Не теперь

Впервые она отхватила серьезных тумаков в семь лет. Бен, мальчишка с соседней улицы, обозвал ее куклу Марту уродливой дурой, когда Нора играла с той на заднем дворе. Может, Марта и вправду выглядела не лучшим образом. Они с ней как раз продирались сквозь густые заросли барбариса, спасая плюшевого кролика от зубов кровожадного койота, который там прятался. Только Нора не могла не вступиться за честь подруги. Бен был на год старше и намного сильней, но первой в драку полезла именно Нора. А потому на расспросы своего разъяренного отца ответила гробовым молчанием. В наказание ей пришлось провести целый день запертой в пустой и холодной спальне матери. Раньше там пахло сладкими цветочными духами, а теперь — пылью и нафталином. Сидеть в когда-то любимой комнате одной, среди накрытых скользкими серыми чехлами стульев и пустых комодов было даже больнее, чем ощупывать налившийся под глазом синяк и разбитую губу. Но Нора мрачно улыбалась, вспоминая, что Бен тоже ушел с фонарем — она с размаха ударила его по лицу деревянной лопаткой. Это вместе с осознанием своей правоты помогло ей сохранить достоинство и в драке, и во время объяснений с отцом. И тот сумел донести до нее мысль, что порой язык разит не хуже ножа, а лучшая битва — это битва, выигранная до ее начала. Но пока умение разрешать конфликты словами не поднялось на достаточную высоту, Норе иногда приходилось пускать в ход кулаки. Отец каждый раз сурово отчитывал ее за порванную одежду, синяки и ссадины. После того, как Нора заработала трещину в ребре, встав на защиту попавшего в руки к хулиганам щенка, а потом принесла того домой, отец отдал собаку в приют, а дочь отвел в школу дзюдо. И если с первым его решением она не согласилась и устроила тихий бунт, то второе приняла с радостью. Дипломатия и владение техникой рукопашного боя помогали не всегда. Один раз Нору избили до потери сознания обдолбанные наркоманы — она заявилась в притон и попыталась вытянуть из них информацию. Только появление вооруженного напарника спасло ее от неминуемой смерти. Ей пришлось провести в больнице пару недель, а вмятина от удара металлической трубой прощупывалась на ее затылке до сих пор. Тогда она была молода, глупа и самоуверенна. Сейчас Нора считала себя куда более мудрой и осторожной. Только все равно попала впросак, и спасать ее было некому. Данс и ее друзья находились в двух с половиной тысячах миль отсюда, Кодсворта она отослала с важным поручением, а Псина был исключительно умной и храброй, но всего лишь собакой. Ковш холодной воды, выплеснутый в лицо, вывел ее из полузабытья. — Ну что же вы, Страж Марш, теряете сознание на самом интересном месте? — услышала она низкий бархатный голос, и эти приятные обертоны вновь вызвали у нее невольную дрожь. И не восхищения, вовсе нет. Сильная рука грубо ухватила ее за волосы и хорошенько встряхнула, принуждая открыть заплывшие из-за гематом глаза. Взгляд Норы сфокусировался на лице человека, стоящего напротив, с трудом. Может из-за того, что последний удар оказался слишком силен — в голове до сих пор звенело, а левая половина черепа ощущалась чужой. А может потому, что ей отчаянно не хотелось на него смотреть. Эти гладко выбритые щеки, острые иглы зрачков и яркие чувственные губы усиливали у нее тошноту. На этот раз онемение сменилось болью довольно быстро. Нора с громким шипением выдохнула сквозь зубы, удерживая рвущийся крик. Не кричать было адски трудно. Он бил и насиловал ее второй день подряд, и сегодня дольше, чем вчера. Бил основательно, безжалостно, однако все еще без особого изуверства — сломал нос и предплечье, отбил почки, оставил глубокий ожог на бедре. Но все зубы были целы, а ногти оставались на своих местах. Нора знала пределы своих сил. Возможно, она продержится еще день или два, даже если ее изувечат. Уже сегодня ей придется и кричать, и плакать — но не просить пощады. Еще нет. А потом на смену любителю истязать связанную женщину придет тот доктор с круглыми и блеклыми, как неспелая смоляника, глазами, что осматривал ее вчера. Он принесет набор молоточков, скальпелей и иголок, безошибочно найдет нервные узлы и болевые центры, и ее гордому молчанию наступит бесповоротный конец. Вот тогда-то она и сломается, начнет умолять и ползать на брюхе. Потом. Не теперь. Нора уже рассказала все, что могла — в зале переговоров, в свой первый день в Калифорнии. Ее слова беспомощно разбились о глухую стену. Ей было нечего скрывать, но старейшины этому не поверили. Назвали предателем, врагом, агентом Анклава. Спрашивали об истинных планах. Все те же вопросы в течение недели звучали в другой допросной. Нора раз за разом повторяла свои ответы, но они по-прежнему отказывались верить в ее искренность, а потому отдали в руки рыцаря Гейла. И Нора замолчала. Это было единственным способом держаться и сохранять остатки достоинства. А как еще его сохранить, если ты — не более, чем бесправный кусок боли, с головы до ног измазанный чужой спермой и собственными кровью, рвотой и испражнениями? Ей было ужасающе одиноко. Она не могла контролировать то, что вытворяли с ее телом. Не могла контролировать боль. Но пока все еще могла абстрагироваться, терпеть и сдерживать страх и отчаяние. Нора чудовищно от этого устала и знала, что воля скоро ее подведет. Что ею неизбежно завладеет апатия, а потом тело отберет власть у разума, и желание прекратить боль заставит ее сказать и сделать все, что от нее просят. И даже сверх того. Но это произойдет не раньше, чем Нора дойдет до своего предела. Она должна терпеть, ведь она дала Ричарду слово, что выживет. Имя прокатилось в голове теплым солнечным зайчиком, но осталось всего лишь именем. Нора не смогла вспомнить лица. Не смогла вспомнить время, когда боли не было. И, тем не менее, она все еще хотела выжить, хоть и стояла на грани безумия и окончательного уничтожения — из тех, что хуже смерти. Она еще цеплялась за гордость, у нее оставались силы и мужество сопротивляться обреченности и надеяться на чудо. На то, что старейшины переменят свое мнение, потому что Данс почувствовал беду и начал угрожать им раньше, чем они с ним договаривались. Или на Лост-Хиллз нападут НКР и Анклав, начнется четвертая мировая война, и всем станет не до нее. Или у нее внезапно отыщется союзник. Или с обугленного неба спустится ангел, покарает врагов и заберет ее с собой. — Итак, Страж Марш. На чем мы остановились? — грубая рука запрокинула ей голову. — Ах, да. На месте расположения секретного бункера Анклава. Рыцарь Гейл называл себя следователем, но, по сути, был лишь палачом. Его способ допроса не выдерживал никакой критики — слишком уж топорно и прямолинейно он его вел. Нора видела, насколько ему нравится унижать и причинять боль. Наверное, должность досталась ему только из-за этого. Впрочем, и глупцом его назвать она не могла. Рыцарь Гейл отдал должное ее званию Стража и оказался предельно осторожен, не оставив ей ни малейшего шанса на побег или ответную агрессию. Большую часть времени он держал ее подвешенной на цепи, но иногда привязывал к стулу или приковывал наручниками к вбитым в пол железным скобам. — Ну же, Страж Марш, отвечайте, — размеренный, обманчиво-мягкий голос сверлил мозг. — Координаты, площадь, количество уровней, глубина? Она продолжала молчать. Ее гнев, ее язвительные ответы и оскорбления остались в прошлом. Все силы уходили на то, чтобы стискивать зубы и делать глубокие вдохи и выдохи, насыщающие кровь кислородом. А вот когда он снова ее ударит, дышать нужно будет часто и поверхностно, это немного ослабит боль. Рыцарь Гейл размахнулся, и в этот момент в дверь допросной постучали. Удар на нее все же обрушился. Он был нацелен на сломанную руку, и сознание Норы снова помутилось от боли. Сквозь шум в ушах она услышала звук открываемой двери, удивленный возглас, а потом выстрел из лазерного пистолета. Затем раздалась какая-то возня, быстрые шаги, и кто-то принялся отмыкать ее наручники. Нора с усилием разлепила глаза. Насколько она могла определить сквозь кровавую пелену, этот человек был ей незнаком. Он торопливо освободил ей руки и ноги, снял с себя кожаный плащ и накинул на ее плечи. — Идемте, Страж Марш. Нам нужно поторопиться, пока тут не подняли тревогу. Незнакомец дотащил ее до соседнего помещения, где его молчаливо ожидала пара Мистеров Помощников, усадил в крупный контейнер и попросил: — Потерпите еще немного. Возможно, некоторое время вам будет не слишком удобно. Итак, чудо все же произошло. Нора поняла, что ее накрыло шоком, только тогда, когда почувствовала, что плечи трясутся от судорожного смеха: — Будет не слишком удобно? Серьезно? — пробормотала она, стараясь не впадать в истерику окончательно. И вежливо попросила: — Все же постарайтесь не слишком кантовать. Ее спаситель посмотрел на нее с замешательством, кивнул, захлопнул крышку и защелкнул на ней замки. А потом роботы подхватили контейнер и куда-то его понесли. Крышка этого металлического ящика прилегала недостаточно плотно, чтобы Нора задохнулась, но и разглядеть сквозь стык хоть что-то оказалось невозможным. Она попыталась устроиться поудобнее, только из этого ничего не вышло — слишком уж болело ее насквозь избитое тело, вынужденное скорчиться в позе эмбриона. Все, что ей оставалось — максимально расслабить мышцы, правильно дышать и ждать окончания этого путешествия. Это случилось примерно через час. Нора даже умудрилась заставить себя успокоиться и подремать. Построение гипотез о том, кто ее спасает, для чего он это делает и спасают ли ее на самом деле, она решила считать непродуктивным и не стала тратить на него силы. Поэтому, когда контейнер открылся, Нора была относительно хладнокровна. — Вымыть, обработать раны, накормить и уложить спать! — голос незнакомца звучал так, словно отдавать приказы ему было не внове. — Встретимся завтра, уважаемая. Прежде, чем она успела задать вопрос, вокруг поднялась суета. Заботливые руки как минимум четверых человек в униформе скрипторов Братства извлекли ее из ящика, вкололи обезболивающее и принялись отмывать и перевязывать. И примерно через полчаса Нора обнаружила себя накормленной и лежащей в удобной кровати под чистым и мягким одеялом. У нее наконец-то ничего не болело, а смерть выпустила свои когти из ее плеча. Мозги сказали: «К черту анализ!», тело подтвердило: «Спать, срочно!» И Нора не захотела с ними спорить, радостно проваливаясь в благословенную уютную пустоту.