Hana no Miti

Тьма кажется бесконечной в безлунные ночи наподобие этой. Звезды сияют мертвенно бледными точками на чернильном небосводе, скрывая ото всех множество секретов, что никогда не увидит свет. В огромном порту Йокогамы было обманчиво тихо, только всплески воды да привычный скрип натянутых канатов. Вдруг чьи-то спотыкающиеся шаги гулом раздались по металлическим стенкам посеревших контейнеров. Хрупкая фигура медленно завернула за поворот и с глухим хрипом упала прямо на бетонный асфальт. Всхлип. Человек с трудом попытался встать, но надрывный кашель, царапающий слух лающими нотками, буквально повалил на землю. Неуклюже, с короткими передышками ему все же удалось прислониться к шершавой стене. Кровь тонкими струйками расчертила подбородок, а с тонких губ слетел еще один лепесток. Алый так красиво сочетался с его волосами цвета меди, прядками прилипшими ко лбу, только вот его цветом всегда был обсидианово черный. Рука в кожаной перчатке начала судорожно хлопать по карманам, в надежде найти мятую пачку сигарет. Но спасительный дым не дойдет до легких через сплетения стеблей в горле, а яд никотина не сможет вытравить цветы, что взросли из неразделенной любви. Он так долго страдал, но мучительный финал близко. Бутоны вечного прощания скоро окончательно раскроются. И каждый отчаянный вздох душится еще одним цветком с паучьи тонкими лепестками. Но Чуя все равно умоляет чувства вмиг исчезнуть, чтобы боль перестала ломать. Началось это все такой же безлунной ночью, когда Дадзай предал портовую мафию ради призрачного идеала. Тогда он просто ушел, отворачиваясь от напарника, а Накахара, стиснув зубы, прошипел проклятия вслед и попрощался навсегда. А после пытался багряными реками вина заглушить боль, что рвала изнутри грудную клетку, наутро отхаркиваясь кровавыми цветами. Пауковая лилия — как символично. В дни, когда они были вместе, Чуе скорее хотелось убить напарника или застрелиться самому от бесконечных шуточек, прекрасно зная — это показная веселость, которая в мгновение ока может маской слететь с его лица, обнажая истинную натуру. Это пугало и завораживало своей непостижимой тьмой, облаченной во власть истинного безумия. Он ведь прекрасно знал, что любовь — яд, который медленно будет просачиваться по венам, доставляя адскую боль, а потом немилосердно убьет, забыв даже имя. Дадзай стал его ядом. «Пожалуйста… Перестань мне сниться как бесконечный кошмар! Ты и так оставил от меня лишь обломки.» Чуе не хотелось так умирать. В одиночестве, задыхаясь и проклиная одного человека, без которого не мыслил дальше жить. Он пытался выкарабкаться, пока тьма не застлала ему глаза. Выдох. И за ним не последовал новый вздох. Голова неестественно упала на плечо, а из руки выпала тлеющая сигарета. *** Таксист через зеркало заднего вида незаметно наблюдал за клиентом. На вид абсолютно нормальный человек, только вот белые бинты на руках и шее почему-то слишком сильно бросались в глаза при тусклом свете салона. «Может хикки какой-нибудь. Кому понадобится в такое время в порт? Не дай бог преступник какой…» — подумал про себя мужчина и резко вывернул руль влево. Заглушив мотор, водитель обернулся к незнакомцу. — С вас две тысячи триста йен,— пассажир словно вынырнул из своих мыслей, достал потрепанный кошелек из кармана плаща и отсчитал две с половиной тысячи. — Простите, но у вас есть купюры поменьше? За день всю мелочь раздал, — виновато сказал таксист. — Сдачи не нужно. — А… Хорошо, до свидания! Хорошей вам ночи,— попрощался водитель. — Прощайте,— незнакомец грустно улыбнулся и ушел в темноту. Утром в сводках новостей таксист увидит на фотографии знакомое лицо и громкие заголовки, и он поймет, что тогда этот человек прощался вовсе не с ним. *** Детектив неспешно прогуливался по постоянно меняющимся лабиринтам главного порта Йокогамы. Как же давно он тут не был. Теперь решение уйти из Мафии казалось не таким правильным. «Свет» оказался слишком губительным, и как бы он не старался, мораль не стала для него законом, каким же идиотом он был, что не заметил такой очевидной вещи. И друзья, агентство, легальная работа — далеко не то, чего так страстно желало его сердце. Идти пришлось недолго. Уже через несколько метров он нашел то, что искал. Только вот… Слишком поздно. Дадзай опустился на колени возле бездыханного тела бывшего напарника, прикоснулся ладонью к остывающему лицу, так нежно, как никогда бы не позволил себе будь он жив, и тяжело выдохнул. Теперь ничто в этом мире не сможет заглушить боль одинокой души, терзаемой бесконечной тьмой. Занавес опускается. Из кармана длинного плаща детектив осторожно вытащил веточку почерневшей эрики и вложил в охладевшую руку Накахары. — Именно с тобой я хотел умереть… Пожалуйста, забери меня с собой, — тихо прошептал Осаму на ухо Чуе, напоследок нежно целуя окровавленный цветок ликориса, который разомкнул губы напарника. Холодный металл пистолета мелькнул в неярком свете. Глухой щелчок. Выстрел. « — Прошу тебя… Солги мне вновь, отрави сладким маревом кровавой лжи. Я так не хочу жить без тебя. — Ты — мое лекарство и спасение, которое навсегда для меня утеряно. Прости, что так поздно. Я люблю тебя».