Треугольники шеи

      В комнате повисла неловкость. Хосок, стоявший с задранной вверх головой, молил всё, что только можно, чтобы Юнги как можно меньше касался его шеи, но его мольбы были безжалостно проигнорированы. У Юнги были холодные пальцы, из-за чего Хосок от каждого прикосновения слегка вздрагивал и покрывался мурашками, очень сильно его выдававшими. У Мина были смешанные чувства. Ему нравилось водить своими пальцами по смуглой коже чужой шеи, которая тут же покрывалась гусиной кожей.       Несмотря на то, что прошло достаточно времени с того момента, как Хосок допил свой карамельный фраппуччино, от него всё так же приятно пахло этой сладостью. Юнги хотелось ощутить этот аромат лучше, хотелось приблизиться к этой коже и вдохнуть этот запах во всю грудную клетку, и больше никогда не выдыхать.       На часах была почти полночь, а Хосок всё также послушно стоял и терпел прикосновения Юнги, сдерживая себя от того, чтобы не заскулить от такой ласки. А Мин продолжал играть с самим Хосоком, да и с собой тоже. Он уже давно запомнил все мышцы шеи и их треугольники, но ему так не хотелось прекращать прикасаться к бархатной коже.       Тусклый свет от настольной лампы с каждым разом казался все слабее. И Юнги решил подойти чуть ближе к своей модели, чтобы лучше посмотреть на мышцы, хотя он уже выучил положение каждой, и тусклый свет стал лишь хорошим поводом приблизиться к желаемому.       Вблизи сладкий аромат куда сильнее ощущался, из-за чего в глазах будто что-то сверкало и тут же гасло. Юнги глубоко вдохнул и медленно стал выдыхать, сам того не желая, на шею Хосока, что стало для того последней каплей. Хосок выгнулся и тяжело выдохнул, слегка заскулив в конце.       Этот голос. Этот аромат. Сложно. Теперь терпеть стало ещё труднее. Юнги провел языком по одному из треугольников и жадно прикусил его, тут же посасывая, оставляя тем самым яркий багровый след. — Лопаточно-трахеальный, — отстранившись от шеи, прошептал Юнги. — Ещё четыре…       У Хосока — искры в глазах и дрожащие ноги. Хосок не мог поверить, что вот он, сам Мин Юнги, к которому он чуть ли не с первого дня стал испытывать чувства, кусает его шею и оставляет на ней отметины.       Мин заметил, что Хосок еле стоит на ногах, поэтому ничего логичнее, чем прижать младшего к стене, он не нашел. Поэтому Хосок вцепился руками в плечи Юнги, отчаянно стараясь не рухнуть на колени от очередных прикосновений.       Юнги исследовал шею младшего, обводя кончиком языка границы каждого треугольника и тут же помечая их укусами, продолжая шептать их названия. Подчелюстной. Сонный. Лопаточно- трапециевидный. Лопаточно-ключичный. На последнем треугольнике у Юнги окончательно снесло крышу. Он уже не думал ни об анатомии, ни о зачёте, ни об этих треугольниках. Он хотел лишь одного — Хосока. А если он хочет — он получит. Взявшись за край чоновской футболки, он потянул её вверх, оголяя рифленый торс Хосока и отбрасывая ненужную ткань в неизвестном направлении. Осмотрев загорелое, мускулистое тело, Юнги поднял глаза на лицо Хосока: оно словно горело ярким красным пламенем, чёлка была уже влажной, глаза зажмурены, а губы уже все искусаны в кровь. Недолго думая, Юнги припал к чужим губам, сминая их и получая ответную реакцию. Привкус железа и сладкой карамели перемешались, но от этого было даже вкуснее. Горьковатый язык Юнги встретился со сладким языком Хосока, образуя идеальное сочетание. Кислород в лёгких быстро закончился, тела прижавшихся друг к другу неумолимо нагревались до максимального предела, для измерения которого не хватило бы всей шкалы Цельсия. С неохотой отстранившись от Хосока, Юнги осознал, что больше не в силах терпеть. Он взял Хосока за кисть и потянул на кровать, опрокидывая его на простыни, а сам навис над ним. Поцеловав лежащего на кровати в уголки губ, Юнги провел мокрую дорожку из поцелуев до низа живота, иногда покусывая сладкую кожу, отчего Хосок скулил так, как скулят щенки, когда хотят выйти на улицу.       Повезло, что Хосок был в домашней одежде, с которой легко было справиться, поэтому Юнги взялся за резинку спортивных штанов вместе с боксерами и стянул их с желаемого тела, оголяя его полностью. — Если бы ты раньше так показался перед мной, то мы могли бы уже давно переспать, — игриво улыбнулся Юнги, оглядев всё тело Хосока с ног до головы. — З-заткнись! — всё, что смог выдать из себя Хосок, прикрыв свое покрасневшее лицо немного подрагивающей рукой. — Ты очень красивый, Хосок, — стянув с себя кофту и штаны, оставаясь в одних трусах, признался Юнги.       Он снова спустился к распластавшемуся по постели телу, целуя внутренние стороны бёдер, опять же прикусив их нескольких местах, отчего Хосок протяжно застонал, выгибаясь в спине еще сильнее. — Н-не мучай… — чуть ли не плача, взмолился Хосок. — Хорошо, моя карамелька…       Юнги подставил два пальца, так как терпеть было уже сложно, ко рту Хосока, и Чон охотно обхватил их губами, пососав их и настолько хорошо облизав, что когда Юнги достал их, с них все еще капали капельки слюны. Просунув мокрые пальцы меж ягодиц Хосока, Юнги почувствовал, как тугие мышцы инстинктивно сжались. — Расслабься, — попытался успокоить Юнги, и это ему удалось, — после этого Хосок тут же раскрылся.       Медленно войдя до основания своими длинными пальцами, Юнги слегка задел простату, отчего Хосок застонал, зажав кулаки, сгребая простыни. Его голос был восхитительным. Слегка хриплым, но таким звонким, что возбуждало ещё сильнее. Даже малейшее движение пальцев Юнги вызывало звонкие стоны. Похоть полностью овладела головой, темп нарастал, Хосок уже привык настолько, что стал самостоятельно насаживаться на пальцы, прося большего. Раз хочет большего, то он получит. Юнги вынул пальцы из Хосока, чтобы снять боксеры, на что Чон разочарованно выдохнул от внезапно образовавшейся пустоты внутри. Сняв боксеры и освободив давно возбуждённый член, Юнги подставил головку к анальному отверстию и, ни на секунду не медля, вошел в Хосока до основания, сильно задев простату, отчего Чон звонко простонал имя старшего. Вот он, стон с именем, который даёт знать о том, что партнёру нравится, что он получает наслаждение, отчего хочется доставить ещё больше удовольствия.       Толчки учащаются и углубляются, стоны становятся громче, отражаясь от стен, создавая небольшое эхо. Ком в низу живота становится все больше, давая знать, что скоро будет разрядка. Обхватив член Хосока, Юнги выровнял темп со своим, чтобы Чон мог тоже разрядиться. Пара движений рукой — и Хосок изливается себе на живот, покрываясь дрожью и ловя в глазах множество звёзд. От такого зрелища Юнги делает окончательный толчок, изливаясь внутрь Хосока, при этом глухо простонав имя младшего и оставаясь внутри на недолгое время.       За окном уже светает. Но какая разница? Выйдя из Хосока, Юнги завалился рядом с ним, укрывая их одеялом. — И что теперь? — из последних сил выдавил из себя Хосок. — Теперь у меня имеется самый сладкий парень и зачёт по анатомии на отлично, — чуть рассмеялся Юнги и поцеловал Хосока в макушку, закрывая глаза и уходя в мир снов.       Ким Сокджин был прав — на теле живого человека анатомия учится лучше.