Нет завтра без вчера

30 сентября 1871 г. Таймли, Долина Дума Дом сержанта Барнса

Джеймсу не удалось сбежать от внезапно разгулявшейся грозы, и, хотя он и спешил домой, порой останавливался, чтобы взглянуть на разрываемое молниями небо. Эта осень оказалась богата на плохую погоду, но в опасном грозовом свете было что-то такое, что очаровывало Джеймса, и он находил это природное явление достаточно романтичным. Отчасти именно поэтому он торопился домой, хотя мог переждать накрывшую город стихию в полицейском участке. И если бы Питер не ждал его, скорее всего, поступил бы именно так. Перед мысленным взором то и дело возникала смущенная улыбка Питера, его покрасневшие щеки и губы, а в ушах звенел звонкий голос, вызывающий дорожку мурашек, идущих по шее вниз от горячего шепота. Чем ближе он подходил к дому, тем реже капал дождь, а вскоре его и вовсе след простыл. Земля под ногами была суше, чем во времена самой суровой засухи. Дождевые капли, скатывающиеся с одежды Джеймса, будили заснувшие растения, наполняя их частичкой жизни. Дом встретил его теплом. Закрыв дверь, он не стал вытаскивать ключ из замочной скважины. Стянул ботинки прямо у входа и прошел на кухню, по привычке зажег масляную лампу. На столе стоял пустой стакан, а на одном из стульев висела куртка Питера. Улыбнувшись, он потряс головой, стряхивая капли воды с волос. Сам Питер, видать, утомился и уснул, не дождавшись возвращения блуждающего где-то волка. Джеймс не стал заглядывать в спальню, боясь разбудить Питера, первым делом решив привести себя в порядок. Скинув сырую одежду, он умылся холодной водой, прополоскал рот и влажными руками пригладил волосы. Снял с веревки висевшие над печью старые домашние штаны, а когда стал надевать их, словно забыв о тишине, подпрыгнул на месте. Пол под ним громко заскрипел. Вот кто просил? Он недоумевал сам от себя, но подумал, что теперь нет смысла сидеть тихо, будто прячась, и поспешил в спальню, захватив с собой масляную лампу. Открыв дверь ногой, он поставил лампу на тумбочку у стены, но вдруг что-то щелкнуло, и вся комната наполнилась светом. С потолка на толстых проводах свисали две стеклянные колбы. Они горели странным светом, отливая голубым. Так ярко, что Джеймс зажмурился, но наклонился к масляной лампе и прикрутил фитиль. Наверное, это те самые «лампы Старка», о которых вскользь упоминал Питер, рассказывая о доспехах, способных изменить мир. Эта стеклянная колба, вероятно, тоже из раздела изобретений, которые делают жизнь лучше и упрощают её. Несмотря на яркий свет, Питер даже не проснулся. Стоя у двери, Баки сумел разглядеть растрепанную макушку, а, когда подошел поближе, поразился, как сладко тот спит. Он лежал на боку, странным образом вывернув шею и уложив голову на подушку, чем очень напоминал кота. Растрепанные волосы так и хотелось пригладить. Пит натянул одеяло до самой груди, как будто за окном самые лютые морозы, а не осенние грозы. Дышал ровно, размеренно, а значит — хорошо спал. Интересно, что ему снится? Джеймс попытался представить, что может видеть во сне Питер, но вместо действительно счастливых картинок вспомнил свои девятнадцать и ужасы войны, мучавшие его и днем, и ночью. Желание уберечь Питера от этого всего кольнуло под сердцем. Пыль, поднятая войной, давно улеглась, но, как знать, вдруг новый противник обрушит на них весь свой гнев? Помотав головой и отогнав почти все плохие мысли, он аккуратно сел на кровать, под его весом прогнулся матрас, пружины заскрипели, и Питер поморщился, заворочался, просыпаясь от раздражающего его слух звука. Едва разлепив веки, он посмотрел на Джеймса, улыбнулся, глядя на сырые волосы и слипшиеся от воды ресницы, сонный взгляд казался довольным. Питер потянулся, ложась на спину, и двинулся, освобождая место рядом. — Прости, что долго, — виновато сказал Барнс, наклонившись и коснувшись губами лба. Питер ловко извернулся и умудрился подставить щеку под поцелуй. — Там снова дождь. — Как будто кто-то танцует вечный танец дождя, — рассмеялся Пит. Чмокнул Джеймса в губы, положив ладони на щеки. Джеймс лег на кровать, на бок, положив левую руку Питеру на живот. Затем двинулся ближе и попытался пальцами забраться под тонкое одеяло, но получил по рукам. Озадаченно взглянув на Пита, он мигом получил ответ на незаданный вопрос. — Свет. — Отличная работа, — Джеймс кивнул и прикрыл глаза. — Не надо возиться с топливом для лампы, не думаешь, что от одной спички вспыхнет весь дом. — От электричества тоже может вспыхнуть, — предупредил Питер, ворочаясь. Он как будто пытался еще сильнее завернуться в тонкое одеяло. Что ж, кажется кому-то придется мерзнуть всю ночь. — Так что не забывай выключать рубильник, выходя из дома. Это такая штука, ну с ручкой и... — Да? — шутливо откликнулся Барнс, взглянув на Пита. — А на ночь надо выключать? Заживо не сгорим? — Не сгорим, — уверенно ответил Пит. Подмяв под себя все одеяло, он перестал ворочаться. Двумя руками держал руку Джеймса, левой сжимал запястье, а правой перебирал пальцы. Его взгляд был прикован к переплетению их рук, к незамысловатым движениям пальцев. Пит выглядел задумчивым, сосредоточенным на чем-то, как будто складывал в уме большие числа. Джеймс пытался задремать, но свет мешал. По-хорошему стоило бы выключить его, но он об этом совсем не думал. Он смотрел на Пита и улыбался, забыв, что тот на него даже не смотрит. Постепенно неприятности прошедшего дня, да и всей жизни, забывались. Он забывал о войне, о трупах, которые убирал с поля боя в первый год службы, о всех наставлениях Стива, на которые тот всегда был щедр. Он не думал и о сегодняшних новостях. Встреча с Коулсоном почти ничего не дала, так, пару фактов, которые никогда не принесут пользу расследованию. Старк думал так же. Быть может, завтра или послезавтра частный детектив всё-таки выйдет на нужный след? — Снова думаешь о работе? — шепотом спросил Питер, гладя его ладонь. — Ага. — А я теперь совершенно не хочу спать, — продолжил он. Джеймс съехал по подушке и уткнулся носом в щеку Питера. — Прости, что разбудил. В следующий раз лягу на скамейку на кухне. — Если ты так сделаешь, я никогда тебя не прощу. — Я так рад ты со мной в моем доме, а не в одном из старых амбаров вашей фермы, — хихикнул Джеймс. Открыв глаза, он наткнулся на серьезный взгляд Питера, который изучал его с любопытством и нетерпением. — Я бы к тебе переехал, — Питер лег на бок. — Обосновался бы на чердаке со своими книгами и конспектами… — На ферме у тети безопаснее, — перебил его Джеймс, понимая, что сейчас на любой вопрос Питера может ответить совершенно ненужное «да». — Неправда. Там нет ни тебя, ни оружия. Как мне защищаться? Понятие частной собственности в нашем штате давно не имеет юридической силы и ценности. К сожалению. — Тигр, — спокойно начал Джеймс и обнял Питера за талию, заставляя его нервничать, — никто не собирается нападать на тебя или на Мэй. Новых жалоб на назойливых покупателей непродающихся ферм давно не поступало. — И это все, что ты хотел сказать, чтобы меня утешить? — Вообще-то, нет. Я думал сказать тебе о том, что твоя привычка умничать возбуждает, но решил, что это не к месту. — Серьезно? — Питер рассмеялся, двигаясь ближе, и потянулся к губам, но не коснулся их, остановился и изучал его лицо. — Тогда тебе следует послушать мою интерпретацию работы электрического тока и образования кинетической энергии на всех квантовых уровнях. — Каких уровнях? — игриво нахмурился Джеймс. Питер начал что-то рассказывать о своих собственных теориях, которые строились на прочитанных статьях и личных мыслях. Наука не продвинулась так далеко даже в голове Тони Старка, думал Джеймс, прислушиваясь. Поток слов, значения которых Джеймс и вовсе не знал, а Питер выглядел таким воодушевленным, что перебивать его совсем не хотелось, но пришлось. Коснувшись рукой щеки, он заставил Пита замолчать. На щеках Питера появился легкий румянец, взгляд «безумного ученого» смягчился и наполнился теплотой. Скользнув пальцами по щеке, Барнс запустил пальцы в шелковистые волосы. — Можно я тебя поцелую? — тихо спросил он, ухмыляясь. — А я думал, что уже и не спросишь, — радостно выдохнул Питер, подаваясь навстречу. Завернутый в одеяло, он умудрился нависнуть над Джеймсом, опираясь на руки, и поцеловал сам. Такая реакция позабавила Барнса, из горла вырвался смешок, но Питер не дал ему воли, целовал, не останавливаясь, пока Баки гладил неприкрытые одеялом плечи и спину. Теплая кожа отзывалась мурашками на прикосновения не самых нежных пальцев: неровности, оставленные шрамами, покрывали всю левую руку, в том числе и ладонь. Но Питера это не волновало. Казалось, он просто счастлив от того, что может наконец целовать Джеймса и не бояться, что проснется шериф или кто-нибудь вбежит в участок с сообщением об очередной катастрофе. Здесь больше пространства для действий, нет моральных ограничений и страхов, только стены, скрывающие их от людей, чужих взглядов и осуждающих вскриков. А внутри всё переворачивалось, и Питер думал, что, вероятно, это чувство и называют счастьем. Наслаждался каждой минутой, каждым прикосновением. Утопал в ладонях, скользящих по коже, и тихо посмеивался, когда становилось немножко щекотно. Однако, когда Джеймс скользнул руками ниже, пальцами забираясь под скрывающее тело Питера одеяло, тот взвизгнул и дернулся так сильно, что в один миг отлетел к стене, едва не ударившись головой. Барнс удивился, подняв брови, но Питер не смотрел на него, стыдливо пряча взгляд. Джеймс так и застыл на месте, выпученными глазами разглядывая забившегося в угол Паркера. Такая реакция отнюдь не льстила, даже обижала и настораживала. Ещё минуту назад Питер с таким отчаянием рвался в его объятия, так жадно прижимался, не давал дышать и мешал думать. Что изменилось за жалкие секунды? — Что-то не так? — аккуратно поинтересовался Джеймс, приподнявшись. Голос звучал мягко, осторожно. — Ты не хочешь, чтобы я к тебе прикасался? — Хочу, хочу, хочу, — не дожидаясь окончания фразы, воскликнул Питер. — Просто… Я хотел сделать тебе сюрприз, а теперь не уверен, что это хорошая идея. — Сюрприз? — обрадовавшись, он двинулся ближе, коснулся его ладони, судорожно сжимающей одеяло. От слов Пита стало значительно легче — ещё немного и Джеймс такого напридумывал бы! — Поэтому ты голый в моей постели? — Не совсем… — Как это понимать? — Не совсем голый, — закончил Питер, неловко улыбнувшись. Джеймс не сводил взгляда с румяных щек и покусанных губ, с улыбки и кудрявой челки, смотрел прямо в глаза. Ждал, облизывался, под ребрами бешено стучало сердце. От этого всего сделалось неописуемо хорошо, сладкая истома разлилась по телу, мигом сменившись желанным напряжением, когда Питер потянулся за поцелуем. Обвив шею руками, он медленно целовал его, стараясь прижаться ближе. Это выглядело так, будто он надеялся стать одним целым, слиться с Джеймсом, без возможности отпрянуть и остановиться. И в этом весь Питер: в сомнениях он давал волю чувствам, но всё ещё боялся показать, что там прячется под тонкой тканью. Баки не напирал, даже не думал о таком развитии событий. Он был готов выйти из комнаты, если это потребуется. Но тот ни о чем не просил. Питер лежал на боку, и Баки трогал только открытые части тела, считая одеяло границей дозволенного. От медленной размеренности клонило в сон, но жар, шедший от чужого тела, не позволял сомкнуть глаза ни на секунду. — Если ты не уверен, — начал Джеймс, широкими ладонями проводя по лопаткам, — насчет своего сюрприза, мы можем просто лечь спать. — Я не хочу спать, — простонал Питер тихо-тихо. — Спусти руки ниже. — Что? — Опусти руки ниже. Убери одеяло, — Питер, уловив движение головы Джеймса, схватил его за подбородок и прижался к губам. — Не подглядывай. Одним движением тот скинул одеяло, рукой провел по боку Питера, спустил ниже и задержал ее на поясе, почувствовав какую-то ткань. Затем, после провальной попытки перевести взгляд к почти голому телу, он провел рукой по бедру, с удовольствием сжал ягодицу, легко шлепнув, потянул ногу на себя так, что Питеру пришлось согнуть ее в колене. Предплечьем Баки снова почувствовал ткань, тонкую и неровную. Ощутимый контраст прикосновений. Джеймс сходил с ума от ощущения горячей кожи и приятной ткани. Его лицо вытянулось, дыхание разом сбилось, внутри что-то сжалось, и стало так жарко, почти горячо, что дышать трудно. — Это чулки? — удивлённо воскликнул он, проводя пальцами по кромке. — Да-а, — виновато протянул Питер. Джеймс дернулся, и на этот раз Паркер не стал его держать. Он приподнялся, почти сел, чтобы разглядеть стройные ноги, спрятанные под тонкой тканью. По линии талии тянулся узкий черный пояс, вниз от которого шли две полоски ткани (точнее, только две видел Джеймс) и крепились на кромке чулок, чтобы те не съезжали. Странным образом этот предмет женского гардероба смотрелся на ногах юного мальчишки лучше, чем на некоторых женщинах. — О боже, ты в чулках. — Это п-плохо? — В чулках, — как завороженный повторил Джеймс. — Где ты их взял? — Неважно. — А мне завтра на стол не прилетит заявление от Мэй о пропаже оных? — Не прилетит, — буркнул Пит. Ему вдруг стало неловко, возбуждение отошло на второй план и сомнения вернулись, ворвавшись в их маленький мир. Упоминание имени тёти в такой момент звучало поистине ужасно. Вот только Джеймс совсем не думал об этом. Зрелище настолько его увлекло, что он глупо пялился на ноги, осторожно касался кромки чулок, ласково поглаживал бедро. Рот наполнился слюной. Питер всегда казался ему скромным малым, который не очень-то приветствует любые эксперименты, хоть и всегда отзывается на его предложения со всей серьезностью и страстью. Чего стоит его любовь к использованию наручников. Но вот это… Это было за гранью даже для него. Во всяком случае, по началу казалось именно так. — Дурацкая была идея, — Пит вдруг завернулся в тонкое одеяло, отвернулся к стене, поджал ноги, упершись ими в стену. Тепло тела пропало, и Джеймс откровенно заскулил, как собака. — Отнюдь нет, — прошептал он. Склонившись, коснулся губами торчащего из-под одеяла плеча. — Покажи ножку, красавица. Напряженные плечи расслабились, и Пит повернул голову, взглянув на Джеймса. Прямо за его спиной горела лампа, на лицо падала тень, но он готов поклясться, что глаза Барнса блестели. Великолепно. Томный голос Джеймса засел в голове вместе с просьбой, которую то и дело Питер повторял. Про себя, тихо, шепотом. Покажи ножку, красавица. Невыносимо хорошо даже думать о том, что Барнсу нравится он, его ноги и женские чулки. Питер застонал бы, если бы мог, но Джеймс медленно коснулся его губ своими и в скулеже уже не было никакого смысла. Напряжение уходило с каждым поцелуем, но Питер все ещё выжидал, боялся спугнуть настойчивостью и не хотел выглядеть шлюхой. Джеймс целовал, мягко и аккуратно, как будто в первый раз. Пит, жмурясь от удовольствия, осторожно сел, выпутав правую ногу из одеяла и поставив ступню рядом с Баки, прижался к голой коже на боку коленом. Не теряя времени, Джеймс коснулся рукой так красиво выставленной напоказ ноги, провел пальцами от колена до бедра, сжал сильно, желая оставить следы. Питер вытащил вторую ногу, поставив точно так же как первую, и пришлось пустить в ход свободную руку. От прикосновений пальцев и губ Питер расслабился, обмяк в руках, принимая ласки. Барнс целовал щёки и шею, оставлял мимолетные поцелуи на губах. Пальцы касались исключительно ног, спрятанных под тканью. Голая кожа под запретом, это правило, которое он установил для себя. Приятное правило, добавляющее немного остроты в их привычные отношения. У Питера постепенно тяжелело дыхание. Он возбуждался от поцелуев, стыдливость ушла, и, сжимая пальцами плечи и прикрывая глаза, едва сдерживал подходящие к горлу стоны. Его самоконтроль полетел к чертям. — Хочу тебя рассмотреть, — шепнул Джеймс на ухо, и по спине прошел холодок, приятный и такой нужный в этой бесконечной истоме. Питер всё ещё чувствовал себя немного неловко и смущенно, щеки по-прежнему горели лёгким румянцем, но он выпрямился, выпустив Джеймса из объятий. Пока тот поднимался, Питер лег на спину, совсем избавившись от одеяла. Он улыбался, наблюдая за блуждающим по его телу взглядом, возбуждался и отчаянно старался дышать ровно. И очень удивился, когда Джеймс протянул ему руку. Зацепившись за пальцы, Пит поднялся и последовал за ним в другой конец комнаты. Туда, где за тканью пряталось огромное зеркало. Рывком стянув ткань, Джеймс шагнул ближе. Питер стоял рядом и с непониманием смотрел на него. От пят до макушки Джеймс предстал в отражении: светлые штаны, натянутые возбужденным членом, безмятежная улыбка, взгляд, полный обожания; плечи ровно очерчивались напряжением, расходившимся вниз по рукам, дрожащие пальцы плотно сжались в кулаки. — Иди ко мне, — позвал его Барнс. И Питер осторожно, маленькими шагами подошёл к нему, встал перед зеркалом, загородив собой его отражение. Джеймс обвил руками его талию, прижался грудью к спине, положив подбородок на его плечо. — Бог мой, ты такой… — Какой? — с милым смешком спросил Питер, и, повернув голову, коснулся губами щеки. Джеймс предпочел не отвечать. Ведь очевидно, что Питер для него такой юный, такой умный, что, кажется, знает всё на свете, такой заботливый и вместе с этим влюбленный в эту жизнь, в мечты, приходящие к нему во снах, в самого Джеймса, который раз за разом встречая его взгляд, так хотел рассказать о своих чувствах, что терял дар речи. Вне всяких сомнений, он красивый. Чулки и пояс еще больше подчеркнули стройные, как у греческих атлетов, ноги и плоский живот. Баки находил поступок Пита смелым, потому что сам в жизни бы не рискнул надеть женское белье. Питер поцеловал его сам, приподнявшись на носках, попытался обнять и держался за него, как мог. Он то и дело вжимался в пах Джеймсу и требовательно скулил в поцелуй, как будто каждое прикосновение — пытка, полная наслаждения — слишком медленное. «Нетерпеливый» — определенно самый правильный ответ на поставленный Питом вопрос. Нетерпеливым был и сам Джеймс, всю свою сознательную жизнь, и не собирался меняться. Продолжая целовать Питера, он открыл глаза и любовался их поцелуем в отражении в зеркале, пальцами прошелся от груди до живота, а затем скользнул ниже и, обхватив член ладонью, начал ласки. Питер моментально отозвался глубоким вздохом и слетевшим вслед ему стоном, рукой сильно сжал его плечо. — Только не говори, что ты из тех извращенцев, — тихо фыркнул Питер, закинув голову назад. — Не знаю из тех ли, — прошептал Джеймс над ухом, волосы на затылке встали дыбом. — Мне нравится смотреть на нас. Тебе разве нет? Взгляд со стороны… Заводит. Я бы мог кончить только от взгляда на тебя в этих прекрасных чулках. — Знал бы, что тебе нравится женское белье, давно бы пришел к тебе в гости в юбке, — самодовольно отозвался Питер. — Только попробуй. Не успеешь и слова сказать, как я тебя нагну. Потом не жалуйся. — Не будь так уверен. — Дай мне помечтать, — сказал Джеймс над самым ухом, губами касаясь чувствительной кожи. Питер задрожал, предвкушая новую волну возбуждения. Он смотрел на их отражение, всё чаще встречался со своим собственным взглядом и ловил себя на мысли, что ощущения и правда фантастические. Взгляд Джеймса раз за разом падал на чулки. Чёрные, полупрозрачные, с кружевными краями, и в один момент он просто не выдержал. Сделав несколько резких движений по члену, он прекратил ласки и сел на колени. Упал к ногам, как верный слуга царя, и стал целовать пятки и икры, медленными поцелуями поднимаясь выше и выше. Он поднялся поцелуями до колен, от прикосновения к коже под ними, Питер вздрогнул, а когда, так неожиданно, но так желанно, горячий язык скользнул между ягодиц, одной рукой схватился за толстую раму зеркала, а второй прикрыл рот. Он часто задышал, наклонился, едва удержав равновесие. Перед глазами всё помутнело, одна точка во всем теле вдруг стала самой чувствительной. Баки лизал, давил кончиком языка, неглубоко проникая внутрь, а Питер шипел, почти рычал, как тигр. — Чёрт бы тебя побрал, — выдохнул Питер, шире расставив ноги, — тебя и твой язык. Теперь он не мог смотреть в зеркало, при каждой попытке поймать собственный взгляд в отражении становилось ужасно неловко. Ему казалось, что он делает что-то неправильное, постыдное. Эти чулки, пояс… Дешевый трюк для соблазнения. Питер уже даже не помнил, почему решил, что переодевание сработает. Но несмотря на эти неудобства, он не жалел об этом поступке. Ему было хорошо до дрожи в коленях, а воздуха едва хватало, чтобы дышать. Питер чувствовал жар, прикосновения влажного языка заставляли его раз за разом терять рассудок. Он кусал пальцы правой руки, больно вжимаясь левой в резную рамку зеркала, но ничего из этого не мешало ему наслаждаться. Джеймс не просто вылизывал его, он ласкал языком и пальцами, с нескрываемым удовольствием растягивал дырку, тянул Питера на себя, заставляя прогнуться в спине, и кусал нежную кожу. В очередной раз почувствовав сладостные прикосновения пальцев и языка одновременно, Питер поднялся на носочки, из последних сил держась за зеркало, завел свободную руку за спину и, положив ладонь на голову Джеймса, заставил того вжаться. Пальцы проникли глубже, Барнс не останавливал ласки языком, хоть и в таком положении это дело немного затруднительно — слишком тесно стало, но всё ещё слишком хорошо, чтобы попытаться выбраться из твердой хватки. Поэтому он лизал, двигал пальцами, как мог, разводил их в стороны, давая языку возможность проникнуть внутрь, в тугую задницу. От стонов и глубоких вздохов Питера у Джеймса кружилась голова. Левой рукой он коснулся ступни, ладонью повел вверх, задержался на границе чулка и кожи, а затем стал гладить внутреннюю сторону бедра. Пит инстинктивно дернулся, а следом рассмеялся, когда Джеймс сжал мошонку, освободил вторую руку и схватился за рамку зеркала. В отражении он следил за рукой Джеймса и, как только представился шанс, толкнулся в его ладонь. Ощущать его со всех сторон дело привычное, и Питер любил, когда такое случалось. Но застыв в этой нелепой позе, он скучал по поцелуям и укусам, по тяжелому дыханию над ухом и по взгляду, полному похоти. Он прикрыл глаза, на секунду представив, и понял, что больше не выдержит такого напора. Имя Джеймса сорвалось с губ само собой, это давно работало подобно рефлексу. Питер задрожал, толкнулся несколько раз в руку, одновременно насадившись на пальцы, и кончил, слыша довольный смешок за спиной. — Вот чёрт, — тяжело дыша, Питер вглядывался в собственное отражение. Красные щеки, покусанные губы, дрожащие ресницы — так вот как он выглядит после оргазма. И что только такого прекрасного в этом находил Джеймс? — Господи, боже мой. — Что? — спросил Джеймс, и он опустил взгляд ниже. Питер смотрел в отражение, ловил влюбленный взгляд, с ужасом и ощущением стыда понимая, что, кончив, забрызгал зеркало спермой, а Джеймс отражался именно в той части зеркала, по которой стекали белесые капли. Он ухмылялся, выглядел до ужаса довольным, и Питер даже засомневался, кто из них испытал оргазм. — Двинься чуть влево, — попросил он, Джеймс поднял брови в удивлении. Вместо ответа, он потянулся рукой к зеркалу, чтобы размазать семя по стеклу, но Питер перехватил его руку, рывком заставил подняться, удивив своей силой, обнял и поцеловал его. — Иди-ка сюда, — прошептал Джеймс и поднял его на руки. — Эй, — возмутился тот, — отпусти. Я не дама в беде. — Я знаю, тигр, знаю. Потерпи. Джеймс донес его до кровати, уложил на подушки, а сам лег в ноги и стал рассматривать чулки. Он гладил их, целовал ступни, слушая недовольные возгласы Паркера на этот счет, но прекрасно понимал, что тот просто вредничает, это часть его натуры. Не выдержав, Питер приподнялся на локтях и внимательно оглядел Джеймса. Его плечи были расслаблены, на лице светилась улыбка, влажные губы блестели. Грудь вздымалась ровно. Одна нога согнута в колене, вторая — выпрямлена. Светлые домашние штаны всё ещё натянуты стояком. Питер зацепился за него взглядом, облизнулся и хихикнул, привлекая к себе внимание. — Ты стойкий солдат, однако, — прошептал он, поймав вопросительный взгляд Джеймса. Ногой потянулся к нему и коснулся члена большим пальцем, провел вниз-вверх несколько раз и начал лениво дрочить себе. — Это достойно уважения. Интересно, как долго ты выдержишь. — Блять, Паркер, даже не думай, — буркнул Джеймс. — Но-но-но! — воскликнул тот шутливо. — Не выражайся, дорогой. Сегодня ты так мало меня целуешь, что у меня началась ломка от нехватки прикосновений твоих губ непосредственно к моим губам. — Что ты хочешь? Он поманил его пальцем. Сдаваться, конечно, не хотелось, но Джеймс сдался, подтянулся к Питеру, навис над ним, поцеловал, и пока был увлечен этим процессом, прекрасно чувствовал, как руками Пит стаскивал с него штаны. И может, он поступил нечестно, смухлевал, как в картах, но не в его силах смотреть на возбуждение, с которым он может справиться одной левой. И почему Джеймс сам не сделал этого шага навстречу? — Ты не хочешь меня? — Питер наклонил голову перед поцелуем. — Как ты мог такое подумать, после того, как я вылизал твою задницу? — Твой стояк, как бы это сказать помягче… Перекрывает весь вид на открывшиеся после оргазма перспективы уснуть вдвоем удовлетворенными и счастливыми. Возражать не было смысла. Питер поцеловал его, двинулся немного вниз, проехавшись по простыне и сбив ее, а в следующую секунду почувствовал, как Джеймс вжался между его разведенных ног. Они целовались, кажется, целую вечность, Баки терся об него своим членом, а Пит продолжал дрочить себе. В какой-то момент стало невыносимо, вернувшее возбуждение ударило с новой силой, и Паркер старался не думать о том, что он сам бы сделал с Джеймсом. Хозяин барин. И пока желанный стояк упирался в его бедро, мысли о его превосходстве над сержантом не имели никакого смысла. Тот и сам справится, только стоит подтолкнуть. Или дать разрешение, если такое требуется. — Давай, — прошептал Питер, разрывая поцелуй. Он провел пальцами по губам Барнса, и тот обхватил их ртом, не думая, а потом едва не задохнулся, когда увидел, как эти пальцы пропадают внутри его тела. — Или тебе нужно особое приглашение? Помотав головой, Джеймс сел на колени, уложил Питера на бок под язвительное «ну наконец-то!» и, руками схватившись за бедро, вошел. — Ох, блять, — прошипел он, наращивая темп, — чего я только ломался. Питер рассмеялся, сквозь стоны. Джеймс сильно давил на бедро, но это меньшее, что волновало их обоих. Было до одури хорошо, Пит расслабился, руками хватал Баки, притягивал для поцелуев, сжимал соски и шлепал по заднице, когда движения становились медленнее изначально заданного ритма. В этот раз он вел себя тихо, старался не скулить и не просить больше и быстрее, дышал громче, чем стонал, и не сводил взгляда со старательного Джеймса. Чем ближе был оргазм, тем сложнее удавалось сосредоточиться на происходящем. Все мысли заполнили ощущения и чувства, сердце бешено билось, дыхание давно потяжелело, а движения всё чаще становились резкими и не поддавались контролю. Джеймс наклонился, уткнулся лбом в плечо Питера, застонал, быстро задвигал бедрами, входя глубоко и с трудом дыша. Он почувствовал руку на шее, поднял взгляд на Питера и поцеловал, прежде чем кончить, содрогнувшись несколько раз. К тому времени вторая рука Паркера уже была испачкана в сперме, и он нагло вытер её о не до конца спущенные штаны Джеймса. — Ты проиграл, — усмехнулся Барнс, ласково поцеловав Питера в щеку и положив ладонь на грудь. — О, я бы так не сказал, учитывая, что два оргазма лучше, чем один, — на губах Питера появилась улыбка. — Чёртов свет портит всё. — Сейчас. Джеймс стянул штаны, бросив их на пол, и нагишом добрался до тумбочки и выключил рубильник, а потом по стене дошёл до кровати. Немного приоткрыл штору, и лунный свет проник в комнату, освещая своей холодностью. В этом свете чулки на Питере выглядели иначе, смотрелись немного вульгарно и неправильно, но всё ещё чертовски соблазнительно. Помотав головой, он сел и прижался спиной к стене, положив ступни Питера на свои бедра. Чулки так и манили, и пока тот их не снял, у него есть время насладиться этими ощущениями. — Кажется, сегодня я не на первом месте, — хмыкнул Пит, подминая под себя подушку. — Неправда, — иронично сказал Джеймс, не отрывая взгляда от ступней. — Сегодня ты невероятно хорош. — И всё благодаря чулкам. — И снова ты не прав. Чулки лишь приятное дополнение. — Я рад, что они тебе понравились. — А тебе? Повисла пауза. Питер выгнул бровь, не понимая вопроса, а Джеймс покачал головой, не желая отвечать на немое «Что?». Но, несмотря на недопонимание, между ними не возникло напряжения. Это плюс. — Я лишь хочу сказать, — начал Баки, аккуратно массируя ступни Питера. Теперь он смотрел прямо на него. — Тебе не обязательно носить чулки или юбки, чтобы… — Чтобы что? — Пит поднялся на локтях и стал наблюдать за движением пальцев Барнса. — Не молчи. Джеймс двинулся ближе к нему, перестав массировать ногу, облизал губы и сделал глубокий вдох. Такое поведение насторожило Питера, а выражение лица смутно напоминало то смущенно-виноватое, с которым Джеймс ходил ещё пару дней после их первого секса. — Не буду скрывать, чулки на тебе смотрятся очень сексуально, и я вообще в полном восторге от того, как они сидят, — начал Джеймс. Он говорил тихо, шептал и, казалось, постоянно одергивал себя, боясь наговорить глупостей. — Это… Это невероятно, тигр. Но обещай, что не будешь носить их только ради моей прихоти. — О чём ты? — Если тебе нравится женское белье, носи на здоровье, я буду только рад. Но… Но, если ты делаешь это только для меня, пожалуйста, перестань. — О боги, Джеймс, — Питер двинулся еще ближе, убрав ноги с Барнса. Потянулся к щекам. — Я не договорил. Ты никогда меня не слушаешь, — обиженно сказал Джеймс, нахмурившись. Питер сел рядом с ним, точно повторив его позу, а затем положил голову ему на плечо. — Ну и что ты там не договорил? Или теперь не скажешь? — Ты так всё усложняешь, — Джеймс посмотрел на него: длинные ресницы, румяные в лунном свете щеки, красивые пальцы, которыми тот гладил его руку. — И мне это нравится. — Да иди ты. Питер ударил его в бок, усмехнулся и легко поцеловал. Он выглядел усталым, им давно пора было спать, и целомудренный поцелуй всё равно что пожелание сладких снов. Джеймс широко улыбнулся. — Я люблю тебя, — прошептал он и поцеловал Питера в лоб. — А теперь раздевайся и марш в кровать. Взгляд, которым его одарил Питер, оказался бесценным. Карие глаза блестели в свете луны, не скрывая радости, что наполняла их, а улыбка стала шире. Он крепко обнял Джеймса одной рукой, согнул ноги в коленях. Кожа на руках и спине покрылась мурашками от волнения. Неловкий мазок губами по щеке оказался завершающим в этой картине. — Я тоже тебя люблю.