Пропавший в космосе

      День был погожий, солнечный и тёплый. В деревьях пели птицы, дул лёгкий ветерок, а из звездолёта, севшего час назад на маленький запасной космодром, один за другим выносили гробы и ставили их в ровные ряды на краю лётного поля.       Айрис и Аджит, держась за руки, стояли и смотрели, как четверо мужчин уже отработанным движением ставят тридцать шестой гроб с прикреплённой к нему табличкой с именем. К нему подошла какая-то женщина, положила букет белых роз. Остальные люди — несколько сотен — молча ждали, когда вынесут и их родственников.       Айрис заметила невдалеке Рашида, кивнула ему. Тот подошёл к ним, стал рядом и некоторое время смотрел, как несут тридцать девятый гроб.       — У «Шкош-Эша», — произнёс он, — была усталостная трещина в обшивке. Перед входом в подпространство экипаж неоднородно настроил защитное поле, усилил его над трещиной. И параметры поля оказались такими, что оно вступило в конфликт с фадау-полем.       — Разве такое бывает? — удивился Аджит.       Он пытался пробиться в следственную комиссию, но корабль был вейлежским, следствие вели вейлежцы, и у них самих студентов, рвущихся поучаствовать в настоящем следствии, было, как ёмко выразился Чоудари, «до хрена и ещё столько же». И студенту-землянину места просто не осталось.       — Оказывается, да. Если бы они оставили защитное поле и фадау-поле в конфликте, их бы аварийно выбросило из подпространства сразу после входа. И экипаж поменял конфигурацию фадау-поля.       — И оно оказалось таким, — поняла Айрис, — что вводило корабль не в верхнее подпространство, а в более глубокое, а к тому же вошло в резонанс с защитным полем.       Сороковой.       — Да. Про более глубокое подпространство они не знали, а резонанс или не заметили, или не придали ему значения.       И получилось то, что получилось. Они застряли в подпространстве, экипаж попытался вывести оттуда корабль аварийно, но системы жизнеобеспечения на корабле были настроены так, что их невозможно было отключить все. Это им уже успел рассказать Чоудари. Штатное или аварийное отключение последнего аккумулятора приводило к автоматическому включению первого. Повыдёргивать провода из аккумуляторов — включались двигатели. Штатное или аварийное отключение одного двигателя включало второй. Выход был только один — физически пережимать и перерезать топливопроводы.       Экипажу не хватило на это всего одной минуты…       Сорок седьмой.       — А на земных кораблях такого нет?       — Нет. У нас после аварийного отключения ничего само не включается.       — У нас бы, — добавил Аджит, — если бы двигатели включились в подпространстве, они бы быстро выкинули оттуда корабль.       Феноменальные надёжность и работоспособность вейлежской техники, много раз спасавшие жизни кораблям и людям, на этот раз сыграли злую шутку.       Пятьдесят второй.       Небольшая и в общем-то безобидная трещина в обшивке вызвала вынужденное изменение защитного поля. Изменение защитного поля повлекло за собой такое же вынужденное изменение фадау-поля. И никто из экипажа не мог знать, что именно в такой конфигурации оно вводит корабль в более глубокий слой подпространства, и тем более никто не мог знать, что там все быстро начнут терять сознание. А дальше автоматика, настроенная поддерживать системы жизнеобеспечения, не даёт экипажу обесточить корабль.       Пятьдесят девятый.       — Но на «Шкош-Эше» системы жизнеобеспечения были выключены. Иначе тела бы не сохранились…       — Тоже автоматика. Если в течение какого-то времени датчики не фиксируют на корабле движения и тепла человеческих тел, наддув кислорода, поддержание положительной температуры и искусственная гравитация отключаются.       — А почему твоё столкновение с ним вытолкнуло его из подпространства?       — Наши фадау-поля при соприкосновении провзаимодействовали, потому что и на моём планетолёте, и на «Шкош-Эше» на секунду приборы зафиксировали небольшое изменение параметров фадау-поля. На меня это никак не повлияло, а для него оказалось достаточным, чтобы выйти из резонанса с защитным полем и из подпространства.       Рашид, не прощаясь, ушёл и исчез в толпе. Через минуту к ним подошла Ловиса.       — О чём вы разговаривали? — ревниво спросила она.       — О «Шкош-Эше», — честно ответила Айрис.       — После того, — в её голосе прозвучало обвинение, — как вы полетали вместе, он начал бегать от меня!       — Признаюсь тебе честно, — хмыкнул Аджит, — я бы на его месте начал бегать ещё раньше.       — Я не отбивала у тебя Рашида, — Айрис удержалась от того, чтобы покрутить пальцем у виска. — Я не строила ему глазки, не вешалась на него, не звала в кафе и не спрашивала, как мне идёт платье.       — Ты что-то сделала!       Айрис закатила глаза.       — Хочешь совет? — она вздохнула. — Учи физику, космонавтику и ещё много чего, чем интересуется Рашид. Для него это… как бы это сказать… Он любит космонавтику, у него между понятиями «любовь» и «космонавтика» стоит знак равно, понимаешь? Если ты будешь хорошо разбираться в космонавтике, для него между тобой и космонавтикой тоже появится знак равно. «Любовь» равно «космонавтика», ты равно «космонавтика», из этого следует, что «любовь» равно ты. Понимаешь?       — Какая чушь! Тебе лишь бы всё усложнить!       — Как раз сейчас я всё предельно упрощаю. А кроме этого Рашид — интроверт-одиночка, и не нужно быть великим психологом, чтобы это понять. Он тяжело сходится с людьми, он не любит шумные сборища, ему проще и легче быть одному. Его к себе нужно приучать постепенно. А ты пытаешься взять его с наскока, тащишь на танцы и вечеринки, обрываешь, когда он начинает говорить о космонавтике. И удивляешься, что он от тебя бегает?       Ловиса ответила не сразу. Посмотрела, как несут семьдесят пятый гроб.       — Ты видела, как он улыбается? — уже без прежних претензий, с тоской спросила она.       — Видела.       — Значит, ты понимаешь.       — Понимаю. И поэтому говорю — учи космонавтику, чтобы было, чем его зацепить. И не пытайся тащить на вечеринки. Или поищи другого.       — Где я найду другого такого… — тоскливо скривившись, призналась она, постояла немного, махнула рукой и ушла.       Восемьдесят первый.       — Всё очень в точку, — кивнул Бергер ад-Дин, подходя к ним сзади. — Я нечаянно имел удовольствие слышать ваш разговор. Признаться, Айрис, я был о вас худшего мнения, и я рад, что я ошибался.       — У вас тоже кто-то там? — она кивнула в сторону поля.       Он чуть улыбнулся:       — Вы с Рашидом временами очень похожи, оба сразу переводите разговор на конкретные темы. А отвечая на ваш вопрос — да. К сожалению, да. На «Шкош-Эше» летела моя сестра.       И как-то после этих слов противный профессор философии почему-то перестал казаться таким уж и противным. У них, оказывается, очень похожее горе.       — Не буду вам мешать, — профессор отошёл от них шагов на пять, потом обернулся и сказал:       — Спасибо.       Отвернулся и исчез в толпе.       Сто девятый. Имени на табличке не видно, но почему-то Айрис точно поняла — это её. Мама. Папу, значит, должны вынести следующим. Вон, обе бабушки и дедушка тоже начали пробираться туда.       Два траурных венка, Аджит помог ей зажечь две свечи. Айрис опустилась перед гробами на колено и сложила руки у лба.       Сто четырнадцатый — и последний. Около него зажигает свечу Бергер ад-Дин. Пожилая женщина, заметно похожая на него, утирает слёзы.       На «Шкош-Эше» летело сто шестнадцать землян. Кевина Роша, тело которого они выловили у Нептуна, похоронили раньше. Тело ещё одного так и не нашли. Где и когда его выкинуло из корабля, возможно, навсегда останется неизвестным.       Небольшая трещина, изменённая конфигурация полей, настройка систем жизнеобеспечения, не позволяющая обесточить звездолёт — несколько факторов, безобидных и даже полезных по отдельности, вместе погубили корабль и три сотни людей...       Айрис закрыла глаза, ветерок нёс запахи цветов и парафина. Где-то кто-то негромко рыдал. А на сердце было светло и тихо, словно бы она много лет несла в себе тяжёлый груз боли и горечи, а теперь вдруг сбросила его. Оставила позади сложную веху в жизни и отпустила прошлое — оно было, оно прошло и больше не тянет её назад. А впереди — вся жизнь...       «Пусть вам будет хорошо. А мы сделаем всё, чтобы такой трагедии больше не повторилось».