foolishness

— прокатишь? доён никогда ничего отвратительно плохого и из рук вон выходящего в своей жизни не делал, но почему-то всё равно приходится регулярно задавать высшим силам давно приевшийся вопрос: за что на его бедную голову вечно сваливаются какие-то придурки? и сейчас, облокачиваясь на свой кадиллак флитфут шестьдесят цвета бордо и докуривая предпоследнюю сигарету из помятой пачки, доён вновь прокручивает этот вопрос, когда где-то в темноте глубокой ночи слышит чей-то голос. — только если до вытрезвителя. в ответ лишь многозначительно хмыкают. ким и не надеялся увидеть около клуба кого-то в плюс-минус вменяемом состоянии, если честно, а если бы и увидел, то определённо посчитал такого человека странным. но и факт явного вмешательства алкоголя менее странным этого таинственного попутчика не делает. — меня накамото юта зовут, — наконец навстречу тусклому жёлтому свету уличного фонаря показывается уставшее лицо и взъерошенные светло-розовые волосы. «девчонка,» — думает доён. — и что прикажешь мне делать с этой информацией? — ну, в вытрезвителе же должна быть установлена личность доставленного гражданина. — а ты там частый гость, я так понимаю. юта только глаза закатывает и выбрасывает в рядом стоящую урну жестяную банку из-под какого-то лимонного пива. «точно девчонка». — кстати, — он подходит ближе, проводя пальцем по сверкающему металлу, обрамляющему тонированное окно, — а как моего персонального водителя звать? — во-первых, ким доён, — бросает окурок на мокрый после недавно прошедшего дождя асфальт и затаптывает его носком лакированной туфли. — во-вторых, никуда я с тобой не поеду. — ну, если ты настаиваешь, мы и тут потрахаться можем. — по-твоему, не слишком самоуверенно? — по-моему, вполне оправдано. юта, подтягиваясь на руках, запрыгивает на капот, одним этим действием вынуждая доёна признать своё поражение — оправдано. и нельзя сказать, что на кима никогда чужие похотливые взгляды не падали, мимо ушей лестные слова не проскакивали, и вообще никаких случайных связей у него никогда ни с кем не было, но этот полупьяный накамото юта со своими холодными тонкими пальцами и ярко-розовым языком между опухших губ, что так безапелляционно смеет врываться в его относительно спокойную жизнь, заставляет чувствовать, словно миллион иголок вонзается в тело. — идиот, — как будто и не обращаясь к кому-то вовсе, бросает доён между смазанными поцелуями, что электрическими импульсами проникают под кожу и отпечатываются внутри болючим клеймом. целоваться с ютой приятно до потери сознания и беспомощного поскуливания в губы, пусть киму даже самому себе в этом признаться сложно. но кирпичная стена непринятия ситуации рушится окончательно вместе с закинутыми на доёновские бёдра тощими ногами в джинсах с непозволительно большими дырками, благодаря которым можно в полной мере исследовать руками острые колени и оголённые части ляжек. — а ты не боишься, что я окажусь каким-нибудь маньяком-шизофреником? — снова куда-то в пустоту. — маньяки-шизофреники не отказываются от секса с соблазнительными японцами. доён кивает пару раз, соглашаясь скорее не с самим утверждением, а с фактом соблазнительности юты; чувствует, как накамото сползает с машины, но рук с влажной шеи не убирает, смотря взглядом настоящего дикого зверя, запертого в клетке, что вот-вот даст слабину. — заваливайся, — приказывает доён, открывая дверь переднего пассажирского, пока ещё может совладать с собственными демонами внутри. юта ухмыляется и падает на мягкую обивку, сразу же неуклюже пытаясь переползти назад. и киму слишком уж сильно хочется пихнуть его в эту выставленную задницу, чтобы он уселся поскорее и… просто хочется. накамото открывает по-хозяйски окно, достаёт не пойми откуда свои сигареты и устраивается в полулежачем положении. доён замечает через зеркало заднего вида в его руках свою зажигалку и тихонько охуевает от того, каким образом этот инопланетный засранец вообще смог достать её из внутреннего кармана кимовской куртки. — женские? юта поднимает на него нечитаемый взгляд своих огромных, кажется, совершенно стеклянных глаз, через пару секунд снова обращая внимание на свои бледно-фиолетовые руки и зажигая сигарету, как будто ничего и не слышал вовсе. «дев-чон-ка». кадиллак срывается с места, а его водитель абсолютно забывает про педаль тормоза. черепную коробку затуманивает дым, такой приторно-сладкий и горький одновременно, как губы того ненормального на пассажирском, и единственная мысль о чёртовом накамото юте, что роль этого ненормального сегодня блистательно исполняет. доёну хочется совершенно случайно, но так удачно, столкнуться на скорости с какой-нибудь фурой, чтобы больше не мучить себя всем этим, чтобы освободиться от ненужных мыслей и не пойми откуда взявшихся угрызений совести, но почему-то вселенная его уговорам не поддаётся и он целый и невредимый добирается до дома, пока юту, кажется, уже совершенно ничто не волнует. а на следующее утро ким никак не ожидает увидеть на подушке рядом помятое ото сна лицо, черты которого смутно может различить из-за отсутствия каких-либо приличных источников света и слипшихся глаз. накамото проснулся явно раньше, давно, видимо, пристально изучает на доёновском вымученном лице каждый миллиметр, одними губами произнося «доброе утро» и ёжась от проникшего через приоткрытую форточку ветерка. ким буквально видит, как по чужой коже прокатывает волна мурашек и накрывает замёрзшее обнажённое плечо толстым одеялом, вновь проваливаясь в сон. доён в девчонок не влюбляется. но ради юты может сделать исключение.