Не теперь

На нее и сквозь нее лился белый свет. Невероятно яркий, но такой прекрасный, что ничего лучше и быть не могло. Он дарил утешение, словно забытые материнские объятия. Ей хотелось нежиться в них вечно. А вот вспоминать, что у нее было что-то кроме этого света, очень, очень не хотелось. Потом что-то изменилось, ее плеч коснулось мягкое тепло, и Нора услышала окончательно невозможное: — Привет, зайка. — Нейт?! Она попробовала обернуться, но ее все так же ласково удержали. Тихий смешок слегка шевельнул волосы на ее затылке: — Может и Нейт. А может и ангел-хранитель. Или вовсе голос в твоей голове. Ты же опять хлопнулась тыковкой, помнишь? Хотя, если бы ты и вправду посчитала меня ангелом-хранителем, я бы сильно удивился. Ты никогда не была особо религиозной. — Нейт, — повторила она, просто наслаждаясь уютным звуком его имени. Еще раз попробовала обернуться, и ей еще раз этого не позволили. — Все такая же упрямая, — усмехнулся он ей в ухо. — За это тебя и люблю — никогда не сдаешься. Вот и сейчас не сдавайся. — Не сдаваться? Но я не хочу больше ни за что бороться. Я так устала, Нейт... Нора и сама не понимала — почему. И не хотела понимать. Лишь ощущала свою усталость, как стальные жгуты, грубо вплетенные в тело. А утешающий белый свет позволял их не замечать. — Знаю, девочка моя, знаю, — голос за спиной бы полон искреннего сочувствия. — Отведи меня домой, Нейт, — попросила она жалобно. — И тогда я отдохну. — Домой? А где твой дом, солнышко? Нора растерянно моргнула. Картинка перед глазами с их маленьким, но таким милым домиком в Сэнкчуари-Хиллз внезапно сменилась тем же домиком, но обветшалым и тусклым. Пустая детская кроватка, покрытая слоем пыли, заставила ее болезненно всхлипнуть. А потом ей привиделась аскетично обставленная комната без окон — койка, несколько стальных сундуков, пара стеллажей. На столе — терминал и обшарпанный глобус. Оранжевый флаг на стене, с шестеренками и крылатым мечом. И она все вспомнила. Стальные жгуты налились тяжестью и отголоском боли. Стянулись, калеча. Плечи придавило ответственностью и виной. Из ее груди вырвалось жалкое хныканье: — Не-ет!.. — Ну-ну. Все будет хорошо. Ты вернешься домой, обещаю. Туда, где тебя любят и ждут. Тяжесть никуда не делась, но боль померкла, размытая волшебным белым светом. К Норе вернулась способность думать. — Нейт, а где мы? Новый смешок. Но на этот раз в нем была толика грусти: — В твоей голове, глупая. Кто-то ведь должен тебе сказать, что ты выбрала на редкость дурацкий способ отлынивать от дел? Эй, выше нос, малыш. Тут, конечно, неплохо, но будет лучше, если ты вернешься. Я был рад повидаться. Но буду рад куда больше, если выяснится, что та сыворотка все-таки сделала тебя бессмертной. Иди и проверь это, ладно? Неощутимые теплые ладони уперлись ей в лопатки, а потом с неожиданной силой толкнули. Перед ее взглядом замелькали гладкие петли замысловато закрученного тоннеля, скользящего все вниз и вниз. Но выкинуло ее из него почему-то наверх. Снова сиял яркий белый свет, но теперь это был обычный свет медицинских бестеневых ламп. Она лежала в просторной комнате в окружении уже знакомых тихо попискивающих приборов и двух стоек с капельницами. Но на этот раз трубки в горле не было — на ее лице лежала кислородная маска. Нора поспешно содрала ее и выдернула обе иглы из сгибов локтей, поддавшись воспоминанию о смертельной опасности. А потом сняла все датчики, прилепленные к телу. Ей опять стало страшно: из-за последней услышанной ею фразы про криокапсулу. Что, если она снова пропустила чертову прорву времени? И где она находится? Нейт ведь обещал, что она вернется домой... Сердце заныло. А был ли он? Или все это действительно игры травмированного мозга? Ей вспомнилось и теплое дыхание, щекочущее ухо, и слово «зайка», произнесенное нежно и чуточку иронично. Нора вздохнула. Эти мысли были лишними и праздными, пусть и дарили странное утешение. В своем воображении она с благодарностью погладила того, кто стоял за спиной по теплой ладони на ее плече, а потом попробовала сесть. Тело послушалось. Нора откинула одеяло и свесила ноги. В ту же секунду стена напротив нее раскололась проемом, и в комнату стремительно вошел доктор Теркориен. — Не так быстро! — протестующе всплеснул он руками. — Мне говорили, что вы крайне беспокойный пациент, но я не ожидал, что настолько. — Сколько времени прошло? — настороженно спросила Нора, внимательно изучая его лицо. Впрочем, они были не так хорошо знакомы, чтобы она могла разглядеть какие-то отличия. — Все в порядке, всего тридцать пять часов. И для нас это были весьма насыщенные тридцать пять часов, — он с улыбкой покачал головой. — Никогда не видел тут столько народа сразу. Инсульт, заражение вирусом, клиническая смерть — вы заставили всех нас поволноваться. — Где Лео? — остановила она его нетерпеливым жестом. Эллиот опустил глаза. — Мне очень жаль. Нам не удалось его спасти... Нора закусила губу. А потом снова задала вопрос, ее голос задрожал и перешел в шепот: — А... Данс? С ним все в порядке? Теркориен поспешно закивал: — Да, конечно, в полном! Он сейчас в Мэксоне, но, вероятно, скоро будет здесь. Старейшина забрал ваш браслет и... — из коридора послышались тяжелые торопливые шаги, доктор обернулся на дверной проем и закончил фразу: — ...и велел Мари немедленно предупредить его, если ваше состояние изменится. Впрочем, вот и он сам. Данс влетел в комнату почти бегом. Упал на колени перед кроватью и прижал Нору к себе — бережно, но крепко. Из его горла вырвался хриплый вздох. Теркориен кашлянул: — Ну, тогда я... зайду попозже, да. Нора не заметила, как он вышел и закрыл дверь. Она вцепилась в Ричарда, зарылась лицом в его волосы и наконец-то расплакалась — и от облегчения, и от невысказанной боли. И не могла поручиться, что Данс, крепко уткнувшийся ей в грудь, не плакал сам. — Никогда, — бормотал он, задыхаясь, — никогда, слышишь? — Хорошо, хорошо, — всхлипывала она в ответ, прекрасно понимая, о чем он. — Больше никогда! Нора впитывала его тепло, как губка — воду, как вынесенный из тьмы росток — солнечные лучи. Наверное, Ричард чувствовал что-то похожее, потому что обнимал так, словно хотел вобрать всю ее в себя, целиком. Наконец они оба затихли. Данс подхватил ее на руки и сел на край кровати. Они по-прежнему судорожно прижимались друг к другу, но теперь смотрели один другому в глаза. — Как ты себя чувствуешь? — с тревогой спросил Ричард. Его голос все еще был осиплым. — Хорошо. Голова немного кружится. Как под парочкой стимуляторов и винтом сверху, — улыбнулась Нора сквозь не просохшие еще слезы. — Наверное, примерно так и есть. Не знаю, чем меня накачивали все это время. Данс кивнул, а потом сказал почти спокойно: — Вот теперь я тебя точно никуда не отпущу. Никогда. Понятно? Она не удержалась от иронии: — Так и будем всюду ходить в обнимку. Или взявшись за руки. Он бросил на нее суровый взгляд и повторил с вызовом: — Так и будем! — Ладно, — покладисто согласилась Нора. Спорить ей не хотелось совершенно. Наверное, потому, что не чувствовала себя правой. Она осторожно и очень нежно погладила Ричарда по щеке, будто просила прощения. Тот задержал ее руку и невесомо поцеловал в ладонь, словно сказал: «Прощаю». Но почему-то легче стало ненамного. Проклятые стальные жгуты все еще дырявили ее тело, а груз давил на позвоночник, мешая чувствовать себя счастливой. — Данс, — прошептала она. — Я так виновата! Если бы вела себя умнее, скольких смертей удалось бы избежать? И Лео... бедный, бедный мальчик. Бедная Хэйлин. Никогда себе не прощу. Он сжал ее еще крепче и серьезно сказал: — Никто не может действовать идеально. Все совершают ошибки. И ты делаешь их гораздо реже, чем другие. Ты не должна себя винить, это несправедливо. Это ты первой догадалась, что в Совете сидит предатель. Это ты не дала старейшине Миуре запустить ядерные ракеты. Ты нашла способ меня предупредить, потому мы встретили врагов во всеоружии и разгромили их базу. Ты не позволила Бэйлу выпустить вирус и защитила рыцарей, которые стояли рядом. А паладин Уэйс... Мне его безумно жаль, я успел к нему привязаться. Но он был солдатом, Нора. И он исполнил свой долг. Так же, как ты исполняла свой. Данс медленно, с бесконечной грустью поцеловал ее в лоб. А потом рассказал, что гарнизон аэропорта сначала решил, что Нора тоже погибла. И пребывал в глубокой печали. А после того, как он сам туда прибыл и разубедил их, паладин Майер лично сходил в Замок и рассказал обо всем в эфире радио «Свобода». И даже официально принес Норе благодарность, как генералу минитменов, который всегда заботится о безопасности людей. — Тебя в Бостоне уже ждут. Пайпер с Ником готовят какую-то невообразимую встречу в Даймонд-сити. — Данс невесело усмехнулся: — По-моему, Женева просто хочет напомнить своим противникам, что вы с ней подруги. Но нам вреда от этой вечеринки не будет, правда? Я сказал, что мы придем. Только сперва все же придется закончить дела в Мэксоне: трибунал и выборы. После того, как ты окончательно поправишься. Тебе пока нельзя волноваться. Ты оказалась на волосок от смерти, снова... — Он стиснул ее в руках, почти до боли. И прибавил после паузы: — А Кларенс все-таки выторговал свою жизнь в обмен на твою. — Опять с тобой торговался? — сердито нахмурилась Нора. — Не со мной, с Бэрри, — покачал Данс головой. По его лицу было не разобрать, что он думает по этому поводу. — Сразу, как только выяснилось, что ты все-таки заразилась. Но если бы Теркориен не догадался немедленно тебя заморозить, ты могла и не дождаться вакцины. Его взгляд потемнел, а губы болезненно сжались. — Я жива, милый. Я тут, с тобой. Я люблю тебя. Нора ласково коснулась кончиками пальцев его щеки, а потом поцеловала. Данс немедленно ответил. Его руки заскользили по ее телу сперва нерешительно, будто заново его узнавали. А потом осмелели, забрались под больничную сорочку, и каждое прикосновение выдавало растущее желание. Ее и саму захлестнуло волной жаркой жажды. И эта волна вымывала из ее крови остатки холода и страха, щедро наполняла пустоту в груди. — Я так соскучился! — выдохнул Ричард. А потом добавил слегка виновато: — Но, если тебе это сейчас не нужно, только скажи. Я сразу остановлюсь. Опасениями, что воспоминания об унижении и ужасе могут отравить близость, Нора не делилась ни с кем. Ричард додумался до этого сам — у него было время подумать. Но дурные мысли были позабыты, сейчас она не ощущала ничего, кроме тепла, радости и ответного желания. Страх и Данс находились на разных полюсах сознания: она доверяла ему безраздельно. — Ни за что, — тихо рассмеялась Нора, опрокидывая его на кровать. И Данс полностью оправдал ее доверие. Даже теряя голову от страсти, он оставался предельно нежным и деликатным. — М-м-м, — промурлыкала Нора, когда к ней вернулась охота разговаривать. — Я чувствую себя такой живой, что уже готова снова вершить судьбы этого чертова мира. Она с удовольствием потянулась, Данс весьма собственнически ее обнял и проворчал с напускной строгостью: — Твоим непомерным амбициям придется потерпеть, — и продолжил уже с настоящей обеспокоенностью: — Твой организм не успел прийти в себя после яда, как ему устроили новую встряску. Слышала бы ты, как ругались Фолькерт и Брайан. Они бы заперли тебя тут на год, если бы могли. Я сказал им, что ты будешь благоразумна. Не подведи меня. — И что же у нас нынче подразумевает благоразумие? — кисло поинтересовалась она. — Двухмесячный курс таблеток, уколов и всяких мудреных процедур. Никакого стресса и никакой серьезной физической нагрузки. За исключением секса, он как раз полезен, я уточнял. — Очень дальновидно, — фыркнула она. — И что, даже на Совете нельзя мебелью посидеть? Тоже своего рода секс. Церебральный. — Неужели так соскучилась по нудным разговорам? — приподнял бровь Данс, а потом сел и принялся одеваться. — Извини, я должен вернуться. Ушел прямо посреди Совета и не сказал, куда. Хотя, думаю, они поняли. Нора рассмеялась и забралась под одеяло. — О чем говорили-то? — Рутина — всякие хозяйственные и кадровые вопросы. Там же к чертям полетела командная цепочка. Да еще Шульц со своими чистками. Не знаю, правда, зачем я им нужен. Твой разлюбезный Бэрри все решает сам. Я возражаю, Дюран поддакивает. Двое против одного, и Бэрри всегда прав. Но по-настоящему важные дела будут ждать твоего выздоровления. Примерно две недели. Я отправлю сюда Шона с кучей книжек: чтобы ты не скучала и не делала глупостей. И сам загляну вечером. Данс нагнулся к ней, обстоятельно ее поцеловал, а потом отсалютовал и вышел. Скучать ей и вправду не давали. Большую часть времени отнимали обследования и медицинские процедуры, которые проводили сразу три доктора. И если Дин Фолькерт ограничился одной суровой выволочкой, то рыцарь Брайан ворчал, не переставая. Шон, убедившись, что с ней точно все в порядке, чаще пропадал на мостике, вместе с Джеймсом и Салли. Но ей охотно составляли компанию Мари и Эллиот. Порой к ним присоединялась даже Салли. И им было, о чем поболтать. Данс возвращался каждый вечер и оставался с ней до утра. Он рассказывал о делах — довольно скупо, но так, чтобы она была в курсе. В Мэксоне в день заварухи с вирусом была попытка поднять бунт, но волнения подавили в самом зародыше. Причем, во многом благодаря вмешательству Николаса Дюрана. Следов заражения в Столичной пустоши не обнаружилось, несмотря на опасения Данса. Два винтокрыла, ослушавшихся его приказа, были сбиты, и уверенность, что они не успели сбросить смертоносный груз, у него появилась только сейчас. Шульц взялся за расследование в Цитадели и разоблачил четверых предателей. В Бостоне Дэннис назвал два имени еще раньше. Возведение новых антенн дальней связи в Цитадели и в Мэксоне обещали закончить в конце недели. Люди Шульца обнаружили тело скриптора Элизы. По их словам, это было самоубийство. Данс в этом сомневался, и Нора смирилась с тем, что правду они никогда не узнают. Когда две недели ее заточения истекли, Нора в сопровождении Ричарда вернулась в Мэксон. Ей пришлось клятвенно пообещать докторам, что она будет трижды в день бегать на процедуры к Брайану, а уколы и таблетки станет принимать по таймеру на пип-бое. Джеймс Варгас снова выполнил роль курьера — сперва отправился с Дансом к бункеру, а потом вернулся и передал его браслет Норе. Точно так же он доставлял на борт врачей, скрипторов-медтехников с грузом аппаратов и Шона. Салли в свое время с этим смирилась, лишь предупредила, чтобы больше на подобное они не рассчитывали. Сам бункер Лост-Хиллз за время отсутствия Норы, разумеется, нисколько не изменился, хотя по ее внутренним часам прошла целая вечность. Но на КПП их с Дансом встретили куда почтительнее, чем раньше. И даже объявили об их прибытии по громкой связи, чтобы желающие могли поприветствовать их лично. Им и вправду салютовали, сердечно улыбались и даже аплодировали. — Бэрри их накрутил, — с усмешкой пояснил Данс, видя ее недоумение. — Произнес по радио речь, называл тебя настоящей героиней. Я с ним редко соглашаюсь, но не на этот раз. Было очень трогательно. Ну и я вставил пару слов. Говорят, рыцарь Дюран тебя нахваливает. А к нему тоже многие прислушиваются, ты же знаешь. Нора только закатила глаза. И вновь подумала об ожидающем ее сложном разговоре с Бэрри. Ему совсем не понравится то, что она сообщит. Тот встретил их на просторной и пока пустой площадке перед Залом Совета, и в его взгляде, обращенном к Норе, зажегся уже знакомый ей огонек. Заметила это не только она. Пальцы Данса, сомкнутые на ее ладони, сжались, а плечи слегка напряглись. Бэрри непринужденно улыбнулся, пожал им руки, вежливо поинтересовался ее самочувствием. И, разглядев его получше, Нора невольно поразилась, как осунулось его лицо, какие резкие тени залегли под глазами. Дуглас словно разом прибавил десять с лишним лет. Нора подавила в себе жалость. Он хотел власти и ответственности? Он их получил. Со всеми сопутствующими спецэффектами. — Предлагаю сперва провести довыборы, а потом — трибунал над Кларенсом и Финчем, — сказал Бэрри деловито. — Понимаю твое нетерпение, — усмехнулась она. — Столько времени уже с этим затягиваем. — При чем здесь мое нетерпение? — не принял шутки Дуглас. — В командном составе зияют дыры. Это плохо сказывается на эффективности действий Братства. — Видимо, он на нее все-таки обиделся, потому что спросил с насквозь фальшивой заботой: — Ты уже определилась с вашими кандидатами? Или твое состояние пока не позволяет тебе думать о важных вещах? — Разумеется, мы определились, — ответил Данс спокойно и по-хозяйски переместил руку ей на талию. — У нас было для этого время. Нора едва удержалась, чтобы повторно не закатить глаза, глядя на этот обмен любезностями. Ну что за ребячество? — Да, я хотела бы поговорить с тобой об этом, Дуглас. Они с Дансом все уже обсудили, но он все равно недовольно поджал губы, сухо кивнул и зашагал к дверям Зала Совета. Бэрри проводил его взглядом и снова посмотрел на нее, заинтересованно приподняв бровь. — Пилот-капитан Эрик Келс и проктор Оливер Тиган — от старейшины Данса. Рыцарь-капитан Натали Сумрак и рыцарь Николас Дюран — от меня. Взгляд Бэрри ощутимо потяжелел. — Даже так? Нора вздохнула, мысленно опустила забрало и пошла в атаку: — Если ты забудешь о личной неприязни, то поймешь, что Дюран-младший будет тебе полезен. Он и в самом деле ловко обращается с общественным мнением. Даже лучше своего отца. Бэрри невозмутимо кивнул: — Как я вижу, дипломат он и вправду неплохой. Но, помнится, у нас с тобой была некая договоренность. — Когда ты придумывал свой план, Дюран-младший действительно был помехой. Но сейчас все по-другому, Дуглас. Он, конечно, тот еще мерзавец. Но, насколько я смогла его прочитать, он и вправду предан Братству Стали, так что цель у вас во многом общая. — Неужели? — переспросил Бэрри ядовито. — Когда это я давал понять, что моя цель — полный моральный крах Братства? Видно, он и вправду здорово сдал, раз уже не мог удерживать эмоции в узде. Нора подумала, насколько тяжело ему было все это время. Но не позволила себе размякнуть и иронично напомнила: — Верховным старейшиной будешь все-таки ты. И последнее слово всегда окажется за тобой. Какой еще крах, Дуглас? Его ноздри яростно затрепетали: — Скажи прямо — он тебя чем-то шантажирует? Нора мягко улыбнулась: — Ну, он так думает. У него есть запись с признанием Элизы. Только сама по себе она ничего не значит. — А что значит? — Бэрри слегка сбавил тон. Кажется, он начал понимать, куда она клонит. — Раскол Братства. Мне кажется, он способен это устроить. Об этом ты знаешь и без меня, верно? Гордость не дает тебе в этом признаться, но он и вправду тебе нужен, Дуглас. Как хороший инструмент. Кроме того, так он всегда будет под твоим присмотром и контролем. Держи друзей близко, а врагов еще ближе, правильно? Или ты боишься, что не сможешь с ним справиться? Бэрри бросил на нее оскорбленный взгляд. — Ну а кроме того, это будет интересно! — вытащила Нора свой главный аргумент, подмигнула и прошептала заговорщески: — Как долгая-долгая партия в шахматы. Не хочу, чтобы ты тут скучал. Дуглас на мгновение замер, а потом зло рассмеялся, качая головой. — Все-таки, ты тоже добрая дрянь, Нора Марш. Почему ты решила, что у тебя получится мной манипулировать? — Сегодня — день твоего триумфа, мой дорогой будущий верховный старейшина, — отозвалась она благодушно. — Ты можешь позволить себе эту уступку, чтобы позже сделать ее своим козырем. Я больше, чем уверена, что ты уже изобретаешь планы, как выжать из Николаса как можно больше пользы и при этом побольнее щелкнуть его по носу. Да так, что он будет ломать голову — а точно ли был щелчок или нос болит сам по себе? И точно ли к этому причастен именно ты? Бэрри замолчал. А потом посмотрел на нее совершенно серьезно и даже слегка угрожающе: — Ты страшная женщина, Нора. Я рад, что ты скоро улетишь и перестанешь лезть в мои дела. — Это значит «да»? — все тем же шутливым тоном уточнила она, чувствуя, как по ее спине прополз холодок. — Это значит, я тебя услышал. И закончим на этом, — ответил он резко. А потом помолчал и продолжил абсолютно хладнокровно: — Есть другое дело, о котором я собирался с тобой поговорить. Тебя хочет увидеть Кларенс. Наедине. Утверждает, что это очень важно и срочно. Мы несколько раз как следует обыскали и просканировали и его, и его камеру, и не нашли ничего, представляющего угрозу. Должно быть, дело действительно в разговоре. Я не знаю, что у него на уме, и что он хочет тебе предложить. Но уверен, что Кларенс попытается тебя купить, запугать или зашантажировать. У меня глаз дергается, когда думаю, что мы вытрясли не все тузы из его рукава... Впрочем, если не хочешь, можешь не ходить. — Я пойду. Хотела бы Нора действительно испытывать уверенность, которая прозвучала в ее голосе. Проклятый страх опять сдавил горло. А она-то надеялась, что избавилась от него навсегда. Именно поэтому идти на встречу с Кларенсом было необходимо. Бегать от страхов — последнее дело. А еще ей стало любопытно. Чертов Бэрри и его уловки. — Когда? — Да хоть сейчас. Кандидатам нужно время, чтобы собраться и подготовиться. Думаю, часа на разговор вам будет достаточно. — Хорошо, — кивнула она. — Схожу сейчас. Только ответь мне на один вопрос, Дуглас. Ты действительно пообещал ему жизнь? Бэрри отвел взгляд. — Действительно. Его жизнь в обмен на твою. — Он помолчал. — На самом деле я пообещал ему не только жизнь, но и свободу. Нора даже задохнулась от изумления: — Что? Ты спятил?! Ты же понимаешь, что он непременно нам отомстит? И о каком трибунале тогда идет речь? — Не кричи, — поморщился Бэрри. — Именно поэтому я хочу, чтобы ты с ним поговорила. И попыталась вызнать, что он задумал. Нора несколько раз шумно вдохнула и выдохнула, выравнивая сердцебиение. — Мне нужно знать, кого ты собираешься надуть, Дуглас. Его? Меня? Братство? — Бэрри опять хранил молчание, и она снова прикрикнула: — Ответь мне, черт тебя возьми! Он хмуро на нее покосился и отозвался с большой неохотой: — Приговор будет вынесен. А потом кое-кто поможет ему сбежать. Его будут искать, и я приложу все усилия, чтобы поиски увенчались успехом. И совсем не расстроюсь, если узнаю, что при задержании его пристрелили. Нора сжала челюсти. В ее голове мелькали сценарии один ужаснее другого. По ее убеждению, выпустить этого человека было равносильно тому, чтобы выпустить чуму. Она должна была уговорить Бэрри не делать этого, упросить, умолить. Но вместо этого Нора процедила: — Я поговорю с ним. Сходим вместе с Дансом. — Ну, конечно. Иначе твой Цербер тебя не отпустит, — хмыкнул Бэрри. Явно для того, чтобы разрядить остановку. — Ричард мне не хозяин, — заметила она сдержано, в свою очередь, не поддержав его попытки перевести все в шутку. — Но я думаю, ему уже хватит связанных со мной переживаний. Надеюсь, ты предусмотрел для меня страховку? — Разумеется, — пообещал Бэрри угрюмо. — Переживает тут за тебя не только он. Данс выслушал их молча. А потом весьма холодно заявил, что идея свести ее лицом к лицу с убийцей ему не нравится. Совершенно. Нора даже услышала подзабытое: «Это абсолютно неприемлемо!». Ричард не сомневался, что Кларенс предпримет еще одну попытку. И она, подумав, с ним согласилась. — Мы обыскали его вдоль и поперек, — напомнил Бэрри раздраженно. — Кларенса охраняют надежные люди — ничего опасного в камеру проникнуть не может. — Значит, дело, как ты и сказал, в разговоре, — мрачно кивнула Нора. — Как думаете, какова вероятность, что Лопес заложил в мою голову какой-нибудь код? Вряд ли наркотики ему выдали для собственных нужд. Кларенсу достаточно сказать невинную на первый взгляд фразу, и... Что будет дальше, она не придумала. Все что угодно. Но приятного для нее окажется мало. Легкие скрутило подзабытым за две недели удушьем. Ричард и Бэрри уставились на нее с одинаковым выражением легкой паники на лицах. — Ты никуда не пойдешь! — яростно прорычал Данс, и Бэрри подтвердил его слова не менее экспрессивным кивком. «Удивительное единодушие, наконец-то», — подумала Нора с легким умилением, дышать стало немного легче. И она отчеканила, словно забивала гвозди и в их, и в собственный страх: — Ну уж нет. Я должна с ним поговорить! И я поговорю. Но сперва встречусь с рыцарем Брайаном. Код не пробьется через нейролептики. И не забывайте, я — старейшина, черт побери! А эта встреча — наш шанс узнать что-то важное для Братства. Вы не имеете права меня останавливать. У вас нет против меня ни одного рычага! Только оглушить, связать и спрятать в камеру, как преступника. Судя по тому, как Данс и Бэрри переглянулись, они были к этому очень близки. Но на крайнюю меру все-таки не пошли. Прием с ее стороны был нечестным, но стыда она не чувствовала. Слишком страшно ей было. Только Нора твердо решила, что обязана встретиться с Кларенсом — и пристрелить его прямо в камере. Мысль о том, что он может потащить свой скользкий ядовитый след по всему континенту, ввергала ее в куда больший ужас, чем опасение превратиться в марионетку в его руках. Ей было плевать, о чем там Кларенс договорился с Бэрри. С ней он ни о чем не договаривался. А хотя бы и договорился бы. Нора не могла позволить себе такую роскошь, как благородство. Несмотря на ощутимую наркотическую пелену на сознании, к камере с решетчатой дверью, запрятанной в самом конце коридора, Нора подходила, будто к клетке с рад-скорпионом. По ее представлению это было недалеко от правды. Но настоящие чудовища почему-то всегда выглядят на редкость благообразно. Кому, как не ей, было об этом знать. Сколько их когда-то давно ее вынудили добровольно выпустить из рук! Но только не теперь, о нет. Джеймс Кларенс, босой, одетый лишь в линялую футболку и штаны без ремня и карманов, оказался устроен весьма неплохо. Ему досталась не голая шконка, а настоящая койка. Вмурованная в пол, зато с жиденькой подушкой и ветхим покрывалом. Сразу напротив двери стояли стол и два стула, тоже привинченные. Унитаз целомудренно скрыли ширмой, а умывальник сиял новизной без пятнышка ржавчины. На столе красовались пара книг в мягких обложках и бумажный стаканчик с водой. По сравнению с ее собственным заключением в одной из соседних камер — практически номер «люкс». Кларенс, увидев Нору, приветливо улыбнулся. — Добрый день, старейшина Марш, — он поднялся с койки и подчеркнуто учтиво поклонился. — Или что там нынче на поверхности? — Что вам нужно? Нора решила не тратить время на любезности. Ей хотелось закончить все поскорее. Но по нижней границе приличий пройти все же требовалось — ради Данса, сменившего плащ старейшины на броню охранника, и двух его временных коллег, вооруженных лазерными винтовками. Будет неловко, если им придется признаться, что Нора набросилась на бывшего старейшину прямо с порога. Она попробует спровоцировать этого скорпиона на вспышку ярости. И тогда, возможно, не пойдет под трибунал сама. «Превышение самообороны, — скажет она. — Сдали нервы. Мне очень жаль, простите-извините». — Проходите, садитесь, раз уж пришли, — радушно пригласил Кларенс и первым уселся на стул, стоящий лицом к двери. Она сделала знак, и камеру открыли, пропуская ее внутрь. Охрана осталась в коридоре, бдительно за ними наблюдая. Нора села за стол спиной к двери и, расправляя полы плаща, незаметно расстегнула кобуру револьвера. А потом скрестила на груди руки и молча уставилась на Кларенса. — Значит, вам с Дугласом все же стало любопытно? — склонив голову, произнес он. В его глазах мерцала ирония. Нора презрительно пожала плечами, не сочтя нужным как-то комментировать очевидную вещь. И Кларенс продолжил: — Знаете, Нора, мне ужасно жаль, что случай развел нас по разные стороны баррикад. Вы можете возразить, что дело вовсе не в случае, но послушайте меня. Вы в Братстве Стали давно, но не с рождения. Многие вещи вам по-прежнему непонятны. Я слышал, как вы жаловались на инерцию в наших рядах. Вы даже не представляете себе ее истинных масштабов. До определенного времени я сам, как и все солдаты Братства, являлся восторженным последователем идей Роджера Мэксона. Был плотно подогнанной частью общего механизма. И не видел, не знал другого пути. Пока не встретил Марту Бэрри. Когда Кларенс произнес это имя, его лицо неуловимо изменилось — стало мягче и светлее. Одухотвореннее. Нора вдруг подумала, что у них с сыном гораздо больше сходства, чем ей казалось. Эта мысль ей не понравилась. Джеймс покачал головой: — Она познакомила меня с довоенной Америкой и этим навсегда выбила из системы. Я увидел ориентир, настоящую цель, к которой стоит стремиться. Я пообещал ей, что сделаю все, чтобы возродить великую страну. Я посвятил этому жизнь. Можно сказать, все, что я делаю, я делаю ради нее. Его губы на короткое мгновение тронула улыбка — нежная и грустная. А потом они снова жестко сжались. Он посмотрел на Нору, прищурившись: — Наверное, вам сложно понять, что такое настоящая верность. Но ведь вы тоже об этом мечтаете, Нора, так же, как и Дуглас: о порядке и мире, которые может дать только государственность. Но вам с ним не хватает понимания — для такого масштабного изменения нужен по-настоящему крепкий фундамент. Братство Стали не способно ее возродить. Кодекс предписывает нам распылять усилия на ничтожную ерунду. Старейшины Среднезападного Братства оказались мудрее, они послали правила к черту. Но их маленькое милитаристское государство долго не протянет. Герметичный рай по определению нежизнеспособен: с каждым годом они становятся все более беззубыми. А вот попытка НКР хороша. Но коррупция и бюрократия снижают ее эффективность, делают уязвимой. Это скопище индивидуалистов, где каждый сам за себя. У них нет ни дальновидности, ни чести. Кларенс сделал паузу, глядя молча слушающей его Норе в глаза: — И никому нет дела до общего блага. Ни Братство Стали, ни НКР даже не пытаются вести мир к процветанию. Нора издевательски фыркнула и заговорила намеренно быстро, чтобы скрыть заторможенность из-за нейролептиков: — Можно подумать, ваши друзья из Анклава пытаются. Они даже название себе выбрали говорящее! Сидят в окружении и презирают всех, кто не они. Вести мир, ха. Куда вести? В прошлое? Посмотрите вокруг. Оно уже доказало свою нежизнеспособность. И вы не смеете говорить о процветании, Кларенс. Вы дважды едва не убили тысячи невинных людей. Хватит лирики. Я повторяю вопрос: что вам от меня нужно? — Рассуждения дилетанта, — Кларенс проигнорировал ее последнюю фразу. — Вам рассказывал об Анклаве кто-нибудь не из Братства Стали? — Представьте, да, — Нора добавила в голос еще несколько градусов презрения. — Жители Столичной пустоши и ученые Института. — А, дикари и предатели? — в глазах Кларенса, казалось, не было ничего, кроме юмора. Только Нора сидела на заседаниях Совета и видела, какой он замечательный актер. — Мнение первых я предлагаю не рассматривать. Увы, мутации и деградация полностью его обесценили. Ну а вторым выгодно представлять Анклав в самом черном цвете. Чтобы оставить себе возможность выглядеть не столь жалко. Эти ваши ученые, они рассказали, почему Институт разорвал отношения с Анклавом? На самом деле, семейку Бинэ Нора расспрашивала без особого рвения. Ей было известно, что в Институте Анклав ненавидели: дирекции не нравилось, что Институт намеревались низвести до сырьевого придатка. Тогда подробности взаимоотношений двух организаций были ей неизвестны. Это сейчас стало понятно, что Институт, по сути, и являлся одним из анклавовских подразделений, но возжаждал независимости и отделился. — Да что тут мудреного? Два фашиста не поделили власть. — Нора побарабанила пальцами левой руки по столу. Правая легла на бедро — поближе к револьверу. — Вы начинаете меня утомлять, Джеймс. Так вам есть, что мне сказать? — Разумеется, — Кларенс усмехнулся, не разжимая губ. — Разве я осмелился бы вас беспокоить, не будь иначе? Во всем, что я сказал, есть смысл. Расслабьтесь. Я просто хотел напомнить, что чужое мнение, Нора, — лишь игрушка в моих руках. — Ее будто укололи в основание позвоночника, и глаза Джеймса торжествующе блеснули. Рука Норы метнулась к пистолету... Точнее, ей так показалось. На самом деле, та поползла к кобуре с медлительностью полураздавленного дутня. И достать из нее револьвер оказалось неожиданно сложно. — Но для начала вам нужно узнать об одном месте, — продолжил он, не замечая ее маневра. — Оно находится в квадрате Эм семь девяносто семь, сто... Его перебил звук выстрела — негромкий, но отчетливый. На лице Кларенса появилось удивление, а потом он нелепо сполз со стула и упал на пол, раскинув руки. И Нора не сразу поняла, что на его лбу чернеет прожженное лазером отверстие. — Спокойно, солдаты, — услышала она невозмутимый голос Данса. — Это была самооборона. Чертов сукин сын попытался меня деактивировать. Нора, ты в порядке? Она все еще замедленно обернулась. Ричард быстро вошел в камеру, без церемоний сгреб ее в охапку и внимательно осмотрел. — Я чувствую себя странно, — призналась Нора. — Возможно, из-за нейролептиков. Но я точно как-то среагировала на одну его фразу, про игрушку... Он не успел договорить, что собирался, Данс. — Идем отсюда, — он протянул ей руку, а потом посмотрел на охранников и приказал не терпящим возражений тоном: — Позовите рыцаря Шульца, солдаты. А мы будем в комнате старейшины Марш. Они шли туда молча, крепко держась за руки. Данс заговорил первым, плотно закрыв за ними дверь ее комнаты: — Честно говоря, давно хотел его пристрелить. — Кларенс и вправду попытался назвать твой код деактивации? — спросила Нора изумленно. — Думаю, если бы он его знал, использовал бы еще на «Придвене», — пожал Данс плечами. — Черт разберет, что у него было на уме. У тебя напряглась спина, а потом он назвал мое старое имя. Более, чем достаточно, чтобы начать действовать. Она с облегчением рассмеялась и уткнулась ему в плечо: — Поэтому ты со мной согласился, да? Собирался пристрелить его сам? — Сам? — переспросил Ричард озадаченно. — Так ты тоже... — Он неодобрительно вздохнул и покачал головой: — Тебе бы следовало сказать мне об этом. — Прости, — пробормотала Нора покаянно. — Но это настолько не по правилам, что я не осмелилась. Ты же любишь правила. Устав и всякое такое. Данс нахмурился: — Тебя я люблю больше. — Да ладно! — ахнула Нора с притворным недоверием. — Не думала, что это услышу. Ты сказал, что любишь меня больше, чем Братство?! Ричард иронично приподнял бровь: — Как минимум, за тебя я больше беспокоюсь. Когда я покидаю Цитадель или «Придвен», я уверен, что найду их там, где оставил. А с тобой у меня такой уверенности нет. Ладно. Все уже позади. Но пока я там стоял, понял очень важную вещь. Наверное, это прозвучит слегка внезапно... Нора, я хочу, чтобы ты стала моей женой. — А, чтобы командовать мною на правах мужа? — она смущенно усмехнулась. — Это действительно слегка внезапно. Данс бережно приподнял ее лицо ладонями и заглянул в глаза: — Я хочу, чтобы все знали, что ты — моя. Чтобы я всегда мог стоять с тобой рядом. Не потому, что мне так захотелось, а потому, что это мое законное место. Чтобы мы перестали делать вид, будто живем в разных каютах. Да еще много почему. — Значит, любовь к правилам никуда не делась. Она видела, что Ричард волнуется, и это доставляло ей странное удовольствие. Кажется, он действительно боялся, что ему откажут. — Так ты согласна? — Голос у него сделался окончательно нервным. — Не подумай, что я давлю. И, конечно, если ты не хочешь, ничего не изменится, но... Нора, ответь, не мучай меня! — Нет, ты все-таки давишь! — Нора хмыкнула и положила свои ладони поверх его. — И я, разумеется, согласна. Шульц, Бэрри и Дюран-старший пришли к ним меньше, чем через полчаса. Им пришлось сперва постучать, а потом немного подождать и притвориться, будто взъерошенный вид двух старейшин — дело обычное. Само дознание отняло еще меньше времени. Оказывается, напротив решетчатой двери была установлена скрытая видеокамера, пишущая звук, и сомнений в словах Данса ни у кого не возникло. — Ну, раз все разъяснилось, быстренько устроим выборы? — предложила Нора весело. — А потом мы отсюда улетим, и я искренне надеюсь, что не увижу вас всех очень-очень долго. Разбирайтесь с Финчем как-нибудь без нас, ладно? С меня хватит. Я сыта Мэксоном по горло. И на этот раз никому и в голову не пришло с ней спорить. Наверное, это были самые сенсационные и самые стремительные выборы в истории Братства Стали. Сразу после того, как Совет пополнился Шульцем и Дюраном-младшим, провели голосование на утверждение Дугласа Бэрри верховным старейшиной. И он, удивительное дело, был избран единогласно. В своей обращенной к Братству Стали речи, которую транслировали во все даже самые отдаленные посты, Бэрри сказал, что пришла пора окончательно распрощаться с прошлым и начинать строить будущее. Он пообещал кардинальные перемены и обновление, призывал к решительным действиям и еще большей ответственности для каждого солдата. Речь получилась весьма впечатляющей, и его слова приняли с большим воодушевлением. Вместо банкета обновленный Совет засел за редактирование Устава. Все покинули зал лишь спустя восемнадцать часов бурных обсуждений. Они продолжились на следующее утро и завершились только спустя трое суток. В итоге Восточное отделение получило вожделенную автономию, набору рекрутов по примеру Восточного Братства Стали не только дали официальное разрешение, но и объявили его первостепенной задачей, а верховному старейшине предоставили право накладывать вето на решения остальных старейшин. Было множество других изменений помельче, которые, как догадывалась Нора, сыграют свою роль в будущем. Но ей было все равно. Все, чего она хотела — поскорее вернуться домой. Выйти замуж и быть счастливой. Устроить медовый месяц в какой-нибудь глуши. А потом вернуться и читать лекции по этике, решать проблемы в коллективе, давать разные мудрые житейские советы, а стрелять исключительно по мишеням в тире. Нора понимала, что приступы мучительного страха — это на всю жизнь. Как и кошмары, к которым она так и не привыкла, но смогла с ними смириться. А еще она знала, что на западе будет война, в которой им с Дансом придется принимать участие. Что они сами будут вынуждены расширять зону влияния Братства на восточном побережье. Для того, чтобы развиваться, нужно двигаться — в этом Бэрри был прав. И все это, конечно же, оставляло мало шансов на покой и тихое счастье. Только не мешало о них мечтать. «Придвен» покинул Мэксон сразу же после того, как Норе и Дансу вручили пачку новеньких, еще теплых после типографского станка, экземпляров Устава. Вместе с ними на борт поднялись еще несколько десятков солдат, попросивших о переводе, во главе с Майклом Финчем. Нора зашла в свою каюту, любовно погладила терминал и глобус, дружески похлопала по флагу, а потом с разбега рухнула в койку и с блаженством выдохнула: — Ну вот я и дома! Данс уселся на край ее постели, а Шон в обнимку с Псиной забрался ей в ноги. И у всех троих вид был не менее счастливым, чем у нее. Ричард немного смущенно погладил ее по голове: — Я думал насчет подарка в честь твоего возвращения. Что ты бы хотела? Я все для тебя сделаю! Нора посмотрела на Шона и Псину, а потом перевела взгляд обратно на Данса. В его взгляде не было ничего, кроме бесконечной любви. Тепло и нежность окончательно затопили ее сердце. — Все, что мне нужно, уже здесь, — ласково ответила она.