***
Твайлайт, чувствуя себя на редкость сюрреалистично, дочитала эссе бывшего тирана и тёмного мага, немного подумала над концовкой и поставила под последней точкой печать в виде красной подковки — обозначение высшего балла в Школе Дружбы. Сомбра, кажется, не уделял иронии происходящего никакого внимания и даже свой успех не отметил и малейшей реакцией, хотя рубиновый взгляд его и был устремлён через две парты к прижимающим тетрадку к столу копытам беты. — Поздравляю, сдано, — телекинезом вернула она ему исписанные причудливым почерком листы. — Теперь ты свободен и чисто технически можешь посетить Кристальную Империю. — Чисто технически? — наконец шевельнулся Сомбра, но прозвучал и то без планировавшегося неудовольствия. Тихо загрохотал выдвигаемый ящик стола. Твайлайт достала послание и развернула его; с нижней части листа слетела сломленная печать и подпрыгнула на удерживавшей её голубой ленте. — Я отправила официальный запрос на посещение тобой Кристальной Империи. Ответ Кейденс не вписывается ни в какой регламент деловой переписки, предупреждаю сразу, — бета передала альфе письмо уже без магии. Сомбра без интереса перевернул его обоими копытами и лишь слегка приподнял брови на огромные буквы, чуть не порвавшие бумагу при написании, в окружении неаккуратных чернильных брызг: КРИСТАЛЬНАЯ ИМПЕРИЯ С РАДОСТЬЮ ПОПРИВЕТСТВУЕТ У СЕБЯ В ГОСТЯХ ЭТУ СВОЛОЧЬ, НО НЕ БУДЕТ НЕСТИ НИКАКОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ТЕ ИЛИ ИНЫЕ ПОСТОРОННИЕ ПРЕДМЕТЫ В ЕГО БАШКЕ, ПОТЕРЮ КОНЕЧНОСТЕЙ И НЕОБЫЧНЫЕ РЕАКЦИИ ОРГАНИЗМА НА МЕСТНУЮ ПИЩУ И КЛИМАТ. — Приемлемо, — кивнул Сомбра и вернул корреспонденцию Твайлайт. — Не ожидал иного от альфы, у которой изнасиловали омегу, и более чем её понимаю. — Я бы всё же попросила тебя не ехать туда ещё несколько лет, — нахмурилась бета. — У меня нет этих нескольких лет, я тут не молодею. И я не убью твою невестку, не беспокойся на этот счёт, — безразлично отмахнулся Сомбра. — Она даже не узнает, что я приехал. Лучше скажи мне: это же ты подыскивала семью для жеребёнка, которого Шайнинг Армор родил от меня? Твайлайт натужно кивнула с неприязненной гримасой. Сомбра вымученно усмехнулся: — Вот забавно выйдет, если вы там всё перепутали и сплавили приёмным родителям законного наследника, а моего бастарда теперь воспитывают, как родного. — Поверь, точно нет, — холодно ответила Твайлайт. — Зачем ты спросил? — Я хочу увидеть его, — сложил перед собой передние ноги Сомбра. — Просто увидеть. Он тоже не узнает, что я приехал в Кристальную Империю. — Зачем тебе это? — Одна из тех вещей, которые я вспомнил, — уничтожая её тяжёлым взглядом, честно отчеканил альфа, — это то, что в своей прошлой жизни я потерял дочь, не успев даже взять на копыта. Такие вещи оставляют пустующие гештальты. Нет, мне не плевать на всех, кроме себя самого. Да, сам удивился. Это не произвело на бету впечатления. Она отточенным движением подшила ответ Кейденс к переписке и неохотно разрешила: — Ладно, я дам тебе адрес. — Спасибо, ты настоящий друг.***
Сомбра не беспокоился о том, что Кейденс устроит засаду или действительно каким-то образом отравит его пищу, но и лишние задержки ему тоже были ни к чему, поэтому в Кристальную Империю он отправился под чужой внешностью и замаскировавшись под омегу. Он пробирался по перрону к поезду почти крадучись, пригнув голову и настороженно озираясь. Относясь к омегам вокруг себя едва ли не совершенно естественно, Сомбра не мог отделаться от мысли, что именно к нему сейчас подойдёт патрульный, потребует показать кьютимарку, назвать дом, которому он принадлежит, и объяснить, почему он появился в столь шумном, общественном и, главное, дающем возможности для свободного перемещения месте без альфы. Однако полиция и стража, рассредоточенная по вокзалу, практически зевала без дела, делила зоны ответственности так, чтобы каждому отряду достался на них свой кофейный автомат или ларёк с выпечкой, и изредка скользила незаинтересованным взглядом по курсирующим туда-сюда пассажирам, не заостряя при этом внимание на омегах. Кое-как уняв свою тысячелетнюю мнительность, Сомбра сверился со временем, сел на лавку, копытами снял со спины перемётные сумки, крепко держа в голове запрет пользоваться магией в облике пегаса. Из них альфа достал девственно-чистую книгу, посвящённую истинности. Когда он попросил справочную литературу на эту тему, Твайлайт серьёзно задумалась на несколько секунд, а затем взлетела к одному из самых дальних углов своей дворцовой библиотеки, терявшихся в вышине, и долго раздвигала ряды томов и фолиантов, чтобы улезть за них почти по кьютимарки и лишь после этого выудив книгу, которая, за исключением налипших пылинок, выглядела как только что из-под печатного станка. Ни захватанной обложки, ни стёршихся от бесконечного листания номеров страниц, ни загнутых уголков, ни пятен — ничего. Сомбра не открывал её с минуту. Отсутствующим взглядом уставившись в название, которое даже ему, пришлому чужаку из затерянного прошлого, начало казаться бестолковым в своей очевидности, альфа смотрел на не облетевшее серебрение на буквах и снова осознавал, насколько он чужой среди пони, которым не нужно читать «Теорию истинности», чтобы доподлинно знать, что это такое. Аккуратно, чтобы не сломать твёрдый и гладкий до сих пор корешок, он раскрыл средний по размерам труд. «Нужно было попросить ещё какую-нибудь версию, чтобы было с чем сравнивать», — поморщился Сомбра уже в вагоне, отвлекаясь от чтения, и посмотрел в окно. Эквестрийские пейзажи, сквозь которые поезд нёсся к далёкой вечной мерзлоте, значительно отличались от земель, что альфа против воли считал и называл родными. Цвета Эквестрии хоть и были яркими, сочными и живыми, но всё же ощущались не в пример более спокойными, тёплыми и земными, когда Кристальная Империя не уставала напоминать о магических своих истоках, заключённых в блестящих, светящихся изнутри и не стесняющихся своего великолепия кристаллах. Даже трава там, помнил Сомбра, походила на изумрудное море, а кукурузные початки слепили золотом. — Прошу прощения, — мягко обратился к нему альфа, сидевший на соседнем сидении. — Это не моё дело, но я заметил Вашу книгу… можно задать вопрос? Чтобы не вызывать подозрений — и ещё потому, что у него оставалось ограниченное количество битов, — Сомбра не стал выкупать отдельное купе, а поехал в «среднем классе» с простыми смертными. Он сместил фокус зрения сперва с вида за окном на своё отражение в стекле — пастельно-голубого пегаса с белой гривой, — а затем — на отражение располневшего шоколадного земного пони с волосами цвета ранней седины. — Задавайте, — не очень дружелюбно после долгого молчания разрешил Сомбра. — Вы едете в Кристальную Империю? — Да. Как Вы узнали? — Я направляюсь туда же, к Кристальному Сердцу, — мило улыбнулся жеребец, застенчиво пригладив воздушную копну кудрявой гривы. — Слышал, что паломничество к нему позволяет найти свою любовь… А Вы как раз читаете такую книгу. И я подумал… — он покраснел, начав заикаться. — Я подумал: может, это судьба? Сомбра захлопнул «Теорию истинности» и, прочистив горло, пожал плечами: — Вы ошиблись. Я еду туда по другой причине, — он окинул взглядом альфу, не расставшегося с робкой надеждой, и разок подкинул книгу на копыте. — Здесь написано, что у Вас не останется сомнений, когда Вы встретите свою истинную пару. — Знаю, — вздохнул, опечалившись, жеребец. — И все знают. Но я потерял обоняние ещё когда был стригнотом. Прошу прощения за интимные подробности, но моё тело попросту не осознало, как именно искать истинную пару. Я не подниму носа от своих свитков, даже если она проведёт хвостом перед моим лицом. — Печально, — вытянул через губу подобающее случаю Сомбра. — Да… Меня зовут Герк, — снова улыбнулся земнопони. — Герк? — не понял альфа, и собеседник замялся. — Геркулес. Глупое имя, я знаю. Мои родители были поклонниками кристальной культуры. Я до последнего не хотел испытывать поверье о свойствах Кристального Сердца, но мне уже сорок пять лет. У меня не остаётся другого выбора… Сомбра выслушал его и покосился на оставшееся к прочтению количество страниц, отмеченное лаконичной жёлтой закладкой. — Почему Вы не заведёте семью не с истинной парой? — Врачи сказали, что все жеребята от связи с меньшим значением будут больными и вряд ли выживут, — горько развёл передними ногами Геркулес. — Я этого не переживу. — Это у всех так или только…? — нерешительно спросил Сомбра, и земнопони горько усмехнулся. — Только у несчастных болезных вроде меня. Пони с хорошим здоровьем редко сталкиваются с такими бедами, — сквозь овладевшую им застарелую тоску Герк снова посмотрел на книгу в копытах псевдо-пегаса. — Вы спросили это только ради беседы или Вам действительно нужен этот справочник? — Я ничего не знаю об истинности, как бы странно это ни звучало, — признался Сомбра, и Геркулес улыбнулся через силу. — А я, напротив, знаю о ней всё. Может, Вас интересует что-то конкретное, мистер… я так и не узнал Ваше имя. — Булат, — не задумавшись, ответил альфа, несмотря на то, что имя не вязалось с текущей внешностью, и добавил, ещё не отойдя от экзамена у Твайлайт: — Очень приятно. Так вот: что интересует меня больше всего — так это измены у истинных. Геркулес неприкрыто озадачился. — У истинных, — после паузы произнёс он аккуратно, — не существует измен. — А если она всё-таки случится? — нажал Сомбра. — Если я… если мой будущий альфа, к примеру, потеряет память и переспит с другой омегой? — Вы говорите какие-то небылицы, — засмеявшись, покачал головой Геркулес. — Как можно забыть о том, что у тебя есть истинная любовь? — Можно, уж поверьте мне. — Нет, это решительно невозможно, — с фанатичным видом улыбнулся земной. Его согревал изнутри один только разговор о прелестях истинности. Сомбра отчего-то почувствовал себя жертвой домогательств пони с больной фантазией и фиксацией на извращённых фетишах — тоже новое чувство, и это при том, что на его круп всю жизнь покушалась Аморе. — Вы можете забыть собственное имя, сколько Вам лет или в чём Ваше предназначение, но свою истинную любовь забыть Вы не сможете никогда и ни за что. — Она будет возвращаться во снах, неполными воспоминаниями и всем таким? — Возможно! По описанию похоже на какую-то крайнюю степень амнезии, но да, даже в ней истинная пара не забывается до конца. Она станет той ниточкой, по которой Вы вытянете остальные потерянные воспоминания. Истинность — величайший дар, и счастлив тот, кто её обрёл. — Но если всё-таки очень постараться и предположить, — настоял Сомбра, — что измена в такой паре возможна? Как она повлияет на обоих? Геркулес крепко задумался. Он молчал несколько минут, размеривая процесс то резкими вздохами озарения, сменявшимися упадочными выдохами с подтекстом «нет, это не подойдёт», то просто нерешительным открыванием рта и плотным закрыванием его обратно. — Если приложить всю фантазию, какая у меня есть, — в нос выговорил он наконец, когда Сомбра уже ушёл в свои мысли и даже вздрогнул от звука его голоса, — то тот, кому изменили, сойдёт с ума от горя, а тот, кто изменил, переймёт его состояние, и они оба будут несчастны до тех пор, пока тот, кому изменили, не сможет искренне простить изменника. Сомбра помедлил, вслушиваясь в гулкую, усталую, апатичную пустоту внутри себя, на которую не могло повлиять ничто извне. — И насколько точно будет ощущаться… перенятое состояние? — О, очень точно, — почти кровожадно покивал Геркулес. — Эмпатии истинных всего полшажочка не хватает до полноценной телепатии. — Спасибо. Вы мне очень помогли, — Сомбра подумал, что должен как-то отблагодарить альфу за информацию. — Я тоже попробую Вам кое-чем помочь. — Правда? — Кристальное Сердце не поможет Вам в поисках, — как можно мягче сказал Сомбра, — потому что в Кристальной Империи об истинности в её правильном виде до последнего не знали. — О-ох, — сник едва ли не до слёз Герк. Альфа, глядя на него, подумал лишь о том, что ясное дело: билет до конечной станции стоит недёшево. — Но что стоит посетить в Империи — серные источники. Одна горячая ванна — и Вы сразу почувствуете себя лучше, а если сумеете добраться до исцеляющих кристаллов и посидеть под их излучением — может случиться такое, что строгая потребность именно в истинной паре для создания семьи и вовсе отпадёт. Геркулес выслушал его с недовольно поджатыми губами, сухо откликнулся: — Что ж, и Вам спасибо за совет, — и отвернулся. Сомбра не обиделся, поскольку и сам не хотел слишком долго продолжать навязанную беседу. Он отвернулся к окну, раскрыл книгу по закладке и вздохнул про себя: «Странный народ. Ты предлагаешь ему доступное и реальное решение проблемы, чтобы оставшееся время жизни не прошло впустую, но он предпочитает бесплодно прожечь его полностью и думает, что не встретить какого-то одного пони страшнее, чем вообще ни с каким в итоге не остаться. Только не говорите мне, что так думают все поголовно. И… Луна в их числе?».***
Три из пяти сокровищниц оказались вскрыты и разграблены. Осталось ещё два тайника в местах, которые тысячу лет назад считались необитаемыми и дикими, но сердце Сомбры уже окутывала безысходная тоска при виде того, что к ним вдаль теперь тянулись новые улицы с блестящими ухоженными домиками. «Я рассчитывал, что смогу купить четверть Эквестрии, а теперь хорошо, если хватит на пару кварталов», — сил на полноценное недовольство или гнев не было. Дело осложнялось ещё и тем, что пароли и пути к заначкам никак не вспоминались до конца. Приходилось додумываться, полагаясь на логику, но что Сомбра помнил отчётливо и уверенно — так это то, что полагаться на логику как раз и было бесполезнее всего. Гордясь своим нестандартным и острым умом, на сокрытии кладов тысячу лет назад альфа как раз оторвался по полной, а теперь, чувствуя себя раньше срока слабоумным и бестолковым стариком, не мог разгадать собственные загадки. Он догадывался, что, если бы не признался Луне в измене, которую и не считал в полной мере изменой, его мозг сейчас работал бы намного бодрее. А что там мозг, если и ноги с трудом передвигались в нужных направлениях, везлись по полированным кристальным дорогам, едва отрываясь от них, как у пьяного. «Не удивлюсь, если бы сама Луна в два счёта раскусила каждый из этих ребусов», — не в силах смириться с поражением, Сомбра всё крутил в голове последнюю проваленную загадку и подковыривал её со всех сторон в попытке понять, что упустил и где ошибся, но мысли самовольно поворачивались в другом направлении. Сомбра и не представлял, каким боком ему выйдет имперское воспитание в мире современной Эквестрии. Реабилитация реабилитацией, но у него в сознании пони делились на несколько больших групп: альфы, которых он вежливо-снисходительно терпел, но которые подсознательно воспринимались либо как враги и угроза его неприкосновенности, либо — гораздо чаще — раздражающие выскочки, не стоящие того внимания, которое они стараются к себе притянуть; беты, воспринимающиеся как обслуживающий персонал и ассистенты; загадочные гаммы, с которыми он пока не познакомился или не понял, что познакомился; омеги; Луна. Луна стояла особняком от всех. Она не воспринималась как омега, она была просто Луной, чем-то вроде божества, озарявшего его жизнь, незаменимого и незыблемого. Он понимал, что её вторичный пол — омега, но не считал её омегой в прямом, привычном смысле этого слова. Омег можно использовать, когда есть такое желание, можно заставить их вынашивать твоё потомство и затем — растить то до того возраста, когда с ним будет интересно взаимодействовать и обучать его, можно показать свой авторитет и превосходство, потребовать подчинения и покарать, если оно не будет выказано. С Луной это недопустимо. Ей хотелось поклоняться, её хотелось нежить и баловать, её хотелось любить, ради неё хотелось жить и умирать, хотелось, чтобы она сама решала, жить ему или умирать. То, что он испытывал к ней, было уникально и неповторимо. Даже чувства к Голден Лауриэль не шли ни в какое сравнение, потому что то была земная, изголодавшаяся страсть по недоступному и запретному в среде, воспевавшей то, что его природе претило. Три Хаггер он взял и использовал в наркотическом угаре, до этого не обратив внимания на текущую за его спиной Марбл Пай, против которой и её сестра едва устояла. Сомбра не чувствовал за собой никакой вины, кроме того, что смертельно обидел Луну и, возможно, заставил ту себя возненавидеть. Он бы вообще не поехал в Империю и остался вымаливать прощение, если бы она не приказала оставить её в покое и дать ей немного тишины и спокойствия, чтобы всё обдумать. Бездействие было не в характере Сомбры. Сквозь убийственный упадок альфа всё равно поплёлся осуществлять запланированное и не находил в себе сил злиться или печалиться из-за неудач. «Мне нужен перерыв, иначе я действительно прокатаюсь зря и не отыщу ни единого камушка», — вяло подумал он, запустил копыто глубоко в сумку и вытащил с самого дна сложенный вчетверо листок с адресом. Путеводитель говорил вернуться на несколько улиц назад, и уже это смогло вызвать слабую вспышку раздражения: лучше бы путь лежал вперёд, не так сильно ощущалась бы бесцельность происходящего. Купол Кристальной Империи расширялся, топил снега и напитывал землю, чтобы дать жизненное пространство всем живущим под ним пони. Кристальное Сердце выращивало новые кристаллы под дома, и уже сами имперцы вешали на новые строения таблички с адресами, указатели и знаки. Сомбра шагал от свежих номерных вывесок мимо всё более аутентичных, подходя к знакомым аншлагам, которые помнил ещё из более чем тысячелетнего своего стригнотства. «Такого не бывает», — насторожился альфа и замедлился ещё больше, когда места начали обретать излишнюю узнаваемость. Ноздрей коснулись запахи свежести, скошенной травы и сена. Усилием воли придав взгляду цепкость и внимательность, Сомбра отследил ряды простых, бережливо починенных и залатанных заборов, упиравшихся в стены соседских крестьянских домов. Ясным днём, как наяву, сверкнули над головой звёзды — доверительные свидетельницы жарких ночных свиданий невыносимо далёкой юности. «Этого просто не может быть», — вновь подумал альфа и, больше не сверяясь ни с картой, ни с запиской, по памяти прошёл к злосчастному жилищу, засвидетельствовавшему столько и радости, и горя. Сердце тяжело и настороженно отбивало ритм. Сомбра смотрел под не-свои пастельно-голубые копыта, почему-то боясь поднять взгляд и убедиться, что он прав. «Она больше не могла иметь жеребят, — лихорадочно анализировал альфа, — и могла усыновить чужого жеребёнка, но чтобы ей попался именно мой? Знала ли она, кого берёт? И знал ли кто-нибудь о том, что она существует, и нашей связи, чтобы целенаправленно отдать ей его?». Он поравнялся со слишком знакомым домом и перенёс взгляд за невысокий забор. Альфа не узнал двор, скрывавшийся за ним: тот претерпел значительное количество перестановок, переделок и перепланировок, и можно было бы подумать, что произошла ошибка, и дом вообще не тот, но Сомбра чувствовал: тот. Его дыханиие остановилось, когда он заметил тонкую дорожку крохотных чёрных кристаллов, карабкающихся по стене дома на внешний подоконник и проскальзывающих сквозь щель за створки окна. «А вот этого, — пытаясь вспомнить, как дышать, схватился за забор альфа, — точно быть не может. Она должна была сбить их мотыгой, но только не оставлять как напоминание обо мне». Сомбра собрался с силами, вернул над собой контроль и зашёл. Калитка скрипнула приятным, правильным, уютным звуком. — А мамы дома нету, — раздался звонкий голосок слева от него. Альфа вздрогнул от неожиданности, повернул голову и встретился взглядом с кроваво-красными глазами своего сына. Худой, как щепка, пустобокий серый омежка осваивал магию, телекинезом играясь с кристальными шариками, какие жеребята обычно пуляли в башенки и пирамидки, чтобы разрушить их метким попаданием. Когда жеребёнок сосредоточился на незнакомце в его дворе, вращение игрушек остановилось, но сами они не выпали из тёмно-бордового телекинетического поля. Пёстрые бело-голубые волосы гривы и хвоста были по деревенскому обычаю заплетены в объёмные короткие косы, чтобы не мешались. — Вы за зерном? — он с готовностью отложил шарики на скамейку и бойко вскочил на тонкие ножки. — Да, — ответил Сомбра, рассматривая сына. — Для… для моих кур. Скуластое личико бесхитростно вытянулось в удивлении, а затем жеребёнок заливисто рассмеялся. — Хорошо у вас куры живут! — застучав копытцем по земле, одобрительно заявил он. — А что, хорошее зерно? — невольно улыбнулся альфа, начиная чувствовать себя лучше. Он сделал несколько шагов к малышу и сел на траву перед ним. Жеребёнок вёл себя спокойно, уверенно и задорно, видимо, считая отца таким же омегой, только старше. Да, в симпатии и умилении старших этот сорванец явно не знал недостатка. — Лучшее в Кристальной Империи! — гордо заявил он и прогарцевал перед Сомброй, как прирождённый харизматичный торговец. — А когда я вырасту, я буду выращивать лучшее зерно во всём мире! Сомбра улыбнулся его хвастовству. — Как тебя зовут? — Фарó. А тебя? — Булат, — снова воспользовался псевдонимом альфа. — А где твоя мама? — Они с матерью за водой ушли. Так что, сколько мешков? — деловито осведомился Фаро и вдруг сильно закашлялся. Сомбра дёрнулся было к нему, но моментально понял: дело вовсе не в том, что говорливый малец случайно подавился слюной. Прикрывая кашель копытом, омежка подтянулся на свободной передней ноге за подоконник, достал откуда-то из дома ингалятор и вдохнул через него. — Извините, — сдавленно резюмировал он, кладя устройство на место, — астма, — и спрыгнул обратно на землю как ни в чём не бывало. — Ничего, — неуклюже заверил Сомбра и спросил ещё более неловко: — Ты в порядке? — Конечно, у меня же ингалятор, — весело мотнул головой к окну наверху Фаро. — Но когда-нибудь я надеюсь обойтись и без него. Мама не пускает меня к целебным кристаллам, говорит, что это слишком опасно, там слишком темно и слишком много незнакомцев, — он недовольно надул щёки и насупился. Сомбра помедлил с ответом. «Она догадывается? Она знает? Или просто беспокоится о… погодите-ка». — А откуда ты знаешь об исцеляющих кристаллах? — Мистер, так это же просто, — важно фыркнул Фаро. — Я видел Кристальное Сердце. И кристаллы у магов я тоже видел. А если кристаллы могут зажигать огонь, очищать воду и ещё много чего здоровского — почему бы им не лечить? И я спросил у мамы, где можно найти целебные кристаллы, а она почему-то рассердилась и сказала, чтобы я и думать об этом не смел до того, как получу свою метку. — Ты очень сообразительный для своего возраста, — задумчиво оценил Сомбра, и омежка не приобрёл излишне горделивый вид, явно часто слыша это в свой адрес. — Не думал о том, что ты можешь получить метку как раз благодаря кристаллам? — Не, — махнул копытцем Фаро. — Я буду фермером, как мама. Когда пшеница созревает, она золотится на солнце в точности как янтарь! Альфа улыбнулся с нежданной нежностью. Когда он жил в Империи, определявшей ход событий во всём мире, был обычай, который им злостно игнорировался: несколько раз в неделю у правителей и знатных вельмож наступал час отдыха с семьёй, когда супружеские пары альф отправлялись в сад или к фонтанам, где возлежали на подушках и курили благовония или цедили разбавленное кристальным пуншем вино, а перед ними танцевали фавориты-омеги и играли их жеребята. Альфам полагалось посматривать на своих отпрысков, и, завидев какого-нибудь особенно ловкого, талантливого или умного, подзывать его к себе и спрашивать: «Как твоё имя, крошка?» — «Кандиль, Ваше Величество», — «Что ты умеешь?» — «Я умею считать до десяти, ходить на передних ногах и писать 'Долгой жизни отцу-императору'». С того момента жеребёнок превращался в принца и отнимался от омеги в семью своих отцов-альф, а в случае королевского происхождения ещё и вступал во всё ужесточающуюся с годами борьбу за престол. Сомбра не знал биологического папу Фаро, но он знал и любил маму, от которой тот перенял эту заразительную улыбку, манеру звонко говорить и смеяться, любовь к земле и тому, что она порождает, милое простодушие и открытость. Он понял, что в условиях далёких, ушедших времён в этот же миг признал бы омежку как своего сына, взял под опеку и научил всему, что знает сам, но… «Лури, должно быть, правильно делает, что ограждает его от кристаллов, — с тоской подумал альфа. — Миру не нужен ещё один король Сомбра. Как бы мне ни понравился этот малец, я должен оставить его в покое и исчезнуть, как обещал Твайлайт». — Ты обязательно станешь им, — мягко заверил он, чуть не назвав жеребёнка сыном. — Усердно работай, слушайся родителей, будь благоразумен — и ты станешь лучшим плантатором, какого знала земля. — Спасибо, мистер! — дёрнул растрепавшимся заплетённым хвостом Фаро. — А как же Ваше зерно? Сомбра улыбнулся. — Оно, наверное, действительно слишком хорошо для моих кур. Пусть им насладится кто-то, кто сможет оценить его по достоинству. Прощай, Фаро.***
Сомбра сошёл с обратного поезда на несколько станций раньше. Подождав, когда состав перестанет грохотать вдали, он закрыл глаза и стремительным тонким лучом испепелил маскировку. Декоративные крылья исчезли, полупустые перемётные сумки слегка шлёпнули его по бокам. Альфа посмотрел из-под ресниц на исхоженные вдоль и поперёк тянущиеся к горизонту бесплодные земли, щерящиеся булыжниками, скалами и грядами, выдохнул и пошёл к угадывавшимся в вечной пыльной взвеси силуэтам одинаковых домов. Он без особого труда отыскал тот, который ему требовался. — Кто? — неприветливо донеслось из-за двери через несколько секунд после стука, и Сомбра улыбнулся: — Свои. — Свои у нас по Эквестрии не шастают, волчара, — распахнула дверь дерзко улыбающася Лаймстоун. — Я тоже рад тебя видеть, — усмехнулся единорог, и альфы заменили приветственное объятие грубыми толчками копыт в плечи. — Как жизнь? — Ага, жди, что я тебе сейчас новостей на жёлтую прессу вывалю, как же. Марбл заболела разве что, вот подменяю её по дому. Ты лучше давай про себя рассказывай — где был, что повидал, что вспомнил? Слушай, я тебя без белых пятен и не узнала бы, если бы не голос и рог. Да и вообще, — они уселись за грубый пустой стол, и земнопони прищурилась, — ты, когда глаза не таращишь, как инопланетянин, и не дёргаешься, как невротик, будто на кого-то большого и важного так смахиваешь. Как тебя зовут-то на самом деле? — Ты напугаешься. — Держи торбу шире. Колись уже. Сомбра, не мигая, позволил своей гриве приподняться безо всякого ветра и зловеще заметаться тенями. Его зрачки медленно сузились. — Король Сомбра, — представился он, и между серых губ показались зубы, все до единого остро заточенные. Расслабленно лежавшие на посеревшей от въевшейся пыли столешнице копыта напряглись до боли и вцепились так, как только могли. Нездорово-жёлтые глаза заняли всё лицо, явно значительно выкатившись из черепа, а одно из нижних век дёрнулось в тике. К её чести, ей удалось удержать свой крик в горле. — Да не такой уж ты и король, — вибрирующим от испуга голосом всё же попробовала закинуть старую удочку Лаймстоун. — Да не такая уж ты и каменная пони, — не остался в долгу Сомбра, и она издала полный облегчения и нервозности смешок, когда его густая чёрная грива частично покрыла шею, как обычные волосы. — Да, я больше не король. — Ого, — снова дребезжаще хохотнула альфа, — а батя был прав: ничего так каменная похлёбка мозги вправляет. Я тебя, как короля Сомбру, действительно по-другому представляла. Погоди-ка… только не говори, что убийство епископа прямо в тот момент, когда ты ушёл — твоих копыт дело. — Не совсем моих, там долгая история, в которую очень сложно… — он замер на пару секунд на полуслове, вспоминая главную мораль здешних мест, а затем обречённо уронил голову и протараторил: — Ладно, хорошо, будем считать, что моих. — Зачем?! — схватилась за голову Лаймстоун. — Он был адекватный! Вместо него сейчас конченного выбрали! Почему ты не мог этого лучше грохнуть?! — Да я не хотел! — возмутился Сомбра, горячо приложив копыта к своей груди. — Я бы его и копытом не тронул, если бы не… как я уже сказал, это долгая история. — Мда-а-а, — осуждающе покосилась на него земнопони. — Ладно ещё, что никого другого не загребли вместо тебя, оставили дело глухарём. — Донесёшь? — спокойно спросил альфа. — Нет, — недовольно ответила Лаймстоун. Коротко отклонившись на стуле, она посмотрела в окно, нет ли свидетелей их разговору, и с грохотом рухнула его ножками обратно к столу. — Смысл-то теперь. Ты ведь никого ещё не собираешься убивать? Ах, лягать, да ты и этого убивать не собирался, чего с тебя спрашивать?! Сомбра не ответил, потупив взгляд и поджав губы в выражении своей вины. Лаймстоун немного успокоилась и посмотрела на него снова, став больше похожей на себя. — А пришёл-то зачем? — Повидаться, — поднял на неё глаза единорог. — Я еду из Кристальной Империи. Думал, что всё станет проще после того, как я там побываю, а всё только усложнилось. — Это кризис среднего возраста, чувак, — весомо заявила Лаймстоун, и Сомбра поёжился. — Тьма, не говори так. Ты сразу напоминаешь мне… — он тяжело вздохнул и что-то пробормотал. — Чё? Не слышу. Выплюнь щебёнку и уже тогда говори. — Я изменил своей истинной, — отчётливо и зло повторил альфа, и земнопони звонко захлопнула рот. — Вернее… я, если честно, вообще не считаю, что это так. Во-первых, я ничего не помнил и не знал, во-вторых, она сама всё так подстроила, в-третьих, это просто омега, которую я видел в первый и в последний раз в жизни, и это вообще ничего не значит… — Подожди-подожди, — замахала копытами Лаймстоун и нахмурила лоб. — Ты мало того, что вспомнил всё, оказался королём Сомброй и нашёл свою истинную, так ещё и изменить ей каким-то образом умудрился?! — Не так, — пресно поправил единорог и переставил копытами события: — Я изменил своей истинной, вспомнил всё, оказался королём Сомброй и нашёл свою истинную. Ну это не считово же. — А кто твоя истинная? Я опять испугаюсь? — Не очень. Принцесса Луна. — Тогда считово. — Ты издеваешься? — Ну смотри, — закатила глаза Лаймстоун. — Она живёт больше тысячи лет, так? Прямо как ты, если я правильно помню. Наверное, вы успели познакомиться как раз тысячу лет назад и как раз тогда узнали, что вы истинные. И всё! С этого момента у тебя нет никаких оправданий, если ты ей изменишь. Потому что, когда ты ей изменял — помнил ты об этом или нет, а вы были уже знакомы и повязаны. — Почему это не считается за оправдание? — потёр копытами виски Сомбра, болезненно мотая головой. — Это же очевидно и глупо. — А зачем тебе вообще оправдание? — серьёзно смерила его взглядом Лаймстоун. — Ты же знаешь схему. Прими наказание и живи дальше. — Я бы хотел. Но она не хочет меня наказывать. Она просто не может. — Она уже тебя наказывает. У тебя ведь ничего не получилось в Кристальной Империи? — Можно и так сказать. А как это… Стой, ты хочешь сказать, что я не буду ничего соображать, еле волочить ноги и тихо умирать изнутри всё время, пока она будет на меня злиться? — По ходу. Сомбра выдохнул, упёрся рогом в стол и сказал то, что заставило сердце Лаймстоун сжаться: — Значит, ей самой в этот момент приходится ещё хуже. И, считаю я причину разумной или нет, но это серьёзно ранило её, и я — скотина. Лайм, я… я сказал это, потому что не до конца верил в истинность. Я вырос там, где она не признавалась — вернее, признавалась в очень извращённом виде. А теперь я попал в Эквестрию, где она определяет жизнь каждого пони почище денег, происхождения, сил и чего угодно другого, и все в один голос говорят, что лучше, важнее и дороже неё ничего в жизни быть не может. Я прочитал, что она исцеляет болезни, усиливает заклинания, помогает выжить там, где одиночка погиб бы безо всяких шансов… — он устало поднял голову. — Но почему все молчат о плохой стороне истинности? Что ты не сможешь уйти от неминуемой опасности, если твоя истинная пара тоже не может от неё уйти, и что вы погибнете вместе? Что ты можешь отчаяться найти её, завести семью с другим пони, а потом повстречать истинного — и стольких сделать несчастными? Что у тебя попросту не останется выбора поступить иначе? Лаймстоун посмотрела на него с возмущением и вызовом: — Предположим, у тебя сейчас есть выбор променять принцессу Луну на любую другую омегу, какая тебе понравится. Ты бы согласился? — Нет, — не раздумывая, ответил Сомбра. — И ты хотел бы отмотать время назад и никогда не изменять ей с другой омегой? — Да. Стоп, я же просто могу отмотать время. Земнопони уронила челюсть, и альфа несколько секунд наслаждался бесценным выражением её лица, прежде чем усмехнулся: — Шучу. Это даст слишком много парадоксов, да и само заклинание крайне сложное. — Тьфу ты, — рассердилась Лаймстоун. — Короче, соль в том, что все эти минусы — на самом деле плюсы. Ты сам хочешь, чтобы шло ровно так и никак иначе. — Или вы сами себя в этом убедили. — В таком случае не доезжай до Кэнтерлота, оставайся у нас или иди в Понивилль. Живи свободную жизнь, занимайся чем хочешь, спи с кем вздумается, умирай тогда, когда сам сочтёшь нужным. А, ты же король Сомбра. Можешь завоевать пару провинций перед обедом — всё как ты любишь. Как тебе перспектива? — Меня тошнит от твоих стереотипов, — неискренне поморщился альфа. — Тысячу лет назад меня бы всё устроило, но теперь я знаю, что без Луны это не принесёт мне радости. И… Лайм, меня именно это и пугает, что моя жизнь превратилась в увлекательный спектакль «Жизнь и приключения бывшего короля Сомбры», который я отныне буду разыгрывать только для одной зрительницы, и, если она исчезнет, всё потеряет значение. Я сорок лет прожил исключительно для себя. Я хотел бы сохранить прежнюю свободу выбора в том, что чувствовать и куда идти, а не остаться на всю жизнь зависимым от другой пони, пусть я и люблю её… больше, чем эту свободу. Сомбра несколько секунд смотрел в столешницу круглыми глазами, не мигая и не шевелясь. Лаймстоун вальяжно оперлась локтем на стол и положила щеку на копыто, мурлыкнув: — Начинает доходить, да? Альфа, резко прочистив горло, вскочил на ноги и телекинезом швырнул себе на спину перемётные сумки: — Лайм, спасибо, что повидалась со мной, я… мне срочно надо бежать. Кажется, я понял что-то важное. — Заходи потом с принцессой Луной! — насмешливо крикнула вслед закрывавшейся за ним двери Лаймстоун. Она опустошённо улыбнулась и выдохнула в установившейся полной тишине. Несколько секунд спустя её робко нарушило тихое: «Мхм?». — Да, он уже ушёл. Даже не догадался, что ты в одной комнате с нами, — обернулась Лаймстоун с искрами в глазах. Марбл отодвинула вылинявшую занавеску, разделяющую помещение, и подошла к старшей сестре. Та крепко обняла её, контролируя силу, чтобы не пережать округлившийся живот, и уткнулась носом в пахнущую колокольчиком гриву. — Истинность мудрее разума, даже если кажется совсем безумной, — прошептала альфа, качая свою омегу в объятьях. Та счастливо зажмурилась, покраснев, и накрыла её передние ноги копытами. — Они могут живого места не оставить на моей спине от плетей, но это не заставит Сводный камень молчать перед нами.