблял и заставлял испытывать весь спектр негативных чувств, так от чего же Мидория должен любить его? Вспомнился один очень странный момент из средней школы. Он произошел еще до признания.       По странным стечениям обстоятельств, а именно из-за приезда именитого профессора, который проводил лекцию для всего корпуса, в тот январский день второму классу средней школы пришлось учиться во вторую смену. Погоду обещали хорошую, однако синоптики прогадали — около шести вечера начался буран. Сквозь огромные окна кабинета не было видно абсолютно ничего — только белоснежную пелену, которая завывала из щелей старых окон. По окончании занятий, Деку спустился на первый этаж, чтоб переобуться, замотаться во все покрепче и пошагать домой, но его остановило тихое всхлипывание слева. Стоило повернуть голову, чтоб увидеть плачущую девочку, держащую в руках левый ботинок, который «захотел покушать». Подошва со стороны мыска безнадежно отваливалась, сколько бы не прилагала усилий школьница, чтоб соединить ее с корпусом. Эту девочку мальчик знал — первогодка, однако более ему ничего не было известно. — Я не починю тебе обувь… — безцеремонно прервал стенания школьницы Мидория, уже приступивший к развязыванию левого ботинка, — но могу предложить тебе свой. Не думаю, что он будет тебе мал…       Девочка даже не смогла выдавить что-то членораздельное, одна просто протянула трясущиеся руки к ботинку, чтоб его примерить. Как ни странно, он не был мал, однако смотрелся таким большим, что это вызывало смех. Но Изуку не засмеялся, лишь попросил вернуть ему «тапочку» на ячейку 155, как она сможет. Дождавшись от темноволосой кивка в знак согласия, Мидория, в чем было, пошагал домой.       Не стоит говорить о том, что лодыжка окоченела. Парень не чувствовал ее, а когда шагал, то забавно прихрамывал. И в какой-то момент он настолько перестал чувствовать ногу, что просто свалился на дороге. Сил подняться не было, оставалось только перевернуться и глядеть в небо, вернее, в белую кашу из снега, которая не давала разглядеть ничего более. Весьма романтично, однако ужасно холодно. Свет близ стоявшего фонарного столба отдавал желтизной, от этого хотелось спать. Вероятно, Изуку так бы и остался до утра, если бы не снежок промеж глаз. Ледышки по лицу быстро привели его в чувства и заставили сесть, опираясь голыми ладонями о снег.       Из белой пелены показалась ехидная улыбка, а после и сверкнули глаза дьявольским огоньком. Это был Бакуго. Он было расстегнут на распашку, шарфа вокруг шеи не было, он вертелся в руках у блондина. Деку был удивлен — он не смог выговорить ничего понятного, кроме хриплого «привет». — Во ты придурок! — по-детски задорно выкрикнул Кацуки, только ломающийся голос забавно хрипел на морозе, — настолько слабак, что у тебя ботинок украли? Или ты нищий? — Я девочке отдал, у нее расклеился ботинок, — резво парировал зеленоволосый, хотя таким он щас не являлся- белоснежный чуб на его голове практически полностью заслонял природный необычный цвет, — чтоб не замерзла. — Я смотрю ты рыцарь! Еще чего расскажешь?       Странная картина: под фонарем в сугробе лежал мальчишка без ботинка, а над ним возвышался задира, который неожиданно споз к лежащему и стал перематывать насквозь промокшую ногу шарфом в клеточку. Мидория не знал, что делать, знал только, что нужно отблагодарить, как и поступил. — Себе оставишь, я такое больше не надену, — просил блондин, которого окликнули со стороны, куда тот и умчался, бросив на прощание дерзкое «тупица!».        Изуку не совсем осознавал, что произошло в те минуты, лишь спустя некоторое время он сумел совладать со своими конечностями и пойти домой. Если подумать, это был последний день, когда он говорил с Бакуго, если не считать постоянных издевок со стороны заносчивого парня, который когда-то отдал шарф Мидории.        Странные воспоминания накрыли Деку. Они казались отчаянно сумасшедшими, потому что именно в тот день парень понял, что влюбился.