***
Изуку боялась идти в школу после того случая. Ну как боялась, ей не хотелось встречаться с Катсуки. Что он скажет, как отреагирует, что именно он помнит с того вечера? Ей казалось, что её голова взорвётся от собственных мыслей. Зеленоволосая вздыхает, последний раз бросает взгляд в зеркало и уходит. Под подъездом девушка встречает Киришиму, чему она довольно рада и удивлена. Красноволосый забирает чужой портфель под её недовольный бубнёж, и они напрявляются в школу. Здание встречает их сонными старшеклассниками и унынием. На душе и так грустно и тоскливо. Класс приветствует их напряжёной и тяжёлой атмосферой, ну или ей так казалось. Внутри скручивался неприятный клубок из переживаний и противоречивых эмоций. Когда дверь в классе открывается, и заходит Катсуки, её сердце камнем падает куда-то вниз, оставляя хозяйку едва ли не трястись от напряжения и некого страха. Она сидит не двигаясь. Девушка не видит, как сцепляются гневные взгляды красноглазых, глаза блондина горят неистовым огнём, Киришимы же отблескивают холодом и недоверием. «Тронешь — убью, » — говорят его глаза. «Не суйся под руку, задушу,» — можно прочитать во взгляде Бакуго. Но Изуку не видит этого, лишь напряжённо сидит, выпрямив спину. Когда он проходит мимо неё, Изуку чувствует его ненависть свой кожей. В прямом смысле. Неимоверная боль прошибает тело, и она еле сдерживается, чтобы не закричать. Внутри всё скручивается в тугой клубок, а затем выворачивается наизнанку. Мидорию разрывают изнутри эмоции, снаружи — цветы. Поясница ощущается каким-то побоищем, что всё больше и больше заливается кровью. Цветы лезут из-под кожи, разрывают её, приносят неимоверную боль. Изуку сгорбливается, кожа натягивается, и она готова выть волком от всего этого кошмара. Девушка смаргивает непрошенные слёзы, пытается восстановить дыхание, которое стало сбивчатым и рваным. Такими темпами она долго не проживёт. Временами ей хотелось просто свернуться в клубок и отгородиться ото всех, запереться в своём мире. Но нет. И проблема была даже не в том, что всё её туловище уже покрыто цветами и просто так ты уже не полежишь, а в том, что… Она просто не может оставить маму, папу, друзей, что так же стали ей семьёй. Ещё никогда до этого у неё не было такого желания жить, вот только эта ситация с Катсуки на сборе доказала, что, признавшись ему, шансов прожить дольше у неё не останется. Она не хочет повторять её судьбу. Так что сейчас приходится довольствоваться тем, что есть. Катсуки её погибель.***
Киришима заболел и Изуку чувствует себя разбитой. И так не идеальное настроение с утра упало ниже плинтуса. Зеленоволосая поворачивает голову к окну. Зима уже вступила в свои права и на улицах даже лежал небольшой слой снега, Мидория вздыхает, вспоминая как играла в снежки с Киришимой, Ураракой, Иидой и Тодороки. Из груди вновь вылетает вздох полный печали и ностальгии по прошедшим дням. А вдруг это последняя зима в её жизни? Эта мысль врезается в голову острым ножом, Изуку кажется, что её всё чаще посещают мысли о смерти. Это ничуть не радует. А ещё очень хочется спать, эта ночь выдалась бессонной, стоило только опустить веки, как перед глазами вновь мелькали события прошлого, когда она училась ещё в младшей школе в другом городе. Эта история и так очень долго преследовала её в кошмарах. Обеденная перемена была грустной, очень не хватало Киришимы. После той драки с Катсуки они перестали общаться, уже почти два месяца прошло. Изуку пару раз говорила, что красноволосый должен помирится с Бакуго, но тот лишь отворачивался и ворчал, даже не желая её слушать. Изуку быстро опустошила свой контейнер для ланча и думала, чем бы себя занять. Может немного пройтись? Коридоры были не так забиты, как обычно, большая часть учеников всё ещё ела или носились по территории школы и играли в снежки. Мидория опирается ладонями о подоконник, смотрит в окно на веселящихся подростков, из груди вылетает вздох. Видимо, эта зима и будет последней в её жизни. А жаль, не хочется оставлять маму и друзей. — А что это ты без дерьмоволосого? — слышит она хриплый голос Катсуки, в котором присутствует издёвка. Он располагается слева от неё на подоконнике, спиной к окну. Изуку так и стоит не двигаясь. — Киришима заболел, — спокойно отвечает зеленоволосая, прикрывает глаза. Сейчас не было ни страха, ни даже намёка на беспокойство. Вообще ничего, только тоска. — Пхах, вот придурок, — смеётся в своей привычной манере он, Изуку старается сохранить это в памяти. Зачем? Просто… чтобы было. — Ага… — уныло протягивает она, вздыхает. Катсуки вопросительно приподнимает бровь, смотрит на неё профиль изучающе, в глазах уже нет насмешки, там что-то другое. — Выглядишь хреново, — тянет он, не сводя с неё глаз. Мидория горько усмехается. — А тебе ли не пофиг, — говорит она, поворачивает к нему голову и пристально смотрит, будто пытается заглянуть в душу, натягивает измученную улыбку. По спине Бакуго пробегает табун мурашек, стоит встретится с её тусклыми глазами, что раньше светились жизнью. Не такой он её помнит. Изуку уходит тихо, бесшумно, а Катсуки лишь смотрит ей в след.***
Изуку ещё сильнее кутается в шарф, выдыхает клубок пара. Мидория устало прикрывает глаза, хочется спать, а ещё тело окутывает лёгкая слабость. Девушка сама вызывалась отнести домашнюю работу Киришиме, да и самой хотелось его проверить. Перед выходом из школы, она позвонила ему, так что её ожидали. Под ногами громко скрипел снег, вокруг спешили кто куда люди, и Изуку невольно улыбнулась, даже не замечая преследования. Мороз нериятно жёг легкие, хотя Изуку бы не сказала, что на улице сильно холодно. У окна уже стоял красноволосый. В какой-то момент лёгкие схватывает, становится сложно дышать, Изуку падает в снег перед собой, больно ударяется коленями, держится за грудную клетку. Хрипит. Больно. Дышать очень сложно, воздух почти не проходит в лёгкие, и это пугает, нагоняет ужас. Складывается ощущение, что их что-то сдавливает с немыслимой силой, от чего на глаза наворачиваются непрошенные слёзы. Из подъезда выбегает Киришима в домашних тапочках и домашней одежде, подлетает к ней, подхватывает на руки. В глазах плывёт, внутри всё полыхает, а из горла выходят лишь хрипы. Изуку предполагает из-за чего это, просто не хочет верить. Пальцы набирают Тошинори быстрее, чем она понимает, что вряд ли сможет толком что-либо сказать. — Алло? — раздаётся усталый голос по ту сторону телефона, трубку выхватывает взволнованный Киришима, бормочет что-то бессвязное. Мидория берёт его за руку. — М-мидории плохо, она хрипит и ей тяжело дышать, — выдает в итоге он. — Цветы… ско… вывают… легкие… — хрипит она, в трубку возле уха Киришимы, но Яги услышал её. — Какой адрес? — спрашивает он, а получив ответ, бросает короткое, — скоро буду. Тошинори приезжает быстрее, чем она ожидала, за это время лёгкие сковало ещё сильнее. Киришима в домашней одежде так и сидел с ней на улице, не желая даже отходить ни на шаг. Дальше был туман, перед глазами начали плясать чёрные пятна от недостатка воздуха, и она отдалённо слышала голоса Киришимы и Тошинори.***
Изуку становится на весы и незаметно для себя задерживает дыхание. Девушка вздыхает, за неделю ушло два килограмма. Плохо. Очень плохо. Цветы выкачивают слишком много жизненных сил, истощают её. Раньше у неё были даже небольшие мягкие бочка, а сейчас лишь впалый живот, покрытый алыми цветами. Увидь это Катсуки, то кличка «Деку» сменилась бы «клумбой». Она не сразу понимает, что ненароком улыбнулась, и эта улыбка мигом сменяется печалью. И чего это она его припомнила? Девушка выглядывает в окно. Туда сюда мчатся люди новообразимым потоком, они прячутся от снега под шляпками зонтов. Лёгкие снежинки с витиеватыми узорами кружатся по велению ветра, устилают кроны деревьев белым одеялом. Из груди вырывает тяжелый вздох, девушка прикрывает глаза. После этого случая Яги выписал ей таблетки, которые должны были предотвращать сковывание лёгких корнями цветов. Так же ей была прочитана огромная лекция на тему того, что так нельзя так относиться к цветам и нужно признаться своему солмейту. Сначала мужчина обратил внимание на цвет глаз Эйджиро, но видя его заботу и тёплое отношение к Изуку сделал вывод, что парень не её соулмейт. «Посиди немного дома и наберись сил. Пусть цветы привыкнут к холоду, если что — звони», — слова, сказанные ей мужчиной. Знаете, она чувтвует себя очень вяло, как растение на морозе. Хотя если подумать, то туловище уже покрыто цветами и такие ощущения неудивительны. Тошинори говорит, что возможно зимой они приостановят свой рост, снизится отдача от ненависти соулмейта. Изуку остаётся только надеяться. Дышать иногда бывает тяжело, но не так как в тот день. Изуку боится. Умирать от удушья очень не хотелось. Внутри скручивается неприятный комок, и девушка сглатывает. На душе появилось плохое предчувствие. На самом деле она не очень верила во всё это, но несколько случаев из жизни доказали, что этому чувству можно и нужно доверять. День пролетает незаметно, а на душе всё ещё не спокойно. За ужином стоит какая-то напряженность, Изуку это пугает. — Мы переезжаем, — говорит Инко, уводя глаза в сторону. Где-то внутри камнем падает скрутившийся внутри ком, эхом отдаваясь в уши. Мидория пару раз моргает, смотрит на Инко, в надежде, что ей это послышалось. — Без возражений, — добавляет она, когда Изуку открывает рот, собираясь задать вопрос.***
Как оказалось переезд состоял в том, что они просто приехали к родственникам, якобы погостить. От глаз Изуку не укрывается, что мать выискивает объявления на снятие квартиры. Как бы Мидория не была рада тому, что она увидела своих двоюродных сестёр, которым было лет по десять, было одно но. Гнетущая атмосфера и взгляды полные сочувствия тут же появлялись, стоило девочкам оставить их в одной комнате. Это было… тяжело… Вечером второго дня Изуку немного трясло. Утром болела голова, внутри была разруха. Хотелось вернуться. Отвлечься было невозможно. Мидория знает что это. Тошинори как-то рассказывал об этом. Она слишком далеко от Катсуки, это что-то вроде ломки по соулмейту. Это притяжение ломает её изнутри. Девушка не знает что делать. На поездку домой не было денег. А пешком это уж слишком далеко. Мысли кружились роем в голове, пока Изуку готовила ужин. Ведь нужно было хоть как-то помогать, а не просто сидеть на шее. Родители двойняшек были на работе как и Инко, так что Мидория была ещё и за няню. Харука и Наоми рисовали в соседней комнате, когда девушка закончила с ужином. — Харука, Наоми! Мойте ручки и будем ужинать! — позвала их зеленоволосая и начала накладывать карри по тарелкам. Есть абсолютно не хотелось, но нужно, ведь вес и так уходит быстро. Когда девочки заходят на кухню, Изуку старается улыбнуться как можно теплее. За столом двойняшки весело щебечут, вот только Мидория не может разобрать слов, всё смешивается в сплошную массу, а перед глазами плывёт. Кажется, у неё что-то спрашивают, она говорит что всё хорошо. Возможно вопрос состоял в другом, ибо Наоми (?) подлетает к ней. Зеленоволосая падает со стула в бок, хватается за голову, сжимает ладонями волосы. Больно. По телу проходит ток от сломанных при падении цветков. Больно. В голове происходит бардак и мысли только о Катсуки. Больно. Она не может это контролировать, завывает в голос. Её трясёт, она скручивается на полу в позе эмбриона, Харука пытается привести её в чувство, трясёт за бок, а затем с писком отползает, смотрит на свои ладони, которые были покрыты кровью. Если бы Изуку сейчас могла здраво мыслить, то она бы ужаснулась от того, какую травму возможно нанесла детям. Наоми тоже была напугана как и сестра, но попыток привести Мидорию в себя не прекращала. Она плескала на неё холодной водой, пыталась хлопать по щекам, до которых было сложно дотянуться. Была даже попытка пощекотать девушку за ногу, за что чуть не получила ей же по лицу. Мидорию воротило, она захлёбывалась в слезах, грудная клетка судорожно дёргалась, сердце стучало в ушах. Перед глазами плыло, изображение никак не могло стать чётким. Звуки заглушало собственное сердцебиение. Дышать было сложно. Перед глазами пролетает детство, как они играли с Катсуки. Затем средняя школа — мимолётные взгляды, лёгкий стёб, старшая — ненависть в глазах, колкости в её сторону. Первая мысль, которая её посещает, стоит приступу немного отойти: «Нужно вернуться.» Вторая мысль, что она не выпила таблетки, которые ей выписал Тошинори. Третья, когда зрение более менее прояснилось, и она села, девушка увидела ужас на лицах двойняшек. До Мидории постепенно доходило, что произошло, голова неприятно пульсировала, отдавая болью в висках. Девушка провела рукой по мокрым волосам, зачёсывая их назад. — Простите меня, — говорит она, запрокидывая голову и прикрывая глаза. По телу была неприятная слабость, лёгкие неприятно сжимало. Изуку выдыхает, а из лёгких вылетает лишь хрип. Надо принять таблетки. Девушке с трудом удаётся встать, да и получается это не с первого раза. Она плетётся в гостевую комнату, опираясь о стены рукой. Мидория опадает на пол возле дивана, ударяется коленями, хватает свой портфель, дрожащими руками ищет таблетки. Всё снова начинает плыть, руки совсем её не слушаются, будто и не её вовсе. Открутить крышку баночки едва хватает сил, и лекарство наконец принято. Она прикрывает глаза, ложится на пол и выдыхает. Нужно время, чтобы оно подействовало. Корни забивают вены, сосуды и артерии, мешают кровотоку, скручивают лёгкие. Эти лютики отравляют её день за днём под ненавистью Катсуки, и девушка не знает, что ей делать. Ей страшно, а сейчас ещё и одиноко. Она лежит так минут пятнадцать, а затем всё же заставляет себя встать. Из-за дверного косяка на неё смотрит две пары глаз, в них можно увидеть лёгкий испуг, волнение и непонимание. Проходя мимо, она ласково ерошит им волосы, идёт на кухню. Пол частично в крови, и Изуку принимается убирать это безобразие. Она вытирает лоб рукой, и направляется в ванную, чтобы вымыть хорошенько тряпку от крови. Девушка поднимает голову и встречается взглядом со своим изображением. Зелёные глаза тут же расширяются, одежда была перемазана кровьюю. — Изуку… — доносится голос одной из девочек, зеленоволосая лишь вжимает голову в плечи, — это из-за твоего соулмейта, да? — Такое бывает, когда далеко, да ещё и не по свой воле. Мама думает, что это должно было помочь, — Мидория грустно усмехается, эта девочка догадливая, она поймёт. — Но не стоит бояться соулмейтов, — девушка поворачивается к ней лицом, — просто мне не повезло. Меня ненавидят, но это редкость, так что бояться не стоит. — Ты хочешь к нему? — Я просто хочу домой… Да и клинить тогда не будет. Но Инко забрала деньги, а пешком… Уже слишком холодно и темно.***
Изуку стояла на остановке и едва слышно стучала зубами. На губах стояла лёгкая улыбка, Наоми просто взяла и впихнула ей в руки нужную сумму, чтобы доехать до дому. Мидория тогда просто расплакалась. И вот сейчас она стоит под небольшим навесом, смотрит на дорогу. Уже было довольно поздно, и если Изуку заметят служители порядка, то ей несдобровать. Путь до дома состоял из двух пересадок, так что сейчас девушка ждала нужный ей автобус. Холод забирался ей под куртку, от чего девушка вновь ёжилась. Холодно. Её одиночество прерывает какой-то мужчина, который в развалочку подходит к ней. Мидория чувствует, что-то не ладное. Она старается увести взгляд, но понимает, он направляется точно к ней. — Представляешь, я стал дедушкой, — говорит он, смотря на неё и к криво улыбаясь. Девушка сглатывает, старается держаться уверенно. — Поздравляю, — выжимает из себя Мидория, а взгляд бегает из стороны в сторону. До носа доходит неприятный запах алкоголя, девушка едва сдерживает себя, чтобы не скривиться. — Знаете, — продолжает он, — я издали подумал что вы женщина, — говорит он и затихает. Изуку кажется это странным, ведь ей всегда давали меньше по возрасту, чем есть на самом деле. — А почему у вас нет груди? — внутри всё сжимается, а она только подумала, то мужчина будет просто нести пьяный бред. — Ну нет и нет, — говорит она, внутренне молясь о том, чтобы её не тронули. — Да ну как нет? А как с этим жить? — девушка не понимала, что от неё хотят и внутренне молилась о скором приближении автобуса. — Пошли со мной, кое-что покажу, говорит он, хватая её за плечо.