Почему кто-то делает то, что делает? Почему я занимаюсь страхованием? Хотел бы я знать. Почему эта женщина собирала кукол. Что это значило в ее жизни? Был ли какой-то момент, когда она сказала себе: «Я знаю. Куклы»? Или это была цепочка событий, начиная с момента знакомства ее родителей. Или по какой-то другой причине в конце концов у нее не было выбора, кроме как собирать этих кукол…
Клайд Брукман
Каждый раз это повторялось снова. Как сегодня, когда на равнодушные кровли домов спустилась промозглая тьма, а в окнах, напротив, царила приторно семейная идиллия: жильцы сновали, суетились и от этого были безмерно счастливы. Из-за краёв капюшона я был вынужден смотреть строго перед собой: мне не было видно неба, но я точно знал — оно пестрит звездами в это время года. От быстрого шага при дыхании исходил легкий пар. Одинаково безразличные переулки и арки этого города стали постоянными местами обитания. Несмотря на серость и угрюмость, они, казалось, сами хотели приютить, укрыть меня от этой темноты, что царила теперь не столько в городе, сколько в моей душе. И все окружающее будто бы сговорилось и вторило своим внешним видом в такт моему настроению и душевному состоянию. Пробираясь мимо высоток, и приближая неотвратимую развязку этой унылой ночи, я больше не думал о причинах тех или иных своих действий. Ведь человек вовсе не обязан доказывать свою необходимость в еде или воде, выстраивая логическую цепочку из аргументов и доводов. Не должен с пеной у рта оправдываться за поступки, которые совершил, чтобы выжить в этом сложном, полном несправедливости мире. Был ли у меня выбор? Определенно, нет. Я просто знал, что должен делать. Это знание пришло ко мне свыше, как озарение, как манна небесная. Я был избран. Вновь и вновь освежая в памяти все произошедшие события, я больше не ищу оправдания себе или тем, кто действительно виновен, и тем, кого наказание уже постигло. Большинство из тех, кого я считал повинным, в итоге раскаялись в полной мере или частично, пусть и не по собственной воле. Освободившись, они обрели покой и ушли. Навсегда. Но их внутренняя угнетающая темнота каким-то необъяснимым образом перекочевала в бескрайние дебри моей израненной души, заполнила её и переродилась там в нечто необъятное и разрушающее. Никто не знает, что с каждым днём оно становится всё больше. И я давно уже перестал выяснять, почему это происходит. Я просто не хочу, чтобы были «мы» и «они». С годами анализируя причины своего патологического беспокойства, я приходил к выводу, что такое деление равносильно естественному отбору: лучшие — нашли свое место в жизни и счастливы, а остальные — остались в тени первых или вовсе были уничтожены представителями этой «элиты». Но кто кому дал право разделить этот мир? По окончании наших многочисленных тайных встреч я понял, что всё про вас знаю: это всего лишь оболочка. Я убеждался не раз, что внутри вас столько же дерьма и уродства, как и в любой помойке. И с уверенностью могу сказать, что превосходством здесь даже не пахнет. Не уверен, что эти встречи стали приятным времяпрепровождением для нас всех. Но кто-то должен «выставить счет» и уравнять возможности, дать свершиться торжеству справедливости, божественному возмездию. Быть может, многие из вас даже посмеялись бы надо мной, услышав об этом, как и ты… Ты бы, конечно, посмеялся, если бы не разлетелся в одночасье в разные стороны. Было радостно и в то же время немного грустно наблюдать, как сила священного огня поглотила еще одного… Еще один черный камушек был снят с чаши весов, пока еще явно перевешивающей чашу с белыми. Смотря на причудливый узор из брызг и понимая, что впереди еще много работы, теперь я бы, наверное, тоже посмеялся, если бы не грустил из-за этого полжизни, снова и снова оправдывая мотивы своей одержимости. Не помню, сколько времени прошло с того первого раза и что именно подтолкнуло меня сделать шаг. Просто я много лет носил это в себе, не замечая, как в одночасье настал момент, когда перестал думать о причинах…