Хуже смерти

      Дни Тани пролетали быстро и были похожи друг на друга, как две капли воды. Она просыпалась в номере одна — Хидана не было рядом. Куда он уходил каждый день — девушка не знала, и, несмотря на то, что стала доверять ему немного больше, не решалась спросить.       Хидан возвращался после заката. Они ужинали вместе; как правило, в номере, но иногда Хидан приглашал свою подругу в ресторан неподалёку. Сначала Тани отказывалась от его приглашений; они ведь не парочка влюблённых, чтобы ходить на свидания! Но однажды, уступив его настойчивости, девушка согласилась. К её удивлению, Хидан не применял технику перевоплощения, не подавлял чакру, и в ресторане вёл себя так же шумно, как всегда — в общем, не прибегал к маскировке, как будто вовсе не был нукенином в розыске.       Его видели дюжины человек, и один из них вполне мог опознать его. Но казалось, Хидана это совершенно не заботило.       После ужина они занимались тем, от чего Тани до сих пор пребывала в некотором шоке. Как так получалось, что каждую ночь она оказывалась с ним? Точнее, под ним. А иногда и на нём. Каким-то невероятным образом Хидану всегда удавалось её соблазнить, и чувства Тани уступали чувственности, а разум — желанию. В минуты наслаждения Тани забывала обо всём, но после её пожирал стыд и ненависть к нему, к себе.       Ночи любви оборачивались кошмарами. Тани снилось, как она нарезает овощи для салата на ужин — и вдруг больно ранит палец. Нож, орошенный её кровью, начинает стремительно увеличиваться в размерах. Ручка превращается в тяжелый металлический шест, а лезвие изгибается и троится. И вот уже Тани двумя руками держит тяжелую трёхлезвийную косу. Она оборачивается и видит свою мать. Тоя стоит на коленях в нескольких шагах от неё. Она прижимает руку к колотой ране в области сердца. Но даже так из раны вытекают литры крови. Липкая алая жидкость стекает по пурпурному шелку юкаты вниз, на пол знакомой кухни. По щекам Тои размазана потёкшая тушь. Она смотрит на дочь глазами, полными слёз.       — Мама?! — восклицает Тани, прикрывая рот рукой. Вид истекающей кровью матери повергает её в ужас.       — Как ты могла, Тани? — шепчет Тоя, закатывая глаза в предсмертной агонии. — Как ты могла?       Кошмар обрывается, и Тани просыпается в пустом номере. Её подушка мокрая от слёз. Её тошнит от привкуса крови на языке. Она оглядывается по сторонам, но Хидана нет рядом…       Все дни до заката Тани была предоставлена сама себе. Чтобы не скучать, она ходила на пляж. В ту пору море уже похолодало, но песок ещё сохранял летнее тепло. Тани подолгу смотрела на блестящие лазурные волны. Вдыхая солёный морской воздух и подставляя лицо под бриз, девушка забывала о ночных кошмарах и тревогах.       Со временем Тани познакомилась с персоналом гостиницы. Местные работники были юркими и тихими, как мыши, но стоило с ними заговорить, как все они оказывались дружелюбнейшими людьми, готовыми выполнить любую просьбу. Хозяйка гостиницы, рослая и толстая брюнетка, темпераментом напоминала Тою, но была мрачной и вела себя грубо с подчинёнными. Она казалась Тани жестокой карикатурой на мать.       Тани покупала любовные романы в книжном магазине и обедала в закусочной на пляже. Продавец книг и хозяин закусочной, не сговариваясь, интересовались посетительницей. Молодая, беременная и всегда одинокая — почему?       — Где же ваш муж? — однажды спросил хозяин закусочной.       Тани смущенно потупила взгляд.       — Он… Много работает, — соврала она.       Мужчина решил, что муж бросил молодую девушку, и проникся к ней исключительной симпатией и состраданием. С тех пор он готовил обед для Тани с особой старательностью и нередко баловал её «комплиментами за счет заведения». А продавец в книжном магазине всегда откладывал для неё свежий экземпляр любимого журнала или литературной новинки.       Такими были маленькие радости Тани на тот период времени.       Вечером, как послушная жена, Тани неизменно возвращалась в номер, хотя Хидан никогда не просил её об этом. Когда он приходил, девушку одолевали смешанные чувства. С одной стороны его присутствие напрягало; без него было спокойнее. Но в то же время Тани чувствовала облегчение — он здесь, а значит, она не одна.       Однажды Хидан не возвращался особенно долго. В какой-то момент Тани сильно забеспокоилась. Ведь Хидан был преступником в розыске, а с тем, как легкомысленно он относился к собственной безопасности, его шансы быть пойманным и убитым резко возрастали. К тому же, отчаянные мстители могли прийти и за её головой, ведь многие в Горячем Источнике считали, что она с Хиданом заодно.       Однако мужчина всё-таки вернулся — когда время перевалило за полночь. Тани сразу заметила засохшие следы крови на его теле и одежде. В тот вечер их было особенно много.       — Я так устал! Пиздец! — пожаловался он, как только входная дверь захлопнулась за ним. — Зато Джашин-сама доволен мной сегодня!       Сказав это, он зашел в ванную комнату. Тани задумчиво уставилась на дверь, за которой только что скрылся Хидан.       «Джашин-сама… Он часто упоминает некого Джашина. Интересно, кто это?» — размышляла она. Тани никогда не расспрашивала о нём Хидана, но из его речей она поняла, что Джашин может быть доволен, не доволен; и что у него есть жертвы. Так кто же он? Какой-то преступный босс?       Когда Хидан вернулся из душа, лёг на футон и недвусмысленно подвинулся к Тани, девушка спросила его прямо:       — Кто такой Джашин-сама?       Хидан довольно улыбнулся.       — Пупсик, наконец-то ты хочешь поговорить со мной, а не только трахаться.       Тани смущенно потупила взгляд. Хотя они с Хиданом «трахались» уже немало раз, она до сих пор чувствовала себя неловко, когда мужчина так прямо говорил об этом. Забавно, но сам секс не вызывал у неё такой неловкости, как разговоры о нём. Это забавляло Хидана.       Но в тот раз, вместо обычных шуток, он продолжил серьёзно:       — Джашин-сама это великий бог. Он дарует бессмертие своим верным служителям и нашими руками карает безбожников, не признающих его могущества. Он презирает тех, кто равнодушен к боли, но благоволит к тем, кто готов принять чужую боль.       Тани задумчиво сдвинула брови к переносице. Из сказанного Хиданом она толком ничего не поняла.       — Бог? То есть… Он как бы самый важный в вашей компании? — уточнила она.       Хидан покачал головой.       — Джашин-сама настоящий бог. То есть, он больше, чем человек. Понимаешь?       Увидев, с какой серьёзностью Хидан говорит это, Тани смутилась.       — Но ведь… Настоящих богов не существует. За всеми так называемыми богами из легенд стоят люди. Например, первый Хокаге, которого называли богом шиноби…       Хидан раздраженно цокнул языком.       — Все вы, атеисты, так говорите! И только когда приходит время заплатить за свои грехи, вы начинаете трепетать, цепляться за жалкие жизни! Но правда в том, что все безбожники должны умереть. Безбожники не заслуживают жить.       — Кто вправе решать, что люди не заслуживают жить?! — возмутилась Тани.       — Джашин-сама. Потому что он бог! — заявил Хидан.       Тани глубоко вздохнула. Услышанное объяснение того, кто такой Джашин, породило лишь вопросы, и никаких ответов. Немного подумав, девушка спросила:       — Значит, я тоже должна умереть, раз я безбожница?       — Да, — по факту ответил Хидан.       Тани стало очень неуютно от услышанного.       — Тогда почему я до сих пор жива? — робко спросила она, в глубине души боясь спровоцировать Хидана этим вопросом.       Мужчина задумчиво посмотрел на неё. Казалось, он и сам до конца не понимал, почему же. Но ответ пришел к нему довольно быстро.       — Ты ведь ещё можешь признать Джашина-сама своим богом! Признай его, и обретёшь право на жизнь.       Тани нервно поёжилась. То, о чём говорил Хидан, звучало зловеще. Она всегда считала его жестоким и опасным, но его вера в бога, который желает смерти практически всем людям, походила на настоящее безумие. Возможно, этот Джашин — лишь оправдание его склонности к насилию? Ведь не может же такой злобный бог существовать на самом деле!       Конечно, Тани не хотелось признавать Джашина. Но из соображений собственной безопасности она решила не говорить об этом Хидану прямо.       — Я слишком устала, чтобы думать о таком сейчас, — ответила она, сонно прикрывая глаза.       Хидан, казалось, не заметил неискренности в её словах. Он подвинулся к ней ближе и провёл рукой по её обнаженному бедру.       — Эй! Не спеши засыпать, Тани-чан! Мы ещё не поужинали.       Тани удивлённо приподняла брови. Ужин в полночь?       — И что же ты хочешь на ужин?       Когда она открыла глаза, то сразу поймала его сладострастный взгляд. Хидан ухмыльнулся и ответил:       — Тебя.       Он нежно провёл рукой по её животу, который уже стал совсем большим и тяжелым, а затем опустил ладонь ниже. Разум Тани снова заволокла приятная пелена истомы. Хидан погладил её внутренние бёдра, и девушка тут же развела ноги в стороны, как будто отныне её тело подчинялось ему, а не ей. Мужчина поцеловал её в губы, а затем медленно опустился вниз. Тани почувствовала его влажные поцелуи прямо у себя между ног. По её телу прошла дрожь.       — Что за…? — прошептала она, сгорая от смущения.       Прежде он никогда такого не делал. Почему с каждым разом он заставляет её краснеть всё больше и больше? Падать всё ниже и ниже?       Сначала Тани решительно хотела сопротивляться. Но то, что делал Хидан между её ног, было слишком приятно, и девушка оттягивала секунды, наслаждаясь ощущениями. Вскоре импульс сопротивляться исчез без следа. Теперь ей наоборот захотелось отдаться ему целиком и полностью. Тани вскрикивала от каждого движения его языка, так что вскоре ей пришлось зажать себе рот ладонью, иначе вся гостиница собралась бы у дверей их номера. Вторую руку она опустила вниз, пальцами зарываясь в его светлые волосы. Теперь она шептала:       — Да… Продолжай…       И он продолжал.       Так происходило всегда. День ото дня, ночь за ночью. Каждый раз Тани пыталась бороться, но проигрывала. Теперь ей казалось, не Хидан её враг, а она сама. Кто заставлял её идти вместе с ним? Кто заставлял каждую ночь отдаваться ему, словно любимому мужу? Кто заставлял спрашивать о Джашине? Кто, в конце концов, позволил ему уйти из её спальни, после того, что он сотворил?       — Как ты могла? Как ты могла? — продолжала вопрошать Тоя, истекая кровью, стоя на коленях перед дочерью.       — Как я могла? — ошеломлённо повторяла Тани, глядя на огромную трёхлезвийную косу в своих руках.       После того, как Тани спросила Хидана о Джашине, мужчина нередко заговаривал с ней о своём боге. Тани пришлось убедиться, что Хидан верит в него по-настоящему, а его преданности жутким заповедям позавидовала бы даже Коноха с её знаменитой Волей Огня.       Религия Хидана пугала Тани. Ей были чужды мотивы убивать людей, чтобы угодить фантому. Все доказательства существования Джашина, которые приводил Хидан, казались Тани надуманными. С каждым новым их разговором девушка всё сильнее убеждалась в том, что Джашин — надуманное оправдание человеческой жестокости. И её сильно беспокоило, что Хидан верил в него. Ведь он и она живут вместе. Она зависит от него. Более того, с каждым днём они сближаются всё сильнее.       Это могло обернуться катастрофой.       Однажды ночью, придя в номер после своего обычного отсутствия, Хидан объявил Тани о том, что завтра им необходимо покинуть город. Что же, он был нукенином, и рано или поздно на его след должны были напасть. Даже удивительно, что это случилось так поздно.       Но как оказалось, причина такого решения была другой.       — Ты скоро родишь. В этом номере троим будет тесно, — объяснил Хидан.       Не успела Тани удивиться проснувшейся в нём заботливости, как мужчина добавил:       — К тому же, когда ты признаешь Джашина-сама своим богом, тебе понадобится более тихое место для молитв и ритуалов.       Хидан выразительно посмотрел на Тани, взглядом пресекая ту мизерную возможность протеста, на который была способна беременная девушка. От него не укрылось то, как недовольно она нахмурилась.       — Ты ведь хочешь жить, Тани-чан?       Девушка кивнула. После всех бед, что случились с ней, она всё ещё хотела жить. И своей молчаливой покорностью неоднократно доказывала это.       Её робкое согласие удовлетворило Хидана.       — Хорошая девочка, — с улыбкой похвалил он.       Но Тани не находила себе места. Хотя на фоне изнасилования, трагической гибели матери, изгнания и публичного позора обращение в какую-то религию могло показаться мелочью, девушка чувствовала, что этим быстрым кивком она поставила последнюю подпись под собственным приговором.       Той ночью её мать плакала особенно горько. Она больше не прижимала ладонь к колотой ране на груди — теперь она закрывала лицо, не желая смотреть перед собой. Будто вид родной дочери с трёхлезвийной косой в руках был страшнее и болезненнее, чем пронзенное насквозь сердце.       — Я пала так низко, мама, — каялась Тани, а солёные слёзы катились по её щекам. — Я предала тебя и отца. Вы вправе меня ненавидеть. Ваша дочь просто безвольная шлюха!       Тоя отрицательно замотала головой.       — Я сделала столько ошибок, пытаясь выжить, — продолжала Тани. — И я вот-вот сделаю ещё одну. Эта религия… чудовищна! Но если я не приму её, он убьёт меня!       Тани опустила взгляд и ужаснулась — её собственную грудь пронзало металлическое копьё. Кровь ручьем стекала вниз, по животу и ногам, а затем на пол, где смешивалась с кровью Тои. Жуткое, отвратительное зрелище, от которого у Тани переворачивались внутренности.       Но — как странно — боли совсем не было.       Тани схватила копьё и резким движением вытащила его из груди. Тоя вздрогнула. Её руки, словно тряпичные, безвольно опустились вниз. Она широко распахнула глаза, в отчаянии глядя на дочь. Казалось, она взяла на себя всю ту боль, которая предназначалась Тани.       Пошатнувшись, Тоя упала на пол. Её тело содрогнулось в предсмертной конвульсии. Перед тем, как её веки сомкнулись навсегда, она бросила последний взгляд на дочь. Он был полон боли и горя, но это по-прежнему был взгляд матери — любящий, всепрощающий.       Из груди Тани вырвались рыдания. Она закрыла лицо руками и упала на колени. Тело Тои — родное, знакомое, но бездыханное — лежало в нескольких шагах от неё.       — Прости меня! Прости! — кричала Тани, но мать больше не слышала её.       Тани до последнего не хотела убирать ладони от лица. Она мотала головой, будто отрицая происходящее, но страшная картина продолжала разворачиваться перед её внутренним взором. Чудовищный, невыносимый сон! Как долго будет он преследовать её?       Девушка слышала лишь свои собственные рыдания. Её трясло, как от лихорадки.       С ужасом Тани осознала, что её тело двигается не само по себе. Она выглянула сквозь щель между пальцев и увидела знакомые вишнёвые глаза.       Хидан тряс её за плечи.       — Тани, хватит орать! Да что с тобой случилось?! — спрашивал он.       Девушка нервно хватала ртом воздух. Рыдания продолжали вырываться из её груди. Всё вокруг казалось нереальным. Будто то была правда, а это — сон. Она с силой оттолкнула Хидана от себя и выкрикнула:       — Ты! Ты со мной случился!       Тани снова спрятала лицо в ладонях. Слёзы текли по её щекам, и казалось, прожигали нежную кожу лица до самых мышц. «Какой ужасный кошмар! Он никогда не закончится!» — восклицала девушка, и не понимала, кричит ли она вслух, или же это зловещие голоса в голове оглушают её.       Хидан схватил её запястья и буквально заставил девушку оторвать руки от лица. Тани нервно поежилась, встретившись с его жестким, недовольным взглядом. Звонкая пощечина быстро вернула ей ощущение реальности происходящего.       Хлоп! И ночной кошмар закончился. Начался кошмар наяву.       Девушка осторожно прикоснулась к горящей щеке и обиженно покосилась на Хидана. Тот не выразил ни толики сочувствия.       — Одевайся! Нам пора уходить, — бросил он, поднимаясь с футона.       Тани отвернулась от мужчины и меланхолично глянула в окно. За распахнутыми шторами виднелась бескрайняя гладь воды. Из-за неё неторопливо поднимался ввысь красный солнечный шар.       Призрак матери был лишь дурным сном — он отступил с рассветом. На его место пришел другой: мрачный, жестокий и зловещий. Тот, что таил в себе реальную опасность. Джашин-сама.