Учитель Пак?!

Нонна

      Стук дождя барабанил по покатой крыше небольшого лесного домика, который находился вдали от городской черты, на небольшой полянке усыпанной цветами; сам дом был сделан из крепкого дерева, дуба, и имел темный оттенок насыщенного шоколада, что придавало ему вид более грубый, чем полагается милым лесным домикам. Внутри было тесно, но по свойски уютно: маленькая кухонька со старой техникой, пара потрепанных тумб и стол на четыре персоны, мирно расположившийся в углу для большего пространства. Прямо с кухни можно пройти в гостиную, где перед взором предстанет книжный шкаф со сломанной верхней полочкой, до которой все не доходили руки, старый зеленый диван с заплатками и камин, на котором стояли фото в простых рамочках светло-бежевого цвета. Двое подростков были изображены на одном из них, они находились в мастерской отца самого младшего из мальчишек, в их руках были разного размера овалы, сделанные из золота, которые в будущем станут подарками друг для друга: небольшие браслеты, выполненные плетением Нонна.       На мягких простынях, измученный насыщенными событиями вечера, лежал Чонгук. Легкая и прохладная ткань дарила комфорт, в которой так нуждался юноша. Прохлада белья и комнаты заставляла организм действовать, а именно искать тепло. Рядом, на расстояние вытянутой руки, лежал еще один человек и он нес то тепло, которое так требовалось ему. Чонгук машинально поближе прижался к телу, расположив свои руки на подтянутом животе.       Утро выдалось бесконечным, тяжелые тучи, нависшие над городом, казалось, пробрались сквозь пластиковые рамы плотно закрытых окон, и, то и дело, пытались испортить и без того напряженное утро. Они давили на тела лежащие на кровати, прижавшись друг к другу, их лица, бывшие когда-то умиротворенными, напряглись. В попытках избежать эти ощущения, они еще сильнее прижались друг к другу, крепче сжимая в объятьях.       Открывать глаза совсем не хотелось, по телу разливалась лень, а в комнате царил приятный полумрак и стояла умиротворенная тишина, именно в этой тишине Чонгук услышал звук льющийся воды где-то вдалеке, должно быть в ванной. Гук нахмурился и, превозмогая обволакатившую тело лень, открыл глаза. Первое, что осознал его разум это то, что он находился не в своем доме. Воспоминания этой ночи не горели желанием, давать ему подсказку что же произошло, все, что ему оставалось, это смиренно ждать, но вот только чего или кого?       Приподнявшись на руках, Чонгук присел на кровати. Комната была довольно таки просторной. Книжный шкаф, полностью заставленный книгами, собственно эти книги располагались по всей комнате: на компьютерном столе, прикроватной тумбочке, некоторые даже небрежно валялись на полу, будто их откинули после долгого изучения текста. По левой стороне располагались зашторенные окна, не позволяющие проникать дневному свету в комнату. Настенные часы подсказывающие молодому человеку, что уже давно перевалило за полдень. То белье, которое ночью так приятно ласкало тело был обычный лен зеленого цвета.       Чувство любопытства съедало Чонгука, память возвращалась очень медленно, события ночи всплывали перед глазами, с каждым новым кадром растерянность все больше завладевала им. Авария, его учитель водитель Mustang'a, которым он так восхищался. И судя по тому, что он находится не у себя дома, вывод напрашивался неутешительный: в душе находился никто иной как владелец книжных богатств - учитель Пак.       Вода в душе выключилась и Чонгук услышал, как человек за стенкой зашуршал одеждой. Чем меньше возни он слышал, тем сильнее билось его сердце. Из-за напряжения он подскочил с кровати и стал озираться по сторонам в надежде спрятаться.       Такое детское поведение, подумал про себя Чон.       Щелчок замка на двери в ванную комнату заставил молодого студента напрячься. Звук босых ног о кафель, а после и паркета отдавались во всем теле.       - Ну? Чего встал как истукан? Расслабься и пошли завтракать, - голос Чимина не был напряженным или злым, как предполагал Чонгук. Невольный выдох сорвался с его губ и только тогда он понял, что все это время его глаза были устремлены в пол. Когда он поднял взгляд, то увидел удаляющуюся спину преподавателя, вздрогнув, и, отгоняя прочь мысли о недавнем эпизоде в университете, Гук медленно и тихо поплелся следом.       Сделав пару шагов в сторону кухни, Чон наткнулся на единственную фотографию в этом доме. Она располагалась на стене на уровне глаз. Фотография находилась в темно-зеленой рамке, на ней была цепь из золота, которая обвивалась вокруг нее. Некоторые звенья были закреплены маленькими гвоздиками. На самой фотографии были изображены два детских велосипеда, упирающихся друг на друга. К одному из них был привязан воздушный желтый шарик. Его рука невольно потянулась к цепочке.       - Осторожно, они очень старые, - от неожиданности, человек, ведомый любопытством, подскочил на месте, - завтрак готов. Идем.       Как только Гук переступил порог кухни, его взору предстала весьма дружелюбная картина: Чимин, наполнив два высоких прозрачных стакана апельсиновым соком, поставил их рядом с готовым завтраком, что был выставлен на столе аккурат друг напротив друга. В тарелках аппетитно пах дакчук, а по центру дымились хоттоки, заставляя Чонгука слишком громко сглотнуть слюну, что накопилась от таких блаженных запахов. Медленно переведя взгляд чуть вбок, к столешнице, Чонгук заметил на себе выжидающий взгляд хозяина квартиры, который был одет, кстати, весьма по-домашнему: свободные спортивные штаны серого цвета и слегка разношенная водолазка с длинным рукавом, но открытым горлом, так удачно подчеркивающее плавные линии шеи и остроту ключиц. Видеть такое было непривычно. Все еще неуверенно Чон сел за стул и, в ту же секунду, его действия повторил и Пак. Последний сразу ловко схватил палочки и принялся за завтрак, однако, спустя минуту он посмотрел на своего соседа.       - Можешь приступать.       - Ах, да. Спасибо.       Как-будто в замедленной съемке Чонгук наблюдал за тем, как его рука берет приготовленные для него палочки и опускает их в тарелку с едой.       - Не бойся, не отравлено, - усмешка в голосе этого гада очень сильно разозлила, даже немного смутила, и он поспешно отправил еду себе в рот. Стоит признать приготовлено было необычайно вкусно. И только после того, как Чонгук проглотил первую пищу за последние двенадцать часов, он понял насколько был голоден. Тарелка дакчука улетела очень быстро, но голод все еще не был удовлетворен. И, видимо, увидев разочарование на лице своего гостя, Чимин молча встал, забрал тарелку и положил туда добавку.       - Жуй медленно, не торопись, - заботливо проговорил он.       Следующую часть времени парни завтракали в тишине, лишь изредка поднимая взгляд с тарелки, чтобы робко взглянуть на человека напротив. Ближе к концу завтрака они уже сидели более расслабленно и, не скрываясь, смотрели друг на друга, ожидая, кто же заговорит первым.        - О том, что произошло этой ночью, знать никто не должен, думаю это ясно, - сказал Чимин, попивая свой сок, - ах да, и про ночевку, соответственно, тоже никому.        - Конечно, никто не узнает об этом.       Почему в этой комнате так тяжело стало дышать? Потому что вся эта ситуация дерьмо? Потому что после «договора» они вернулись к прежним отношениями "нерадивый студент" и "преподаватель"? Или это еще одна ситуация, которая будет их держать на расстояние и в ненависти? Или может вина в еле уловимом чувстве ненависти, которое исходит от Чимина, несмотря на напущенное спокойствие?       Пак молча встал, собрал посуду и поставил в раковину, попутно открыв кран и настраивая воду. Он не спеша убирал кухню, не обращая внимание на своего гостя, давая понять ему, что тому пора бы уже и уходить, что тот, собственно, и сделал. Чонгук, не удосужившись отблагодарить за завтрак, встал из-за стола, но его тело и разум решили, что активности на ближайшие сутки уже хватит, поэтому как только Чон окончательно встал на ноги, то тут же рухнул, таща за собой стол и всю оставшуюся утварь на ней, тем самым пугая своего учителя.       Глухой удар о пол напугал молодого человека, звук был настолько резкий, что от неожиданности тарелка вылетела из рук, с грохотом упав в раковину и разбиваясь на крупные осколки. Звук разбитой керамики привел Чимина в чувства, однако, оборачиваться назад не хотелось, как не хотелось видеть тело, лежащее на полу. Но, так или иначе, ему пришлось это сделать. Медленно, контролируя каждое свое движение Пак повернулся на 180 градусов и застыл с немым ужасом на лице. Кровь пульсировала где-то в висках, биение сердца гулким звуком отдавалось в ушах, не давая сосредоточиться.       Первое, что бросилось в глаза - перевернутый стол. Прямоугольная столешница каким-то образом оказалось в противоположной стороне от кухонного гарнитура и теперь немного возвышалась над полом. Опускать взгляд совсем не хотелось. Чимин не хотел видеть. Он не хотел слышать. Он хотел забыть. Столешница благополучно прижала собой левую руку молодого паренька. Первый шаг дался ему тяжело, в ушах по прежнему стучало, кровь будто застилала мозги, не оставляя и шанса на здравое мышление. Страх за себя и того, кто сейчас лежит под этой злосчастной столешницей будто заполнил все тело, а в особенности легкие, перекрыв доступ к нормальной дозе кислорода. Пак боялся следующей секунды, секунды в которой он увидит.       Тело было вытянуто, левая рука была под столом, а правая в районе головы, видимо, Чонгук схватился за нее перед падением. Его глаза были закрыты, а лицо расслабленно, но со следами боли, которая прощупывалась в изломленных бровях и слишком резких линиях губ. Все эти маленькие мимические морщинки и складки говорили о том, что последнее, что он ощущал - боль.        Сердце беспощадно сжалось в груди, а дыхание, казалось, исчезло вовсе. Полностью движимый паникой, Чимин откинул стол, его ножки влетели прямиком в духовой шкаф, чуть задев кухонный гарнитур, оставляя глубокие царапины, а местами даже трещины. Еще до того момента, как стол успел ударить, Пак уже приподнимал Чонгука. Его тело уже не казалось таким тяжелым, как это было ночью. Оно было слишком легкое и, кажется, с каждым шагом, пройденной секундной стрелкой, оно становилось бледнее. За пару своих шагов и пару шагов секундной стрелки Чимин оказался у собственной кровати, бережно положив на нее своего ученика. В какой-то момент ему даже показалось, что Гук пришел в себя, но это было не так.       Хватаясь за последние частички своего сознания, он почувствовал прикосновение, напоминающие ему крылья бабочек, что когда-то порхали над ним на цветочной поляне.