Мемуары капитана Уайлда

      Я записался в добровольцем на общественные работы. Для того, чтобы быть уверенным, что меня примут, я написал всем руководителям общественных бригад. Все они отказали, так как меня считали ненадёжным работником из-за моего происхождения. Однако руководитель бригады в Больших Норках решил дать мне возможность попробовать. "Если вы согласны стать рядовым добровольцем, то можете приезжать," - так писал он в своём письме.       Через три дня я отправился в Большие Норки. Путешествие было утомительным. В Малых Норках была получасовая остановка утром, и я решил выйти прогуляться. Никаких сюрпризов: маленький городок с булыжными мостовыми и большими деревянными домами. День был жарким и довольно пыльным. Я чувствовал себя угнетенным. В море меня всегда охватывала радость, а теперь придётся работать без особого энтузиазма. Конечно, любая работа лучше, чем сидение без дела. Но всё равно я чувствовал, что я оказался не в своей стихии.       Я не заметил, как обошёл Малые Норки полностью. Меня заинтересовал большой желтый дом, сзади которого был красный амбар, а за ним огромная территория под нужды земледелия. Прямо около дома росла голубика. Я решил сорвать несколько ягод и попробовать их. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что поблизости нет зверей, я присел и сорвал горстку ягод. Когда я закинул несколько ягод прямиком в пасть, они оказались невероятно вкусными. Сочные и очень ароматные. В наше время не у каждого фермера выходит вырастить продукт такого качества. Я встал, отряхнулся и подошёл к почтовому ящику на калитке - "Ферма Хоппсов".       - Надеюсь их не постигла беда Звероплиса. Будет жаль, если напрасно пропадёт такое количество голубики, - сказал я и доел оставшиеся ягоды, которые держал в лапе.       Я прошёл чуть дальше. Справа от дома, в отдалении от дороги, находился сад за белым небольшим забором. В саду фермы я увидел необычной красоты крольчиху в белом платье. Она складывала в стопку большие плетеные корзины. Не знаю почему, но я не мог оторвать от неё взгляд. Рабочая одежда совсем ее не портила, даже наоборот. Как бы это не звучало странно от лиса, но она выглядела... мило? Я прекрасно понимал, что нас разделяет не только забор... Однако меня неожиданно озарило вдохновение. Я поставил чемодан, перешел дорогу к цветочному магазину. Что купить? Вообще-то, все равно; первыми попались розы. С букетом я вошел прямо в сад, где сидела крольчиха. Она повернулась в мою сторону и подняла глаза. Я подошел к ней через лужайку, положил цветы прямо в лапу. Брови крольчихи поползли наверх, а рот открылся в немом изумлении.       - Мисс, я вас прошу, ничего не говорите. Не знаю, как вам это объяснить, но с недавнего момента мои мысли заняты лишь вами. Я вынужден признать, что потрясён вашей красотой, - сказал я, постояв несколько секунд, глядя на нее, потом повернулся и ушел.       Я вышел к дороге, взял чемодан и, не оглядываясь, пошел по улице прямо на вокзал. Честно говоря, я и сам был удивлен своим поступком. Через 15 минут я сидел уже в поезде. Мне пришлось немного поторопиться, чтобы не опоздать. Я все не мог осмыслить произошедшее. Не мог понять, что я почувствовал тогда? Что в этой милой леди такого, что я все никак не могу перестать думать о ней? За этими размышлениями я и не заметил, как начал засыпать.       Днём поезд прибыл в Большие Норки. Временное пристанище для рабочих находилось в старой заброшенной тюрьме, которая всем своим видом напоминала замок. "Замок" стоял за городом, возвышаясь над ним. Сам же город был раза в два больше Малых Норок. Центральная площадь города была выложена из каменных плиток и окружена маленькими разноцветными домиками. В центре площади стояло здание администрации со шпилем, пронзающим небо. На площади находилось множество разных магазинчиков и ларьков со всякими этническими безделушками. Я не стал прогуливаться по всему городу, а сразу направился к замку.       Окна были зарешечены, а сам замок напоминал старые обители призраков, коими пугают детей в сказках. Не успел я войти на территорию, как меня сразу же встретил волчок лет семнадцати. Он кивнул мне и просил проследовать за ним. Внутри замка находилось множество камер, которые примыкали друг к другу. Мы прошли мимо многих дверей. Поднимаясь по старой железной лестнице, не покидало ощущение, будто она вот-вот рухнет. Мы подошли к какому-то помещению, волчок постучал в дверь, открыл ее и жестом пригласил меня войти. Я вошел и оказался прямо перед комендантом Элисоном, высоким оленем с суровым лицом.       - А, это вы, Уайлд, - сказал он. - Морской капитан, который хочет начать как рядовой доброволец. - Да, сэр. - ответил я.       Элисон подошел ко мне и пожал мне лапу: - Такое уж время. Что ж, тогда приветствую вас, как друга, Уайлд. У нас тут дружный коллектив. Сейчас идите к распределяющему, к тому самому волчку. Скажите, что я назначил Вас в группу "Север". - Комендант ещё раз пожал мне лапу, после чего я вышел из кабинета.       Я получил старую военную форму, а затем мне показали мою кровать и шкафчик. В камере помещалось четыре спальных места. Моя кровать находилась справа от окна, а рядом с ней стоял шкафчик для личных вещей. Освещение в камере, как и во всем замке, было тусклым. При свете солнца все видно, а вот ночью с таким освещением сам чёрт лапу сломит. Я разложил свои вещи и пошел в комнату досуга ждать. Вот-вот должна вернуться моя группа со смены. Я услышал их на расстоянии. Они с песней вошли в замок и с грохотом поднялись по лестнице.       Увидев меня, они остановились. Кто-то из толпы спросил:       - Это вы тот самый морской лис?       - Да, - ответил я и усмехнулся от самой формулировки. - А что?       - Мы давно слышали, что вы собираетесь приехать.       Я осмотрелся. Многим было лет по девятнадцать - двадцать, а то и более. У них явственно просматривались мешки под глазами, во взгляде сквозила непроходящая усталость. Однако были и зверята помладше. У них цвет лица был чуть менее землистым, и походка казалась бодрее. И все же большинство выглядели хилыми и истощёнными. У всех был подавленный вид, как у зверей, постоянно живущих в страхе. Они искоса смотрели на меня с любопытством, но больше не задавали вопросов.       На следующее утро смена началась в пять часов. Группы выстроились во дворе и получили дневной рацион, который состоял из хлеба, масла и напитка, отдалённо похожего на кофе. После завтрака нас распределили по участкам и обозначили выполняемые работы. Все разошлись. Наша группа отправилась на место работы пешком. Нас назначили на строительную площадку рядом с каким-то маленьким поселением. Через час пути мы были на месте. Стройка находилась на длинной покатой лужайке, которая плавно спускалась к реке. Наша работа заключалась в осушении луга. Нужно было нарезать кусками слой почвы и выкапывать узкую канаву. Не такая уж и легкая работа - спина болела и руки начали покрываться мозолями от лопаты. С самых одиннадцати часов мы делали перерыв всего на тридцать минут. Мы сидели на пнях, на краю леса, ели и болтали о всякой чепухе. После обеда мы продолжали работу до четырех часов, а потом вернулись обратно в замок.       Ближе к пяти нам снова выдали обед, который состоял из горячей похлебки и маленького куска черного хлеба. После этого было свободное время. Так шел день за днем, и понемногу я начал привыкать к новой жизни. Гудок к подъему, хлеб с маслом, лопаты и тачки, хлеб с похлебкой. Все начинало казаться не таким уж и плохим. Только вечера были скучными.       Однажды утром случилось необычное для "замка" происшествие. Пропал распределяющий. Все бегали по замку, кричали, звали его, но он не отзывался. Мы дошли до осмотра "комнат". За каждой открытой дверью камеры нас встречал холод и запах плесени. Достаточно большое количество камер были не использованы. Они оставались такими, какими были в те времена, когда замок служил тюрьмой.       Наконец мы нашли его в самой дальней камере замка. Он сидел в самом углу, сползя по стене в неестественной позе, с револьвером в лапах. Бедняга выпустил пулю прямо себе в голову. Мы открыли окна, а тело вынесли наружу. Затем позвонили врачу, чтобы тело забрали. Кто-то пытался нащупать пульс, но в этом не было особого смысла. Он умер. Важным вопросом на тот момент было, почему он это сделал? Неуж-то его так тяготила обстановка бывшей тюрьмы? Кто-то предположил, что он влез в долги и, что вполне возможно, не смог расплатиться. Мы проверили его шкафчик. Там была пачка писем от некой Эмилии Вайз, судя по всему, его возлюбленной. Последнее письмо от неё пришло вчера. Небольшой лист писчей бумаги был заполнен убористым почерком. Вот примерное содержание того, что она писала: "Я жду уже два года и больше не могу ждать. Ты не в состоянии найти нормальную работу, а к тому моменту, когда мы сможем пожениться, я стану старухой. Легче найти богатого и обеспеченного зверя. Прощай". Вот так. Жаль парня. Разбитые мечты, нищета, отчаяние, а будущее серое и беспощадное. Надо быть очень выносливым, чтобы все это выдержать. Мы не винили его.       Этим же днем сразу после обеда мне нужно было зайти к коменданту. Он стоял у окна в своем кабинете и ждал меня вместе с руководителем нашей группы. Я постучал.       - А, капитан Уайлд, проходи, - сказал Элисон. - Примешь временное командование своей группы?       - А что же Рейсон? - спросил я. - До сих пор он руководил группой "Север".       - Я назначил его распределяющим.       Я кивнул в знак согласия, потом развернулся и вышел. Это правильно, что он все-таки оставил Рейсона при группе. Хорошо, что я начал продвигаться по карьерной лестнице, но моя радость была омрачена печалью.       На утреннем построении официально объявили о моём назначении. Потом мы так же отправились по назначенным местам работы. Для меня жизнь не изменилась. Я все еще нарезал куски земли и копал канавы.       Год проходил медленно, наш труд стал значительно тяжелее. Группу "Север" и группу "Восток" объединили из-за нехватки финансирования, да и из-за нехватки зверей. Работу и так трудно найти, почти невозможно, а тут ещё и рабский труд. С другой стороны, всё лучше, чем голодать на улице.       Пришел сентябрь вместе с туманами и дождём. Мы работали в грязи и не раз попадали под дождь по пути в замок, так что приходили мокрые до костей. За нашей работой постоянно наблюдал государственный служащий. Длинный и тощий хорёк, противный зверь по характеру. Постоянно критиковал нашу работу, хотя сам и понятия не имел о том, что мы делаем. Однажды утром к нам прибыл инспектор, который был назначен для проверки. Видать, жалобы этого наблюдателя дошли до важных шишек. Они ходили по лугу вместе, о чем-то переговариваясь, а в промежутках делали нам унизительные замечания о глубине канав. Я был уверен, что они не имеют ни малейшего понятия о дренаже, особенно толстый лев-инспектор из министерства.       Всё утро накрапывал мелкий дождь, но потом начало поливать всерьёз. Плотное облако нависло над вершиной холма, и дождь пошел сплошной стеной. По правилам, мы должны были продолжать работу под дождём, но, когда он лил, как из ведра, мы прятались в домике строителей на опушке леса. Инспектор и госслужащий уже были там, но мы ещё работали. Все смотрели на недавно сменившего меня нового руководителя группы, но он и не собирался отпускать нас. Звери начали недовольно переговариваться друг с другом. Я бросил лопату и пошел к нему.       - Как долго вы будете держать нас под дождём?       Он пожал плечами:       - Я ничего не могу сделать, пока здесь инспектор.       - Если у вас кишка тонка, то тогда я сделаю всё за Вас.       - А сделаешь?       - Конечно.       - Тогда я вручаю всё вам, - сказал он с заметным облегчением. Он протянул мне свисток и крылся из виду на окраине поляны. Вот слизняк. Переложил ответственность и ухом не повел.       Я дунул в свисток. Это был сигнал группе о прекращении работ. Толпа быстро направилась к домику, а я медленно пошел за ними. Хорёк начал ругаться, как только я вошёл:       - О чём вы только думали, распустив всех?       - Идёт сильный дождь, - спокойно ответил я.       Госслужащий выдохнул. В разговор вступил инспектор:       - Где ваш руководитель?       - Испугался, прячется где-то.       - В таком случае, Вы прикажите группе вернуться к работе, - со злобой сказал инспектор.       - Не имею ни малейшего намерения это делать, - сказал с ухмылкой я.       - Я официально приказываю Вам!       - Я получаю приказы только от коменданта лагеря.       - Посмотрим, - сказал инспектор, достав блокнот и карандаш, - Ваша фамилия?       - Заместитель руководителя объединенной группы Уайлд.       - Ну, теперь собираетесь отдать приказ о начале работ?       - И мысли нет такой.       - Но почему? - вмешался в разговор Хорёк.       - Я отвечаю не только за проделанную работу, но и за здоровье зверей.       - Довольно, - сказал инспектор и повернулся к хорьку, - пойдём, незачем больше тут оставаться.       Они вышли в дождь из домика и направились к шоссе, где их ждала машина с водителем. Решили не мерзнуть под ливнем в пустую.       Когда мы вернулись с работы, меня вызвали к коменданту. Толстый лев из министерства и хорёк уже сидели в кабинете Элисона с торжественным видом, как пара детей, которые пожаловались родителям и ждут наказания виновного.       - Объясните пожалуйста, что случилось на смене, Уайлд? - сурово сказал Элисон.       Я коротко описал ему события.       - Всё было именно так? - спросил он у присутствующих зверей в кабинете.       Те кивнули.       - Поскольку руководитель группы нас покинул, я назначаю Вас на его должность, Уайлд. Я одобряю ваш поступок.       - Позор! - возмутился хорек, вставая.       - Вы пожалеете об этом, Элисон! - Сказал инспектор, встал и вышел из кабинета вместе с хорьком.       Больше ничего не произошло. Через три недели Элисон уехал в отпуск и оставил меня своим заместителем. Если моё выдвижение на должность руководителя группы оставило лагерь относительно спокойным, то моё последнее назначение привело многих в ярость. Старшие, кто был в лагере более двух лет, да и кто, в целом, был старше меня по возрасту, чувствовали себя особенно задетыми. Они не выражали свой протест какими-либо действиями, однако, при обращении ко мне, говорили в строго официальной манере. Поначалу меня это беспокоило, ведь так настроения в лагере складывались не самым лучшим образом, и далеко не в мою пользу. Но в скором времени меня начало затягивать во все дела рабочего лагеря, и просто не было времени, чтобы беспокоиться о чувствах каждого зверя, как бы это подло не звучало. Утром я справлялся с канцелярской работой, а остаток дня торопился на рабочем пикапе от одной строительной площадки к другой, объезжая группы и раздавая им задачи на день, попутно отвечая на вопросы и помогая в работе, если не хватало зверей для какой-нибудь задачи.       Как-то поздним вечером мне позвонил мельник, владевший расположенной неподалеку от деревни Флангстоун мельницей. У него украли ветчину и крупные сбережения, и, вероятно, совершил кражу кто-то из работающей там группы: мельник заметил на убегающем звере старую военную форму с шевроном нашего рабочего лагеря. Однако даже вид зверя он назвать не смог, ведь шел сильный дождь. Мельник только и разглядел нашу форму.       - Когда вы обнаружили кражу?       - Три дня тому, сударь.       Я дал слово разобраться в данном происшествии и повесил трубку. Я начал рассуждать о случившимся. Чертовски неудобно. На кону стояла как моя собственная честь, так и честь всего лагеря. А если это и правда наш рабочий? К тому же, Элисон, уезжая, оставил мне лагерь с довольно хорошей и уважаемой в обществе репутацией, да и сам Элисон известен как зверь чести. В его рядах не может быть ни разбойников, ни воров. Выходит, что это происшествие могло очернить и его благородное имя. Нет! Нужно в кротчайшие сроки найти злоумышленника. К тому же, я дал слово мельнику, что разберусь в сложившейся ситуации. Не пристало капитану, пускай и временно отставному, бросать слова на ветер.       - Кто бы это мог быть? - задумчиво сказал я, встав с рабочего кресла, и стал ходить из стороны в сторону, размышляя о происшествии.       Для начала я составил примерную картину событий. Три дня назад, вблизи мельницы работало две группы, следовательно, злоумышленник был среди них. Исходя из описания мельника, у вора была форма нашего лагеря. У уволенных зверей форма отбирается, а значит, вариант с отставниками лагеря отпадает. Вариант крупно насолить нашему лагерю возможен, однако связи Элисона помогли замять тот случай с инспектором, а значит, министерство тут точно не при делах. Да и не думаю, что в случае мести кто-то стал бы трудиться над точной копией нашей формы, затем грабить мельника и скрываться почти у него на глазах. К тому же, в случае мести, вор не стал бы брать ветчину, а обошелся бы драгоценностями. Это наводит на мысль, что это определенно было скорее спонтанное ограбление. Мало того, что сам список украденного весьма странный, так еще и злоумышленник не подготавливался к данному делу. Лучше всего было совершать данное злодеяние под покровом ночи, однако же наш преступник совершил кражу чуть позже обеда. Пусть и был дождь, однако шанс нарваться на хозяина мельницы в его доме был велик. Не думаю, что вор был осведомлен о точном времени пребывания мельника на рабочем месте. К тому же, дом мельника находился рядом с самой мельницей, что еще сильнее склоняет к тому, что кража была спонтанной. Скорее всего, вор проходил мимо мельницы и увидел рядом мельника, что натолкнуло его на мысль, что дом его пуст. Это делает версию с тем, что вором был именно наш работник более вероятной, нежели все остальные. Поэтому я остановился именно на этой версии.       Самое очевидно, за что пока можно было зацепиться - это украденная ветчина. Ведь про деньги можно и соврать, а вот ветчину домашнюю в наше время достать почти невозможно. Однако, если ветчину украли три дня назад, то теперь она наверняка была съедена. Самое лучшее, что удастся обнаружить - это кости. Опять же, судя по действиям преступника, он не слишком умен, а значит есть вероятность, что кости он не выкинул, ну или, как минимум, отложил это дело на потом. В этих обстоятельствах построение вряд ли могло помочь. Вечером, когда выключили свет, я устроил обыск в шкафчиках. Я шел от шкафчика к шкафчику, от кровати к кровати. Мои ожидания сполна оправдались. Ветчина обнаружилась под соломенным матрасом у барсука лет четырнадцати по имени Уильям. Она была совершенно не тронута, не отрезано ни единого кусочка. Я приказал всем начальникам группы и отряда явиться ко мне вместе с парнишкой. В его черных глазах таился ужас побитого пса.       - Ты взял ветчину с мельницы?       Долгая пауза, потом почти неслышно:       - Да, сэр.       - Почему?       Молчание. Я подошел к нему и сказал более строже:       - Почему ты украл?       Он стал плакать. Он плакал молча, только лицо морщилось и слезы катились из глаз. Он ничего не говорил.       - Почему ты не отвечаешь?       Он раз или два попытался что-то сказать, но захлебнулся рыданиями и замолчал окончательно. Было ясно, что от него ничего не добиться. Про деньги я и не стал спрашивать, ведь и так было понятно, что они у него.       - Ладно, - сказал я. - Ветчина останется здесь, а ты покинешь лагерь завтра утром. Уйдёшь первым, ты понимаешь. На построении присутствовать не надо.       Он щёлкнул каблуками, стоя смирно. Слезы все еще катились по его лицу.       - Вот уж на кого не мог подумать, - сказал начальник группы, когда мальчик ушел.       После ухода обоих руководителей я выдохнул и лег на диван. Сердце готово было разорваться на маленькие кусочки при виде плачущего ребенка. Я обдумывал все произошедшее, но мои размышления прервал стук в дверь.       - Войдите.       В кабинет вошел Барри, один из старших работников. Пантера, лет двадцати восьми. Социалист, один из лучших работников и хороший товарищ. (**Характер скрытный, не женат**) До кризиса был шахтером. Фамилия его неизвестна, а сам он не хочет ее раскрывать. Несмотря на весь свой суровый вид, в душе он был добряком, который был готов отдать последнее, что у него есть, на чье-то благо. Из-за этого его прозвали "дядя Барри". Вместе с добротой он совмещал и справедливость, но так как доброта внутри него перевешивала, то и понятие справедливости у него было свое.       - Разрешите, комрад Уайлд. Я хотел поговорить с вами.       - Да, проходите, Барри, - сказал я и сел.       - Я пришел поговорить насчет парня, обокравшего мельника, - сказал он.       - А какое отношение это имеет к вам? И почему он сам не пришел?       - Он ревет, - коротко ответил Барри.       - Он сказал, что вы приказали ему уехать, - продолжил он, - а я хочу просить вас позволить ему остаться.       - Я не могу, мальчик вор.       - Он всего раз оступился! - резко ответил Барри, - ему нужны были деньги, его мать больна и он хотел послать ей хоть немного. А ветчину украл, так как не смог удержаться. Парень сам не осознавал, что делает. Николас, мы с тобой давние товарищи по партии, я тебя всегда поддерживал, но сейчас прошу тебя, хоть раз измени своё мнение, не губи паренька. Я же вижу, что тебе и самому больно внутри.       - Барри, а ты хоть сам ему веришь?       - Да, - ответил он убежденно.       Честно говоря, я тоже верил. Этот несчастный ревущий негодник не был заядлым вором. Уж насколько я мог понимать зверей. И то, что Барри просит за него, было хорошим признаком. Но должна же быть дисциплина. Я не мог допустить, чтоб все работники стали себе позволять подобное, зная, что добренький лис Ник их прикроет. Как бы мне ни хотелось замять дело, у меня были обязательства.       - Послушай, - сказал я как можно дружелюбнее, - ты должен знать лучше остальных, что если я оставлю все, как есть, то каждый сукин сын придет и скажет: "Вы закрыли глаза в тот раз, когда обокрали мельника, почему вы не сделаете это и для меня?" И что тогда? Нет, парень определенно должен быть строго наказан. Да, мне жаль парня, и мне действительно сейчас паршиво на душе, но сделать я ничего не могу. Черт бы с этой ветчиной, будь она неладна, но он же умыкнул деньги. С ветчиной мы бы как-нибудь замяли дело, но с деньгами так не прокатит. Мельник будет требовать применения мер в отношении вора, да и остальные подумают, что у них появился карт-бланш на подобные аферы. Я и так не стал привлекать полицию, хотя обязан по закону. Сейчас парень мог вообще оказаться в тюрьме. Сам знаешь, какие времена. За украденный хлеб можно срок получить. Кроме того, представь, что звери начнут о нас в обществе говорить? Что добровольный трудовой лагерь - банда воров? Мы так все без заказов на работы останемся, и тогда пострадают все, а не один лишь Уильям.       - Мне плевать, что будут говорить о нас где-то. И на работы плевать. Вот когда будут проблемы, тогда и будем решать, что делать дальше.       - Только уже будет поздно что-то решать. Нас и так готовы закрыть в любой день, а тут и повод. Мало того, что в наших рядах вор, так еще заказов на работы не поступает. Тогда все с голоду помрем. Я не боюсь умереть, уж поверь. Однако на мне ответственность за остальных зверей, которые находятся в лагере.       - Николас, да пойми ты, - сказал грубо он, - ты, кажется, не хочешь понять, какое впечатление это произведет на парня. Когда бедный парнишка вернется домой к больной матери и безработному отцу и скажет, что его выгнали, потому что он вор, ему будет нелегко справиться с этим, можешь быть уверен.       Я встал. Мы смотрели друг другу прямо в глаза.       - Довольно, - сказал я. - Я решил, вопрос закрыт. А теперь ступай спать.       Он с минуту постоял со сжатой пастью, потом повернулся и вышел. Я снова остался один. В голове все еще были мысли замять это дело, но тогда это подвергнет остальных рискам. Я снова лег на диван - голова готова была разлететься на тысячу осколков. Я чувствовал, будто в моем теле поднялась температура, в кабинете стало душновато.       Я лежал и смотрел в потолок. В первый раз я осознал глубину дилеммы: с одной стороны - судьба личности, но с другой - благополучие общества. Я решил в пользу второго, как бы трудно это не было. Однако, выбери я первое, то непременно бы лишил крова всех. Поэтому, глубоко в душе я понимал, что я поступаю правильно, однако все равно было жаль паренька.       Уильям не появился на утреннем построении, и, насколько я мог понять, он ушел до начала работ. Я заметил, что звери в колоннах выглядят недовольными, но ничего не говорят. Я надеялся, что в конце концов все обойдется. Я еще не набрался достаточного опыта руководства зверьми и не знал, что любое противостояние должно пресекаться сразу же. В этом и заключается тяжелое бремя любого управленца.       Когда вечером работники вернулись, их ожидала горячая еда. Я вошел в столовую, когда все уже сидели за столом.       - Добрый вечер, - сказал я.       Никто не ответил. Они тихо, и в то же время лихорадочно разговаривали между собой, наклонившись друг к другу. Внезапно послышался короткий смех. Хриплый голос в конце стола громко произнес:       - Мы посолим для него его ветчину.       Я поднял голову и посмотрел в направлении, откуда шел голос, но не смог определить, кто говорил.       - После ужина всем построиться в комнате отдыха, - приказал я.       На мгновение все стихло. Потом шепот возобновился и стал громче, чем раньше. Я почувствовал, что это испытание для меня. Если я провалюсь, то окажусь в их власти, во власти толпы. А это означало массовые беспорядки. Досадно, что масса превращается в стадо, которое своими действиями себя же может и уничтожить, думая, что творят возмездие и благодетель.       После того, как я закончил ужинать, я направился в свой кабинет, чтобы закончить разбирать бумажные дела. От работы меня отвлек стук в дверь.       - Войдите.       На пороге появился Барри. Не спрашивая разрешения, вошел в кабинет и сел напротив меня.       - Уайлд, ты не изменил своего решения? Парнишка ночует у моей знакомой в небольшом баре.       - Нет, Барри, не изменил. Я не хочу из-за Уильяма подставлять всех зверей в лагере. Я тебе уже это говорил. Пусть меня будут все презирать, зато будут знать, что за подобное я не буду жаловать.       - Неужели ничего нельзя сделать?       - Ну почему же, можно. Обратно, конечно, я не могу его вернуть, но...       - Но что? - спросил Барри, прервав меня, смотря на меня глазами полными надежды.       - Я вернул мельнику ветчину и украденные деньги. Кражу компенсировал со своих личных средств. Я не забирал украденные Уильямом деньги. Пусть отправит их семье. Более того, рядом с тобой лежит синий конверт, возьми его. Я подслушал, что ты написал заявление об уходе, и я более чем уверен, что сейчас ты здесь находишься для того, чтоб отдать это заявление мне.       - Да, все верно, - сказал Барри, удивленно положив на стол свое заявление и взяв конверт в лапы. - Николас, что в конверте?       - В конверте деньги на дорогу в Рейнвилль. Пусть парень едет туда, там есть рабочий лагерь, по типу нашего. Я говорил с начальником, его примут. Я не оглашал причину перевода, да и официально ее нет. Там он продолжит свою работу. Для всех же, в Больших Норках, он с позором исключен из наших рядов. Ты же, Барри, можешь поступить как угодно. Если решишь взять парня под опеку и уехать с ним, то пусть будет так. Если решишь остаться, то буду рад работать с тобой дальше, а заявления считай не было.       - Комрад Уайлд, у меня нет слов! Вы превзошли все мои ожидания. Благодарю вас за милосердие.       - Я насмотрелся ужасов в Зверополисе. Слишком много зверей гибнет от голода, от жизни на улице. Дети не исключение. Больно видеть бедных зверят. Это максимум, что я мог сделать для парнишки. Наказание он получил, и урок на всю жизнь соответственно тоже. И не распространяйся о том, что я сделал. Пусть и остальным будет наука, что за каждый проступок последует наказание.       - Еще раз, благодарю, Николас. Говоря же о заявлении, прими его. Я бы может и рад остаться со своими товарищами, но больно прикипел к парню. У меня был сынишка его лет, но, к сожалению, погиб. Он работал со мной на шахте, но одним летом произошел обвал. Нашу бригаду разделило на две части. Мой сын оказался, к сожалению, с той частью группы, которую отрезало от выхода. Когда мы до них добрались, то было уже поздно. Воздуха было мало, еды с водой тоже, вот и не хватило их надолго. Уилл чем-то напоминает мне его. Поэтому я подумал и решил взяться за его воспитание.       - Что ж, я тебя понял. Ну тогда прощай, Барри. Быть может, свидимся ещё.       Мы встали и пожали друг другу лапы.       - Прощай, Уайлд.       Через час все собрались в комнате отдыха. Некоторые звери стояли около меня, некоторые сидели на скамейках. Стоял ноябрь, снаружи было уже темно. В тот день в целях экономии были частично зажжены свечи. По белым стенам в свете огня двигались тени. Я противостоял им.       - Товарищи, вы все знаете, что случилось. Я обязан исключить одного из наших рядов, потому что он вор. Я знаю, что многие находят это наказание слишком жестоким, но я вынужден тау поступить в интересах всех нас. Я не стал сообщать в полицию, хотя и должен был. Я понимаю, что Уильям еще молод, глуп и неосторожен, поэтому я и не стал выносить ссор из избы, не стал ломать ему судьбу. Поэтому он понес суровое, но справедливое наказание. И знайте, что в следующий раз наказание будет куда строже за такого рода проступки.       В комнате послышался ропот, нараставший с каждой минутой. Я помолчал мгновение. Они продолжали ворчать. Тогда я как можно громче крикнул:       - Кому не нравится, можете сразу убираться! Мы здесь никого не держим, но ежели вы здесь, то подчиняйтесь правилам и не нарушайте законы. Если вы думаете, что сам Уайлд хорошо устроился, всех попрекает, а сам ничего. Черта с два! Я и сам понесу наказание в случае чего. Я не дам вас в обиду псам бродячим из министерства, и помереть вам не дам голодной или холодной смертью, но и сам вас буду драть за дисциплину. Усекли? А теперь, кому не нравится, собрали вещи и на выход!       В комнате повисло молчанье. С одной стороны, в лицах окружающих зверей читалось презренье за Уильяма, но с другой виднелось понимание и уважение. Никто так и не осмелился комментировать мою речь. Далее я продолжил спокойно:       - Раз все остаются, то учтите, соблюдение дисциплины буду требовать от всех, а от себя в первую очередь. На этом собрание окончено. Разойдись!       После собрания я вернулся в свой кабинет. Я чувствовал себя уставшим, утомленным. Возможно, я и выиграл в этой борьбе, но все равно тут все разные звери. Многих все равно не будет устраивать мое руководство, на это могут быть разные причины. На данный момент был важен тот факт, что я подавил мятеж и восстановил порядок. Однако я все равно чувствовал себя несчастным. Жаль, что пришел конец нашему товариществу. Это был неприятный инцидент, вызвавший мое сожаление, но я прошел через это. Работа продолжалась, как раньше.       Прошел месяц.       В декабре действующее правительство под напором недовольства как высокопоставленных чиновников, так и общественности, подало в отставку. В большей степени, в данном событии сыграл большую роль тот факт, что руководство вооруженных сил и правоохранительных органов понемногу вступало в ряды Рабочей Коммунистической партии. Весь аппарат действующего правительства только и говорил о готовящемся перевороте, но повлиять на это нельзя было, так как ни армия, ни полиция, в большем числе, не подчинялись правительству. Именно поэтому было принято единственное возможное и верное решение - подать в отставку. В срочном порядке в Капитолии Зверополиса прошли парламентские выборы. На выборах одержала победу Рабоче-коммунарская партия, с поддержкой избирателей в более чем 83%. После победы, партия, как лидирующая партия государства, начала назначать на министерские посты зверей, из состава своей партии. Возражающие хоть и были, но многие не решались возразить ввиду того, что РКП могла в любой момент мобилизовать свой электорат и ополчить свои штыки на действующих парламентариев от других партий, прошедших избирательный порог в 3%. Следующим шагом РКП продвинули ряд законопроектов, с помощью которых партия фактически наделялась неограниченной властью. Основываясь на этом, партия на пост главы государства выдвинула своего лидера - Вольфа Андерсона. Весьма высокий волк благородного вида, с басистым голосом, 36 лет. Очень харизматичный зверь, славится своим дипломатичным подходом. Во время кризиса, не имея денег и власти, убедил министерство внутренних дел спонсировать приюты для зверей, оставшихся без крова. Доход имеет небольшой, живет на полном государственном обеспечении. После избрания он продолжил свою политику по выводу страны из глубокого кризиса. После его официального назначения на пост главы государства, спустя два месяца, Зверополис и другие города Республики стали понемногу приходить в порядок. Государство стало обеспечивать работой всех граждан, биржи труда были переполнены предложениями о наймите работников, приюты начали пустеть. Появилась программа обеспечения зверей, не имеющих крова, государственным жильем был обеспечен каждый нуждающийся. Первое расселение зверей планировалось уже через 6 месяцев. Также был выпущен ряд законов, защищающих детей Республики. Например, был введен запрет на детский труд. Отныне, работать могли звери от 16 лет. До этого возраста государство помогало родителям обеспечивать ребенка необходимым. Кроме того, рабочий день стал нормированным и была введена минимальная заработная плата. Конечно, еще было к чему стремиться. Это лишь начало пути воссозданной из пепла молодой Республики. Кроме внутренней политики, была еще и внешняя политика. Ввиду внутренних разногласий сорок лет тому назад, некоторые субъекты вышли из состава Конфедерации. Так как Республика была правопреемником Конфедерации, то и все внешнеполитические проблемы переходят под контроль нового правительства. Глава Республики и партии РКП Вольф Андерсон всерьез задумался об усилении вооруженных сил. После упадка Конфедерации, армия пришла в совершенно негодное состояние. Те войсковые формирования, которые не были расформированы и не дезертировали, представляли жалкое зрелище. Поэтому к февралю по всей Республике был объявлен набор в военные академии. Службу Республике славили и в кино, и в газетах, и в стихах. Естественно, не было принуждения вступать в ряды армии Республики, ведь государству нужны были ученые и работники в других различных сферах. Поэтому, кроме службы во благо Республики, в армии или полиции, прославлялись и другие профессии, и каждый работник получал по своим профессиональным заслугам.       В марте я услышал, что военно-морской флот дает возможность морякам торгового флота поступить на службу в свои ряды. Все это время я мечтал вернуться в море, теперь моя мечта вновь и полностью захватила меня.       В январе следующего года я уволился из трудового лагеря. На вокзале в Больших Норках я взял первый же билет на ближайший рейс до Зверополиса. Дальше все было как в сказке, мгновение - и я уже еду на поезде, мчась вновь к своей мечте. За окном уже стемнело, шел небольшой снег. Иногда, в отдалении, можно было увидеть небольшие огоньки пролетающих мимо небольших городков, селений, а за ними просматривались леса с могучими высокими елями в белоснежных нарядах. В остальном же, было видно лишь мое отражение в окне. Я облокотился лбом о стекло, вслушиваясь в стук колес по железнодорожному полотну, и, пытаясь всмотреться в пейзаж за окном, невольно стал подчиняться чарующему постукиванию колес. Через несколько минут я незаметно заснул.