POV. Курама
Я открыл глаза, проснувшись. Все те же стены, все тот же пол, залитый водой, все те же прутья клетки. Все та же тишь… И снова тот же сон. Вернее, даже не сон, а очень четкое воспоминание. Воспоминание, которое выжглось в сознании и никак не желает оттуда выходить. В тот день я видел ее в последний раз. Сначала она просто перестала приходить, а потом… Пропала ее чакра. Тогда я проснулся от внезапного ощущения бесконечной Тьмы, поглощающей душу, от того Холода, что пробирает до костей, тогда я почувствовал, как сам Шинигами наведался ко мне в гости… А затем отступил. И тогда я понял — у нее получилось. Я снова закрыл глаза, погрузившись в воспоминания. Даже забавно — я никогда особо не приглядывался к своим «тюремщикам». Сначала я пытался объяснить ситуацию, поговорить, выйти на контакт… Потом я стал их ненавидеть… А потом мне стало уже все равно. Моим первым джинчуурики был Первый Хокаге, глава клана Сенджу и одно из перерождений Ашуры. Меня запечатали в него, когда он был еще подростком, так что мир между двумя кланами зарождался при мне, да и, что уж тут скрывать, под моим началом. Уже в то время всех биджуу уже считали неуправляемыми монстрами, с которыми невозможно договориться, но он… Он был другой. Он выслушал меня. Он стал мне… Другом. Он пытался как-то донести и до других людей мысль о том, что биджуу — тоже вполне разумны, что с ними можно нормально сосуществовать в мире! Но его никто не желал слушать. У него почти получилось прервать вражду братьев. Даже не смотря на то, что его младший брат, этот мерзавец Тобирама, своим поступком чуть не разрушил насовсем все то, что могло бы быть началом мира, Хаширама смог заключить союз с кланом Учиха. Не без гордости скажу, что я имел к этому самое непосредственное отношение. Он ведь тогда… Уже совсем отчаялся. Он помнил свои чувства после смерти братьев, знал каково это — когда остался лишь один, а так же прекрасно понимал, насколько эмоции властны над потомками Индры. И он уже думал, что все потеряно. Это я уговорил его продолжать пытаться. В конце концов, должен же появиться шанс! И шанс появился. Хаширама смог спасти свой мир. Он построил таки деревню, о которой мечтал в детстве. Он стал там правителем! Но он так и не смог примирить окончательно… Мадару со своим кланом. Клан Учиха давно принял Хашираму, и сам он отвечал всему клану полной взаимностью, расхаживая по улицам только строящейся деревни с раскрытым нараспашку сердцем. Он принял и Клан Учиха, и самого Мадару, да и Клан Сенджу смог постепенно смириться с кланом красноглазых и с их эмоциональным лидером. Вот только сам Мадара не мог принять больше никого, кроме Первого. Он не мог смириться с тем, что живет в одной деревне с людьми, которые виновны в смерти его родных. Он не мог смириться с тем, что они все теперь — его подчиненные. Он не мог смириться. А потом… Случилось событие, после которого деревня потеряла обоих своих лидеров. Все то время, пока деревня строилась, обустраивалась, пока устанавливался настоящий мир между двумя кланами — все это время Хаширама старался хоть как-то вселить в головы своих друзей, родственников и подчиненных мысль, что биджуу точно так же могут жить с ними в мире, как и уживается с ними теперь клан, с которым до этого они враждовали множество поколений. Постепенно, мнение менялось… У меня даже появилась надежда… Зря, как оказалось. Всего несколько лет спустя, старейшины обоих кланов по-настоящему всерьез забеспокоились, что юный лидер Сенджу высказывает такие кощунственные мысли. Они посовещались между собой… И пришли к выводу, что не могут более позволять Хашираме находиться в Конохе, подвергая опасности со стороны биджуу всех их. Подумать только! Это он, практически лично, создал эту деревню из ничего! Он придумал все правила, он смог помирить два клана, которые без его помощи, возможно, враждовали бы еще множество лет! А эти ничтожные старики посовещались и просто-напросто решили, что он больше не имеет права на существование! В то время у него уже была невеста, Мито-химе… Их свадьба должна была состояться вот-вот, и эта дата стала роковой для юного Хокаге. Мито не любила его. Она любила свою деревню и хотела ее процветания, поэтому, когда вслед за Конохой образовалась Узу под началом ее отца, Первого Узукаге, она безропотно подчинилась приказу сверху выйти замуж за главу Сенджу. Хаширама — другое дело… Он был влюблен в Мито без памяти, это его и погубило. Он наслаждался семейной жизнью недолго. Они успели провести вместе всего одну ночь, после чего его собственные товарищи, его собственная жена, его собственный отец… Его собственный брат… Они заманили его в ловушку. Он не хотел сражаться со своим братом. Я кричал ему, что могу дать ему силу, я кричал, чтобы он взял в руки катану и сражался за будущее людей и Биджуу! Но он так и не взял оружие в руки. Эти… Монстры, по другому мне никак их не назвать, своими руками извлекли меня из него. При помощи техник Фуин клана Узумаки они сняли печать и перезапечатали меня в новоиспеченную супругу Хаширамы… Хаширама погиб, Мито стала вторым моим Джинчуурики, а его брат, Тобирама, стал Вторым Хокаге. Хаширама любил их. Он до последнего не хотел верить, что его предали. Он до последнего не хотел верить, что всего через день, после того, как он смог заполучить в жены любовь всей своей жизни, он погибнет от руки у своей жены и брата, в присутствии отца. Он не кричал. Не проронил ни слова с того самого момента, как понял, что происходит. Он лишь молча смотрел полными слез от предательства глазами на людей, которые были ему так близки совсем недавно. А я оказался во внутреннем мире новоиспеченной вдовы, принцессы двух кланов, ненавистной мне предательницы Узумаки Мито. Когда Мадара узнал о том, что произошло, он взбунтовал. Он орал на старейшин, убил охранника, который пытался его остановить, рвался сжечь Катоном предателей Тобираму и Мито. А они лишь твердили, что это была необходимая жертва. Необходимая! Жертва! Он сражался… Но у него не было шансов против союза трех кланов. Его убил Тобирама лично… А новые власти Конохи уже на следующий день со скорбью в голосе объявили на всю деревню, что Мадара не поддерживал мир, что с самого начала он был против и так и не смог смириться… Они сказали, что Мадара хотел разрушить союз, а Хаширама смог остановить его, но они оба погибли в этой битве… И совершенно никого не смутило, что Долина Завершения, как ее назвали позже, была разрыта столькими техниками, что это никак не могла быть битва всего двух человек! Какими бы сильными они не были, они просто не смогли бы принести столько разрушений! Но никто ничего не заподозрил. Я ненавидел Мито за то, что она совершила. Я мечтал уничтожить ее. Я пытался вырваться из печати, но эти Красноволосые Демоны, к сожалению, слишком уж хороши в искусстве Фуин. Охваченный эмоциями, я даже не пытался как-то договориться с ней, или достучаться. Я лишь укрепил их мнение обо мне. Я лишь старался уничтожить ее, пока не понял, что это бесполезно. Спустя годы ненависти, третьим моим джинчуурики стала девочка, родственница Мито. Вроде бы внучка ее старшего брата, или что-то вроде того… Я не вникал. Мне было уже все равно. Я не пытался освободиться, но и не выходил с ней на контакт. По сути, она так и прожила почти всю свою жизнь, ни разу не побывав в своем внутреннем мире — я просто не пускал ее туда. Она была там только пару раз, на окраинах лабиринта. В день родов печать ослабевает, но меня, в общем-то, не волновало это. Я не собирался сбегать, или убивать ее. Если бы это была Мито — о да, я воспользовался бы этой возможностью. Непременно! Но красноволосая принцесса была под защитой всего Узу, так что шансов мне не дали, даже когда у нее родился единственный сын. А я пытался, поверьте! О, как же я пытался вырваться в этот момент и отнять у нее то, что она обманом забрала у Хаши! Его наследника… Я помню роды Кушины. Из-за ослабевшей печати я и сам почти испытывал ту же боль, что и она. Но стоило родиться ребенку, как… Тогда я плохо понимал, что происходит. Сначала весь разум моей джинчуурики был затуманен болью, затем страхом, потом горем… А потом я уже не контролировал себя. Сейчас я уже понимаю, что это все это было из-за проклятых глаз наследника Индры. И я также знаю, что у меня не было и шанса выстоять против этих глаз. Но тогда я, почувствовав свободу, разрушал деревню, убивал людей, отбивался от каких-то шиноби, которые пытались мне как-то помешать… Ха, жалкие люди. По сравнению с биджуу, они — ничто. Лишь муравьи на пути! Но есть все же кое-что, чему подвластны все в этом и во многих других мирах. Смерть… Юный Намикадзе, пожертвовав жизнью, запечатал меня в собственную дочь, использовав при этом силу, в обычной ситуации неподвластную человеку. Он призвал Шинигами. Когда он только начал ритуал, его супруга связала меня цепями чакры. Я в тот момент уже находился в сознании, и я… Я узнал эту чакру. Когда меня извлекали из Хаширамы, Мито точно так же удерживала меня своими цепями. Ее чакра… Запомнилась мне навсегда. Ярость поглотила мое существо, и я со всей силы взмахнул когтем, чтобы одним движением прихлопнуть и надоедливого Намикадзе, и дрянную Узумаки, в чьих жилах течет кровь Мито, и их наследницу, что наверняка переняла бы худшее от них всех!.. — Так я тогда думал. Но в последний миг я непроизвольно остановил свой коготь в каких-то нескольких сантиметрах от младенца. Я почувствовал… То, что не надеялся еще почувствовать хоть когда-нибудь. Ашура. Я непроизвольно замер, не в силах сделать хоть движение. Я позволил Четвертому сложить печати и произнести название техники. Я добровольно обрек себя на еще множество лет в заточении, ведомый одной лишь надеждой на призрачный шанс. Ведь если бы тогда, с Хаширамой, я понял, что происходит… Если бы смог его предостеречь… Если бы… Но в этот раз я не дам случиться чему-то подобному! …Так я и оказался во внутреннем мире Наруто. Печать была сделана второпях и не наследником Узумаки, а лишь учеником, а потому я мог хоть немного чувствовать ее эмоции, но все же для меня оказался неожиданностью тот момент, когда прямо передо мной в воде возникла детская фигурка. «Совсем ребенок…» — подумал я тогда. — Ты — Девятихвостый Лис, верно? Демон, который напал на деревню в день моего рождения. Детский голос разносился по пещере. Она говорила тихо и с легким надрывом, будто бы не была уверена, имеет ли право говорить. Будь это Мито, я бы попытался ее напугать, или задавить ки. А может и просто нарычать хорошенько, выместив свою злобу. Будь это Кушина, я бы вышвырнул ее из подсознания, или вовсе не обратил внимания, притворившись спящим. Но это была… Наруто. Маленькая, испуганная, но уже достаточно гордая, чтобы этого не показывать. Ведомая не алчностью, но любопытством. А потому я, неожиданно сам для себя, повернулся к ней мордой и безо всякой напускной грозности спросил: — А ты меня не боишься? Она по-детски мотнула головой из стороны в сторону и удивительно серьезным для ребенка такого возраста тоном сказала: — Обычно те, кого считают злодеями, на самом деле ими не являются… Это была наша с ней первая встреча, ей тогда было года четыре. С тех пор прошло восемь лет… Но та фраза до сих пор звучит у меня в ушах. Что же ты решила про себя, Наруто? Злодей ты или герой? И смогла ли ты осуществить свое желание?* * *
«Ты ДОЛЖНА это сделать. И ты это знаешь. Ты очень добра, как бы это не пытались из тебя вытурить. Ты бы не стала подвергать жизни стольких людей опасности… Чего же ты добиваешься?» Она отводит взгляд и кусает и так окровавленные губы. «Все, чего я хочу — это…»«…второй шанс.»
End. POV. Курама