В чешуе и мясе

…Велика Большая Земля и обильна. Пойдёт путник по миру, и покажется ему, будто во всех направлениях только прирастает Она. Где сочные травы ласкают ноги, где стоят леса, бесконечно широкие. Где тянутся к небу скалы — снежнобородые — и хранят потаённые ключи, из которых воду черпают два-три раза в год. И то лишь случайные бродяги, нежданно-негаданно занесённые озорником-ветром в места заповедные, дикие, где жидкий хрусталь бьёт прямо из земли…       Степные раздолья, топи, напоённые Солнцем долины — всего этого не охватить взором. За горизонтом, докуда иные племена никогда не ходили и куда, может, не очень-то хотят идти — что делать им у границы мира? — лежат настолько же безбрежные края. Живущий около небольшого озерца или реки может не знать водоёмов кроме того, что лежит под боком. А между тем Большую Землю омывают и океаны, и моря. Напротив, обитатель побережья, пресыщенный видом солёных волн и клифов, зачастую лишь слышит спутанные рассказы о далёких чащобах, но за целую жизнь ни в одной не бывает.       Такая она — мать всех народов. Каждое племя гораздо звать её по-своему, тьмою непохожих друг на друга имён. Верой ли навеянных, а может, заимствованных у предков — поди ещё разберись. Всех ведь не расспросишь, да и не всяк ответит — возьмёт и сокроет, как ему кажется, священный секрет. И уж точно никому не захочется лезть за ответом в могильники, где покоятся истлевшие кости древних. Чего ради? Мертвецы секретов не выдадут, зато могут наказать охальника, нарушившего их покой.       …На Большой Земле полно места теперь, когда слабые народы канули в небытие, а те, которые оказались сильны и живучи, ещё недостаточно окрепли, чтобы заселить хотя бы полсвета. Каждый из них нашёл по своему углу и за него держался.       Одни перебрались по скалистому перешейку и сели на плодородных почвах юга, назвавшись хифнеками, и стали возделывать землю, засевая её сладким виноградом и хлебом.       Другие сели в горах, и знали их как готов, людей суровых нравов, умелых до работы с камнем. Заснеженные склоны они делили с сорталами, от чьих предков, великанов, когда-то давно терпели гнёт.       Третьи заложили свои уделы на северо-восточных берегах, подходы к которым сторожат леса и болота. То были кланы туннворгов, славные искусными корабельщиками и родством с великими мореходами старины.       Четвёртые разбрелись по северным окраинам, назвавшись беигал. И не видели пока тамошние серебряные ельники людей, чей норов был бы настолько же горяч. За что ни брались беигал, всё у них получалось с размахом.       Пятых влекли неприхотливые дёрны, раскинувшиеся к западу от перешейка: варинги и вируки, два братских народа, поныне спорят за право обладать ими.       Прочие облюбовали непроходимые дебри в глубине континента и нарекли их лесом Вено. Под его пологом смертные зажили рядом с чародейскими деревьями — отголосками древности. Народы Вено на короткий срок даже стали друг другу вроде собратьев, объединённые всеобъемлющим Законом. Отжили так сколько-то поколений мира, вместе охотясь и вместе радуясь обильным дарам леса, а потом племенные вожди разожгли усобицу. И сказали они, дескать: «Братья братьями, да тесно нам на этой земле живётся».       И были ещё многие, которым милее всего казались необжитые приволья. И ходили они от места к месту, и поныне так ходят…