"Как испортить жизнь детективу Риду" Пошаговая инструкция.

Гэвин невидящим взглядом пялится на пустой стол, все так же стоящий напротив его собственного. Сейчас он будто переместился на несколько недель назад, и вот Ричард сидит за столом, закатив рукава своей рубашки почти до локтей, а все та же непослушная прядка спадает ему на лоб. Рид вздыхает, коротко косится на кабинет Фаулера, но потом снова погружается в файлы, присланные Перкинсом. Агент любезно разложил по полочкам то, что ФБР-овские ищейки смогли найти. А искать они умели. Где-то на задворках сознания снова кольнуло то неясное чувство, заставляющее детективное чутье Рида нервно дергаться. Не то, что б он хотел работать в ФБР (если в качестве профдеформации станешь таким, как Перкинс – то ну ее нахуй, такую работу), но банально, они имели больше полномочий. И сейчас это сыграло на руку: агент прислал Риду не только несколько дополнительных материалов по ограблениям, но и распечатку звонков, из которой следовало еще несколько имен. Детектив перелистывает материалы в папке и пялится в бумаги, когда у него едва не начинает дергаться глаз. Рид нашаривает в кармане толстовки свой телефон. На том конце никто не отвечает, и Гэвин матерится сквозь зубы, когда Пекинс все-таки поднимает трубку. — Рид! Я бы сказал, что рад тебя слышать, но, пожалуй, скажу это в следующий раз. Чего тебе? — Я смотрю твои папки. И только одного не понял. У вас что, еще три трупа? — Да. — Перкинс, судя по звуку, поудобнее устраивается в кресле, откидываясь на спинку. — И, кажется, я даже знаю, почему они убиты. — В графе «причина смерти» написано, что у них свернуты шеи. Как у журналистки. — Ага. Кесслер осматривал тела. Так вот, детектив, не хочешь узнать о моей теории? Рид закатывает глаза – вообще-то, хотел узнать, еще как, но заносчивость Перкинса в сочетании с его безграничной самоуверенностью пиздецки бесила. Как минимум потому что сам детектив был амбициозным и самоуверенным. — Ну…? — В общем, я считаю, все это было из-за той «халтурки». Они засветились, этим подвели себя под подозрение, поставив под удар и всю…группу, объединение, или как их там ни назови. Я бы назвал их «сеть». Рид нахмурился, задумчиво сведя брови к переносице. — То есть, ты думаешь, что эта… сеть действительно обширна и включает в себя не только парочку придурков из Детройта? — Я думаю, детектив, это весьма тесный анклав, с жесткой иерархией, и покрывающийся кем-то очень влиятельным. И вряд ли это кто-то один. Потому что такое дерьмо происходит не только в Детройте, весь Север завален расчлененными андроидами. Просто Детройту, как обычно, повезло больше всех. — То есть, теперь это в федеральном ведении? — Да. Но я не заберу дело. Все дерьмо расхлебывать тебе, Рид. Гэвин отложил папку и взялся за свой падд, предварительно отключив его от всемирной сети. Параноиком он никогда не был, но все это уже откровенно настораживало. Несмотря на «их» ксенофобию, технофобами они явно не были, и вот сейчас детектив ни в чем не уверен. Откуда-то же ведь они узнали, что Рид и Ричард переехали на ту квартиру… — Так, блять, погоди, агент. — Гэвин даже спустил ноги со стола и понизил тон голоса до напряженного шепота. —Ты что… говоришь о заговоре? — Разумеется. — Перкинс говорит спокойно, будто ничего не происходит. Будто для него это самое обычное дело. В трубке слышен скрип кожи дорого кресла, и после короткого перерыва агент продолжает. — По всем признакам это так. Я почти уверен, что и в вашем, и в нашем ведомствах есть кроты. Как минимум потому, что многие сведения, такие как расположение оперативников, распространяются по каналам, не мне тебе рассказывать, что такое конспирация. Да, твое имя, и Ричарда они могли знать по газетным статьям, но то, где вы живете – это уже другой уровень. Рид слушал молча, сжав губы в прямую линию. Перкинс умный и хитрый ублюдок, и сейчас он был прав. К сожалению. Вот только все эти знания точно никак не помогут вернуть Ричарда. — Ты понимаешь, что нас ждет? — Да. Гора работы в ближайшие месяцы. В общем, детектив, я считаю, что это весьма организованные ребята под протекторатом кого-то с верхов. Кого – не знаю: продажный сенатор, продажный конгрессмен, продажный секретарь президента. Это может быть кто угодно или все вместе. — Он или они и стоят на верхушке. — Да. — Ясно. Тогда ниже, следуя логике, у них есть люди в полиции, ФБР, министерствах… — Однозначно. — Голос Перкинса стал тише, и будто он поднес трубку еще ближе к губам. — Пока не понимаю, зачем было устраивать ту инсталляцию из тел андроидов, но думаю это был лишь обманный маневр. Что б все эти дела не связали вместе. — Расчет был хорош. Общая только виктимология, и то не везде, а вот почерки – везде разные. От расчлененки андроидов до ограбления банка. Следуя логике, невозможно приписать это одному убийце или какой-то небольшой группе. — Пора отключить логику, детектив, это же Детройт. — Агент невесело усмехнулся и переключился на гарнитуру. — В общем, берегись, Рид. Эти ребята не так просты. И похищение Ричарда – это камень в твой огород. — Знаю. Гэвин отключился и убрал телефон в карман, снова задумчиво глядя на кипящий жизнью шумный участок. *** Элайджа, как всегда погруженный в свои мысли и игнорирующий всех вокруг, шел по коридору башни Киберлайфа, на ходу застегивая белый халат. Проходящие мимо сотрудники молча кивали боссу, но вряд ли обижались на его отсутствующий взгляд, скользящий поверх их голов. — Уэсли, есть изменения? — От удивления чашка чая едва не выскользнула из рук Уэсли, разливая горячую жидкость по пальцам, но, к чести самого лаборанта, он даже не отреагировал, лишь молча уставившись на своего начальника. — Нет, мистер Камски. — От греха подальше он отставил чашку на стол и вместе с Элайджей подошел к столу, на котором все так же лежал отключенный Ричард. — Червь спит. Дремлет, не проявляет активности. Программист усаживается за компьютер, в который было целиком перенесено сознание Ричарда, и погружается в анализ. Впрочем, ненадолго. Интерны работали как единый механизм и перепроверять за ними работу совсем не нужно, но Камски перепроверяет. Не потому, что он им не верит, но потому, что не готов упустить больше ничего. Его сколько угодно могли считать черствым и холодным уебком, но видеть, как все это давит на Рида, было больно даже для Элайджи. — Вижу. Не жрет, не распространяется, не активизируется. — Да. Пока Ричард не будет приведен в сознание. — Уэсли перегибается через плечо своего начальника, но потом отстраняется, скрестив руки на груди. — И я не понимаю, как вытравить из него это…дерьмо. Элайджа обернулся на стуле, с усмешкой на лице и вздернутой бровью. — Начал употреблять обсценную лексику, да? — Извините, сэр, я не спал больше тридцати часов! — Несмотря на извинения, в голосе младшего программиста не было и намека на искренность, но он усмехается, а еще двое вошедших коллег старались скрыть усмешки на своих лицах. — Вольно, господа. Уэсли – спать в комнату отдыха, остальным за работу! И работа началась. Нельзя было сказать, что происходило это очень эффективно. Элайджа искал варианты, даже пытался написать пару программ, применить уже существовавшие алгоритмы, но ничего не выходило. Сознание Ричарда было будто заперто, не реагируя ни на что. Перенос всего сознания в отдельный компьютер позволил добраться до него без «включения» Ричарда, а значит, добраться до червя. Вот только выкорчевать его не получалось никак. Пока что. Камски потерял счет времени, пока работал. В голове не было ни одной адекватной мысли. Вообще вся эта ситуация выбила из колеи их всех, не только Рида. Элайджа трет глаза и скользит взглядом по накрытому до пояса телу Ричарда. Почти всю свою сознательную жизнь Камски потратил отнюдь не на зарабатывание денег, он хотел изменить мир. Сделать что-то, что продвинет человечество вперед. Было бы, конечно, очень странно и наивно ожидать, что с появлением андроидов не появится и их противников. Но последнее, чего ожидали все – это такой волны ненависти и невежества. А именно это и есть ксенофобия, как и любая другая «-фобия», лишь ненависть и невежество. Да, его брат и сам был таким, но даже он со своим взрывным нравом никогда не заходил слишком далеко – все же дать по морде Коннору (который, не теряя времени, дал по морде в ответ и одержал блестящую победу) это совсем не то же самое, что поступать с новой расой вот…так. Рид описал процесс вкратце, да и Элайджа видел, что было с Ричардом, когда его только нашли в той лодке. Все это было ничем необоснованным варварством. Когда их высокотехнологичное общество успело погрузиться в темные века? Почему в двадцать первом веке люди до сих пор продолжают ненавидеть то, что не до конца понимают? И когда это, блять, закончится? Камски точно никогда не назвал бы себя (да и никто бы не назвал) большим гуманистом, он вообще людей не особенно любил, но и у его терпения есть предел. Он складывает руки на столе и ложится на них щекой, начиная засыпать. Стоящий в углу кабинета Уэсли только-только продрал глаза и сонно подпирал белоснежный косяк двери головой, глядя на своего босса. *** Едва Гэвин зашел, как шум и клубы плотного серого дыма охватили его целиком. В баре играла громкая музыка, и посетители даже не отреагировали на вошедшего. Рид усаживается на высокий стул за барной стойкой, а заскучавший бармен обращает к нему свои уставшие глаза и кивает, когда детектив показывает на стоящую позади него бутылку виски. После третьего стакана, окончательно задолбавшись с одинаковыми заказами, бармен просто ставит бутылку перед хмурым гостем и оборачивается к симпатичной девице, сидящей через пару человек от Рида. Голова становилась немного тяжелее, а мысли – легче. Точнее, они просто выветривались и оставляли воспаленное сознание в покое. Хотя бы временном. Рид не уверен, сколько прошло времени, но по ощущениям – он совсем не был пьян, лишь расслабился и наконец смог хоть на минуту отключиться от тяготивших его мыслей. Состояние было просто прекрасным, и вот Гэвин уже треплется с усевшейся на соседний стул девушкой. Из головы мгновенно выпало ее имя, едва она успела его назвать, но детективу все равно, он смеется над ее шутками, особо не вслушиваясь, и даже смотрит в глаза. Он настолько давно не общался с кем-то, кто не был связан со всей этой историей, с андроидами, их созданием, их похищениями и всем остальным. Он не собирался знакомиться более близко, спать с ней или даже проводить с ней время, просто был рад хоть немного потрепаться с кем-то, кто не грузил его вопросами/докладами/и прочей полицейской херней. Все было прекрасно, девчонка щебетала что-то про свое увлечение шитьем и мыловарением, Рид делал вид, что внимательно слушает, как кто-то резко дергает его за плечо, разворачивая к себе лицом, но уже в следующую секунду опешивший детектив получает удар в челюсть, и не успевает прийти в себя, как получает еще один, но уже в нос. Кажется, что-то где-то хрустнуло, но Гэвин не уверен, кажется ли ему это или нет. — А ну разойтись! Обоим! — Голос показался детективу знакомым и, развернувшись, он вперился взглядом в Андерсона. Тот отстранял Ридова «соперника», упершись ладонью в его грудь. Но разгоряченный парень снова попытался дернуться. — Эй, отвали, старпер! Он первый к моей девушке докапывался! — А ты нажрался, приятель. — Хэнк достает значок и тыкает его едва ли не под нос пьяному агрессору. Даже блять странно, что агрессором был не Гэвин. Если б лейтенант сам не видел, то не поверил бы. — Так что если не хочешь провести ночь в вытрезвителе, то сядь. И заткнись нахрен. — Тот заткнулся и действительно попятился обратно к своему столику, заодно прихватив за собой молчавшую все это время девицу. Андерсон снова оборачивается к Риду, ловящему капли крови из разбитого носа на ладонь. Тот все еще был слегка подохуевшим, но уже сфокусировал осознанный взгляд на лейтенанте. — И что ты тут делаешь, Рид!? — Как видишь. Вызываю восторг и восхищение. Хэнк усмехнулся, а в дверях замаячил Коннор. — Поехали, детектив. Хватит с тебя на сегодня унижений. Гэвин, не глядя по сторонам, бросил на стол смятые купюры за несколько своих стаканов и поплелся с лейтенантом на выход. Не удивительно, что Андерсон зашел сюда. В конце концов, когда-то именно он показал ему это помойное место в трех кварталах от участка. Несколько раз они даже ходили сюда вместе, пока в какой-то момент амбиции Рида не перекрыли ему обзор. Тяжело, конечно, быть лучшим детективом в участке. В прошлом, разумеется. На улице падал мелкий снежок, а изо рта шел пар, когда Гэвин шел вместе с Андерсоном до его машины. Коннор шел позади, что б не мешать полицеским разговаривать. Несмотря на общее расследование, он все еще иногда сторонился Рида, вполне справедливо опасаясь, что его любовь к Ричарду совершенно не означает повальное обожание андроидов. Впрочем, сейчас детектив был так подавлен, что Коннор хотел хотя бы чем-то попытаться ему помочь, но отличное понимал, что сейчас все это без толку. Но в Киберлайф к Ричарду он наведается обязательно. *** Аллен выключает телевизор, вздыхая, и откидывает пульт куда-то на кровать позади себя. Хоть полиция и не давала никакой информации в прессу, но журналисты уже успели что-то пронюхать и теперь активно трубили об этом на все мировое информационное пространство. Элайджа уехал куда-то на целый вечер после того, как они поругались. Нет, капитан понимал, что заводить разговоры о гуманизме с Элайджей было большой ошибкой. И не то, чтобы взгляды у них были кардинально разными, но Аллен сдерживаться не привык, а Камски сдерживаться не хотел. — Да как ты можешь ратовать за возвращение смертной казни, когда сам создал новую расу?! — А я не понимаю, как бездумный гуманизм может поддерживать тот, кто убивает людей без лишних мыслей и страданий! — Это одобренные тактические решения, это, блять, субординация, а не казнь! Неужели ты не видишь разницы?! И после этого программист хлопнул дверью, то есть дверьми, и, взяв машину, уехал хер пойми куда. А капитан просто завалился в постель. Лучше б они и дальше пялились в телевизор и обсуждали новинки «Магазина на диване», в который любили залипнуть по вечерам. И вообще, это было странно. Элайджа свалил из своего же дома в неизвестном направлении, а спецназовец валялся на их кровати и не знал, чем себя занять. Он не злился. Аллен не гений, как Камски, но и не настолько кретин, что б не понимать, что такие люди, как Элайджа – крайне непросты в общении. Это если не считать его собственного характера, который оставлял желать лучшего. Когда повидаешь столько дерьма, сколько бывший профессиональный снайпер и морской пехотинец, ныне возглавляющий тактический отряд, то, наверно, взгляды на жизнь по-любому изменятся. Его работа, несмотря на то что ее высшая цель – благородное спасение людей, накладывает отпечаток на любую личность. Даже на самую психологически устойчивую и подготовленную. Благородная высшая цель, в большинстве случаев, означает весьма тернистый к ней путь. По чужим трупам в том числе. Часто говорят, что жизнь оставляет шрамы, и в случае Рида и Аллена это можно было воспринимать буквально. Касмки катался по городу на одной из своих машин, совершенно не имея никакой четкой цели. Он даже не знал, зачем вообще уехал, но он был слишком раздражен, что б продолжать конструктивный диалог. И вообще какой-либо диалог. Так что не нашел ничего лучше, чем просто свалить на некоторое время, буквально на пару часов. Он искреннее надеялся, что этого времени хватит им обоим, что б отойти от прошедшей…беседы. Черт, да кто бы мог подумать, что эта тема вызовет такой резонанс межу ними двумя. Казалось бы, их взгляды во многом схожи – они оба, в общем-то, недолюбливают людей из-за специфики своей работы, но при этом именно работа выдает в них обоих настоящих гуманистов. Да, в список рабочих обязанностей Аллена входит убийство, не считая его долгой службы в армии, и Элайджа может только предполагать, сколько смертей на его счету. Вряд-ли он сам когда-либо об этом расскажет. Но ведь главная его цель все равно остается неизменной: защита людей. Каждый раз, нажимая на спусковой крючок или сворачивая чужую шею, или доставая нож – он брал на себя ответственность за это решение. За каждую отнятую жизнь. И Элайджа понимает, что никогда в этом нет никакой радости. Сложно лишить жизни человека, и все равно, что это за человек. А если прибавить к этому остаточный ПТСР, который есть у каждого, кто прошел войну, потерянных за время службы коллег и друзей, то картинка складывалась и вовсе не радужной. Что же до самого Камски, посвятив свою жизнь созданию нового вида, породившего столько философских, экзистенциальных и религиозных споров, он давно понимал, как это повлияет на человечество. И поначалу программист мог сказать только одно: он слишком опередил свое время, люди, по большей части, все еще варвары, стремящиеся уничтожить то, чего не понимают. А ведь нужно совсем немного мудрости, что б жить в мире с теми, кто и без того настроен на контакт, а не на войну. Зато теперь, Элайджа уверен в этом, благодаря новой расе, созданной его руками, человечество совершит большой шаг вперед. Быть может, не сразу, но обязательно совершит. Когда бизнес резко пошел в гору – точнее взлетел – Камски резко перегорел. Даже, скорее, выгорел. Не просто все надоело, а остопиздело нахер. Вообще все это остопиздело, осточертело и заебало. Единственно верным решением было уйти, оставить все это, что он и сделал. Одиночкой Элайджа был с самого детства, так что добровольное затворничество ни разу его не тяготило. В скорлупе было очень удобно и уютно, за эти годы его не посещал практически никто, за исключением редких гостей, типа личного юриста из-за судов с некоторыми акционерами Киберлайф или, опять же, личных врачей. Камски, конечно, очень любил гостей, но раза в год вполне хватало. Вполне естественно, что когда он только покинул свой пост, его дом осаждали просто армии журналистов, мечтающих взять интервью и написать статью своей жизни о том, что гений нашего века, Элайджа Камски, решил все бросить и уйти. Это бы произвело настоящий фурор, но вовремя нанятая охрана, состоявшая из вооруженных и проскилованных наемников, очень быстро показала, что не стоит подходить к дому мистера Камски ближе, чем на пару сотен метров. Но через полгода интерес журналистов и желтой прессы поутих, и программист смог вздохнуть спокойно. Ему не нужно было больше работать, любимое дело его жизни обеспечило бы еще поколений двадцать, если бы в планы Камски когда-либо входили дети. Оставаясь затворником, программист чувствовал себя словно в уютном мягком анабиозе. Ничего не происходило, ничего не беспокоило. Нет людей = нет лишних проблем. И его это более, чем устраивало все эти годы. С людьми, в смысле с обычными людьми, Камски всегда было сложно. По одной простой причине, еще с самой юности ему было скучно с ними по большей части. Одни считали его слишком заносчивым из-за его интеллекта, другие просто ощущали себя идиотами рядом с ним. Итог был закономерен: он снова и снова оставался один. Но почему-то именно с командиром отряда спецназначения, у которого не было такого образования, Элайджа общался так, что ему не приходилось выключать три четверти своего мозга. И при этом программист чувствовал, что понимают его практически с полуслова. *** — Кто-то из нас не прав. А возможно, мы оба не правы. — Голос раздался со спины, но Аллен даже не обернулся, прекрасно понимая по звуку шагов, кто зашел в комнату. — Так докажи это. — Капитан повернулся к Элайдже лицом и облокотился спиной о барную стойку, сложив руки на груди и едва заметно улыбнувшись. Но Камски заметил. Не мог не заметить. — Я часто забываю о том, насколько хрупка человеческая жизнь, и что ты знаешь об этом куда лучше, чем я. — Программист ставит на стойку коробку с пиццей, и краем глаза замечает свой любимый салат. — Давай возьмем еду с собой и будем дальше смотреть телевизор? На чем мы остановились? — Магазин на диване. Какая-то гребаная чудо-швабра, которая отмоет все сразу – и окна, и машину, и совесть. — Класс. — Ага. Ты там, часом, не принимал участия в ее создании? Вечер заканчивается все там же – за бессмысленным просмотром телевизора и древних идиотских шоу. Отдыхать тоже иногда стоило.