Сарада всё видит

      Видит сухие поцелуи отца на прощанье — это всегда давалось ему с таким трудом, что если бы у него был выбор между прикосновением к холодной щеке супруги и заданием "S" ранга — он бы без раздумий выбрал второе.       Он никогда не смотрел им в глаза. На самом деле, это не казалось проблематичным, — Сарада выдохнула еле видимое облако пара, — даже наоборот; ведь если глаза умеют говорить, то у Саске они плюются словами безразличия.       Сарада видит безымянный палец матери, опоясанный фиолетовым следом от кольца — он не угадал с размером, а Сакура просто рада тому, что может носить подарок мужа. Единственный его подарок.       Мама часто говорила, что самый главный "подарок" в её жизни она носила под своим сердцем девять месяцев, — руки неприятно зудило от длительного контакта с отсыревшим креплением качели, — долгих девять месяцев она провела в огромном особняке проклятого клана, герб которого она с неоправданной гордостью носит у себя на спине. Совершенно одна. Довольствуясь безымянными письмами, в которых каллиграфическим почерком было написано одно и то же: "Миссия опять затянется на энное количество месяцев. Береги плод" — Береги плод, Сакура, проводи свои лучшие годы взаперти, на девять месяцев абстрагируйся от внешнего мира. И главное — будь благодарна за то, что тебе выпала огромная честь вынашивать наследника почти вымершего клана.       А ещё Сарада видит, — очки в красной оправе летят куда-то вдаль и исчезают в гуще сухой травы, — господи, да лучше бы она вообще не могла видеть! Сарада видит, как в её матери медленно, извиваясь в немой агонии, умирает женщина. Сарада видит в своём отце убийцу, и за преступление, которое он совершил, нет наказания.       Сарада видит, как после очередного скандала Саске куда-то уходит. На этот раз, кажется, навсегда.       Ну что же, — Сарада слезла с качели, и ноги налились свинцовой тяжестью, — теперь можно идти домой.