второй лотерейный билет

Нура теряется. В буднях, рубашках мужских, в постоянном "я перезвоню", холодных простынях, в своей голове даже. Она по кусочкам себя разбирает, лишь бы отыскать потерянное, но самоанализ для нее равносилен саморазрушению, оттого все больше и больше рассыпается, уже не в силах стать цельной. Скупая улыбка на бледных, ненакрашенных губах лишь сильнее показывает, насколько она половинчатая стала, но Вильям, увы, не помнит, что людям нужны люди, он не видит - Нура р а с с е и в а е т с я дымом на ветру, ещё немного, от нее останется лишь дотлевающее тепло на кончиках пальцев, что уже не станет пламенем. Она надеждой греется в холодном Лондоне, когда кофе оседает нерастворимой горечью на языке. Он вспомнит, конечно вспомнит. Нужно подождать. Сентябрь хлещет каплями дождя по лицу, унося за собой ее мантру и разбивая о стену реальности, как волны о скалы океана, за которым ждет... Осло, что в октябре ее встречает промозглым ветром и вопросительно - едким "неужто одна?" почти не изменился. Нура хочет полувздох снисходительный выдать, но вырывается из груди лишь отчаянный стон - не умеет она вполовину. Полутона ей не видны, для нее черным по белому написано: отдала всё, что было, ни крупицы не оставила себе. Не умеет. Продавленный матрас под дверями бывшей комнаты лучшее пристанище для почти не спящей. Она лишь глаза закрывает, ее ждут в уголках сознания образы и касания губ, такие родные, необходимые до истерических рыданий, но лишь тянет руки, пробуждается. Временами - с влажными щеками, неизменно - какая-то разбитая. Нура курит, заходясь в кашле от едкого, пряного дыма, учится разрушать себя физически, не морально. Крис появляется из ниоткуда на очередной вечеринке, насмехаясь над ее ничтожными попытками саморазрушения, закуривая уверенно и падая рядом, будто бы она ждала его. - Он уничтожил тебя не всю, а ты доводишь дело до конца, или что? Сатре поднимает усталый взгляд на еще-одного-мальчика-клише, кривится. Ей на обожаемых толпой Пенетраторов везёт несказанно, а они будто лотерея: все или ничего. Ей с первой попытки не удалось, а на вторую не осталось ни черта. Крис смотрит и ищет, ищет хоть что-то в этой погасшей, зимней, простуженной не тем. Он бьёт сильно, наотмашь, выбивает эмоции, задевая за живое, но н и ч е г о. - Сильно воспоминания рвут изнутри, а Нур-ра? Закусывает губу. Тушит сигарету. Не встает. Сколько было до нее надломленных, потерянных, разбитых? Он быстро научился из догоревших до фильтра церковных свечей фениксов из пепла в небо запускать, вытравливая из под рёбер имя чертова Вильяма, что засело слишком глубоко. Шистад забывал о каждой, как только взращивал им новые крылья и даровал волю полета, но девчонку с глазами - хрусталиками, тонким льдом запястий и несбыточными мечтами запомнил. Он знал наперёд - и она тоже вернётся, чтобы исцелиться у него, не представлял, что настолько сожжённой. - Невыносимо. Хрипло, сорвано, чуждо звучит ее собственный голос. Мальчик-клише удивлённо вскидывает брови: девочка-льдышка не кривит душой, не лжет, вываливая все отчаяние, (держи, не задохнись от жалости, как я каждую ночь) и смотрит через коньячные глаза в прямо душу. Если у него имеется. Она так не думает. Знает ведь, что там, в глубине дома Эва дождется, чтобы уехать с ним, а утром с раскрашенной шеей и искусаными губами будет ждать сообщение, которое мальчик-на-одну-ночь не отправит. Через неделю день сурка: вечеринка, пойло, такси, стоны, пустая постель. И, вроде, не разбитое, но изрядно потасканное сердце каждый чертов раз. Она не осуждает, лишь считает, что у Мун стокгольмский синдром похлеще, чем у нее самой. Есть ли у подобных пятниц лимит, когда суббота не начинается с разочарованного вздоха? Сатре не знает, она просто у с т а л а латать чужие дыры и улыбаться. - Могу помочь? Нура качает головой, как мудрая, рациональная. Шистад в гонке за кубок мудачества из разбитых сердец абсолютно вне конкуренции, а у нее остатки достоинства и гордости требуют остановится. Она, прислушавшись раз в жизни, уходит первая, оставляя за собой привкус горечи и звенящую пустоту. Крис долго смотрит вслед и дает себе слово, спасти ее. Хотя бы со второй попытки и если она не пошлет его.