Сборник омегаверс-драбблов

Тёмно-рыжее пламя свечи, окрашивавшее хорошо знакомый тронный зал в неестественные цвета, нагнетало тревогу и раздражение. Твайлайт в третий раз тщетно переставляла подсвечник в новую часть стола, но глубокие вязкие тени не становились уютнее, а буквы на черновиках сговаривались с ними своей чернотой и нарочитой жирностью. Бета не удивлялась. Обстановка всегда становилась враждебнее некуда, когда ей не нравилась работа. Часто отрываясь от работы и понуро бродя вдоль витражей, Твайлайт размышляла со стенанием несправедливо приговорённого праведника. Разве она не была скромной и осмотрительной? Поддавалась ли гордости, переоценивала ли своё могущество и превышала ли полномочия? Неужели она что-то не знала о себе и покушалась на ломоть, который не смогла бы проглотить? Конечно же, нет! Но Селестия почему-то решила, будто ей совершенно необходимо преподать урок о том, что такое по-настоящему быть принцессой, и поручила решить проблему с кругом аристократов, над которой молодая аликорница теперь и ломала голову до беспросветной ночи. Её стезёй была дружба. Общение с простыми пони, помощь с их тревогами и страхами и решение проблем, понятных любым другим простым пони. Твайлайт в жизни не касалась амбиций толстосумов, которые хотели больше, несмотря на то, что у них и так было всё. За прошедшие часы она успела горько пожалеть, что шутки о Тиранолестии — это всего лишь шутки. Проблема решалась ударом убранного золотом копыта в пол и рявканьем Кантерлотского Королевского Голоса, что эти чванливые снобы оборзели с требованиями, иносказательной автономности внутри государства, потому что именно в этом и заключалась суть: они оборзели. Но, тем не менее, Твайлайт было велено выстроить демократичную и корректную систему защиты, чтобы никто не закусил удила ещё сильнее, словно на редкость хорошему адвокату. В последние минуты она оставила попытки одолеть задачу нахрапом, так как полностью выдохлась. Однако упорство и перфекционизм не позволили ей отступиться всеми четырьмя копытами и уйти в свои апартаменты. Она начала рассматривать миссию с других сторон и как раз размышляла, не учит ли её Селестия таким образом настойчивости и жёсткости в правлении, когда в сонной дворцовой тишине из-за врат на повышенных тонах донеслось: — Принцесса Твайлайт ничего не говорила о том, хочет ли она, чтобы её прерывали. — Она не говорила о том, чтобы её не прерывали, поэтому вам лучше пропустить меня! Как думаете, принцесса Твайлайт обрадуется, когда узнает, что вы не впускали к ней её лучшую подругу?! Сама принцесса Твайлайт пошевелила ушами и прищурилась, разбирая потонувший в заплетающихся разухабистых интонациях знакомый голос, но уже через секунду после его тирады врата поспешно распахнулись — и ровно по центру порога оказалась неровно стоящая на ногах Рэрити с мотыляющейся в телекинезе рядом толстостенной бутылкой вина. — Ох, Твайлайт, дорогая! — расплылась в неестественной улыбке омега совсем другим голосом и удивительно прямой рысью вплыла в тронный зал. Врата закрылись за ней, перед этим показав припугнутые глаза пары постовых. Рэрити на секунду перестала улыбаться и осмотрелась, поднимая по очереди брови. — Селестия милостивая, ну и темень у тебя здесь! Позволь мне… Она прикусила язык, сосредоточилась — и на всех настенных канделябрах, прогоняя угрюмый оранжевый полумрак, с характерным шипением вспыхнули разом свечи. А заодно — и бок левого гобелена за парой тронов. — Рэрити! — взревела возмущённо Твайлайт и следующим заклинанием погасила бесценную ткань. Бета скорее взлетела к нему и взяла в копыта, осматривая повреждения с нервически закушенной нижней губой. — О нет-нет-нет-нет-нет… Кто же использует широкомасштабные заклинания в нетрезвом виде?! И… что ты вообще здесь делаешь? — раздосадованно отбросив гобелен обратно к стене, она критически осмотрела витающую возле виновато улыбавшейся подруги бутылку. — Вряд ли ты приехала в Кэнтерлот из-за того, что Эквестрия оказалась в опасности, пока я была занята. — Приехала? — протянула Рэрити и, икнув в копыто, хихикнула. — Нет, Твайли, это было бы слишком долго. Я попросила Динки Ду телепортировать меня. И нет, не надо её ругать! — она лукаво покачала передней ногой, едва бета возмущённо распахнула рот. — Я предложила в обмен кое-что, от чего юная альфа ни за что не смогла бы отказаться. Удовольствие омеги растекалось поверх напряжённого молчания. — Ты соблазнила мою несовершеннолетнюю ученицу? — прохрипела Твайлайт с начавшим дёргаться глазом. — Твайлайт Спаркл! — воскликнула Рэрити на возмущённо-низкой ноте, отшатнувшись от неё. — Разумеется, нет! Всего лишь поделилась бесценными знаниями! Бета шумно выдохнула, впечатав копыто себе в лицо. — Так ради чего? — терпеливо напомнила она, и омега внезапно всхлипнула: — О, милая. Из всех вещей, которые могли случиться, эта — самая страшная вещь! Твайлайт поджала губы и плавно покрутила копытом, прося промотать формальности. Рэрити косой траекторией подгарцевала к столу, грохнула в центр бутылку и неуклюже забралась на один из стульев, но вместо того, чтобы продолжить рассказ, на секунду осмотрела пол вокруг себя и мотнула головой: — Так не пойдёт. Очень неудобно. Может, туда? — и указала на высящиеся над ней троны. Твайлайт чуть не хватил удар в воздухе. — Ты не будешь догоняться вином на тронах принцесс! — Я не собираюсь занимать оба, мы с тобой посидим каждая в каком-то одном, — успокоила Рэрити и двинулась к ступеням. — Ты — бывшая ученица Селестии, а я когда-то играла Луну в постановке. Всё логично, никто не обидится… да никто даже не увидит, Твайлайт, дава-ай! Ты же не собиралась коротать ночь за этими скучными бумажками? — Вообще-то, именно это я и… — Садись! — сделала страшные глаза уже с трона принцессы Луны единорожка. Смотрелась она в нём действительно на удивление органично, и на секунду её слово возымело полное действие. Твайлайт вышла из вассального ступора, раздражённо вздохнула, закатила глаза, слетая на трон своей бывшей наставницы, после чего демонстративно-громко захлопнула крылья и уставилась на подругу. Та кивнула — и её лицо снова приняло трагическое выражение. — Дорогая. Помнишь, я хотела узнать фетиш Фэнси Пэнтса? Я сделала это. И это — то, что я никогда в жизни не смогу принять. Я ни за что не смогу с этим смириться, даже если заставлю себя это сделать! — она закрыла глаза копытами. Испепеляющий взгляд Твайлайт смягчился. Она успокаивающе тронула плечо подруги крылом и спросила: — Он настаивает на согласии? — Нет, нет, напротив, — шмыгнула носом Рэрити, левитировав к себе бутылку вина, и сделала короткий глоток. — Мне кажется, он был бы рад, если бы я отказалась. — Значит, откажись, — уверенно кивнула Твайлайт и тут же отвела плечи назад: — Или...? Рэрити прикусила губу, прежде чем прошептать: — Я… не хочу делать то, что он от меня требует, но я хочу с ним быть. Я встречала садистов, которым место скорее в больничной койке, чем в постели. Я встречала доминантов, которые могли позабыть о своём стояке едва ли не до отмирания, только бы лишний раз тебя унизить. Но Фэнси… ни тем, ни другим, вместе взятым, не дотянуться до Фэнси. Он хочет от меня не просто подчинения или страданий, но и… полного отказа от того, что я — пони, достойная хорошего обращения или подобающих условий. И самое страшное здесь то, — она запнулась и надолго приложилась к тёмному стеклянному горлышку, — что каким-то чудом… это не делает его злодеем. У меня не появляется тяги донести на него в полицию, потому что он удивительно… честен в своих желаниях. И условиях. Сочувствие перекатывалось во влажном понимающем взгляде Твайлайт, пока она бережно держала плечо подруги крылом и разбирала пьяную спотыкливую речь. — Вы всё ещё можете остаться друзьями… — начала она, но омега запрокинула голову, горько хохотнув: — Твайлайт, я больше не хочу оставаться с ним друзьями. В смысле… я хочу быть с ним больше, чем просто друзьями. Это проклятье что альф, что омег. Когда мы смотрим друг на друга, мы всегда, даже сами себе не признаваясь, видим наше общение как тоннель, на конце которого маячит перспектива оказаться в одной постели. И она никогда не бывает слишком далеко. — Но Фэнси Пэнтс — бета. Я более чем уверена, что он поймёт твои чувства и не станет давить на тебя. Ваши отношения не ухудшатся. — Но он никогда не подпустит меня к себе так близко, как я хочу, без того, чтобы втоптать меня в грязь, — прошептала Рэрити, обняв себя передними ногами и опустив голову. Слёзы скопились по центру её нижних век, грозя сорваться с ресниц и повезти за собой тушь. — Скажи, Твайлайт… мне нужны отношения, в которых меня хотят видеть только в качестве половой тряпки? Спина аликорницы выпрямилась, утягивая крыло на место, как для приговора. Рэрити вздрогнула, несмотря на то, что взгляд беты не изменился: она прекрасно умела читать язык тела и приготовилась к чему-то ужасному. — Ты постоянно забываешь о том, что Фэнси Пэнтс — не альфа, всей линией поведения которого движут слепые инстинкты. В отличие от тебя, он не видит ваши взаимоотношения как тоннель; для него они — наполовину заполненная карта мира, который вы можете дорисовать вместе в любом направлении. И его фетиш на нём — не больше, чем условное обозначение в её легенде. Он будет встречаться на пути, но никогда не превратится в конечную точку маршрута. Иными словами, тебе не всегда придётся заниматься тем, что тебе не нравится. А когда придётся — оно закончится ровно тогда, когда закончится, и не потянется в вашу обычную жизнь. Рэрити, сморгнув слёзы, медленно опустила передние ноги на сиденье трона. — Я думала, ты скажешь, что мне это не нужно. Твайлайт немного помолчала, посмотрев в сторону, а затем вернулась к часто мигающим глазам подруги: — Пони приходят ко мне за советом, когда сами знают ответ, но он им не нравится. Единорожка помедлила. — И ты… даже не спросишь меня, чего именно хочет Фэнси Пэнтс? — Зачем? — пожала плечами бета. — Если бы он хотел — он рассказал бы мне сам, а так мне это не интересно. — Поразительно, — недовольно пробормотала Рэрити, вновь злясь на себя за омежье любопытство, и Твайлайт хихикнула. — Хм. Ты ведь общаешься с пони высшего общества? Печальное выражение исчезло со слегка раскрасневшегося от слёз и алкоголя лица, когда его озарила гордая улыбка. — Так часто, что уже скорее они общаются со мной. Что-то случилось, дорогая? — Да, вот это, — Твайлайт быстро левитировала со стола документы и передала их Рэрити, на всякий случай отняв у неё бутылку, чтобы вино случайно не плеснуло на её ночную работу. — Они хотят… ты видишь, чего они хотят. Как мне лучше обработать их возражения? Я сломала всю голову, но не придумала ничего подходящего. Они парируют это обыкновенной настойчивостью, ещё и выставив меня дурой. Омега прищурила свои слабые глаза, утихомиривая плывущее пьяными волнами изображение, чтобы вчитаться в убористый почерк подруги. Через минуту она высоко фыркнула, медленно улыбнулась и обменяла бутылку обратно: — Дорогая. Ты принцесса. Расправь крылья, полыхни рогом и скажи, чтобы эти оборзевшие черти катились в Тартар с такими требованиями. Вслед можешь швырнуть короной со словами «Вот вся ваша власть!»; потом выпрямишь её заклинанием. И, разумеется, спасибо за помощь. Твайлайт, не моргая, досмотрела, как Рэрити шаткой походкой удаляется из тронного зала с приободрённым мурлыканьем себе под нос, и проронила в пустоту: — Может, Селестия ошиблась с той, кого надо короновать?..

***

Разум бет высек искру света без единорожьего рога, явив столице электрические фонари. Газовые светильники потихоньку стали уступать им места. Их списывали с насиженных столбов и стен и по обыкновению отправляли под склон, в трущобы, меняя разбитые масляные лампы и проводя свет в новые уголки. По ночам горный ветер, испытующе качая обновки, наполнял тупики и закоулки бродячими тенями и ностальгически-знакомым металлическим поскрипыванием. Рэрити сидела в пятне старого доброго света, дрожа от холода в грубых лохмотьях и сосредотачивая ускользающее внимание на медлительной траектории раскачивания знакомого фонаря. Известно, откуда он прибыл: с её любимой прогулочной улицы столицы, по вечерам наполненной запахом горького кофе, вафель с кленовым сиропом и цветов из корзин старых омег, весело предлагающих альфам купить букетик для своих зазноб. Рэрити тщательно восстанавливала в памяти нехитрый узор булыжной кладки мостовых и двухцветную спираль видневшихся оттуда куполов дворца, словно не сидела среди изрисованных стен на разбитой и грязной дороге. От природы не злобная, она думала о том, что местные пони не заслуживают иной жизни. Как только монтажники сложили лестницы и удалились, с ворчанием запахивая робы поплотнее, местные жеребята гурьбой окружили потёртый, но по-прежнему красивый фонарь с чудесным кованым орнаментом в виде виноградной лозы — и лишь для того, чтобы затеять соревнование, кто лучше всех метнёт в него комок известнякового месива. И никто из взрослых не сделал им замечание. Когда Рэрити чудом набрела на нетронутое напоминание о своей прошлой жизни раньше маленьких крысят, она принялась охранять этот декорированный металлическими голубями светильник, как свою собственность. Один из отогнанных ей стригнотов, тем не менее, напоследок успел бросить в неё предназначавшийся фонарю скользкий ком вместе со словом, испачкавшим и осквернившим сильнее, чем могла бы любая другая грязь. Отвыкшая слышать подобное за годы роскошной и спокойной жизни, омега тихо заплакала от обиды, разочарования и бессильного гнева. Рэрити находилась в трущобах уже пару дней. Брезгливость не позволила ей преклонить голову ни в едином уголке, поэтому двое суток прошли без сна. Омега бродила по кварталу безнадёжной нищеты, и её настроение взлетало и низвергалось, как на качелях. Фэнси запретил ей вмешиваться в жизнь здешних обитателей и вообще что-либо предпринимать, поэтому она просто наблюдала. Первый день и первую ночь здесь Рэрити бродила с горящими глазами, возбуждённая новизной опыта и экстравагантностью задумки. Она надеялась скрытно проникнуть в теневую жизнь невообразимо далёкой социальной прослойки, стать свидетельницей хитроумного и аморального заговора, узнать что-то шокирующее наподобие того, что местные омеги рожают жеребят лишь для того, чтобы продать их какому-нибудь королю сирот-попрошаек — хоть что-нибудь, что угодно. Однако всё убожество, грязь и безнадёга, которые ей пришлось наблюдать, были, безусловно, шокирующими, но… бесхитростными и унылыми. Трущобы были местом безнадёжным, жестоким и отвратительным, но вместе с тем непроглядно-скучным. Привыкнув к запахам и звукам и приглушив затапливающую жалость к пони, дерзнувшим покорить столицу и фатально не преуспевшим, Рэрити всюду видела одно и то же без особого разнообразия. Квартал под горой существовал не для того, чтобы кого-то впечатлить. Он играл роль невольного балласта, неизбежной опухоли на изнанке прекрасного Кэнтерлота, и был лишь потому, что не быть не мог: обнищавшим, запущенным и потерявшимся пони нужно было где-то жить. Его обитатели жили бедно, жили страшно, жили плохо, но жили нормально, не видя в своём образе существования ничего скотского и зазорного. А тот, кто видел, выбирался отсюда любой ценой. Никто даже не обращал на Рэрити внимания, если она не пыталась контактировать с кем-то самостоятельно. Она не была своей, не была знакомой, чтобы сочувствовать или заговаривать с ней первыми, а для агрессии в сторону чужака местные были слишком выбиты из сил собственными проблемами и заботами. Под ложечкой непрестанно сосало от недосыпа, голода и забытого чувства пренебрежения и равнодушия от посторонних пони. А потом ещё и пошёл дождь, типичный для начала осени, разве что здесь он представлял собой мутные ошмётки от ливней, щедро поливавших столицу сверху. Он являл собой квинтэссенцию здешней атмосферы: непривычно-холодный после лета, он, тем не менее, не лил стеной, а скорее надоедливо, но, опять же, терпимо накрапывал. Проблема. Но не такая большая и страшная, чтобы срываться с места, искать укрытие, что-то решать. Вездесущая безнадёга подхватывала и затягивала в себя так же терпеливо и ненавязчиво, как ручьи уносили опавшие листья по щербатым дорогам в ржавые тёмные ливнёвки. Рэрити сидела под моросью в увечном свете фонаря и размышляла о том, что ничего не знает о жизни нуждающихся, что её вклад в улучшение их жизни, оказывается, неприлично-ничтожен, и что многие законы нужно пересмотреть, когда мусорная куча неподалёку вдруг зашевелилась и поднялась с места. Омега вздрогнула, а затем расслабленно прикрыла глаза и поругала себя: разумеется, это бездомная, нижайшее существо на этом прискорбном дне, где никто не станет заморачиваться со сбором и вывозом мусора. Пегаска крякнула, откашлялась, выхаркнула и расправила потрёпанные крылья, потягиваясь. Рэрити подавила кашель, сморщила нос и отвернулась: задвигавшись, кобыла распространила вокруг себя волну законсервированной вони. — А? Дождь пошёл? — прошмыгала она носом, разговаривая сама с собой, и поскребла сальную гриву. Пара каких-то жучков выпала из-под её копыта на подобие тротуара и затерялась в темноте. Рэрити неосознанно отодвинулась, подобрав передние ноги. — Вестимо, дождь. Удивительно-яркие оранжевые глаза пошарили по переулку и вяло остановились на жмущейся в центр покачивающегося кольца света единорожке. Пересечённый неприглядной ссадиной нос неопределённого цвета подёргался, как у кролика. Пегаска была альфой, потому что бездомных омег попросту не существовало. — Неужто у меня нюх отбило? — прошамкала она. — Ты будто не пахнешь ничем. — Это так, — подтвердила Рэрити, резко обеспокоившись своей безопасностью. Ей не могло везти так долго, и обманываться однообразностью дней в этом месте не стоило. — Я бета. — Да хоть гамма, — ухмыльнулась пегаска. — Ты ж вообще ничем не пахнешь. Одёжка чуть ли не хуже моей, а под ней ты чистенькая, словно новорождённый стригнот. Омега сразу вскочила на ноги. Сердце заскакало за частоколом рёбер, сонливость и скуку снесло мощным потоком адреналина. Незнакомка лишь протяжно хмыкнула: — Не беги, всё равно догоню. Чё, наигрались да выкинули? Тебе ещё не рассказал никто, но ты на моей точке круп пригрела, а за это платить принято. Слышь? — Кто наигрался да выкинул? — повторила Рэрити неосознанно. — Папик. Иль мамик, мне без разницы. Чем за постой проставляться будешь? — Какой же это постой? — раздражённо процедила омега сквозь сцепленные челюсти. — Я всего лишь сижу под фонарём, который даже не в твоей собств… Выпад пегаски был молниеносный, а удар — сокрушительный. Рэрити зажмурилась и зашаталась, чувствуя, как вибрирует от лютой боли весь её череп, сразу блокируя магию шоком. Костное крошево впилось в язык, надорванные нервы в дёснах бомбардировали сознание мучительным градом зазубренных стрел. Схватившись копытом за сырой и горячий от крови рот, единорожка с паническим страхом осознала, что у неё больше нет передних зубов. — Я болтать-то не больно охотница, — так спокойно, будто не сделала ничего особенного, оповестила бездомная. Вонь гниющего желудка из её рта пробилась даже сквозь липкий медный запах крови, казалось, залепивший Рэрити ноздри — и ту мгновенно вырвало в пятно света от потёртого фонаря. На это пегаска тоже не обратила внимания, продолжив: — Ты иль сама предлагай, чем платить будешь, иль я сама возьму. Дорожку себе вон уже расчистила, — и она ухмыльнулась, похабно стрельнув взглядом в зажимающее беззубые дёсны бело-красное копыто. Рэрити хныкала, стонала и рычала одновременно, мечась по переулку от боли, ноющей и терзающей её так неутомимо, будто собиравшейся остаться с ней на всю жизнь. Слёзы брызнули из глаз, вязко смешавшись со слюной и кровью. Омега не могла ответить, она вообще не могла говорить: а как это сделаешь, если без передних зубов все слова превратятся в бесполезное и нелепое шамканье?! Ей с этим жить. Отныне ей с этим жить. «Селестия, я такая дура», — прошептала она мысленно и страстно захотела разнести всё вокруг себя телекинезом, вплоть до того, чтобы выдернуть древние кирпичи из равнодушных затенённых стен, но болевой шок всё ещё владел ею, блокируя проход магии в основании рога. — Эй, уроды! — взревел кто-то сверху, и эхо его голоса прокатилось по равнодушному переулку. — Заебали скулить, дайте поспать! — Только спустись — я тебя рядом с этой плясать пущу! — пролаяла ему вверх пегаска. Рэрити воспользовалась её отвлечением и ломанулась прочь. Какое-то время вслед неслись возмущённые крики бездомной, а ещё — то хлопанье крыльев, то топот копыт, одинаково эффективно понукавшие бежать на пределе возможностей. Остановилась омега лишь тогда, когда её лёгкие и сердце взмолились о пощаде, находясь на грани разрыва от перегрузок. Вокруг было тихо. Тяжело дыша, она осмотрелась, насколько позволяло приливами темневшее зрение, не узнала помрачневший сильнее прежнего пейзаж, рухнула прямо на лишившуюся последних следов цивилизации дорогу и заревела, как маленькая. Боль, как ни странно, почти отступила, а кровотечение казалось самой мелкой из проблем. Рэрити жалела свои передние зубы и горько радовалась тому, что здесь на мили вверх и вниз не встретишь ни единого зеркала. Она была более чем уверена: уродливее, чем в данный момент, у неё не получится выглядеть даже в глубокой старости с подгузником! Невнятно запричитав, она начала судорожно стягивать выданные ей пару дней назад лохмотья и заметила в полумраке фигуру, слишком высокую, слишком осанистую и слишком статную, чтобы органично вписываться в этот круг ада. Всхлипнув, омега снова бросилась бежать, но Фэнси Пэнтс телепортировался прямо у неё на пути и поймал в свои объятья, невзирая на вертлявые попытки вырваться и протестующее истеричное мычание — говорить Рэрити по-прежнему не решалась. — Что они с тобой сделали? — спросил бета. На мгновение замерев, она едва не воспламенилась от ненависти. Это был риторический вопрос. Он всё знал. Он всё знал; возможно, видел и наблюдал за этим, но ничего не сделал, чтобы помочь ей! Просто позволил какой-то… бомжихе выбить её зубы, как будто в жизни не слышал, как дорого, долго и больно будет восстановить их именно в этой части рта! Рэрити с силой оттолкнула Фэнси Пэнтса, сорвала болтавшиеся на локте и плече лохмотья и швырнула ему в лицо, подавляя инстинктивный позыв скалиться — природа и так не награждала её необходимыми для такого клыками, а теперь вообще нечем. Бета, не меняясь в лице, магическим импульсом отшвырнул нищенское одеяние в сторону, а затем скрутил передние копыта Рэрити вместе и поднял её на задние ноги, оставив лишь бессильно извиваться в захвате песочного телекинеза: — Успокойся. Я единственный, кто может тебе помочь, особенно — на такой глубине. Ты же понятия не имеешь, как вернуться назад, если вдруг разозлишь меня. Вот так, — смягчил голос Фэнси, удовлетворённый мелькнувшим в бешеных синих глазах страхом. — Несчастная девочка, — он погладил мокрую бесформенную гриву копытом, — я не хотел, чтобы всё зашло так далеко в твой первый же раз. «И в последний! В последний!» — внутренне надрывалась визжащей кошкой Рэрити, но её верхняя губа лишь гневно подёргивалась в желании высказать всё, что она думает, не отрываясь при этом от нижней. Она могла лишь гадать, как выглядит с этим окровавленным подбородком и заплаканными глазами, когда Фэнси Пэнтс внезапно поцеловал её с языком. Рэрити заверещала, попытавшись вырваться, но он держал её крепко. Ей стало так страшно, как не было даже перед безразличным, выгоревшим лицом крылатой бомжихи, лишившей её передних зубов. Фэнси не выделял феромонов, которые сообщали бы о его состоянии, подчиняли себе омежье сознание и настраивали на нужный лад, но Рэрити и без них поняла, что он обезумел, как по щелчку тумблера. Иначе сказать нельзя было: с такой страстью целовать её, два дня не видевшую зубной щётки и накануне лишившуюся передних зубов! Откуда только взялся этот пыл, куда делось его аристократичное, стерильное благоразумие?! Цепенящий ужас, нарастая, оковывал тело льдом. Фэнси яро, как никогда в жизни, желал её не потому, что у него по природе не было выбора, а потому, что он сделал этот выбор своей природой. Ни о каком встречном возбуждении не могло быть и речи. Омега впала в столь глубокий шок, что не оказала никакого сопротивления, когда бета насильно впечатал её грудью в ближайшую стену, вымазывая белый мех на груди мокрой пылью, и навалился на неё сзади, впившись зубами в левое ушко. Рэрити уже была готова отрешиться от мира, чтобы пропустить насилие мимо, как внезапно жар и порывистость движений, пленивших её, резко замерли на несколько секунд, и затем она почувствовала себя свободной. Осев на круп, омега обернулась с разбитым выражением в глазах, вздрогнула и вскинула брови. Она не была уверена, что хоть кто-то видел Фэнси Пэнтса в таком диком состоянии — впрочем, кто знает. Рядом с ним парил в телекинетическом поле флакон искусственной смазки, выглядевший в контексте страшнее, чем мачете. Фирменной величавой, но вместе с тем расслабленной позы, словно повелевать и властвовать с рождения в его натуре, и след простыл: это был глубоко и прерывисто вдыхающий жеребец с широченными зрачками, зловеще мерцавшими в ровном тёмно-золотом свете рога. Равнявшийся целому состоянию сюртук оказался стремительно расстёгнут и, не до конца снятый, варварски перекошен. По неискоренимой привычке гордо поднятая голова и расправленные мощные плечи лишь добавляли его неведомой ипостаси грозности — чисто альфьей, подавляющей и превращающей омегу в кролика перед удавом, вот только совсем по другой причине. Фэнси закрыл глаза и долго, ровно вдохнул носом. Медленно взъерошил копытом голубую гриву, прибиваемую дождём, и надолго задержал копыто в её густоте, словно стараясь остудить хоть какую-нибудь часть своего тела. Приоткрыл глаза и прошёлся взглядом по смазке, незадачливо стиснув зубы. — Это уже слишком для тебя? — намного ниже обычного проговорил бета, посмотрев на трясущуюся у его копыт единорожку сверху. Та кивнула, и её крепко сжатые губы пару раз красноречиво дрогнули. — Я не могу описать, как был бы счастлив, если бы ты захотела перебороть себя ради меня, но я вижу, что ты на это не способна. От чистого изнасилования я удовольствия не получу, — и он убрал смазку в карман сюртука. Рэрити подумала, что сходит с ума, потому что она чуть окончательно не разрыдалась от этого жеста — словно переводящегося как «ты ни на что не годишься, ты не стоишь моего времени, и даже с разрывающимися от возбуждения яйцами я не считаю тебя достойной удовлетворить меня». Альфы штабелями падали к её копытцам не то, чтобы всю жизнь, но с момента её расцвета — уж точно. Встретиться с обратным оказалось непросто. Самолюбие больно царапнуло. Фэнси с пугающей лёгкостью считал это с её лица и задумчиво хмыкнул. Ей не следовало забывать, даже в экстремальной ситуации, что перед ней не альфа. — Больше всего жаль твои зубки. Такая шокирующая потеря в первую же нашу игру не может не выбить из колеи. Не думал, что ты так быстро по-глупому полезешь на рожон. Мне жаль, но, уверяю тебя, это всё ещё можно превратить в плюс для тебя. Ты же догадливая омежка? За несколько секунд одурманенного молчания Рэрити дождь с плавно нарастающим шумом усилился, поэтому к моменту, когда она заползла бете под брюхо, сложилось впечатление, что она хочет спрятаться от ливня. Фэнси усмехнулся шуточному сравнению и лишь пошире расставил задние ноги, предупредив: — Осторожнее, вряд ли та пегаска настолько профессиональная боксёрша, что лишила тебя зубов начисто. Будь внимательна, не царапни меня тем, что от них могло остаться. Рэрити открыла трясущуюся от унижений нижнюю челюсть, прошлась языком по пустым дёснам, действительно отмечая опасно-острые остатки некоторых зубов, закрыла глаза, как в трансе, и вобрала в рот головку. Фэнси отреагировал на первую ласку поощряющим выдохом. Он не торопился подстроиться, чтобы омеге под ним стало удобнее. Наоборот, ей приходилось неудобно выворачиваться и до отказа выгибать своё тело, чтобы суметь заглотить странно-большой для беты ствол, растягивая им горячее трепещущее горло, а Фэнси просто удобно стоял на всех четырёх ногах, слегка покачивался в такт ласкам и жмурился под отошедшим на последний план восприятия дождём. Почувствовав нежный обволакивающий жар омежьей глотки, Фэнси Пэнтс и вовсе принялся нетерпеливо толкаться бёдрами. На выбиваемые жёсткой истекающей предэякулятом головкой хрипы и бульканье он не обращал никакого внимания, ровно как и на дискомфорт Рэрити, и на то, что ей в колени больно впиваются остроугольные камушки, и на что угодно ещё, кроме своего наслаждения. Омега не трогала влажную от её слюны твёрдую плоть беты копытами, чтобы не наградить никакой теоретически подцепленной в неблагополучном квартале инфекцией. В её распоряжении были только губы, язык, горло, нежнейшая внутренняя сторона щёк и полностью лишённый зубов участок дёсен, который можно было безопасно эксплуатировать, наклонив голову таким образом, чтобы далее головка ритмично проскакивала по каждому рёбрышку нёба. Всего этого хватало, чтобы заставлять Фэнси Пэнтса сладко шипеть от удовольствия… и лишать Рэрити воли. Вперёд — беспрепятственно, ладно, скользко по слюне. При движении назад же рельефы срединного кольца и головки сталкивались с сокращающимся горлом и плотно сжатыми губами, посылая толчок прямо в одурманенный мозг, побуждая распахнуть глаза: «Что я делаю? Зачем?». Но на язык, почти освободившийся от члена, когда тот был готов выскользнуть изо рта, падала крохотная капля терпкой смазки — и этого хватало, чтобы зрачки затопили радужку, глаза закатились вновь, и желание вновь насадиться горлом стало естественным и непреодолимым… Инстинкты стонали о том, что ей необходимо запомнить запах. Тревожный рефлекс, омежье-звериная потребность, чтобы впоследствии узнавать его издалека, как тот, кому она должна будет принадлежать. Но самые сокровенные участки тела беты — и те не имели никакого аромата, за исключением мускуса, едва уловимого за благовонием притираний, и Рэрити успокаивала свой жаждущий фиксации разум прокручиванием имени Фэнси Пэнтса, посекундным осмыслением того, что она находится именно с ним. Работало чуть ли не так же, как бездумный секс во власти инстинктов — просто вожделение нарастало новым образом. Рэрити едва не щёлкнула зубами, когда нежданная искра пронзила весь позвоночник сверху донизу, вспыхивая сокровенным огнём внизу живота. Она могла уйти. Её не держали ни запах, ни повязанность, ни страх. Но она оставалась на дне кэнтерлотских трущоб, сдирала колени о ледяную каменную дорогу и отсасывала Фэнси Пэнтсу, потому что сама этого хотела. Бета кончил без рыка, как делало большинство альф, а с почти не переходящим в рваное мычание выдохом. Рэрити предусмотрительно насадилась на его член до брызнувших из глаз слёз, чтобы потом не отплёвываться от горького бесплодного семени. Фэнси пришёл в себя после оргазма практически мгновенно и молча поднял омегу на ноги, оценивая её дрожащие колени и понимая, что причиной тому — совсем не подвернувшиеся под кожу камушки. Он благодарно провёл копытом по припухшим губам, вытирая слюну, предэякулят и остатки крови, и Рэрити мягко приложилась к нему поцелуем, вспыхнув и спрятав взгляд. Дождевые капли сорвались с хороших накладных ресниц от этого движения, мешаясь в стороне с ливнем. Бета зажёг рог, и сердце единорожки забилось быстрее: она подумала, что сейчас из кармана сюртука снова появится смазка. Но вместо этого Фэнси Пэнтс телепортировал их обоих в свою ванну. Резкая смена темени горного спуска на сияние кафеля, фаянса и свечей ослепила и дезориентировала Рэрити, и она поначалу не смогла воспротивиться, а затем — не посчитала нужным. Фэнси ничего не говорил, общаясь с омегой лишь взглядом нежных полуприкрытых глаз и бережными прикосновениями. Это оказалось приятно — довериться, несмотря ни на что. Насладиться скользящими по телу копытами, вымывающими из шерсти грязь и пыль, пустить их к самым нежным и чувствительным точкам, закусывая губу и подаваясь навстречу. Позволить расчесать и вымыть хвост и гриву, сладко выдыхая от массажа головы, пока оставленный на пару минут вспененный шампунь делал своё дело с чуть слышным потрескиванием. Дать обсушить себя полотенцами и, удобно растянувшись, добраться на чужой спине до кровати. — Я не хочу спать, — едва размыкая губы, шёпотом солгала Рэрити. Омега ловко обвивала шею беты, когда тот накренился, чтобы она съехала под одеяло. Фэнси посмотрел ей в глаза с встречной долей лукавства и ответил: — Удачно, что я тоже не собирался. Он прикоснулся к её слабой улыбке и серьёзно сказал, ненадолго ставя игру на паузу: — Не беспокойся насчёт… Мне правда жаль. Я позабочусь об этом. Облегчение согрело омегу изнутри. — Но до тех пор мы ещё можем превратить это в плюс, — она удивилась сама себе, как в ней могли сохраниться резервы кокетничать после всего произошедшего. Фэнси Пэнтс оценил это удивлённой, но одобрительной усмешкой. Он крепко обнял Рэрити, искрой магии играя с выбившимся влажным локоном: — Это состояние аффекта, стокгольмский синдром или ты действительно всё ещё не ненавидишь меня? Омега капризно надула губки, демонстративно отвернулась на несколько секунд и повозила хвостом по простыне. — Я бы не сказала, что такие инциденты прибавляют любви, — заявила она, не поворачиваясь, — и я не думала, что иду конкретно на это… поэтому мне нужно время, чтобы принять решение. — Могу ли я как-нибудь этому поспособствовать? — прошептал Фэнси Пэнтс, мягко поворачивая её лицо к себе и почти накрывая её губы своими. — Думаю, найдётся пара способов, — мурлыкнула в ответ омега и встретила поцелуй. Ближайший час ей было не до размышлений.