Сборник омегаверс-драбблов

Архи-канцлер Кристальной Империи Тенжен Каратьель со своим младшим мужем, вице-канцлером Драгом Эмбиттом, имели необычное, слишком милое для их могущественного союза хобби — пикники в удалённых от дворца пастельно-изумрудных лугах. Половина придворных считала, что таким образом они проявляют скрытую любовь, которую, как настоящие альфы, не могут демонстрировать в обществе. Другая же половина была убеждена, что в их вылазках на природу ничего не проявляется, а, напротив, лишь прячется ещё глубже и надёжнее. Ни среди тех, ни среди других не находилось никого, кто осмелился бы расспросить двух жеребцов начистоту. Это были длительные процессии с обстоятельной подготовкой. Двум высочайшим канцлерам не пристало ходить пешком так далеко, да ещё и через простонародье, поэтому к их услугам каждый раз призывались удобные просторные носилки в виде шатра, устанавливавшиеся на спины четырёх крупных альф или бет. Следом молчаливые омеги несли в перемётных корзинах еду, посуду, столовые приборы, музыкальные инструменты и всё необходимое для отдыха и комфорта господ. Между взрослыми в шествии то и дело мелькали непоседливые стригноты с пышными опахалами, которые будут отгонять от канцлеров насекомых и навевать прохладу. Сами же канцлеры всю дорогу не роняли ни слова, направив безразличные взгляды каждый в своё окошечко за полупрозрачной занавеской внутри шатра. И лишь после того, как закуски и напитки выстроятся рядами по искусно вытканному ковру на облюбованном лугу, а омеги возьмутся за арфы, флейты и бубны, они словно оттаивали, становясь похожими на живых пони, и начинали разговор, но использовали всё равно один из древних языков, недоступных пониманию челяди. — Принцесса пожелала завершить праздники и приступить к правлению, — начал Тенжен, лениво щипая губами тёмные ягоды винограда с сочной грозди. Это был высокий и крепко сбитый земной пони мягкого лилового окраса с начавшей седеть длинной кирпичной гривой, зачёсанной к затылку и небрежно, но эффектно перехваченной парой перевивающихся косичек. Драг, бежевый единорог с чёрными подстриженными до половины длины мужа волосами, полуусмехнулся-полуфыркнул, как если бы услышал нечто невероятно нелепое, и покачал головой: — Раньше я думал, что Империя видела достаточно безумных королей, но даже времена их правления не были столь безумными, чтобы на трон взошли два омеги. — Полторы, — скривился архи-канцлер, поморщившись. — Как мы с тобой едва не лишились дара речи, когда узнали, кто наши спасители — так до сих пор я не могу принять и пережить позор, обрушившийся на нашу родину. Лучше бы и дальше ей лежать в небытии и холоде, чем… — Чем достаться двум ошибкам природы, — оскалился Драг, и с кончика его рога слетело три тёмно-оливковых искры. Омеги с кувшинами вина, не понимавшие их речь, отшатнулись с жалким напуганным лепетом на случай, если гнев альф был вызван их оплошностью, но под строгим взглядом управляющего всем здесь беты сглотнули и продолжили наполнять кубки. — Бесхребетная гермафродитка с верой в свою исключительность и омега, возомнивший, что может накачать себе узел. Куда такие лидеры заведут нас? — Они сами не знают. Я подслушивал их разговоры и едва не раскрошил копытом стенные канавки. Не просто омеги, а незрелые стригноты, представления не имеющие, какая честь и ответственность свалилась на их головы и какая власть теперь лежит за их рогами. Но стоит нам отринуть отвращение и ужас, как мы поймём, что это даже к лучшему. Догадываешься? — воинственный огонь в его тёмно-серых глазах приглушился, сменившись хитрой тлеющей искрой. — Как бы я иначе звался твоим мужем? Они не знают ничего об Империи, и в этом наша сила, но слабость — в том, что уже нам не известно о внешнем мире столько, сколько знают они. Магия, технологии, медицина — если мы действительно отсутствовали тысячу лет, Империя никогда не нагонит прогресс в короткие сроки своими силами и окажется уничтожена! Нам нужна поддержка и кураторство Эквестрии до тех пор, пока Кристальная Империя не вернёт себе былое могущество… — Или не преумножит его! — запальчиво сжал кулак Тенжен, жадно взглянув на пронзавший небо кристальный шпиль. Далёкий силуэт дворца подрагивал, как жаркое пустынное марево в цветах северного сияния, от колеблющихся вокруг него потоков свежей энергии высвобожденной любви. — И когда это свершится, мы будем на вершине и возьмём правление в свои копыта. — Только бы так называемый прогресс эквестрийцев не разочаровал нас, если окажется, что все эти столетия они мучительно пытались разгадать секреты, известные нам ещё со времён третьей династии, — задумчиво подметил Драг. — А то и первой. Честно говоря, разделяя ход твоих мыслей, я сомневаюсь, стоит ли нам терпеть двух омег на троне слишком долго и будет ли оно того стоить. Взгляни хотя бы на Шайнинг Армора. Он пробился наверх и заслужил уважение, если заслужил его, грубой силой, как какой-нибудь як из диких племён. Даже альфа его комплекции и склада ума не ушёл бы дальше командира какой-нибудь мелкой роты в наше время. На его лице ни следа интеллекта и глаза едва ли способны смотреть прямо перед собой. А как низко пала спустя тысячу лет Эквестрия, если позволила взять корону омеге? Либо его существование — не только ошибка природы, но и анахронизм, либо мы действительно возлагаем излишние надежды на научно-технический прогресс вчерашних дикарей. — У нас нет другого выхода, кроме как позволить им сделать всю грязную работу, — назидательно ответил единорог, по привычке приподнимая каждый слой в сэндвиче и отыскивая крупицы яда или неестественного происхождения пятна на его составляющих, — и посмотреть, как всё обстоит на самом деле. — Проблема в том, что они будут консультироваться по делам Империи именно с нами, — досадливо ответил Тенжен. — Значит ли это, что нам нужно занижать уровень былого процветания и вывезти из библиотеки все ценные и важные книги? — Ты становишься параноиком, мой дорогой супруг, — миролюбиво заметил Драг и проигнорировал в высшей степени ироничный взгляд, сплющивая обратно проверенный на предмет отравления сэндвич и смело кусая. — Всё, что достаточно скрывать от них — систему наблюдения внутри дворца, что позволяет заглянуть в астрономическую башню хоть из темницы в подвале, и подслушать происходящее в императорской спальне из наших кабинетов. — Кстати, — брезгливо перекатил на языке Тенжен. — Если окажется, что перенимать от Эквестрии придётся многое, и это займёт годы, они явно захотят укрепить свою власть, произведя на свет наследников, и для этого им понадобятся альфы. — Я слышал, — моргнул вице-канцлер, — что принцесса-гермафродитка способна оплодотворять омег, как полноценная альфа. Вряд ли… — Ты не понял, мой милый, — сухо протянул земнопони, испытующе глядя на мужа. — Мы терпим принцессу-гермафродитку из-за её родства с Её Величеством Аморе. И, помимо способности оплодотворять, у неё, что намного важнее, есть способность выносить. Этот её дуализм в принципе замечателен. Она — иноверка, тысячу лет впитывавшая в себя невежество и заблуждения варварской страны, но именно этот факт может сейчас вытащить Империю на поверхность, а её родство с эквестрийскими принцессами гарантирует нам длительную и надёжную защиту от вторжений. Принцесса Ми Аморе Каденза может стать настоящей мессией в эти тяжёлые для нас времена… и просто предположи, что произойдёт, если мы не допустим смешения её крови с пришлым неотёсанным омегой, а вольём в неё семя истинных правителей Империи и породим новую династию, которой по праву будет принадлежать власть… — Тенжен, кровь моя, — воскликнул взволнованно Драг, прижав уши. — Уж не собираешься ли ты стать этим самым альфой, который дарует принцессе наследника? А как же наше с тобой будущее? Я вижу ясно, как караты драгоценных каменьев, что власть будет сосредоточена в твоих копытах, и помолился бы за это, если бы был достаточно глуп, чтобы верить, но оружие моё — не вера, а ум. И он велит спросить, как представляешь ты, чтобы правящая омега приравнялась к гаремной, чтобы можно было беспрепятственно забрать жеребёнка у принцессы так, как ты отнимаешь его у наложника? Твоё и её дитя никогда, ни за что не станет твоим и моим, и наш с тобой союз не получит необходимого продолжения! — Драг Эмбитт, — тихо рыкнул Тенжен, и тот вжал голову в плечи, притихнув. — Чем дольше ты остаёшься в статусе моего мужа — тем меньше помнишь о том, что некогда был моим учеником. — Помню, мой повелитель, — пробормотал единорог, покорно закрыв глаза. — Любовь — обязанность широких масс простых пони, призванная питать Кристальное Сердце. Удел правящих же — холодный рассудок, подчиняющий стихию и направляющий её в нужное русло, будь то крушение плотины или наполнение рва. Стадо идёт туда, куда ведёт его нюх, и падает с кручи. Хочешь отличаться от черни — думай не о том, что хочешь, а о том, что должен. Любовь вынуждает тебя заниматься покрывательством и протекционизмом, а страна, где пони не способны отречься от личных связей во имя закона, обречена на упадок и гибель. — Хорошо, — удовлетворённо кивнул Тенжен и дважды хлопнул в копыта. Все омеги, кроме музыканток, мгновенно оставили всё, что держали, и пошли прочь, заводя на ходу свои глупые бессодержательные беседы. Музыкантки же, коротко переведя дыхание, перенастроили инструменты на импровизацию и завязали глаза лентами, ранее увивавшими их шеи и передние ноги. Около шатра остались только носильщики-телохранители, да и они демонстративно повернулись к нему спинами. Тенжен поднялся на ноги, прошёл по ковру к мужу, переступая оставленные блюда, и требовательно впился в его губы своими. — В шатёр, — приказал он, когда развязный влажный поцелуй закончился. — Можешь вернуть одну из омег для себя, если желаешь. — Нет, господин, — прошептал Драг почти из поклона и попытался поцеловать земного пони ещё раз, но тот перехватил его копытом за горло, предупреждающе сжал и повторил мягче и спокойнее: — В шатёр. А я позову для себя Катану, и ты проследишь, чтобы в ней не осталось ни единой капли моего священного семени.

***

Шайнинг Армор думал, что их с Кейденс победа над Сомброй равносильна победе над всем остальным. Это был триумф, который больше не должен требовать триумфов. Кристальная Империя праздновала и гуляла достаточно долго, чтобы омега привык хмельно ощущать себя императором (пусть и консортом) не только загадочной древней земли, но и всего мира; он чувствовал, будто прошёл эту жизнь на все награды и рекорды — не меньше. К ним с женой не только относились, как к королям — они и стали здесь повелителями. Поэтому он не сразу поверил, когда первый же его приказ был встречен насмешливым неподчинением. Торжества закончились, и настало время начинать работать, вникая в покрытые тысячелетней пылью дела доставшейся им страны. У них с Кейденс шла кругом голова от маячившего объёма работы по преодолению разрыва в развитии между Кристальной Империей и остальным миром, и в первые свои обсуждения, как именно это осуществить, они даже по-жеребячьи испугались собственного невежества и непонимания не просто того, с чего начать, но и что в целом требуется охватить. Пережив начальные кризисы, супруги единодушно решили, постоянно консультируясь с советниками и министрами, пробовать касаться всего подряд без системы, а затем распределять обязанности и разделываться с проблемами по мере их поступления. Где-то пару месяцев спустя Шайнингу, когда он проверял доходы и расходы, показалась неоправданно-большой сумма, отписанная на содержание двора — армия и то поглощала меньше. Главный казначей любезно пояснил: всё в порядке, эти деньги уходят на содержание придворных омег Её Высочества. — Кейденс? — нахмурился Шайнинг и помотал головой. — То есть, принцессы Ми Аморе Кадензы? — Верно, Ваше Высочество. Однако Вам следует называть Её Высочество… — Её омега — это я, — перебил единорог, став ещё мрачнее. Ревность чередой вспышек растревожила грудь, но он моментально взял себя в копыта и не дал ей выхода. — Я не припомню, чтобы мне на ежевечернюю бутылочку сидра каждый месяц падала сумма с шестью нулями. — Речь идёт о двадцати придворных омегах принцессы Ми Аморе Кадензы, Ваше Высочество, — надменно приопущенные веки полуседого кристального главного казначея начинали действовать Шайнингу на нервы — он вообще не моргал из-за этого снисходительного прищура и унижал принца взглядом без перебоев. — Им были даны пожизненные гарантии довольствия и устройства при дворце. Императорское слово, особенно данное омегам, которым выпала честь носить принцев, нельзя нарушать. — Это даже для императорского слова неадекватная сумма! За месяц! Что они там такого требуют? — Я превозношу Вашу исключительную способность жить на солдатском хлебе и пиве, Ваше Высочество. Но императорские омеги нуждаются в лучшем уходе, вкуснейшей пище, нежных тканях, ювелирных изделиях тонкой работы и поддержании своих душ и рассудков на высшем уровне духовного развития. — Допустим, — скрипнул Шайнинг, стирая капельку пота с виска. — И что они делают за всё это? — Ожидают чести быть приглашёнными в покои принцессы Ми Аморе Кадензы и должным образом взрастить её жеребят. — Ожидают? За такие деньги — просто ожидают? — повысил голос Шайнинг, стараясь не закипеть в открытую. — Кроме того, они исполняют танцы на всех имперских и внутридворцовых торжествах, а также услаждают слух гостей пением и рассказами.  — Обалденно. Может быть, мне тоже завести себе гарем из альф, которые тоже будут просто меня ожидать, а в перерывах — жонглировать кинжалами и глотать шпаги? После таких трат никто и не заметит, что туда ещё что-то утекло! Главный казначей впервые открыл глаза полностью, показав их гранатовый оттенок, а его манерно надутые губы на секунду сжались в брезгливую линию. — Вы мне глубоко симпатичны, Ваше Высочество, — заученно произнёс бета, — но я, как Ваш добрый друг, порекомендовал бы никогда не употреблять подобных выражений в широком кругу. Вы рискуете оказаться неправильно понятым. Шайнинг Армор раздражённо фыркнул и неопределённо всплеснул копытами в нахлынувшей бессильной саркастичности. — Разогнать этих бездельников, — приказал он и в негодовании покинул главного казначея, не желая больше ничего слушать. Наличие даже гипотетических соперников взвинтило омегу сильнее, чем он привык о себе думать. Весь вечер того дня с ничего не подозревающей и беспечной Кейденс он обиженно сопел на необычном расстоянии от неё, пулемётной очередью перебирая в голове тактики от оборачивания этой ситуации в шутку до открытого возмущения на грани со скандалом, чтобы в итоге остановиться на среднем варианте и выпалить: — А ты в курсе, что у тебя тут есть гарем охренеть каких расфуфыренных и возвышенных омег, которые только и ждут, когда тебе вздумается род продолжить? Кейденс округлила фиолетовые глаза, и её лицо вытянулось в изумлении, прежде чем она рассмеялась. — О, моя любовь, — гамма упоминала это вместо имени своей тёти, буквально молясь своему омеге, и Шайнингу пришлось лишний раз сконцентрироваться, чтобы не поплыть от извечной нежности, — я еле вспомнила об имперских омегах. Шайнинг ревниво прижал уши. Либо она заранее репетировала, либо для аликорньего мозга доля секунды раздумий — действительно «еле». Вилка опустилась из голубого телекинеза зубчиками на край тарелки, и Кейденс, посмеиваясь, погладила лежащие на противоположном крае столика твёрдые копыта: — Ты же не думаешь, что я хоть раз заглядывала к ним, глупенький? — А следовало бы. Знаешь, сколько бюджета они сжирают? И не только сжирают. — Не знаю, — простодушно ответила Кейденс и была при этом такой искренней, что Шайнинг моментально оттаял и позволил благословенному ощущению присутствия своей истинной окутать себя. Неповторимое чувство, возносившее его душу из тела каждый раз, когда они находились рядом. — Я была больше занята попытками разобраться в том, как модернизировать медицину. Держи в голове то, что каждому живому и даже молодому на вид пони вокруг тебя на самом деле больше тысячи лет: лекари того времени досконально разобрались в строении белка, но продолжали лечить ряд болезней толчёными кристаллами и изгнанием вредоносных миазмов! Речь идёт, конечно, больше о психических нарушениях, но с тех пор появились намного более точные способы диагностики, и мне нужна твоя помощь в налаживании импорта оборудования и обмене опытом с эквестрийскими кадрами. Я разбираюсь в медицине не так сильно, как многие обо мне думают, но многие древние открытия, должно быть, представили бы большой интерес для современных врачей хотя бы как феномен. Научная прозорливость и суеверная отсталость причудливо и органично переплетались похожим образом в любой сфере Империи, куда ни сунься. Шайнинг и Кейденс, оба от природы активные, любознательные и трудолюбивые, вскоре научились испытывать удовольствие от повседневных и глобальных задач по модернизации возвращённой страны: оказалось ещё и попросту интересно прикасаться к вещам, которые по-прежнему отчасти дышали воздухом оттуда, где небеса были выше, а горы — гостеприимнее. Они подводили друг для друга итоги каждого дня, развалившись на кровати и со смехом зачитывая особенно причудливые моменты, записанные, чтобы не пропустить. На какое-то время Шайнинг Армор и думать забыл об имперском гареме. Пока не увидел возле фонтана во дворце настолько красивого жеребца-омегу, что не смог отвести от него глаз. Кристальный земной пони цвета кофе с молоком сидел на бортике тем жарким днём, слегка повернув лицо к шипящим струям ярко подсвеченной воды, прикрыв от удовольствия глаза, что придало ему столь вкусное выражение сладострастия и неги, и негромко, но всё равно звучно напевая таким чарующим голосом, что даже у принца, омеги вроде него, сладко потянуло под хвостом. Хотя, конечно, ставить Шайнинга и этого земнопони рядом — всё равно, что сравнивать мокрого белого медведя с гибкой холёной пумой. Неправдоподобно-прекрасный омега качнулся, спрыгивая с бортика на полированный голубой пол — грация сопровождала каждое его движение, даже в том, как пружинили недлинные грива и хвост в интересной укладке — и направился сквозь арки вглубь дворца так уверенно и спокойно, что Шайнинг стряхнул с себя морок и отметил это. Сонную околдованность сменила воинская наблюдательность. Сдвинув брови, омега бесшумной рысью отправился за жеребцом настолько на него не похожим, что не верилось, что они принадлежали к одному виду. Надо ли говорить, что, умело выследив конкурента и беспрепятственно пройдя мимо постовых-бет в крыло гарема, Шайнинг ослеп и потерял дар речи при виде его жителей и жительниц. Стало известно, что волшебный омега с фонтана, подобный сирене на рифах перед водоворотом — вполне себе средний обитатель. Есть здесь омеги намного красивее него. И Шайнинг Армор, перекачанный обветренный переросток в грубых шрамах и с мохнато заросшими копытами, стоял, как лось в свете буферного фонаря, а на него умело подведёнными оленьими глазами смотрели удивлённые, забавляющиеся или грустные жеребцы и кобылки, которые красотой и изяществом могли поспорить со старшими аликорницами. — Я же велел разогнать этих бездельников! — орал Шайнинг, ворвавшись в палату казначейства. Его трясло. Он не сомневался в верности Кейденс, они без труда и драм обсудили и закрыли тот раз, когда в их занятии любовью участвовал Блюблад, а кэнтерлотские модники и модницы золотой молодёжи не считались за конкурентов вообще: гамма пресытилась ими ещё пока Шайнинг был в армии. Но теперь речь шла о личном императорском гареме из омег, по которым можно было писать картины и иконы, чей единственный смысл и цель жизни — ожидание момента, когда его законной жене приестся её законный муж, и она захочет новых ощущений! — И почему я должен был послушаться этого приказа, Ваше Высочество? — невозмутимо поинтересовался тот самый бета, которому этот приказ и был отдан, не замешкавшись ни на долю минуты. Его коллеги-альфы рангом ниже тоже нисколько не испугались и даже начали скалиться, переглядываясь между собой и азартно наблюдая за говорившим начальником. — Имперские омеги принадлежат принцессе Ми Аморе Кадензе, а не Вам. — И вы все здесь считаете, что она меня не поддержит?! — А сами Вы как думаете? — ровно ответил вопросом на вопрос главный казначей. — Это я бы Вам посоветовал подумать, — гаркнул Шайнинг Армор, — как ей понравится то, что приказы её супруга в рамках программы всеобщей модернизации игнорируются! — Пожалуйста, — кротко отреагировал бета, и разъярённый омега вылетел из палаты. Как только за ним грохнули двери — из-за неё раздался взрыв громогласного, задыхающегося альфьего хохота и истерический стук копыт по столу и полу. Пелена застлала Шайнингу глаза, он в одно мгновение рванул телекинезом из ножен меч и уже замахнулся, чтобы перерубить им врата в палату наискосок. Кристальным постовым пришлось отдать должное: вместо того, чтобы отшатнуться, они перехватили свои алебарды в боевое положение и выставили их так, чтобы перехватить и остановить удар меча, не целясь при этом даже в кончик уха принца. Тот прервал замах самостоятельно, словно окаченный холодной водой, и алебарды сразу с синхронным стуком вернулись копытоятями на сверкающий пол. — Молодцы, — сквозь тяжёлое дыхание от остаточной ярости похвалил Шайнинг, и постовые хором грянули: — Служим Кристальной Империи, — после чего притопнули и отдали честь. С выучкой здешних войск проблем не было. — Вот разве что вы, — пробормотал омега, с лязгом метнул меч обратно в ножны и покинул крыло. Вечером Кейденс выслушала мужа, а утром без проволочек отправилась в палату казначейства. Шайнинг отказался идти с ней, чтобы не выглядеть жеребёнком, нажаловавшимся матери и теперь торжествующе наблюдающим из-под её крылышка, как виновных разносят в пух и прах, и сделал вид, что у него совершенно другие дела. Даже вышло на чём-то сосредоточиться и что-то успеть доделать к тому моменту, как очень озадаченная Кейденс вернулась, явно прилагая все усилия, чтобы замаскировать сердитость. Омега, отчего-то оробев, тихо поинтересовался, как всё прошло. Кейденс шумно выпустила воздух сквозь ноздри и не по-королевски громко шлёпнула круп прямо на пол. Она заговорила, и её сдерживание гнева стало не только очевидным, но и почти бесполезным: — Я отчитала их за неповиновение тебе и напомнила, что ты имеешь столько же власти и заслуживаешь столько же уважения, сколько и я. Они согласились, но с такой издёвкой в интонации, что я должна была сразу обратить на это внимание и потребовать отчёта, но я этого не сделала, а сразу повторила твоё требование распустить гарем. И казначеи ответили мне, что нельзя просто так и ни за что выгнать омег на улицу: потребуется значительная компенсация, которая либо позволит им безбедно и не работая прожить остаток дней, либо станет их приданым и сделает их достаточно привлекательной партией для состоятельных вельмож-альф. — Ага, а то без приданого все эти целиком состоящие из ног и дырок омеги никому не понравятся, — с язвительным сочувствием покивал Шайнинг. — Да я вся целиком не такая шикарная, как одна нога любой из тех омег, — чистосердечно отреагировала гамма, вскинув крылья, и Шайнинг остро впился в них взглядом, отслеживая малейший признак стояка, но они свободно и безо всякого затруднения сложились обратно. — Но таковы законы, и… я согласна, что это очень жестоко — ни за что выкидывать бедняжек на улицу. Если подумать, они не виноваты в том, что их новые правители придерживаются строгой моногамии. — А я не виноват, что их предыдущие правители её не придерживались! — всхрапнул Шайнинг Армор. — Ты ревнуешь? — чутко спросила Кейденс. — Луна тебя спаси, конечно, да! — с жаром тряхнул гривой омега. — Если бы у меня в распоряжении был гарем аналогичных по охрененности альф, ежедневно натирающих мускулистые телеса оливковым маслом — ты бы не ревновала? — Нет. Ты же любишь меня. Я бы просто обиделась, что ты не позвал меня с собой. — Да тьфу на тебя и твою гамму, блин, цветовую! — обиделся Шайнинг, но не смог сопротивляться, когда Кейденс нежно засмеялась, завернула его в градиентные крылья и примирительно чмокнула в надувшуюся и порозовевшую щеку. — Извини. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Если отбросить шутки, нам придётся что-то придумать, чтобы устроить имперских омег в жизни и не опустошить на этом казну. — Давай экспортируем их в модельный бизнес взамен на квалифицированных учителей, я не знаю, — пробормотал Шайнинг, упорно не встречаясь с женой взглядами. — Кстати, это мысль. Я завтра пойду и предложу им это. — Нет уж! — рявкнув, разом повернулся к ней омега. — Я сам к ним схожу. Кейденс выдержала это испытание и беззвучно просмеялась в крыло, когда он отошёл. На следующий день Шайнинг вернулся к Кейденс из гарема состоянии хуже, чем в каком она возвращалась к нему из палаты казначейства. — Нет, ты представляешь?! — бушевал он, широко вышагивая по её кабинету и чудом не распинывая в стороны мебель. — Прихожу я, значит, к этим мокродыркам, — Кейденс при помощи магии быстрой, но плавной волной подняла и опустила предметы на столе, чтобы их не снёс яростно мазнувший по нему хвост всех оттенков синего, — а они меня в х… — Шайнинг! — …вообще всерьёз не воспринимают! — он остановил ненадолго свой гневный марш по кабинету принцессы и передразнил наигранно-высоким голосом, разведя в стороны глаза и затрепыхав копытами по бокам от плеч: — «Мы подчиняемся только Её Высочеству и никому больше, тем более — её осёдланному омеге». Осёдланному омеге! Это вообще как? — О, это старое грубоватое выражение, — ответила Кейденс энтузиазменнее стригнота-вундеркинда с гиперфиксацией. — Осёдланными называли омег, у которых на спине уже отпечаталось тело покрывавшего их альфы. Относилось как к любому свободному омеге, приравнивая его к жрецам любви, так и к фаворитам гаремов, что было проявлением зависти менее удачливых омег. А что ты им сказал, чтобы они тебе так ответили? — Да я им за это по пятьдесят плетей всыплю, — прохрипел Шайнинг с налившимися кровью глазами, и Кейденс, не выдержав, расхохоталась. — Пятьдесят плетей? Чего? Тебя Сомбра покусал? — Сдаётся мне, не так страшен Сомбра, как его малюют, — расходился омега. — Если, когда он пришёл к власти, ох… — Шайнинг. — …обнаглевшие казначеи воротили что хотели, омеги сосали бюджет вместо того, что должны сосать по своему роду деятельности, и при этом аристократия вечно была недовольна, что ты ни предприми — я уже не так сильно осуждаю его за то, что он закрыл солнце и отправил всех в шахты! — Ты просто злишься. — Конечно, злюсь, а что мне ещё остаётся? — Давай попросим совета у тётушек. По-моему, в этой ситуации уже не стыдно их побеспокоить. — Давай. Но нам так и так нужно поскорее придумать, куда бы сплавить всех этих омег. Миллионы в месяц! Миллионы! Кейденс прижала уши и тихо зашипела, будто физически ощущая тяжесть таких денег. — Предлагаю для начала значительно урезать эту сумму. Так у них будет меньше поводов возмущаться, ведь из дворца их никто не выгоняет. Как только она издала соответствующий указ, он сразу же был приведён в исполнение. Шайнинг, присмирив задетую гордость, порадовался, что дело наконец-то двинулось с мёртвой точки и перестало ужасать своей абсурдностью. Расходы за следующий месяц выглядели ощутимо адекватнее. Тем не менее, это заметили не одни только правители. Следующим же утром после положительных подвижек в распределении бюджета внеочередной аудиенции у принцессы Ми Аморе Кадензы потребовали архи- и вице-канцлер. Они дождались формального приглашения, прошли в тронный зал, поклонились и выпрямились, не дожидаясь разрешения. — Нам стало известно, — сразу перешёл к делу Тенжен Каратьель, — что Вы приказали сократить финансирование своего гарема, Ваше Высочество. Омеги чем-то разочаровали Вас? — Напротив, — улыбнулась Кейденс. — Я собираюсь позаботиться о них, а ни в коем случае не бросать на произвол судьбы. Но я не нуждаюсь в их… классических услугах. У меня есть муж, которого я ни на кого не променяю. Шайнинг покрепче сжал челюсти, чтобы сохранить лицо и попытаться не покраснеть. Он всё ещё не до конца верил, что смог привлечь такую пони, как его жена, и каждый раз, когда она публично объявляла, что любит его, что они вместе и что он ей нужен, едва мог сдержать умильные капли радости. Драг всё равно уловил это и неприязненно прижал уши, отведя взгляд. — Я понимаю, о чём Вы, — ответил Тенжен, заставив вице-канцлера ещё и едва заметно оскалиться. — Но в Ваших жилах течёт голубая кровь. Ваш королевский долг — не дать ей остановиться. Никто не ограничивает Ваше право любить, в особенности — как принцессы любви, но… Шайнинг двинулся корпусом вперёд, и его копыто мазнуло по трону, словно стремилось нашарить меч. — Послушайте, канцлер… — Архиканцлер. — Архиканцлер, — процедил омега, как величайшее одолжение. — Сокращение финансирования гарема было приказом принцессы Ми Аморе Кадензы, а приказы не обсуждаются — это во-первых. Медицина теперь развита достаточно, чтобы можно было родить одного-двух жеребят и вырастить обоих, а не плодить их бесперебойно в надежде, что хоть один доживёт до совершеннолетия — это во-вторых. Гарем попросту больше не нужен. Указ моей жены явно даёт это понять. Не вижу смысла продолжать обсуждение. Тенжен, однако, не сдавался и с поклоном обратился к принцессе: — Ваше Высочество, не сочтите за дерзость, но у Вашего супруга куда ни посмотри мало компетенции. Государственное управление — не армия, приказы здесь должны обсуждаться непременно. Гарем — это не только, м, гарантия сохранности и жизнеспособности династии, это — жизнь дворца, один из неотъемлемых элементов культуры Империи, как Кристальное Сердце. Любовь, Кристальное Сердце и имперский гарем — три столпа нашего общества, которые нельзя подкосить. Это исключено. При всём уважении. — Общество нужно поменять, — мягко произнесла принцесса Ми Аморе Каденза, и повисла тишина. — Прошу прощения? — наконец подал голос Драг Эмбитт, устав ждать продолжения. Принцесса элегантно сошла с трона и развернула одно из крыльев, указывая на что-то, видимое ей одной. — Уже несколько месяцев мы с мужем при поддержке ваших подчинённых занимаемся реформированием и модернизацией Кристальной Империи, и нам с самого начала было понятно, что невозможно обсудить все проблемы сразу, не говоря уже об их моментальном решении. Нам приходится захватывать один вопрос за раз, в продуктивные дни — два или три. На самом же деле их тысячи. И я скажу откровенно: ни один не занимает и не беспокоит меня так сильно, как омежий. — Почему он должен беспокоить Вас? — практически возмутился Тенжен и осёкся при виде мягкой улыбки аликорницы: — Потому что примерно половину жизни я тоже омега. И даже в Эквестрии я понимала, что я уже несколько раз могла бы быть мертва. Я любила Шайнинга тысячу лет и буду любить ещё столько же, но я не переставала любить в общем смысле этого слова, пока искала его между нашими жизнями. Я вступала в отношения, когда мне кто-то становился интересен, и выходила из них, когда интерес угасал, потому что, хах, кто может надолго удержать интерес бессмертной, кроме его истинного? И мне много раз приходилось разбивать сердца, уходя. Каким бы мягким я ни старалась сделать расставание, я видела и чувствовала боль тех, кого я бросала. Я уносила приятные воспоминания об отношениях и жила с ними дальше, а мои бывшие возлюбленные умирали со знанием того, что оказались для меня не теми, и того, что окажутся для меня ещё и не последними. Некоторые были ретивыми. Они пытались преследовать меня, слали мне письма, в которых встречались даже угрозы, шли на преступления, пробовали навредить при помощи магии. Случалось и такое, что один пони не успевал перестать страдать к тому моменту, как я расставалась с ещё одним — и они сталкивались и дрались друг с другом у меня на глазах, а я практически ничего не могла сделать. Они били друг друга так яростно, что мне становилось страшно, будто победитель затем примется за меня, чтобы отомстить за них обоих. И меня могли осудить за такое, могли назвать омегой низкой социальной ответственности, бессовестной, которая меняет альф, как носки, прекрасно зная, что её выбор — не навсегда, и рушит им тем самым жизни, могли хоть подкараулить и изнасиловать. Могли, но не сделали. Знаете, почему? Потому что вторую половину жизни я — альфа. Вот что давало мне жить и радоваться жизни там, где обычная омега оказалась бы мертва уже к десятым своим отношениям без желания остепениться, выйти за альфу и родить жеребят. И таких чистокровных омег, лишённых защиты в виде второй альфьей стороны — тысячи и миллионы. И они до сих пор сталкиваются со всем, что я перечислила, а те, кто их убил, объявляются жертвами несчастной любви и жестокого омежьего обмана. Я хочу положить этому в Кристальной Империи конец. — Сильная речь, Ваше Высочество, — раздражённо усмехнулся Тенжен, — но в Кристальной Империи не находилось и начала того, что Вы описали. Это страна благочестивых и воспитанных омег, которые попросту не могут попасть во все те страшные ситуации. — И поэтому их положение здесь ещё хуже, чем в Эквестрии. Архиканцлер уронил челюсть и взял пару пауз на то, чтобы привести себя в порядок. — Простите? — произнёс за него муж, не скрывая удивления. — Вы говорите, будто то, что омегам не угрожают убийство за блуд и что омежьего блуда в Кристальной Империи вообще не существует — это ужасно и требует модернизации? — Да, потому что Вы желаете омегам в лучшем случае добра, но не свободы, — пожала плечами Кейденс. — Рассчитывать на более-менее полноценную жизнь, в которой есть воля что-либо решать для себя и за себя, могут только омеги самых низших слоёв общества из ремесленников, крестьян и даже отщепенцев. Но если омеги, не приведи солнце, рождаются в высших кругах, им уготована единственная судьба: вступить в брак с кем-то, на кого укажут родители, рожать жеребят и молчать отныне и навек. Сколько омег в государственном аппарате, не считая Шайнинг Армора? — Ни одной, но они там и не требуются. — Как я уже сказала, — улыбалась Кейденс, — общество нужно поменять. На данный момент в Кристальной Империи омегам доступно три состояния: либо ты на содержании у того или иного альфы, либо ты отброс общества, либо ты труп. Я собираюсь принять комплекс мер, которые вовлекут омег в трудовую и общественно-политическую деятельность и наделят их равными с альфами правами. Это включает в себя, разумеется, роспуск гарема и обучение омег самостоятельности. Я понимаю, что это не быстрый процесс, но мы должны с чего-то начать. — Ваше Высочество, — аккуратно начал Драг. — Мы пришли сегодня к Вам, потому что иначе к Вам пришли бы омеги. Те самые, которых Вы хотите освободить — вчера они хотели ворваться к Вам на аудиенцию, но их остановила стража, и тогда они пришли к нам и начали спрашивать. Почему у них отняли три четверти слуг и определили на другие места. Почему из их крыла унесли дорогие масла, даже если флаконы с ними пришлось вырвать прямо у кого-то из копыт. Почему от одаликов, наложников высокого ранга, ушли их секретари и бухгалтеры. И правда ли, что дальше их переселят из апартаментов в маленькие комнаты и, того хуже, общежития. Я могу передать им Ваши слова, но они не удовлетворятся этими объяснениями. Это для них немилость. А для имперской омеги нет худшего кошмара, чем попасть в немилость к повелительнице, и для любой омеги в Империи нет худшего унижения, чем самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, так как это означает, что она слишком плоха собой, чтобы привлечь сильного альфу и стать достойной его вложений. Ваши намерения благи, но Вы знаете, куда они выстилают дорогу. Вы собираетесь в буквальном смысле слова унизить каждого омегу в Империи своими реформами. — Подожди, Эмбитт, — приглушённо потребовал Тенжен, коснувшись его плеча копытом, прочистил горло и спросил: — Ваше Высочество, правильно ли я понимаю, что Вы планируете заставить омег работать наравне с альфами и участвовать в общественной жизни так же, как они? — Может, не наравне, а в более щадящем режиме, что связано с большей хрупкостью омег и сохраняющейся за ними обязанности рожать и воспитывать жеребят, но — да, — наклонила голову набок Кейденс. — Я собираюсь рано или поздно прийти именно к этому. — Вы уже просчитали, какие изменения это повлечёт в экономике Империи? Кейденс просияла, обрадовавшись долгожданному вопросу, ответ на который точно не оставит ортодоксальных альф недовольными или равнодушными, и поставленным мелодичным голосом начала вещать о рабочих местах, программах обучения, организации жизненного пространства для омег, перечислила проценты роста и падения и заодно косвенно затронула правовую базу. Пока она презентовала наброски проекта по вовлечению омег в полноценную рабочую и общественную жизнь, Шайнинг Армор и Драг Эмбитт сверлили друг друга неприязненными взглядами, и каждый читал в глазах оппонента не то, что в них было на самом деле. — Это звучит разумно, Ваше Высочество, — расщедрился на комплимент Тенжен. — Но займёт годы, если не десятилетия. — Чего у меня в достатке — так это времени, — почти пропела Кейденс. — Но до тех пор, — слегка поклонился альфа, — я посоветовал бы Вам не только не рубить с плеча, но и попытаться прочувствовать существующий порядок вещей, хотя бы немного приобщившись к нему. Кто знает — вдруг, не попробовав, Вы рискуете упустить из виду нечто важное и затем потерять его навсегда? Вы — отчасти омега, и Ваш супруг — тоже. Я предлагаю Вам выделить выходной, чтобы ради развлечения прожить один день в гареме так, как его проводила любая омега в старые времена, до Ваших реформ. Шайнинг распахнул глаза и дёрнулся, но Кейденс уже кивала: — Это справедливые слова. И, поскольку вы двое наверняка лучше прочих помните, какими были те самые старые времена, вы сможете сделать переход к новым таким мягким и естественным, насколько это возможно. Я приказываю вам консультировать меня на всём пути выведения омег из тени и интеграции их в здоровое и прогрессивное общество. Уголки губ Тенжена едва заметно удовлетворённо приподнялись. Он и его муж низко поклонились с синхронным: — Да, Ваше Высочество. — Вы можете идти, — торопливо бросил Шайнинг, вскочив на ноги. Два канцлера неторопливо вышли из тронного зала задом наперёд, прошли сквозь расступившуюся перед ними толпу ожидающих снаружи и исчезли в коридоре. Драг с взволнованно вскинутыми бровями заглянул мужу в лицо на ходу: — Разумеется, ты не собираешься выполнять её приказ? — Почему же? Она права: Кристальной Империи предстоит проделать огромную работу, а для огромной работы нужно огромное количество пони. А если омеги не могут в одно мгновение выдать целый пласт работоспособного населения — почему бы не сделать омег работоспособным пластом? К тому же, зачем вступать в конфронтацию с принцессой, которая переживёт всех нас и не собирается в ближайшее время сходить с ума? Безопаснее будет встать с ней на одну сторону и получить её доверие и протекцию. — Н-но она собирается распустить омег, — понизив голос, шёпотом отчеканил Драг, не закрывая испуганно расширенных глаз. — И я съем свой хвост, если одним из первых указов будет не запрет на использование их как живых инкубаторов без прав на жеребёнка вне их утробы! Как мы с тобой в таком случае обзаведёмся общим потомством? — Терпение, мой дорогой супруг. Кто умеет ждать — дождётся в суррогатные омеги саму принцессу. Шайнинг Армор в это время заламывал копыта, сбивчиво выговаривая: — Кейденс, ты не можешь доверить им это. Ты просто не можешь приказать им выполнять то, что мы с тобой задумали! Они заговаривают тебе зубы, они ничего не станут делать. — Я и не просила, чтобы они выполняли это вместо нас, — успокаивающе погладила его по щеке перьями гамма. — Они будут лишь консультировать, а если где-то что-то не сойдётся — мы с тобой это быстро обнаружим. Заметь, что в трудную минуту омеги пришли именно к ним. Значит, они им доверяют, и… — Только потому, что к нам их не пустила стража! — взял её за плечи Шайнинг Армор. — А так омеги в первую очередь пошли к нам. И мы должны заниматься этим целиком и полностью самостоятельно, никому не доверяя! Здесь нет заинтересованных лиц. Всем нужно, чтобы всё осталось по-старому. Даже самим омегам, если верить этому… архиканцлеру. — Понимаю, — кивнула Кейденс. — Но… — Нет, Кейденс, ты не понимаешь, — тряхнул головой Шайнинг. — Ты не понимаешь, что они видят в тебе точно такую же омегу, о которых ты вела речь. Они… буквально сказали тебе пойти в гарем и посидеть там немножко для разнообразия! Как омеге! — Я не вижу в этом ничего унизительного и странного, — проговорила Кейденс, и единорог натурально взвыл, вцепившись копытами себе в гриву. — Проблема в том, что они видят! Они выросли в обществе, которое принижало омег и использовало их как хотело. Кайди, твоя вера в пони и в то, что они на самом деле хорошие, иногда переходит границы разумного. Эти двое — альфы, они видят в тебе только омегу, и им дико, что омега занимает трон, который до этого всю историю принадлежал альфам. Они даже твои приказы оспаривают и подвергают сомнению, и… отговорка про государственный строй тут не работает! Не будет никаких плавных и безболезненных перемен, понимаешь? Нужно сделать как в армии: приказал — и услышал в ответ «есть»! Ни один солдат не думает над приказом командира, он его выполняет. Без этого не было бы порядка, не было бы дисциплины, не было бы иерархии, не было бы государства. Ты должна научиться быть для них командиром, Кейденс, а не развозить дипломатию. Знаешь, почему они предложили тебе пожить в гареме хоть денёк? Потому что они сами жили в нём… считай, столетиями: я не знаю, заморозилось ли время, когда Кристальная Империя исчезла. Любая дикость становится привычной и нормальной, если пожить в ней достаточное время, а любое её решение кажется опасным и неправильным, и любая проблема, которая вылезет в процессе этого самого решения, станет красным флагом, что раньше вы жили правильно, раньше всё работало, а захотели это изменить — и всё пошло наперекосяк, нужно срочно вернуться к тому, что было до этого. Один день в гареме ради развлечения — это не что иное, как первая ступень к неделе в гареме, месяцу в гареме, году в гареме и жизни в гареме. Кейденс, тебе нельзя сейчас быть мягкой. Ты должна пресечь это одним ударом, приказать и покарать, если тебе не повинуются, иначе у тебя вообще ничего не выйдет. Аликорница выслушала его с тревогой в глазах, слабо покусывая губы, и ответила лишь: — Но чем я тогда буду отличаться от Сомбры? Он тоже делал то, что считал нужным, и карал за неповиновение. Шайнинг едва заметно оскалился и вдруг медленно схватился копытами за виски, поморщившись от боли. Кейденс торопливо придержала его, обняв: — Любовь моя, я разволновала тебя? Прости. Я думаю о том, как бы не напугать кристальный народ, но забываю о самом важном для меня пони. Не тошнит? — Нет, всё нормально, — прохрипел Шайнинг, мотая головой. — Можешь начать без меня сегодня? Не хочу, чтобы кто-нибудь здесь узнал раньше времени. — Конечно, — грустно ответила гамма, отпуская мужа, чтобы он смог вернуться в покои, и это было всё, что она сказала и сделала, но омега всё равно пробормотал, уходя: — Нет, я не собираюсь доверять никому в этой Империи.