Жизнь после

      Когда Декстер возвращается домой, то сразу понимает, что действие транквилизатора давно закончилось. Дверь в ванную распахнута, там горит свет и доносятся звуки льющейся воды.       «Утопился!» — пугается Морган и кидается в ванную. Но застаёт Себастьяна, откинувшим голову на бортик. Он чуть приподнимает веки и смотрит на Декстера полусонным взглядом:       — Виски принёс?       — Ты… Ты — сволочь! Тварь! Чудовище!       Моргана трясёт и он опускается на пол, гремя бутылками в бумажном пакете. Свесившаяся из ванны рука Себастьяна так неожиданно напомнила ему смерть Риты…       — Принёс, — ухмыляется Моран.       — Я убью тебя. Я тебя убью!       Декстер удивлён жжением в глазах и тому, что не заметил, как оказался на ногах, а его руки сомкнулись на мощной шее. По кафельному полу покатились три бутылки и лимоны…       — Ещё кто кого! — отзывается полковник, стремительно отвечая правым хуком, — Привычку не пропьёшь, — смеётся он, глядя на Декса на полу, потирающего скулу. Возможно, он попытался бы вновь напасть, но Себастьян, поднявшийся из воды, так прекрасен, а его улыбка после недели проклятий и слёз так ослепительна, что неожиданно вызывает смех. Волна счастья и тепла, и чего-то неведомого.       — Сумасшедший, — констатирует Себ, беря с змеевика полотенце.       Его беззастенчиво обнажённое тело, его неспешные движения неожиданно вызывают отклик в Моргане.       — Что пялимся? — усмехается Себастьян, выходя из ванны и склоняясь за бутылкой, — Лимоны опять не те, — ворчит он, отпивает глоток из горла и протягивает Декстеру руку, — Что с тобой? — их лица оказываются рядом, — А, пивко с мужиками из участка?       — С Лестрэйдом, — отвечает тот, не отпуская руки, — И как же вы меня заебали все! Долбанные англичане! Со своими чувствами, что скрыты под слоями снобизма, с тайнами, с беженцами, самоубийцами и гомосексуалистами!       — Правда? — вкрадчиво спрашивает Моран, прижимая дрожащего Декстера к себе. Нагота, тёплая и чуть влажная, слишком возбуждающа. В лопатку упирается бутылка виски, зажатая в сильных пальцах.       — Нет… Нет. Нет! — шепчет Морган куда-то в ключицу, — Нет!!!       — Ну конечно же «да»! — отзывается Моран в макушку Декса, — Давно пора. Сколько можно сопротивляться? Сколько можно ждать? — он делает большой глоток виски и, продолжая сжимать бутылку, её горлышком поднимает за подбородок лицо Декстера к себе, — Давно пора, — повторяет он и касается губ губами, горько пахнущими крепким напитком, — Ты ведь хочешь спасти меня?       — Да, но…       — Без вопросов, на первый раз ты сверху, — бормочет Себастьян, забираясь левой рукой под футболку Декстера, — Господи, как долго я этого ждал! — поцелуй в смуглую шею.       Творится что-то невообразимое. Голова кружится, это безумие, и это безумно приятно. Руки Декстера скользят по голой спине и ягодицам полковника. Он чувствует твёрдый член, упирающийся в его бедро, испытывает желание оказаться таким же обнажённым и свободным от предрассудков и страхов, губы Морана, покрывающие жаркими поцелуями шею и ключицы, дыхание, обжигающее ухо.       — Только не спеши, — шепчет Декстер, и, задыхаясь, — Чёрт! Я как нецелованная девственница!       — Думаю, всё ещё сложнее. В семнадцать лет куда проще открыться новому, чем в нашем возрасте. Но ты ведь всё же попробуешь?       — Да, — и Декстер, наконец, сам тянется губами к губам Себастьяна, поднимает руки, чтобы тот стянул с него футболку, прижимается к нему голым торсом и обхватывает руками за шею.       — Хочу тебя, — бормочет Моран, не желающий терять времени и расстёгивающий ремень на брюках Моргана. Он опускается перед ним на колени, медленно спускает бельё, освобождая давно возбуждённый член, и, облизнув губы, погружает его в рот. Декстер издаёт тихий стон, непроизвольно запуская пальцы в отросшие волосы полковника.       — Ещё, — шепчет он, — ещё! — начиная толкаться в горячий податливый рот.       Хватает его ненадолго. Длительное воздержание, напряжение последних дней и давно сдерживаемая жажда прикосновений единственного друга действуют сильнее любого афродизиака. Оргазм накрывает подобно цунами, сметающему границы и плотины, он — словно освобождение от давней вины, возведённой на себя…       И он опускается на колени рядом с Себастьяном, целует его в губы, ощущая вкус собственного семени, но не испытывая при этом ни малейшего смущения, гладит по щекам и груди, склоняет голову на его плечо.       — Идём в спальню, — тихо. И ещё тише, — Я ведь не такое чудовище, чтобы оставить тебя таким возбуждённым…       Они оба чуть посмеиваются, помогая выпутаться Декстеру из брюк, ботинок, носков и трусов, и в обнимку отправляются в полумрак постели Морана. Простыни холодят разгорячённую кожу, в окне переливается всеми цветами радуги ночной Лондон. И Морган вновь чуть нерешительно проводит по широкой груди друга-любовника рукой, прежде, чем прижаться к ней щекой, слушая сбивчивый ритм сердца и срывающееся дыхание, выдающее предвкушение.

***

      Сколько лет прошло с нашего знакомства? Действительно, сколько? Джеймс Мориарти ещё был в самом своём расцвете сил и власти, а Рита и Дебра живы. На пороге моей квартиры возник высокий красивый мужчина, явно военной выправки и с нескрываемым британским акцентом произнёс:       — Декстер Морган? Добрый день! Я к вам с заданием. И предложением, — тут он чуть улыбнулся и протянул мне папку.       — Входите… — я несколько опешил от напора этого человека, впрочем, я тогда подумал, что спецслужбы заинтересовались моими умениями, но, открыв папку, был просто поражён. Если и не было там полного досье на меня, то улик было предостаточно. Я поднял холодный взгляд на этого человека, который, казалось, пришёл разрушить мою жизнь, а тот неожиданно растянул губы в белозубой улыбке и протянул мне руку:       — Себастьян Моран, будем знакомы.       Я с недоверием ответил на рукопожатие. Чего ожидать от этого непонятного визитёра?       — Понимаю ваше замешательство, сам бы охуел, принеси мне кто-нибудь компромат на меня. Поэтому быстро объясню и про задание, и про предложение. Я послан к вам… могущественным человеком для обучения. По профессии своей, я — снайпер, но обстоятельства последнего времени вынудили меня не всегда использовать лишь винтовку, и выяснилось, что я не так уж ловко избавляюсь от тел и заметаю следы. А попадаться не входит ни в мои планы, ни в обязанности. А вам это прекрасно удаётся на протяжении многих лет. И если теперь вы держите в руках папку с неоспоримыми доказательствами некоторых ваших убийств, то лишь потому, что мой босс поистине гениальный человек. Ну так вот, моё задание состоит в том, что бы научиться у вас методам идеального убийства. Понимаю, что вам эта затея нравиться не может, но на то есть выгодное предложение: всё, что очень сложно, но пока возможно накопать на вас, будет бесследно уничтожено.       Я вновь опешил от такого напора, от прямолинейности с которой Моран говорил об убийствах, от его делового подхода к ним. С другой стороны, я никогда не помогал таким людям, я убивал их. Но была здесь и невысказанная угроза — было ясно, что в случае отказа, всё, что я скрывал столько лет, будет выставлено напоказ и моей тихой жизни семейного монстра придёт конец. Маячила и надежда — расправиться со временем со своими шантажистами.       — Что ж, похоже вы не оставляете мне выбора, — обдумав всё это, произнёс я.       — Мне не хотелось бы, чтоб вы так это воспринимали, пусть в этом и заключается истина. Могу утешить вас лишь тем, что много возиться вам не придётся, меня не нужно обучать с нуля, а лишь отточить мастерство.       И он не солгал. Учить его было сплошным удовольствием. Он обладал опытом и чутьём прирождённого убийцы, которым я мог бы завидовать, если б не обладал ими сам. Его холодный деловой подход к убийствам вызывал во мне недоумение. Всегда должна быть причина, и она, как правило одна — страсть. Не важно, что это: любовь, ненависть, корысть или, как у меня, необоримая тяга. Он же убивал с полным безразличием, не интересуясь, почему мой выбор пал на того или иного человека. Конечно, я понимал, что он киллер, но заказное убийство подразумевает вознаграждение, стало быть, корысть, а мой случайный, на первый взгляд, выбор не мог его предполагать. Тогда я пришёл к догадке, что ему щедро заплатили за обучение. И я без обиняков, мы очень быстро отошли от того формального стиля общения, какой держали при знакомстве, спросил его об этом. Он рассмеялся:       — Вовсе нет! Я сильно накосячил перед приездом сюда, так что теперь мне полагается только скромная стипендия или отпускные, смотря как взбредёт в голову Джейми это назвать. Он, видишь ли, считает, что осень в Майами вместо Лондона — это отпуск. Впрочем, он во многом прав.       Себастьян никогда не был скрытен, хотя и не болтал лишнего. Ну что такое «Джейми» и «Лондон», всё равно, что сказать «иголка в этом стогу». А я и не расспрашивал.       А осень та и вправду оказалась замечательной. На мой вкус. По два убийства в неделю, дружеские посиделки с пивом и гамбургерами, разговоры, которых я не мог себе позволить ни с кем иным, ночные прогулки на яхте («Мне предстоит придумать свой способ утилизации, дома у меня не будет океана под носом») и множество других дивных моментов, что может подарить лишь мужская дружба.       И, да, к концу ноября, я уже не помышлял об убийстве Себастьяна, впрочем, как и его босса-друга-любовника, который обожал звонить по ночам по скайпу с выключенным видео и расспрашивать о наших успехах. Его неподражаемое чувство юмора и заразительный смех делали наш отдых лишь приятнее. А Моран относился к этим звонкам куда более трепетно. Мало того, что ему доставляло радость слышать голос Джима, но он ещё и после окончания сеанса частенько бормотал с нежной улыбкой, поглаживая ноут: «Моя любимая сучечка ревнует…» Однажды, заметив, что я усмехаюсь, он рассмеялся и сказал: «Да, представь себе, Джейми опасается, что мне так понравится здесь с тобой, что я не захочу возвращаться. А мне и правда очень нравится, и ни за что бы я не вернулся, если б не он», — добавил Моран со вздохом. А я вдруг разгадал его страсть. Мой друг был околдован своим «Джейми», готов ради него на всё. Не только отобрать чужую жизнь, но и отдать свою. Хотя, конечно же, не всё сводилось к этому. Была у Себастьяна и другая страсть — ненависть. На войне он потерял брата и, кажется, продолжает мстить за это всему миру до сих пор.       Ничто не длится вечно, и в начале декабря я прощался с Мораном в аэропорту. Не смотря на то, что мы договорились общаться и дальше, было невыразимо грустно. А ещё, очень ветрено.       В тот же день мне на счёт поступила колоссальная сумма денег и короткое голосовое сообщение от Джеймса: «Спасибо!» Я всё никак не мог решить, как поступить с этим неожиданным подарком, когда позвонил Себастьян, сообщить, что удачно приземлился в Лондоне. Услышав о моих затруднениях, я хотел вернуть деньги, он поинтересовался суммой, а потом заржал в трубку. «Брось, для Джейми это ерунда! — наконец сказал он, — Как дёшево, однако, он ценит меня! Получит сейчас такого… О, Декс, вот и он! Прости, не могу больше говорить.» И по тому, как дрогнул его голос, я понял, что и вправду не может.       Я тогда тоже почему-то вздрогнул. Совершенно непонятный, но запомнившийся факт. Не мог ведь я ревновать…       Той зимой Моран ещё не раз бывал в Майами. Укреплял связи с кубинцами, которые завязал осенью. А потом мы долгое время общались лишь через интернет. Оба были слишком заняты. Он делами в Лондоне, я рождением Гаррисона.       А когда погибла Рита… Да, после смерти Риты я получил первое видео письмо от Джеймса.       «Добрый день, Декстер! — он сидел в роскошном кожаном кресле, чуть ослабив узел галстука, смотрел в камеру так, словно видит меня, — Хотя, какой к чёрту «добрый»? Ни хуя он не добрый! — он с яростью смахнул что-то со стола, — Я не могу передать, как мне жаль. Себастиан уже вылетел к тебе. Дождись его, слышишь? Никаких резких движений! — он потёр переносицу, — Блять, Декстер! Будь ты моим подчинённым, я б шею тебе свернул! Как ты мог не подумать об этом? О том, что Рита так прекрасно подходит на роль жертвы Троицы? Как? — он провёл рукой по лицу, — Но к счастью, это не так. А потому я выражаю сочувствие. Мне действительно больно. Пару лет я допускал возможность, что и чудовища могут быть счастливы. Когда листал ваши семейные фото в твиттере Риты. Я был в этом уверен! — он закрыл лицо ладонями, а я разрыдался, — Декстер, Декстер… Всё, что ты чувствуешь сейчас абсолютно естественно. Боль, стыд, ярость… Сколько бы мы не считали себя монстрами, мы не перестали быть людьми, Декстер. Ииии… Держись там! Пожалуйста, держись. Это важно Себастиану, а значит, и мне тоже. Всё, пойду нажрусь!»       Я смотрел на потемневший экран, чувствуя, как меня постепенно отпускают «боль, стыд и ярость». Этот монолог был почти тем же, что давали мне воображаемые диалоги с отцом. Он помог мне разобраться в происходящем и расставить всё по своим местам. Да, я был виноват, виноват безумно! Но всё, что мог сделать с этим — продолжать жить. Ради Гаррисона, ради Риты… И ради себя. То, чему научил меня Гарри, в первую очередь было чувство самосохранения. Может быть, всё было неправильно, но впечатано с детства в подкорку мозга.       Приехавший Себ, первым делом крепко обнял меня. А потом вынул из кармана бутылку виски. Мы пили молча, думая о Рите. Потом позвонил Джим. По скайпу, уже не выключая видео:       — Декстер Морган, вы псих! Не можете себе представить, как я зол! Этот нервный срыв в туалете заправки… Думаю, он сам тебе расскажет, Себастиан. Я не нанимался подтирать за вами! Это последний раз, Декстер, когда я стираю файлы видеозаписей! Чёрт возьми, Декс, как ты?       Меня поразило лицо Джима. Он явно лишь плакал и пил со времени видео письма. В морщинках вокруг глаз кристаллизовались хрусталики соли, а губы и нос распухли. Он не мог так сильно сожалеть ни о Рите, ни обо мне. Так о чём? О том, что чудовища не должны надеяться на счастье?        — Я почти в порядке, Джеймс. Ты очень помог. Я знаю теперь, что делать дальше…       — Ты сам там как? — перебил меня Моран, — Спятил окончательно? С чего такое сопереживание мало знакомым тебе людям?       Джеймс задумчиво покрутил в руках стакан, а потом, бросив: «Сам не знаю», отключился.       — Вот как мне быть с ним? Вечно его кидает из стороны в сторону, а я должен догадываться — почему?       Я высказал своё предположение, уточнив, что не сильно разбираюсь в человеческой психологии.       — Да нет, пожалуй тут ты прав. Так сильно убиваться Джейми может только по себе.