Смерть - это только начало

В очередной раз потерявшись в замке и бесцельно бродя по относительно безопасной территории где-то на уровне большого зала, я думал о превратностях судьбы. Вот не мог замок оставить меня в покое хоть в этот день, а? Панс же на совершенно законных правах за моё отсутствие на праздничном пиру на ленточки пустит. По мнению Панси, лидер должен быть примером для своих и предупреждением для окружающих. По её описаниям, не человек, а каге какой-то получается, вот только мокутоном обзаведусь, так сразу начну воплощать в себе идеального лидера! Внутри завозилось неприятное чувство потери... В прошлом мире я хотя бы мог чувствовать ток чакры в теле, а в этом только то, что она всё еще у меня есть, да корявенько использовать, громко, по привычке называя это «работой с чакрой». Стихийник… Смешно. Любой шиноби с достаточным уровнем контроля может ходить по воде. А техники? Управление двумя литрами воды для волшебников уже чудо, а "водяной дракон"... Хотя может чудо в том, что маглорожденный способен влиять на стихию? Иногда у меня складывается ощущение, что здесь вообще такой структуры как СЧ нет даже в зачаточном состоянии, а её заменяет какая-нибудь магическая структура, которая с чакрой не очень хорошо взаимодействует. Забавно, если это так, и грустно. Такой бонус, как возможность защититься без использования магии, был бы для меня не лишним. Только... Что толку мечтать о небесных кренделях? Хоть усиление тела и ускорение реакции получается, а там, может быть, со временем что и получится? Бам! В меня кто-то врезался, послышались всхлипы, а затем и полноценные рыдания. - Мисс Грейнджер, что случилось? Вы не ушиблись? Может, я чем-то могу помочь? — тут же кинулся я к ней. Она дернулась от меня, разрыдавшись еще горше. - Меня все ненавидят, и ты такой же! Не притворяйся! Смейся! Да, я заучка и уродка, но у меня есть гордость! Не смей меня жалеть! — через слово всхлипывая, кричала на меня девочка, даже не думая вставать с каменного пола. – Ну?! - Мисс Грейнджер, может Вы и слегка занудны и чересчур кичитесь своими знаниями, но на уродку точно не тянете. Это наглая клевета. И смеяться над Вами я не собираюсь, пусть вы не вызываете у меня сильных положительных эмоций, но и ненависти к Вам я не испытываю, – довольно резко ответил я, а затем, смягчившись, добавил, протягивая руку. — Мисс Грейнджер, прошу, встаньте с пола, юным леди вредно сидеть на холодном камне. - Я не кичусь своими знаниями, – обиженно сверкнула глазами Грейнджер, так и не прекращая плакать. Моя рука помощи была проигнорирована, но оставить девочку одну в таком состоянии я не мог. – Я хочу, чтобы со мной дружили. Разве я хочу слишком много? - Со стороны Ваше поведение говорит совсем о другом. Да и рассуждать о несправедливости жизни лучше в более комфортных условиях. Встаньте с пола, прошу. Девочка отчаянно замотала головой. Стоять с протянутой рукой мне порядком надоело, и я достал и протянул свой платок. Девочка зло посмотрела на меня, но платок приняла. И вот что мне с ней делать? Присел на пол рядом. Она удивленно воззрилась на меня, даже плакать перестала. - Ик? - Мисс Грейнджер, а что еще мне остается делать, ели Вы так упорно продолжаете себе вредить? - Могли бы просто бросить меня тут одну, — нехотя буркнула девочка. - Неужели в Ваших глазах я выгляжу таким жутким чудовищем? — изумился я. - Прекрати пытаться себя вести как джентльмен! Здесь нет ни одного свидетеля для столь грандиозного подвига. И вообще ты опоздаешь на пир! — обиженно насупилась девочка, лелея реальные и надуманные обиды. – Зря теряешь время. - Не зря, мисс Гейнджер, совсем не зря. Так и быть, Вы меня раскусили. Возьмите же ответственность за прожжённого Слизеринца и отведите меня в большой зал. Стыдно признавать свою слабость, но я потерялся и совершенно не представляю, как туда добраться. - Издеваешься? — воскликнула девочка. - Нет, я действительно потерялся, – я широко улыбнулся. — Бродил и искал спасения, пока коварно не сбил Вас с ног. Признаюсь честно, Панс грозилась проклясть меня, если я не попаду на пир, а накануне ночи Самайна её угроза звучит еще более пугающе, чем в другой день. Будьте гриффиндоркой, спасите меня. - Ты… Ты меня обманываешь! Ты не можешь теряться, потому что … — девочка пыталась подобрать слова для ответа. — У тебя очень хорошая память, да и волшебник ты сильный. - Мисс, с чего Вы взяли, что я сильный волшебник? - Ну, у тебя быстрее всех получаются новые заклинания, – смутилась она. – И выходят они у тебя намного лучше, сколько бы я не тренировалась. У меня так сразу не получается. - Ответ настоящей гриффиндорки. Вы даже не попытались заглянуть поглубже, а уже сделали для себя неверные выводы, — Гермиона уже хотела что-то возразить, но я предостерегающе поднял руку. — Мисс, дайте мне договорить, а уж затем возражайте. Открою еще один секрет: я очень слабый волшебник и просто вынужден учиться волшебству быстрее, чем другие, иначе я просто свалюсь от усталости уже после одного урока трансфигурации или чар. - Не может быть, тебя бы не стали тогда терпеть на Слизерине, даже из-за Гарри Поттера! - Не всё меряется магической силой, количеством галеонов в банке или полезными знакомствами. Если бы я как личность не представлял из себя ничего, меня бы на Слизерине не потерпели бы и по просьбе самого Мерлина,— хмыкнул я. — Один бы из своих меня отравил чем-нибудь из наследия своих гениальных предков, никто бы и не подкопался. - Но это же жестоко! — возмутилась девочка. - Мисс, это магический мир, и он живет по магическим законам, следуй Вы хотя бы некоторым из них, было бы намного легче творить волшебство. - Так что, чистокровные волшебники, по-твоему, лучше маглорождённых? — надулась девочка. – Профессор МакГонагал говорила, что я ничуть не хуже этих снобов! - Мисс, чистокровные в магическом плане сильней маглорожденных, это факт. Чем больше поколений волшебников в роду, тем сильней магия рода и тем больше способности к определённому её виду у тех, кто в входит в род. - Ты врёшь! — Гермиона вскочила на ноги и, размахивая моим платком как флагом, стала рассуждать вслух. — Если бы это было так, то Ты-Сам-Знаешь-Кто победил, а он проиграл. - Проиграл, убившись о младенца. - Мать Гарри - маглорожденная. - Поттеры - древний светломагический род, предположительно берущий своё начало от Годрика Гриффиндора. А мать Гарольда была сильной волшебницей, — девочка прожигала меня убийственным взглядом. - Мерлин был маглорожденным. - А еще он был слизеринцем, мисс. - Такого просто не может быть! — в который раз за сегодняшнюю встречу обвинила меня во лжи гриффиндорка. - Мисс Грейнджер, историю пишут победители и те, кто не ценит доверие своих потомков. И они будут писать её так, как выгодно, а не так, как есть. Я признаю, что Вы очень умная молодая волшебница, так не разочаровывайте меня, не делайте поспешных выводов и не ждите, что кто-то даст Вам готовые ответы, живите своим умом. Иначе никто Вас не будет воспринимать всерьёз, – разразился я пафосной речью. – Смотрите на мир более внимательно, и он откроется с новых, неизвестных ранее… - Дадли, — раздался рядом сладкий, как патока, голосок Панси. — Значит, я за него волнуюсь, переживаю, а ты, малыш, мило так с грязнокровкой общаешься. - Леди… - О, вот и о манерах потихоньку стал вспоминать… И сколько мне ждать, когда ты соизволишь встать с пола?! Расселся тут перед этой уродкой и в ус не дуешь. - Панси, солнышко, ты не права, — мягко сказал я. - В чем?! - Она не уродка и не так безнадёжна в магии. - И что, теперь ты перед ней по полу ползать должен?! - Я всё объясню. - Уж будь добр, соизволь объяснить и встань, наконец, с пола! Я глубоко вздохнул, встал и уже собирался открыть рот, как коридор наполнился жутким зловонием. В воздухе пахло смесью грязных носков и общественного туалета, в котором много лет никто не убирался. Вслед за запахом появился звук — низкий рев и шарканье гигантских подошв. Из конца коридора в нашем направлении двигалось что-то огромное. Приглядевшись, понял, что дело - труба. Ибо это был тролль, примерно четырех метров ростом, с тусклой гранитно-серой кожей, бугристым телом, напоминающим валун, и крошечной лысой головой, больше похожей на кокосовый орех. У тролля были короткие ноги толщиной с дерево и плоские мозолистые ступни. Руки у него были намного длиннее ног, и потому гигантская дубина, которую тролль держал в руке, волочилась за ним по полу, а исходивший от него запах мог сразить получше любой дубины. Гермиона и я видели тролля, а вот Панси - нет. - И что ты молчишь, будто язык проглотил?! - Рааарр! — ответил девочке тролль и взял разгон. Сняв с пояса фляжку с водой, я запустил её в противника - вода на таком расстоянии мне редко подчинялась, и сегодня был явно не мой день. Схватив Панси за руку, я затащил её к себе за спину, а затем, сообразив, что это мало чем ей поможет, повернулся к девочкам. - Панси, присмотри за гриффиндоркой и приведи помощь, я надеюсь на тебя. Девочка сухо кивнула и потащила за собой оцепеневшую от страха Гермиону. Я же, повернувшись обратно к троллю, едва успел увернуться от нацеленной на меня дубинки. Зараза длиннобудылая! Концентрируюсь на воде, её очень мало, но мне хватает, чтобы заставить это чудовище подскользнуться и не дать погнаться за девочками. Когда я попытался воспользоваться чакрой, меня ждал серьёзнейший облом – я не мог её почувствовать. Совсем. И если бы не каждодневные тренировки, быть мне лепёшкой. Убежать не получится, а прибить тролля с моими способностями и знаниями что-то из области фантастики. В голове вспыхивает безумная идея, из-за чего, замешкавшись, я едва не попадаю под очередной удар гигантской дубинки и, чтобы увернуться, приходится прыгать в первый попавшийся дверной проём. Сцепляю зубы, чтобы не закричать от боли - эта туша всё-таки зацепила меня! Всё правое плечо онемело вместе с повисшей плетью рукой. Вот тролль! Быстро вскочив с пола, отбегаю в конец помещения, краем сознания отмечая, что меня занесло в женский туалет. Веселый выйдет некролог: «Д. Дурсль. Замочен троллем в женском туалете». Я люблю этот замок, а с расстояния вообще бы страстно обожал, но, видимо, моя любовь безответна. Тролль вламывается вслед за мной, вынося дверной проём с частью стены, ломает несколько кабинок, по полу разливается вода, моё сердце ухает в пятки. Была не была! Лучших условий для атаки мне больше может не представиться. Предельная концентрация. Я собираю всю доступную мне магию для одного удара, сосредотачиваюсь на разлитой по полу воде и всем сердцем желаю этой махине исчезнуть. Моё тело словно опускают в кипящую смолу, я кричу, ощущая, как внутри тела разгорается очаг чакры, перед глазами вспыхивает образ неба из моего внутреннего мира с двумя яркими и множеством мелких звёзд, вижу, как между ними возникают тонкие нити связей. Смесь магии и тумана словно кислота проходится по только что появившимся каналам чакры. Концентрация сбивается, а вышедшая из-под контроля магия мелким зелёным кристаллом льда бесславно разбивается о грудную клетку тролля. Не хватало только какого-нибудь мультяшного издевательского звука, «пеньг», например. - Уйди, — приказываю я этому жуткому существу, ничего более остроумного и действенного в голову не приходит, отстранённо замечаю, что последнее слово в этой жизни умудрился прочирикать. Тролль замирает, но сил на то, чтобы удивляться не остаётся. Мы смотрим друг другу в глаза, злоба и ненависть постепенно угасают в глазах гиганта, а я совершенно ничего не понимаю. - Маг… - пророкотал тролль, и я его прекрасно понял. - Не волшебник. Уже нет. Затем эта туша поклонилась мне и ушла. Появилось стойкое ощущение того, что меня нагло обворовали, но сил на возмущения и обиды не было, мне нужно было узнать, как там девочки. До меня с запозданием, но дошло, что тролль мог быть не один. Отстранившись от боли и пошатываясь, как пьяный, встал на ноги, перед глазами плыло. После нескольких неуверенных шагов боль начала стихать, а в голове прояснилось. Я чувствовал каждое гребанное танкетсу и каждый, даже самый малюсенький, чакроканал! Мечты сбываются! Пережить бы еще. Достав палочку, с дуру произнёс очищающие заклятье, сработало оно как надо, вот только я снова едва не оказался на полу, волна жара, прокатившаяся по телу, на пару с болью в чакроканалах заставили меня согнуться пополам и мертвой хваткой вцепиться в раковину. Шипел я в этот момент куда художественней, чем Гарольд, вот только сам не знаю что. Когда у меня получается разогнуться, краем глаза в зеркале замечаю какую-то неправильность, замираю, медленно поворачиваюсь к зеркалу, обреченно прикрываю глаза. Как я это художество родителям-то объяснять буду? Привычные по первой жизни ярко-голубые глаза стали соседствовать с кроваво-красными волосами, черты лица чуть изменились, создавая сходство с до боли знакомым лицом. Вдох. Выдох. Сосчитать до одного. Пересмотреть приоритеты и… Тихонечко держась за стенку, я выполз из туалета и двинул дальше. В который раз убеждаюсь, что рыцарь из меня просто никакущий, но ведь лезу же! Мимо меня проносится занимательная компания в лице Флоры, ФицГовейна и оранжевых близнецов. Через некоторое время за ними идут деканы факультетов с директором. С палочкой наперевес первым почти летит наш, в его глазах прямо полыхает гнев. Слава богине удачи! И эта компания пролетает мимо, не заметив ползущего около стенки меня. Так, преподаватели, а самое важное, лидеры предупреждены и девочки находятся в безопасности, значит, нужно менять курс и добираться до подземелий. Лишь бы меня с теперешней внешностью никто не нашел! - Дадли? — изумленный возглас брата с одной стороны успокоил, а с другой заставил напрячься. - Не похож? — обреченно спросил я, поворачиваясь на звук. Гарольд сначала ошарашенно рассматривал меня, потом подошел и дернул за нос. - Эй! - Ты смотри, настоящий. Сегодня твоя тушка, гриффиндорец, была очень близка к зубам Злыдня, — нехорошо так усмехнулся брат. – И даже лёгкая смена имиджа тебе бы не помогла. - Лёгкая? - Легкая, — подтвердил Гарольд.— Вот только от других её лучше пока скрыть. - Как ты это себе представляешь? Брат без объяснений потянул меня за руку и, спрятав в ближайшем туалете, сказал подождать и временно испарился. Через некоторое время он явился с Флорой, а судя по недовольным голосам, и остальная часть компании в стороне не осталась. - Ой! — это было первой реакцией Флоры. - Жуть, да? — зябко повёл плечами под пристальным взглядом девушки. - Тебе так больше идёт, — задумчиво протянула девушка. — Волосы бы подлинней. - Флора, нам нужно просто вернуть, как было. Это ведь тебе не сложно? - Знаешь, малыш, если бы ты не был настолько милым слизеринцем, от вопросов вам обоим было бы не отвертеться, — хмыкнула лидер и несколькими заклинаниями придала мне более-менее привычный вид. – И знаешь, Дадли, не заставляй больше плакать Панси. - Сделаю все, что смогу, — не стал обещать большего я, на что девушка хмыкнула. - Тогда смотри, сознание не потеряй. Эту слабость сегодня тебе не простят, – я серьезно кивнул. *** Непроглядный мрак леса, который освещается только заклинанием «люмос», ничего не разглядеть. След в след тонкой цепочкой все юные волшебники, решившиеся провести эту ночь вне безопасных стен замка, идут к заветной поляне в лесу, чтобы возжечь последний летний огонь, тем самым воздавая почести королю. Путь проходит в абсолютном молчании, многие судорожно цепляются за обереги. Младшие - потому что ни разу не сталкивались с тем, что скрывается во мраке, а старшие – потому что сталкивались. Маглам намного проще: их связь с Иным Миром слишком слаба, чтобы привлечь внимание его жителей. Маглам недоступно понять, насколько обоснованы их ночные страхи. Им достаточно разогнать темноту светом электрических ламп, чтобы успокоиться. А волшебник без оберега светом только выдаст себя. В легендах и предупреждениях для своих потомков, которые мне рассказывали лидеры и другие слизеринцы, многое для меня осталось непонятным и таинственным. Моё отношение к магии и волшебникам сильно изменилось, как и восприятие окружающего мира. Я понял опасения лорда Малфоя как свои, и тем тяжелее стало у меня на сердце от полученных знаний. Деление года на части и проводы летнего короля пришли с волшебниками из их Дома, как и поклонение богу, объединяющему в себе все силы природы, едином в своем множестве прародителе, чьё сердце является чистым источником магии и существом, давшим начало волшебному роду. В те далёкие времена магом называли осенённого благословением Сердца, наполненного гармонией всех стихий дитя магии, несущее гармонию и благодать в мир. Тысячи лет назад, если не больше, Великие Волшебники под предводительством одного древнего Мага пришли в мир Мидгард, движимые жаждой новых открытий и знаний. Маг, узрев чудеса Мидгарда, был настолько восхищен, что сказал встретившим его на пути сидам: «Видениям следуя, искал я свою мечту, но, узрев эту землю, понял. Ни одно видение не может быть прекрасней того, что предстало перед моими глазами». Сидхе, приняв восхищение Мага за желание властвовать, убили его, ибо не знали об его сути магической. Когда Великие Волшебники вернулись с телом Мага на руках в свой Дом, то в траур погрузился мир. Наполнилось Сердце магии яростью и гневом, от него откололась часть. Магия пришла в Мидгард полным ненависти и боли осколком. И поднял меч Потомок Смерти. Шло время, и племена детей богини Дану спрятались в Мире Ином, украв осколок Сердца. Среди волшебников начали рождаться маглы, исчезли из мира Великие Волшебники. Маги, впитав ненависть Сердца, изменились, породив грязную кровь и предателей. Путь Домой был закрыт. Горе победителям этой войны. В то время, когда связь с Иным Миром крепнет, сидхе могут возвращаться в эту часть Мидгарда, волшебники получить поддержку от Сердца, но ни одна из сторон не может забыть о своем горе, дать другой стороне восполнить утерянные силы. И так было на протяжении тысяч лет. Тем временем, как глупые маглы поклонялись сидам и даже имели глупость заключать с ними браки, порождая свою гибель, представители древних родов продолжали нести своё бремя, не давая пошатнуться хрупкому равновесию и позволить сидам завершить войну уничтожением самой магии. Это если коротко, и при этом опустив многочисленные имена и информацию о том, кто кому приходиться из родни. Со временем из-за малочисленности волшебников пресекались древние рода, и им на смену приходили новые. Знания о магии утрачивались, последнее тысячелетие в этом плане оказалось самым кровавым и жестоким: сначала инквизиция порезвилась, нанеся непоправимый вред светлым родам, а затем грязнокровки и предатели крови обеспечили аналогичную участь темным. Волшебный род погибает, а время возвращения сидхе неумолимо приближается. Одна надежда, что маглы за это время смогут достичь чего-то толкового со своим немного извращенным путём познания магии и природы, может хоть кто-то из потомков выживет. Да только эта надежда смешна. И мы идём во мраке ночи возжигать костры и петь песни еще живому осколку Сердца, спрятанному где-то в Ином Мире под стражей самых сильных детей богини Дану. И так будет, пока хотя бы двое волшебников из светлых и темных родов будут жить, пока они поют песни в самые страшные для волшебного рода ночи. Вот мы достигаем большой поляны в лесу и ровным кругом волшебных светлячков опоясываем её. Семь юношей и семь девушек делают шаг в круг – лидеры. Всё происходит в молчании под скрежет, вой и крики, доносящиеся из Иного Мира. Моя магия удивительно спокойна, в отличие от магии тех, с кем я возжигаю священные костры. Мне даже приходится помогать некоторым - их руки трясутся, не давая вырезать на хворосте нужные руны. И вот последний из костров радостно взвивается в небо. На несколько секунд нас оглушает яростный рёв сид, оставшихся без добычи. Никто из пришедших на поляну сегодня не расстанется к утру со своей головой. Флора, в простой мантии, без единой защитной руны, как и у других лидеров, снимает с шеи единственный оберег и бросает его в огонь, поднимая руки к небу и начиная песнь Славы летнего короля. Слова древнего языка звучат чисто и звонко, пробуждая в замерших в круге волшебницах отвагу, надежду, гордость и радость. Девушки в кругу одна за другой подхватывают песню, вплетая в неё свои голоса, бросая обереги в огонь, затем постепенно подключаются и те, кто держит круг из волшебных светлячков, занимая место в кругу. Когда завершается песня Славы, девушки избавляются от мантий и обуви, оставаясь в простых длинных рубашках, расшитых рунами, и только лидеры, лишенные даже такой защиты, выделяются совершенной белизной одежд. Гораций бросает свой оберег в огонь, начиная песню Битвы летнего короля. Глухо и яростно звучит его голос, пробуждая в волшебниках желание защищать свой дом и семью, стремление побеждать ради будущего. Парни в кругу один за другим подхватывают песню, бросая в огонь обереги – единственную защиту от сидхе. Заучивая эту песнь, я себе чуть мозги не свернул с языком на пару и очень переживал, боясь, что из-за одной моей ошибки накроется весь ритуал и нам всем придёт северный полярный зверёк, белый такой и пушистый. Но вот наступает мой черед бросить оберег в огонь, и слова песни удивительно легко слетают с моего языка, будто я множество раз её пел. Отчаянная ярость поднимается из глубины души и звучит в моём голосе, я чувствую себя загнанным зверем, а перед глазами мелькают видения кровавых битв. Я не один. Моему голосу вторят другие, я ощущаю, как волшебники возжигают костры и поют древние песни. Мой брат почти охрип, как и другие, что даже не знали нужных слов до этого дня. Сердце яростно отбивает ритм. Я чувствую присутствие далёкого, разбитого на семь частей осколка. Слёзы текут по моим щекам, ритуал завершается. Все празднуют, деля хлеб, мясо, фрукты и молоко, тут и там слышатся весёлые песни, смех. Я стою перед костром в белых штанах и рубашке, а слёзы остановить не получается. Брат подходит и осторожно трогает меня за плечо. Я слабо улыбаюсь, и рвущаяся из глубины души песня слетает с моих губ. Для кого-то упало на землю небо, Ему страшен подобный дождь. Кто-то грустит, что уходит лето, А вот смертью едва ли проймёшь. Меж ними грани давно размыты, И ложных истин не счесть. Пути к правде уже перекрыты, И Роком двигает Месть. Одному дано подняться над бездной И пройти без страха сквозь Сид. Другому дано стать защитой небесной, Только он, как небо, разбит. И быть, увы, поминальной тризне - Рок ложь возвеличил игрой, Предрек одному, что не будет жизни, Пока дышит и жив другой.* - Красиво, но совершенно не понятно, – прошипел Гарольд, я рассмеялся, утирая слёзы. - Мне и самому многое не понятно, брат. - Ну еще бы! Расчирикался, как не знаю кто, попробуй хоть что-нибудь пойми, – брат протянул мне глиняный кубок с молоком и хлеб. – Так ты совсем голодный останешься, а как диктует мне опыт, это опасно для психики окружающих. - Не такой уж я страшный… - Дадли, а о чем была эта песня? – подскочил к нам Драко. Я передал ему кусочек своего хлеба, он мне виноград, с Гарольдом они обменялись мясом и молоком. Кроме глиняных кубков и кожаных бурдюков для молока на празднике не было никакой посуды. Мясо, заранее нарезанное каменными ножами, жарили на отломанных с кустов недалеко от поляны прутиках, запах железа мог подсказать дорогу на поляну сидхе, мы могли просто не успеть зажечь костры. — Она была такой грустной, - добавил принц. - О ложном пророчестве, — ответил я и виновато улыбнулся, когда брат обреченно вздохнул. - Ты опять чирикаешь. Очень медленно и страшно коверкая слова, я повторил свой ответ, на этот раз меня худо-бедно, но поняли. Когда собирался продолжить, брат махнул на меня рукой. - Не напрягайся ты так, а то смотреть страшно. Жуткий из тебя иностранец выходит. Правда, Драко? - Совершенно с тобой согласен. Друг, лучше после праздника просто запишешь её, а мы прочтём. Я кивнул, хотя был и не очень уверен в успехе этой затеи. Если я не могу это понятно сказать, то кто может дать гарантию, что и с письмом такого же не произойдёт? Поговорив еще немного с Гарольдом и Драко, отправился проверять своих подопечных. Кроме слизеринцев под моей ответственностью было несколько детей с других факультетов, что впрочем было не редкостью. Ведь только факультет Слизерин, несмотря ни на что, продолжал чтить традиции, на других же это с недавних пор порицалось, что уж говорить о проведении таких праздников. Панси радостно улыбнулась, стоило мне подойти к ней и начать помогать с амулетами и жаркой мяса на кострах. Близилась середина ночи, и время смерти короля. К тому времени, когда потухнут костры, нужно было успеть сделать новые обереги, а подопечным набраться сил для нового круга магических светлячков. - Спой еще что-нибудь красивое, – попросила Панси, умудрившаяся обжечься, когда настала её очередь возиться с мясом. Кивнув, запел и, судя по реакции Гарольда, с любопытством до этого смотревшего на мои мучения с оберегами, я снова «чирикал». Тает в дымке судьба, обращаясь в легенду И потомкам на суд оставляя обрывки, Поделённые роли, что биты по цвету, Да закрытые кровью и тайной ошибки. Как не пасть, идя проторенным курсом? Как идти, зная, что так уже было? Разве можно верить собственным чувствам, Если там впереди нет и искорки света? Тает болью в душе, угасая надежда. И ответов не счесть, вопросы – забылись. И до безумья желаешь душою рассвета, Только время-часы на осколки разбились. Как не пасть, идя проторенным курсом? Как идти, зная, что так уже было? Разве можно верить собственным чувствам, Если там впереди нет и искорки света? Тает вера туманом, утренней дымкой, Под лучами чужого и лживого солнца, Время разбилось… Всё было ошибкой? Всё завершилось. Всё скоро начнётся. Как не пасть, идя проторенным курсом? Как идти, зная, что так уже было? Разве можно верить собственным чувствам, Если там впереди нет и искорки света?* Последние минуты до полуночи я чувствовал каждой клеточкой своего тела, это сосущее ощущение скорой невосполнимой потери невозможно было спутать ни с чем. Ритуальный каменный нож в моей руке казался неправильной и бесполезной игрушкой. В ладони должна была быть совсем другая рукоять. Нервы были напряжены до предела. Огонь звал меня, требовал, чтобы я двинулся с места, ответил на его смертоносный танец своим. Воздух вокруг обжигал холодом. Магия бурлила во мне. Хотелось кричать от осознания своей беспомощности... Всё что я могу - вновь разжечь огонь. Битва, грандиозная и жуткая, за гранью миров в очередной раз завершится наступлением темного времени. Очередной виток Судьбы завершится. Мы надеваем амулеты, каждый становится у своего костра, другие замыкают круг. Огонь тухнет, словно его стёрли тряпкой, не оставляя ни одного тлеющего уголька. Девушки в кругу затягивают поминальный плач. Я вырезаю последние руны, амулет на моей груди взрывается, костёр вспыхивает, за ним волной вспыхивают остальные, стремясь к небу яркими столбами почти белого огня. В небе появляется огромная солнечная птица и замирает, накрывая поляну своими яркими крыльями. Огонь костров впитывается в птицу, но опасности нет - на поляне светло как в летний полдень. Там, где падают искры с оперения птицы, со звоном распускаются золотые цветы, чем-то похожие на розы. Я встречаюсь с мудрым взглядом древней, как мир, птицы, и время останавливается, а я получаю то, о чем так давно мечтал. Яркая вспышка - и вот я невидимым глазу призраком появляюсь на незнакомой улице. Тут и там я замечаю красноволосые макушки местных жителей, ноги сами ведут меня по улочкам Узушиогакуре. Когда я подхожу к цели своего путешествия, он играет в беседке своего сада в сёги с самим с собой. Я сажусь напротив, разглядывая своего деда. Мы с ним внешне совершенно непохожи: я очень многое взял от своего отца, только сейчас у меня волосы точно такого же оттенка, как у деда. Мужчина кажется просто огромным: резкие черты лица, рельефные мышцы, длинные, собранные в низкий хвост кроваво-красные волосы, шрамы. Фарфоровая чашка с зелёным чаем кажется игрушечной в его больших мозолистых руках. Я даже имени его не знаю, но глядя на него, очень жалею о том, что нам никогда не было суждено встретиться. И совсем не потому, что хрен бы кто меня с таким дедом обидел! Хотя… Всё же это основная причина. За моей спиной слышится задорный детский смех. Я поворачиваюсь, видя безумно красивую женщину с годовалой девочкой на руках. Девочка замирает и смотрит прямо на меня. Улыбаясь, я машу ей рукой. Видение изменяется. Экзамен на генина, очень серьезный мальчик лет десяти с легкостью выполняет все техники, но серьезность слетает с него словно шелуха, стоит ему получить протектор. Я едко усмехаюсь, но потом, глядя на настолько похожего на меня человека, усмешка уступает место печальной улыбке. Это благословение или проклятие? Всегда быть похожим на него... В прошлой жизни изменения во внешности длились больше десяти лет, черты лица менялись медленно, словно нехотя, но со временем я все больше походил на него. Намикадзе Минато, Четвертый, легендарная Желтая Молния Конохи. Отец. Придурок, запечатавший во мне Демона Лиса! Ну, как можно было быть настолько наивным, чтобы… Сам такой же, блин. Я бы тоже наивно верил в то, что о моём ребенке смогут позаботиться друзья. Смотрю на него, еще не знающего ни горечи отчаянья, ни давящего груза ответственности. Всё-таки он заплатил безумную цену и за мою жизнь в том числе. Безумную. Радостный мальчишка пробегает сквозь меня, резко оборачивается, мы долго смотрим друг другу в глаза, такие разные, такие похожие. В его глазах читается непонимание и решимость, а в моих... Наверное, в моих глазах все-таки любовь. Ненавидеть своего отца… Для этого он слишком много для меня значит. Мы всегда будем похожи, как ни крути. И молния, какой бы сильной не была, проживет недолго, а вот Демон даже умереть не сможет по-человечески. Прошлое не изменить. Вспышка. Пространство, заполненное светом, в нём ничего не разглядеть. В свете без единого осколка тьмы нет ничего, так же, как и во тьме. Жизнь строится из различий. И все-таки здесь так тепло. Интересно, что мне покажут дальше? Ведь я увидел всё, что хотел. Я что-то не понимаю? Свет расступается, и я оказываюсь возле прикованного цепями зверя. Лис. – Ты давно мертв, – рокочет зверь, настороженно вглядываясь в меня, но без привычной злобы и ненависти. Я очень хорошо помню, как боялся его, считая простым кошмаром, его периодически появляющиеся в моей голове рычание - безумием. – Можешь считать и так, — улыбаюсь я, Лис начинает злиться. – Перестань дурачить меня, человек! — скалится Кьюби. – Я и не дурачу. Научись задавать правильные вопросы, может и в жизни везти станет больше, — продолжаю улыбаться, совершенно не чувствуя опасности от зверя. – Правда, в моей клетке было просторней? Ты как считаешь? – ТЫ! Я ДОБЕРУСЬ ДО ТЕБЯ! РАЗОРВУ,— повышает голос Лис. Он удивительно тих для того чудовища, что я знал. Смеюсь. – Обещаешь? — наивно спрашиваю я. – ЧТО?! – Обещаешь добраться до меня? – спрашиваю я, подходя непозволительно близко к демону, прикасаюсь рукой к его носу. Белый свет, тонкой плёнкой покрывающий моё тело, не дает демонической чакре мне навредить. Я не знаю, зачем всё это делал, но мне просто так захотелось, до зубовного скрежета. В глазах Кьюби непонимание, шок, но ни капли страха. – Обещаю. Вспышка. Я все еще стою перед Кьюби, и цепи, что держат его, одна за другой начинают лопаться. Еще одна - и Лис оказывается на свободе прямо посреди того, что несколько мгновений назад было базой Корня. С помощью шарингана его пытается укротить смутно знакомый старик. Вспышка. Я стою перед стариком и совершенно ничего не чувствую, а вот в глазах старика вижу страх. Он безумно меня боится. Почему? Осматриваю себя. Иной возраст, плащ Хокаге. Какая интересная шутка, но разве я мечтал о таком? – Твой черед платить по счетам, — беззаботно улыбаюсь я. Еще как мечтал. Вспышка. Лис не тронул деревню. Он просто ушел, изрядно попортив нервы и на дорожку устроив несколько гадостей. На душе было чертовски легко. Вспышка. На меня смотрит вечность из глаз солнечной птицы, прекрасные видения покидают меня. Всего лишь видения. Взмах крыльев, еще один, и вот птица поднимается в небо, все выше и выше. А став словно маленькая звезда, сложила крылья и падает вниз прямо на меня. Я совершенно не чувствую удара, огонь проходит сквозь меня и ручейками устремляется обратно в костры. Один из ручейков замыкает круг за спинами волшебников, у которых не всех уже держался зажжённым «люмос». Я же растерянно плюхаюсь на пятую точку, чувствую дискомфорт, голову что-то сильно оттягивает назад. Провожу рукой по волосам. С запозданием до меня доходит, что волосы у меня стоят дыбом как в мультике – параллельно земле, а еще то, что они у меня заметно длинней, чем были. Очнувшись, Гораций запел песню Памяти, продолжая сильно изменившийся ритуал. Его амулет полетел в огонь. Когда пришел мой черёд и я подхватил песню, огонь стал заметно ярче. Бросать в пламя было нечего, Флора знаками подсказала срезать прядь волос. Приняв подношение, огонь сменил цвет с белого на ярко-оранжевый, что отозвалось болью в очаге чакры и голове. Краем глаза заметил рядом с собой неясные тени духов. С каждым новым присоединившимся волшебником боль усиливалась, а тени становились ярче. Когда мы замолкаем, начинают уже девушки, затем вступают парни. Настало темное время года, огонь потускнел, а у меня дико закружилась голова. Стоявшие раньше дыбом волосы темно-алой волной рассыпались по плечам. – Какой же ты милашка, Дадли! — рядом со мной тут же оказалась Флора и стала меня тискать, радостно смеясь. – Впервые со времён Инквизиции с нами встречал Самайн белый волшебник! Поверить не могу! – О чем ты? Заявление девушки немного сбило меня с толку. Какой еще «белый»? Про светлых и тёмных слышать приходилось, а вот про белых - нет. Может тут еще какие-нибудь «радужные» водятся? Может, меня еще печенькой объявят и молиться начнут?! Как это связанно с тем светопреставлением, что недавно произошло? - Помнишь, я упоминала о том, что Блеки среди темных семей особенные? — мило улыбнулась Фло, по спине невольно пробежали мурашки, логические цепочки в моей голове сулили только очередные неприятности. – Помню, — настороженно ответил я. – Когда светлых волшебных родов почти не осталось, они стали родниться с темными, и магия в потомках смешалась, что привело к тому, что темные стали способны использовать светлые заклинания, и наоборот. Сначала это приняли за добрый знак, но только Блеки и еще несколько родов, придерживавшихся политики единства и чистоты крови, не поддались общему ажиотажу и не стали принимать светлых или темных в род, избегая смешения. Но когда проявились другие особенности слияния этих двух ветвей волшебства, ничего уже было нельзя вернуть назад. Многие древние ритуалы просто перестали действовать, а другие же неимоверно ослабли. Обозначение светлый и темный утратили изначальное значение, а тех, кто еще способен использовать ритуалы в полную силу, стали называть «белыми», либо «черными», – я завис. – Доволен ответом? – Я не способен использовать темные заклинания? – хрипло спросил я, вычленив для себя главное. Бог с ними со светлыми древними ритуалами! Кто меня им учить-то будет?! Случись что, как я защищаться буду? Табличкой «редкий вид»?! – Артефакты, заклинания, зелья, книги. Ничего темного, — улыбнувшись и взлохматив мои волосы, ответила Фло. – И в темные лорды не податься? – для проформы спросил я. – А ты так этого хочешь? – до жути серьезно, без улыбки спросила девушка. – Совсем не хочу, — честно ответил я. В глазах девушки проскользнуло легкое разочарование. И я очень надеюсь, что мне это показалось. – Вот и молодец, – она чмокнула меня в щеку. – Будь паинькой. – А почему я белый? – решил продолжить я допрос и не обращать внимания на поведение Фло. – Это у тебя надо спросить, почему. Но определилось это легко: только когда белый маг возжигает в Самайн костер, является солнечный вестник, – видя моё полное непонимание, девушка печально качает головой и поясняет.— Та огненная птица возвещает о том, что, несмотря на проигрыш светлого воинства, рассвет наступит и темное время завершится в свой срок. – А… – она щелкнула меня по носу, останавливая поток вопросов. – Сейчас ты должен возвестить о начале темного времени, а то все так и будут молча стоять и ждать, пока ты не соберёшься с мыслями. – А как? – Ты должен сам это знать. Я освободился из её объятий и не придумал ничего лучше, чем закричать, выплёскивая в этом крике всё, что скопилось на душе. Сознание от всего пережитого за это время поплыло, костры полыхнули последний раз, пламя стало привычного цвета. Теряя силу, я отрубился, чувствуя, как кто-то подхватывает меня, не давая упасть. Рассвет мягко возвращал меня к жизни, я словно подсолнух тянулся к солнцу и свету. События ночи казались чем-то далёким и неважным. Ну, белый. И что? Ну, не пойми кто: то ли маг, то ли волшебник. Я всё равно разницы пока не понимаю, хоть убейся! Да пусть я серо-буро казявчатый Кито-мен! Моих планов на долгую и счастливую жизнь это не меняет! Устраиваюсь поудобней, затем понимаю, что что-то со мной опять не так. Открываю глаза и с ужасом смотрю на то, что сотворили с моими волосами, пока я был в отключке. Косички! С белыми бусинками и ленточками! Мой возмущенный вопль разнёсся по всему Запретному лесу. – Традиции - страшная вещь! – изрек брат, помогая мне на пару с Драко расплетать этих монстров, но все равно на занятие пришлось идти под кучей косметических чар от недовольно покачавшей головой Флоры. Эту волшебницу привлекало всё связанное с древними волшебниками и их ритуалами. Лидер седьмого курса свято верила в то, что отныне я должен строго следовать всем законам белых волшебников, причем как в поведении, так и во внешнем виде. Судя по её взгляду, она собиралась биться за это, не считаясь с потерями среди мирного населения и моих нервных клеток. Жуткая женщина. К несчастью для меня, на Слизерине эту точку зрения разделяла не только она. И если с новой длинной волос я сумел свыкнуться, на факультете я такой не один, но с косичками был категорически не согласен! Мне сестра ими в прошлой жизни, можно сказать, психологическую травму нанесла и фотками шантажировала! Я потом всю оставшуюся жизнь под ноль стригся! Интересно, насколько близко к реальности их представления об этих несчастных волшебниках? А то по рассказам Флоры, они чуть ли не хиппи были, но если честно, мне в это не особо верится. Если бы всё было так, как она рассказывает, мне не казалось бы столь неправильным держать в руках всего лишь каменный нож. Они явно не были пацифистами. Голова просто пухла от постоянно поступающей, порой очень противоречивой информации. Трое суток после ночи Самайна, пока не завершились Дни Безвременья, меня по ночам жутко тянуло в лес, и Гарольд еле успевал меня ловить при выходе из замка. Каждый раз я слышал разочарованный вой сидов, желавших завладеть моей головой. Это было очень весомым стимулом быстрее освоиться со своей чакрой и СЦЧ. Очень уж мне жить хотелось и желательно не по частям. Дни Безвременья прошли, и наступило время относительного спокойствия. *моё