Милая моя Лори

Эти две недели стали для неё самыми тяжёлыми и самыми лёгкими одновременно. Почему тяжело? Потому что ей пришлось отдаляться. Когда человек уважает сам себя, он убирает из своей жизни людей, заставляющих их плакать каждую ночь. Поэтому Лори ничего не оставалось, кроме как постепенно сводить общение на нет, всё меньше и меньше проявляя интерес в диалоге, а потом и вовсе перестав писать. Почему тяжело? Да потому что Лори было интересно. Она не проявляла интерес в диалоге, но до жути хотела узнать, как у него дела, и выиграл ли он тот матч по бейсболу, о котором он с таким интересом рассказывал ей, казалось бы, вечность назад. Так почему же легко? Потому что в попытке переключиться на что-то другое, она наконец открылась миру. Покинула маленький, комфортный мирок интернета и вышла за границы самой себя. После пар она не бежала сразу домой, навстречу вышедшим сериям разных сериалов. Она шла в пекарню, находящуюся возле парка, неподалеку от института, покупала себе какую-нибудь ароматную булочку и сидела в этом самом парке. Пусть и было холодно. Пусть и слегка одиноко в первое время. Зато не дома, за компьютером. Да и голуби, которых она кормила, составляли ей неплохую компанию. Через пару дней она заметила в этом парке ту самую одногруппницу, которая всегда болтала без умолку. Они разговорились и уже в следующие дни она сидела на лавочке не в одиночестве, а вела приятный разговор обо всём на свете. Узнала много нового об одногруппнице и уже не считала ту такой уж ужасной сплетницей. С ней было весьма комфортно. Они договорились видеться чаще. Когда в ноябре выпал снег, они даже слепили снеговика неподалеку от той самой пекарни. По-детски, но было весело. Они вдобавок сделали ему усы с помощью веток, и он стал вылитой копией пекаря, работающего в том заведении. Они даже назвали его также — Джордж. А одноимённый пекарь был и не особо против. В один из выходных дней она наконец смогла встретиться с Дженной. Они много-много обнимались, понимая, как же этого все-таки не хватало — этого тепла, которое нельзя передать через электронные сообщения. А после они пришли к пекарне и обнаружили, что снеговик разрушен. Расстроилась ли она? Нет, потому что они тут же слепили нового. Ещё лучше, чем был прежде. И так у Лори проходил каждый день. Она стала ещё старательнее учиться на парах, и после них проводила время не в интернете, а на улице, поняв наконец, каково это — жить полноценно, а не тратить юность на вымышленные миры. Правда, ей всё же приходилось возвращаться домой поздним вечером. Как без этого? Это её квартирка, её убежище. И в этом её убежище её ждал компьютер, на котором все двадцать четыре часа в сутки открыт фейсбук. На котором уже штук двадцать непрочитанных сообщений от Шона, а на телефоне пропущенных и то больше. Не хочет она ему отвечать. Понимает, что поступает низко, и все это — не его вина, но она не может иначе. Просто не хочет больше выслушивать про Мэг, и всё. Хочет выслушивать про него, про его интересы и мысли, а не про их совместные с девушкой увлечения. — Уверена, что не хочешь съездить в центр сегодня? Снег растаял, так что не будет так скользко, как тогда, — уверяет одногруппница, подходя к подъезду Лори. Холодный ветер заставляет уткнуться покрасневшим носом в вязанную ткань шарфа. Корочка льда под ногами слегка хрустит, но, к счастью, сейчас и вправду не особо скользко. Пару дней назад Лори уже заработала парочку синяков, падая на заледенелых лужах. — Ханна-а, — тянет она жалостливо. — Прости, но не могу. Столько всего нужно сделать. Девушка смотрит недоверчиво, изогнув одну бровь. Да-да, сегодня пятница. Какие, спрашивается, дела? Ну, допустим, отоспаться наконец. Или посмотреть фильм, в кои-то веки. Или почитать книгу. Или закончить рисунок, который заказчик ждёт уже полторы недели. Ей не хватает той жизни. Она любит свою жизнь сейчас, ей нравится выходить в свет, нравится проводить много времени среди других людей. Но разгрузочные дни тоже нужны. — Ладненько, как хочешь, — пожимает плечами подруга и делает шаг в сторону, к повороту, который ведет к автобусной остановке. — Увидимся. Лори махает рукой напоследок и заходит в подъезд под привычное пищание открывающейся двери. Хочет достать телефон и позвонить Дженне — давненько они не созванивались, Джен вся в учебе, — но решает проверить почтовый ящик для начала. Мало ли, счета пришли. Остаться без света уж точно не хочется. Позвонит, когда зайдёт в квартиру. Да и руки к тому времени согреются. Ступив к бледно-оранжевым ящичкам, выстроенным в ровные ряды, Лори взглядом находит свой номер и принимается открывать почтовый ящик, уже мысленно погружаясь в теплую ванную и размышляя о том, какой же фильм посмотреть. За эти две недели у нее накопился нехилый список непросмотренного. В ящике всякие брошюрки, ничего интересного. Реклама, реклама, реклама… конверт. Лори думает сначала — действительно счета пришли. Даже тяжело вздыхает, едва ли удержавшись, чтобы не закатить глаза — она всё же надеялась, что счета придут не скоро — но потом присматривается. Конверт не такой. Совсем не такой. Будто кто-то написал ей письмо. Бумажное такое, которое уже пару веков никто не пишет. И вправду — зачем они нужны, если есть интернет? Задерживает дыхание. Будто погрузилась под воду. И читает надпись на конверте. Справа написаны её имя и фамилия, адрес назначения. В самом краю — марка. На левый край Лори боится смотреть. Что-то ей подсказывало, кто же этот таинственный отправитель. Ну не стал же бы этот человек так заморачиваться, верно? Лёгкие будто бы вытягиваются и перекручиваются тугим узлом. Иначе больше никак не объяснить, почему дышать так трудно. В левом верхнем углу: Шон Голдберг. Что на него, к чёрту, нашло? Мэг уже не так сильно волнует его? Сначала она просто закрывает почтовый ящик, причем как-то нервно, слишком раздраженно, замок даже не с первого раза поддаётся под её дрожащими руками, и собирается идти к лифту, но вдруг останавливается. Ей хочется сейчас. Прочесть письмо сейчас и, быть может, больше не вспоминать про него. Да и любопытство раздирало, скребло где-то в груди скребло настолько, что не позволяло оставить на потом. Лори раскрывает конверт нетерпеливыми движениями. К глазам почему-то подступают слезы. С чего бы? Она забыла о нем вот как уже пару недель. И не чувствует ничего больше. Просто пустота. Он остался маленьким воспоминанием где-то в пыльном уголке ее подсознания. Конверт раскрыт, письмо — в трясущихся руках. Спина уже ноет от тяжелого рюкзака, но она не поднимется в свою квартиру, не снимет этот груз, пока не прочтет. И как-то всё равно на слегка болевшую от долгого учебного дня голову. По коже пробежалась волна мурашек при прочтении первой же строчки. Он никогда её не называл так. Ей это всё снится или как?       Милая моя Лори,       Не знаю, зачем пишу тебе это. Чувствую себя таким дураком. Наверное, ты тоже так подумаешь и выкинешь это письмо в первую попавшуюся мусорку.       Я долго не понимал, почему ты вдруг резко перестала писать мне. Сначала отвечала так охотно, а потом, всё — пустыня. Никаких сообщений, звонков. Я правда не знал, что и думать. И в чем же я так провинился?       Но потом я понял. Я был так туп. Перечитал переписку и понял, как ты была одинока. Как ждала встречи хоть с кем-то, хотя бы со мной. А я писал тебе про Мэг, про наши отношения. Я не знаю, как загладить свою вину перед тобой, мне правда очень жаль. Ты была такой хорошей подругой и так сильно помогала мне, а я не видел ничего, кроме себя и своих отношений.       К слову о них. Мы расстались, Лори. Мы приехали с ней на день рождения моего отца, а она попьяне поцеловалась с ним. Не стану врать, мой отец выглядит молодо, но чтобы до такой степени? Нелепее не придумаешь. И, пожалуйста, не подумай, что после разрыва я вспомнил о тебе и решил просто найти замену. Я и не забывал. Ты всегда была в моих мыслях, с того самого сообщения в четыре утра. Просто именно после того, как я увидел, какова Мэг, я понял, в сравнении: ты лучшее, что происходило со мной за этот год. За последние два года. Может, даже больше, врать не буду. Моя жизнь была такой паршивой.       Впрочем, я пишу тебе, не чтобы снова пожаловаться на свои проблемы. Я пишу, чтобы понять, можем ли мы вернуть наше общение. Нашу дружбу. Может, что-то большее, но об этом я могу только мечтать, после того, как вёл себя как мудак.       Лори, прошу, дай мне шанс. Я мечтаю о встрече с тобой. Будучи в отношениях, я и допустить мысли не мог, чтобы увидеться с какой-либо другой девушкой. Сейчас я понял: именно этого мне не хватает. Увидеть тебя. Увидеть твое лицо не на фотографии, а вживую. Обнять тебя.       Пожалуйста, Лори. Я понимаю, что уже прошло несколько недель. Но все это время я писал тебе, пусть ты и не читала. Я в таком отчаянии, что даже решился на бумажное письмо, хотя в последний раз от руки я писал на первом курсе универа.       Я сейчас нахожусь в доме у родителей, они живут недалеко от твоего городка. И я знаю, что на окраине твоего города есть небольшой пляж, на который никто не ходит, так как нельзя там купаться. Если ты всё ещё хочешь вернуть наше общение, прошу, приди туда этим вечером. Мы наконец посмотрим друг другу в глаза и поймем, нужно нам ли это всё.       Если ты не придешь, я пойму. Буду так сильно ненавидеть самого себя, но тебя я пойму. Поэтому, пожалуйста, решение за тобой, я не буду давить.       С любовью, Шон. С любовью. Это он ей так ненавязчиво в чувствах признался или это просто общепринятые нормы написания письма? Чёрт его знает, она письма последний раз писала в начальной школе. Лори стоит на одном месте ещё пару минут, пробегая взглядом по уже прочитанным строчкам. Вдруг, она что-то упустила. Вдруг, где-то здесь говорится о том, что это просто глупая шутка. А внутренности так и норовят вывернуться наружу, оставив вместо замерзшего тела просто лужицу. Или облачко. Потому что, учитывая, в какой жар ее бросило прямо сейчас, эта лужица сто процентов превратится в пар. Они расстались. Шон решил написать ей. И вправду похоже на "я просто хочу найти замену". Но что-то в том самом пыльном уголке подсознания подсказывало: он писал искренне, правдиво. С чего у нее вообще такой вывод? Она не знает его. Он не знает её. Они прообщались-то всего месяц. Но почему бы не съездить? Поговорить с ним наконец. Быть может, наладить контакт. Или, в случае чего, влепить пощечину и уехать. Будет пафосно. Лори уже делает шаг к выходу из подъезда, но вдруг останавливается. А так ли она хочет видеть его? Перед глазами, точно кадр из какого-то фильма, настолько яркий, тот самый вечер, когда она проплакала все время, отвечая Шону на его сообщения о Мэг. И что если это всё шутка? Вдруг это письмо вообще отправил не он, а Мэг? Прочитала его переписки, заревновала, решила подшутить над Лори, чтобы окончательно разрушить их с Шоном общение. Ещё около минут двух Лори стояла неподвижно. В абсолютной нерешительности и абсолютном непонимании, что же всё-таки сделать: вернуться домой, принять расслабляющую ванную и забыть о Шоне, как о плохом сне, или поехать на эту дурацкую встречу на богом забытый пляж, чтобы увидеть, наконец, вживую лицо парня, который по какой-то странной причине не может оставить её душу в покое. Или, скорее, душа никак не может оставить его. Ближайший автобус был лишь через двадцать минут. Пришлось мёрзнуть на остановке, под навес которой холодный воздух задувал мелкую морось дождя. Лори не любит перчатки и уж тем более варежки — слишком уж сковывают движения, — но сейчас в них рукам было тепло, так что лучше уж сидеть в них, чем отморозить себе руки. Её верный белый конь на ближайшие полчаса подъехал к остановке, и Лори, не желая оставаться на улице ни минуты больше, тут же закинула рюкзак себе на плечо и запрыгнула в автобус, на маленьких ступеньках чуть было не споткнувшись и не упав в грязь. Благо существуют поручни для таких неуклюжих людей. Внутри почти никого не было, что странно: сейчас должен быть час-пик. Впрочем, живёт Лори не в самом населённом районе, да и путь назначения этого транспорта нужен в такую погоду явно не всем. Это просто именно этой чудаковатой девушке со странным именем взбрело вдруг в голову прокатиться до пляжа, где даже летом людей толком нет. Семьдесят пять центов заплачены, Лори с чистой совестью проходит глубже в салон и занимает одно из многочисленных свободных мест. Разумеется, у окна. Варежки она тут же снимает, в уши — наушники. Двери закрываются, и автобус двигается вперёд, а Лори упускает последнюю возможность ввалиться в свою квартирку и лечь в расслабляющую, тёплую ванную, так сильно напоминающую горячие источники где-нибудь в горах. По крайней мере, ей так нравится представлять, прикрывая глаза. Телефон распознает замёрзшие пальцы не сразу, и приходится ждать, пока руки согреются. А пока Лори принялась рассматривать немногих присутствующих: какой-то мужчина в самом конце автобуса, укутанный в серое пальто так, что лица-то почти и не видно, а ещё он кажется спал, судя по сопению; в начале, почти сразу за водителем, сидит полненькая женщина, уткнувшись в какую-то книгу в мягком переплёте. Лицо её сосредоточенное, слегка угрюмое. Уж не бестселлер Эрики Джеймс она там читает? Впрочем, не суть. Телефон-то теперь чувствует касания уже чуть согревшихся рук и принялся усердно работать, грузя заслушанный до невидимых дыр плейлист. Заиграла приятная слуху музыка, и Лори наконец прислоняется виском к прохладному стеклу. Дождь слегка усилился, а потому за окном почти ничего не видно. Ну вот почему никто не придумал дворники для боковых окон? Не только водителю нужно видеть ясную дорогу. А как же любоваться пусть и тусклыми, но видами? Как же помечать? Как же теперь представлять, что колёса этого привычного транспорта вот-вот оторвутся от ровной дороги и взлетят в воздух, где можно будет созерцать облака? Через эти капли, которые изнутри никак не вытрешь, видно лишь расплывчатое месиво из ярких вывесок и изредка проезжающих мимо машин. И под такую картину самое время вздремнуть, Лори уже почти даже падает куда-то в темноту подсознания, но вырывает её оттуда более громкая, чем ранее, музыка. Звонок. Будто бы окружает её со всех сторон, будто бы исполнитель любимой песни сам нашептывает ей текст песни на ухо, и лишь придя в себя после попытки заснуть, Лори понимает, что просто по-прежнему находится в наушниках. Телефон в руке неустанно вибрирует, и Лори, съежившись, все же приходится выдернуть наушники и прислонить динамик к уху. Да, можно было бы и не снимать наушники, но так хоть видно, что она разговаривает с кем-то, а не сама с собой. Мало ли за кого её примут. А мнение общества ей важно. Даже той самой женщины, которая, все же, похоже читает бестселлер Джеймс, и того спящего мужчины. — Да-а? — сонно тянет она, посмотрев в окно: ехать ещё долго. — Ну и чего это мы, спрашивается, в фейсбуке не отвечаем? — наигранно возмущённый голос Дженны. — Я тебе там написываю, значит, а ты… — А я еду к Шону. Лори не знает, почему так устало перебила подругу. Лори не знает, зачем рассказала ей об этом, ведь знала, как та отреагирует. Чего таить, она даже не знает, зачем сидит сейчас в этом автобусе и зачем едет к тому самому незнакомцу, нагрубившему ей в самый первый день их знакомства. — Убери, пожалуйста, телефон от уха, ибо я сейчас буду на тебя орать, — вежливо, размеренно просит Дженна таким тоном, будто просит помочь накрыть на стол перед Днем Благодарения. — Я забочусь о твоем слухе. — Ты же не будешь орать. — Ладно, не буду, ты права, — всё также спокойно соглашается она. А после добавляет повышенно: — Лори, какой такой Шон?! Не тот ли случаем, который две недели назад заставлял тебя рыдать? — Да, кажется, тот самый. Который ещё меня странненькой называл, — подыгрывает она Дженне, и тяжело вздыхает, делая паузу. Нервно теребит непослушными пальцами веревочку от капюшона. — Понимаешь, он мне письмо написал. Бумажное. Длинное такое. И что-то у меня ёкнуло… — В голове, судя по всему. Ещё один вымученный вздох. Лори молчит какое-то время, будто пытаясь понять саму себя. Зачем ей самой всё это надо. А автобус тем временем останавливается, и та женщина с книгой выходит. Стало наконец видно обложку, и Лори разглядывает название: Пятьдесят оттенков серого. Не подводит её интуиция, однако. — Я ещё понимаю, если бы он сам приехал, просил бы прощения, — продолжает возмущаться Дженна, пока Лори устало смотрит в окно. — Но он сказал тебе ехать к нему? Как-то по-свински. — Может, это место что-то значит для него… Она не понимает, почему оправдывает Шона сейчас. Почему оправдывает, в первую очередь, себя и всё эту нелепую ситуацию. Самое главное: Лори сказала Ханне, что у нее много дел, а сама помчалась на чуть ли не заброшенный пляж, к почти что незнакомому парню. Дура? Дура. Ещё какая. Но в голове с того самого момента в подъезде крутятся воспоминания. Даже скорее не пустые картинки воспоминаний, а эмоции, чувства, что она испытывала во время этих самых событий. Непонятная дрожь при написании сообщения. Волнительное ожидание каждого ответа. Искренняя улыбка при «Ты милая, судя по очертаниям». Она понимает, что всё уже не будет так безоблачно, всё будет совсем иначе, но её прошлая «я» так сильно мечтала о встречи с ним, что не может попросту упустить эту возможность. Да и его письмо действительно задело за живое, заставило в груди двигаться шестеренки, которые на какое-то время застыли и даже пылью покрыться успели. Ехала Лори ещё долго и почти всё это время болтала с Дженной. Преимущественно о событиях в жизни Дженны, но иногда всё же проскальзывали упреки насчет этой её поездки к Шону, поэтому приходилось снова оправдываться. Будь нужная остановка не конечной, Лори бы точно проехала её, несмотря на то, что дождь уже давно прекратился, и за окном всё видно прекрасно. Даже тот спящий мужчина каким-то чудесным образом не проспал свою остановку и вышел за пару остановок до девушки. Лори попрощалась с Дженной по телефону и взвалила на свои плечи рюкзак. На улице было довольно тепло, по сравнению с погодой час назад, поэтому варежки можно было и не надевать. Дождя нет, мокрого снега нет, ветер поднимается лишь изредка. Терпимо. Проследив за тем, как автобус медленно разворачивается, а затем и вовсе уезжает прочь, в начало маршрута, Лори измученно вздыхает, почти что физически ощущая, что осталась она здесь одна. Даже птицы здесь не поют, кажется. Только шум мелких волн где-то вдалеке, да и только. Лори осмотрелась: здесь было много деревьев. Совсем голых, уже давным-давно без листвы. Слева от дороги — какой-то холм, местами покрытый еще не растаявшим первым снегом, откуда, должно быть, было бы красиво наблюдать издалека за морем, справа, где Лори и стоит, много-много каких-то скал, покрытых зеленым мхом, а меж ними — проход к пляжу. Туда ей и нужно? Она никогда здесь не была. Слышала часто про этот пляж, даже собиралась однажды, но время постоянно утекало слишком быстро, а она и опомниться не успевала, когда уже была погружена в дела и заботы. Привычную рутину. И сейчас, именно в эту минуту, Лори поняла: именно этого ей не хватало. Не хватало той свободы, когда ты идешь туда, куда тебе хочется, когда ты находишься там, где тебе комфортно. Какое-то время она не понимала — «я же провожу так много времени на улице с Ханной, что я делаю не так?». Это было не тем. Те вылазки были не тем. Сейчас и только сейчас она действительно принимала решения, влияющие на неё. И что-то ей подсказывало, приняла она правильное решение. Тем не менее, заходить на пляж было страшно. Что, если Шона она там не увидит? Что, если он пришёл сюда намного раньше, не дождался и ушёл? Что, если он рассчитывал прийти попозже, а Лори приехала раньше? Что, если это действительно была всего лишь шутка? Песок на пляже был мокрым, а потому и слегка прилипающим к обуви. Хотя бы не проваливалась, уже хорошо. Снова поднялся холодной ветер, и пришлось съежиться, обняв саму себя за плечи, а поток воздуха принялся подгонять мирно стоящую воду к берегу, создавая небольшие волны. И Лори в этом нашла что-то такое красивое. Завораживающее. Она даже ненадолго забыла о том, зачем вообще сюда приехала, просто ступала по мокрому от недавнего дождя пляжу, по мелким веточкам, которые ломались и хрустели под ногами. Около самой воды Лори остановилась. Смотря на эти волны, гонимые неумолимым ветром, она почему-то обнаружила себя в абсолютном спокойствии, будто бы все мысли попросту растворились в голове, и её больше ничего не должно заботить. Может, она всё же правильно поступила, приехав сюда? Не ради Шона. Ради долгожданного объединения с природой. Шум грязного города слишком утомил её. — Я боялся, что ты не приедешь. Она даже не услышала его шагов. А голос… голос, боже, он просто заставил её кожу покрыться мурашками. Тело даже бросило в дрожь буквально на пару секунд, но пришлось тут же взять себя в руки. Они ведь ни разу не говорили по телефону. Лори не слышала его голос, не слышала его акцента, слегка напоминающего британский. Должно быть, он жил раньше в Великобритании, и лишь в более зрелом возрасте переехал в штаты. Как она могла этого не знать? Как он мог не рассказать об этом? Им ещё столькое предстоит обсудить. Лори прикрывает глаза, пытаясь воспроизвести его голос в своей голове заново. Такой бархатный. Хотела бы она слушать его каждый день. И Лори вдруг захотелось представить, как этим голосом он говорит «У тебя с головой не всё в порядке». Не выходит. Слишком сильно противоречит приятный тон этим словам. — Не каждый день мне пишут бумажные письма. Вот и он теперь знает её голос. Что, можно разворачиваться и ехать домой? На сегодня достаточно? Они по-прежнему не видели лица друг друга. Так что пока недостаточно. Тяжёлый, шумный вздох полной грудью. Лори резко поворачивается, одновременно открывая глаза. Шон оказался слишком близко, она рассчитывала, что он будет стоять подальше. И в итоге первое впечатление друг о друге не такое романтичное, ведь Лори неуклюже отшатнулась назад, ступив ботинками в воду, а Шон тут же дернул её за локоть на себя, чтобы она не стояла в воде, и сам чуть не споткнулся. Неловко. Когда они наконец оба стояли не в воде, а Шон отпустил её локоть, им обоим пришлось взглянуть друг на друга. Только когда Лори увидела, как красиво на солнце переливаются его волнистые, светло-каштановые волосы, она обнаружила, что уже закат. И этот закат отражается в его глазах, так что оборачиваться и смотреть на красоту заходящего солнца было необязательно. Вся красота — в его глазах. Смотри, наслаждайся. Он был так красив под этими угасающими лучами. Лори едва сдерживала себя, чтобы не коснуться кончиками пальцев его кожи, не провести невидимый узор от одной его родинки к другой. Шон усмехнулся почему-то и отвел взгляд в сторону. Часто заморгал, прикусил губу, стиснул челюсть. Это продолжалось приблизительно вечность, прежде чем он наконец начал: — Лори, я… И даже когда он начал, он не смог подобрать нужных слов. А Лори просто закачала головой из стороны в сторону, всё также не сводя с него взгляда, и приложила замерзший, слегка покрасневший указательный палец к своим губам, показывая: «Помолчи. Не надо». Он замирает и нервно сглатывает. Почему молчать? Почему не надо? Он хотел извиниться. Чуть ли не мечтал о возможности извиниться в живую. Лори делает шаг к нему и медленно обнимает. Шон сперва опешил, но после обвил её талию руками, прикрыв глаза, вздыхая запах её волос, слегка взлохмаченных от долгой поездки и неугомонного ветра. Их объятия вполне можно назвать неловкими, неуклюжими. Они оба в зимних куртках, сковывающих движения, и они толком не чувствуют тела друг друга. Лори лишь чувствует плотную ткань его серого пальто, а он — гладкую поверхность пуховика из полиэстера. Но она чувствовала его дыхание, колеблющее ее волосы, а он чувствовал её сердцебиение где-то там, под многочисленными слоями одежды. Почему её сердце стучит так громко? Даже когда она отстраняется, они все равно остаются слишком близко друг к другу. Лори вцепляется дрожащими пальцами в его плечи, будто боясь отпустить, потерять, а Шон всё никак не может перестать прислушиваться к такту её сердца, которое теперь уже слышится не так отчетливо. Он слегка склоняет голову так, что они соприкасаются лбами. Она чувствует его дыхание. Такое горячее в таком холодном воздухе. Это опаляет настолько, что кружится голова. В такие моменты людям принято прикоснуться друг к другу губами. Лори знает, она пересмотрела столько сериалов и фильмов про любовь, что и не сосчитать. И она хочет сделать это прямо сейчас. Осознает, как же это глупо — они же почти незнакомы — но так сильно хочет. Чувствует, будто знает его уже очень давно, будто их отношения развивались равномерно, постепенно, а не одним скачком. И всё равно отстраняется. Они оба выдыхают. То ли облегченно, то ли с печалью. Но их дыхание смешивается в холодном воздухе, и Лори прикусывает губу. Делает шаг назад. Снова наступает в воду и раздражённо закатывает глаза, тут же отступая. А Шон улыбается. Она такая неуклюжая. И такая красивая. — Прости, я не могу, я… — зачем-то оправдывается она за этот «недо-поцелуй». Они же и вправду впервые встретились. Шон сам в растерянности, пытается прокрутить у себя в голове тот переломный момент, с каких пор он решил вдруг поцеловаться с девушкой, с которой знаком месяц. С той самой чудаковатой девушкой, написавшей ему полпятого утра. — Я понимаю. Всё хорошо. Лори улыбается, вздохнув полной грудью, а Шон ещё несколько минут молча смотрит на неё, взглядом рисуя невидимые узоры на её слегка бледной коже. И когда узор касается её губ, он едва ли сдерживается, чтобы всё же не поцеловать её. Он отвёл её на тот самый холм, откуда, как Лори предполагала, будет хороша видна вода. Лори замёрзла слишком быстро, так что ему пришлось греть её. Она спиной прислонилась к его груди, а он накрыл её руки своими, упёршись подбородком в её макушку. Это было так неправильно, но так тепло. Таким образом они и проводили до конца солнце, невероятно медленно заходящее за горизонт. Уходящие лучи окрашивали небо лучше всякого художника: оранжевые, розовые, даже сиреневые цвета наполнили это полотно, а вода послужила художнику зеркалом и отразило всё то, что было на суше, лишь с небольшой рябью. Они почти не разговаривали. Тишина была прекрасна. И когда Лори осознала это, в груди будто бы щелкнул переключатель, а над головой засияла лампочка. Однажды ей сказали: «Если ты найдёшь человека, с кем можно просто молчать и ни о чем не говорить, и тебе будет комфортно, знай — это твой человек». Поэтому она захотела обнять его. Поэтому чуть не поцеловала. Поэтому сейчас сидит в обнимку и не испытывает ни капли угрызения, хотя этот самый парень совсем недавно был в отношениях. Ей с самого начала было комфортно молчать с ним. Значит ли это, что он — её человек? Никто не знает. И она не знает. И он, разумеется. Но сейчас всё было так немыслимо прекрасно, что не хотелось никаких забот. Просто наслаждаться моментом. Будто читая её мысли, Шон прикоснулся к её руке и, прислонившись ладонями, переплёл пальцы, чувствуя самые мельчайшие детали: текстуру её кожи, теплоту, небольшую дрожь. И Лори, почувствовав это тоже, улыбнулась. — Знаешь, — начала наконец она, — мне кажется, что написать тебе было моим лучшим решением за всю жизнь. Шон усмехается. Прижимает Лори к себе ближе, чувствуя, что, похоже, она снова мёрзнет, раз это маленькое, хрупкое тельце начинает мелко-мелко дрожать. — Что ж. Тогда моим лучшим решением было ответить тебе. — Пауза. Он будто бы решается: сказать или нет. — Хотя ответить я мог и менее грубо. Лори наполняет воздухом лёгкие и приподнимается, повернувшись к Шону, чтобы можно было видеть его лицо. Её глаза искрятся чем-то непередаваемым, чем-то до дрожи уютным и нежным, но в то же время и озорным. — Неужели ты наконец признал это? — Но я не отменяю того, что ты всё ещё странненькая. Она наигранно надувает губы и легонько бьёт парня в плечо, и они оба смеются. Она и сама знает, что слегка странная. И разве это плохо? Ну стал бы нормальный человек после тяжелого буднего дня тащиться на край города, чтобы встретиться на пустынном пляже с почти что незнакомцем? Даже если это может изменить его жизнь. Даже если этот незнакомец написал письмо и почти что признался в чувствах. Лори снова устраивается поудобнее в его объятиях и смотрит куда-то вдаль, в сумеречный пляж, на котором ветер снова гоняет бедные волны. И ей так уютно, так комфортно здесь. Несмотря на холод, несмотря на усталость. Ей просто не хочется, чтобы этот момент кончался. А самое главное, что даже когда этот идеальный момент закончится, будет ещё один. И ещё. Их будет огромное множество, потому что судьбы двух людей наконец столкнулись, пусть и максимально нелепым образом. Важно рисковать, выходить из зоны своего комфорта, творить странные вещи, ведь только так можно изменить свою жизнь. Только так можно наконец обрести счастье, если твоя жизнь больше похожа на День Сурка с одинаковой, повторяющейся изо дня в день рутиной. Рискуйте. Меняйте свою жизнь к лучшему. Меняйте себя к лучшему. И просто живите. Живите по-настоящему, а не просто существуйте. Всё в ваших руках. Всегда.