История моей необычной любви

Привет. Я Влад. Мне 16. Рост 175. Волосы темные такие же как мои синяки под глазами. Прямой нос. Обычные губы. Зеленые глаза. Мои родители — крупные бизнесмены, и у них нет на меня времени. Поэтому я катаюсь по частным школам для мажориков, лет так с 12. Хоть я родился в богатой семье, я не тыкаю этим в лицо остальным, как мои одноклассники, которые являются моральными уродами. Почему уроды? Да потому что ТРАВЛЯ. Травля это то, что есть в каждом классе. Будь это класс в среднестатистической городской школе, или это класс в элитной, дорогой, закрытой школе. Обычно есть жертвы и хищники, но иногда есть и нейтралитеты. В основном их мало. Их не гнобят, и не гнобят они. Я ненавижу пользоваться тем, что компания моих родителей входят в топ-20 ведущих компаний мира, но как-нибудь выживать в этом аду надо было. Но только по этой причине мне удавалось оставаться нейтралитетом. Я старался не водиться ни с хищниками, ни с жертвами. Проблема была в том, что мне было нужно поддерживать неплохие отношения с людьми, издевавшимися над другими. Обычно это были те, чьи родители входили в ту же двадцатку. Но внутри эти люди были мудаками настолько, что блин температура ада ниже. Но не все. Есть у хищников маленький подтип — недохищники. Недохищники — это те, кому не хватило смелости стать нейтралами. Они боятся своих «друзей». Они гнобят, но только для того, чтобы не быть теми кого гнобят. Мне было четырнадцать, когда я учился в преисподне, именующей себя, если честно не помню как, потому что я меняю их каждый год. Там была девочка. Она была нейтралитетом и моим единственным другом. Да-да, у меня был друг. Она была замечательной. У нас были одинаковые яркие свитера и комнаты напротив. Это был единственный год, когда я был счастлив. Но примерно к концу года она сдалась, не выдержав давления. Она стала жертвой. А почему? Потому что компания ее родителей была в кризисе. Да, и только поэтому случилось то, что случилось. Те люди, с которыми она поддерживала нормальные отношения вмиг стали теми, кто ее презирает и унижает. И одним тёплым весенним солнечным днём я постучал в ее комнату. Но ее там не было. И вообще на этаже никого не было. Я спустился. В холле была полиция. Я протолкнулся в образованный людьми круг. Мне стало больно. Все внутри сжалось. Знаете, что я увидел? Я увидел окровавленное тело. В свитере… В ЯРКОМ РАДУЖНОМ СВИТЕРЕ… Я упал на колени. Я смотрел на нее где-то минуты три. Мои глаза будто высохли. Голова стала тяжёлой. Я начал озираться. И знаете, что делали некоторые люди? ОНИ ФОТОГРАФИРОВАЛИ. Я увидел одну девочку. Ее звали Анна-Мария она была той, кто унижал Соню больше остальных. Она как раз писала хэштэг к фотографии окровавленного, разбившегося об асфальт тела моего друга, того, кто был мне дорог. Я встал, подошёл к ней, вырвал у неё телефон и со всей силы швырнул его об асфальт. Я толкнул ее. Я хотел избить ее до того же состояния, в котором находилась Соня. В глазах все плыло. Но через секунду я понял, что если сделаю это, то буду не лучше чем эти уроды. Я отошёл. Как раз подошёл майор. Анна начала плакать и описывать произошедшее. Майор посмотрел на ее разбитый телефон, а затем на меня. Его лицо стало сочувствующим, как только он посмотрел, во что я одет. Он перевёл глаза на Соню. Мне стало ещё больнее. Ноги стали ватными. Я с каменным лицом вышел из круга, поднялся на наш этаж, вошёл в комнату и упал на спину. Глаза наполнились слезами. Сердце билось медленно, и я слышал каждый стук. Я сжался. Мне будто что-то воткнули сначала в грудь, а потом и в горло. Я не подавлял эмоции, как делаю это обычно. Я дал волю чувствам. Я не знал, сколько прошло времени после истерики. Час или четыре. Я просто лежал с красными, опухшими глазами. В комнату постучали. Я открыл и увидел на пороге комнаты следователей. Они расспрашивали всех с этажа. Они уже знали, что мы дружили. С того дня я не могу носить цветную одежду. Только чёрную. А дальше все как в тумане… Я помню только то, что оставалось учиться ещё две недели до того как закончится год. Мне пытались отомстить за то что я толкнул Анну-Марию. Но тогда я уже знал, что делать. Я без раздумий бил этим мразям в лицо. К чему я это? Ах да, они не понесли наказания… 15 лет и очередной ад. Мальчик-недохищник стал нейтралитетом после того, как его «друзья» избили младшеклассника. Он был на два года младше. За что? Его родители отказались подписать контракт с родителями одного из «друзей». Ему хватило смелости это сделать. Но… я не вступил с ним в дружеские отношения. Мне все ещё было больно. Я не мог заводить друзей. Из-за отсутствия поддержки он стал жертвой. И его так же избили, но за «предательство»… Я чувствовал себя виноватым. Если бы я не был таким эгоистом, если бы думал о чувствах других, а не только о своих. Я осознавал, насколько больно чувствовать себя одиноким. Я тоже чувствовал эту боль. Его синяки сошли через несколько месяцев. Его снова подловили. Но на этот раз у меня на глазах. Мне было страшно. Но чувство… очень странное… секунда, две, три, и я стою перед ним, закрывая его собой и уже ударив главного нападающего. Зачем я это сделал? Я не знаю. Возможно, я не хотел, чтобы кто-то страдал так, как страдала Соня. — Хули ты сюда встал, недоносок? —… — Ну раз так… Я почувствовал кулак, а за ним и боль. Ещё и ещё… Больнее и больнее… Я очнулся в госпитале. Рядом лежал Макс. Он пришёл в себя раньше меня. Тело ныло. Рукой я нащупал шов под левым глазом, где-то на уровне середины носа. Я чувствовал себя подавленным. Хотя, после прошлого года я постоянно ощущаю боль в груди. Боль, которую нельзя потрогать. Никто в новой школе не знал о том случае. От того дня и года не осталось ничего. Кроме… свитера. Он лежал в моем чемодане с вещами. Далеко, где его никто не найдёт и не навредит ему. Я услышал голос Максима и вернулся на землю. Я посмотрел на него. — Спасибо. — За что? — Ты спас меня. — Я? Мы же оба в больнице. — Ты принял почти все на себя. И нам повезло, что мимо шёл учитель. Обычно с ними не пересечешься около туалетов. — Можно вопрос? — Конечно — Ты здесь останешься? — Нет. После того как я проснулся, меня расспросили. И меня заберут домой. Больше никаких закрытых школ. — Тебе везёт — Меня два раза избили — Хах — ? — Неважно Я перевёл взгляд на потолок. Жутко болела правая рука. — У меня гипс? — Да, два перелома. Мои фиолетовые синяки под глазами и не только, сильно выделялись на белом фоне палаты. А ведь если подумать, виноватые опять остались не наказаны. — Сколько я спал? — Нууу, я спал примерно часа два и проснулся вчера, так что… — День? Мне опять стало смешно. Я получил такие травмы. Можно подумать сотрясения, двух открытых переломов и смещённой челюсти мало? Мне кажется, мало… Почему? Потому что я хочу умереть…