Менегрот, дом начальника королевской стражи Виньясира
Как все-таки Норгаладис похожа на мать! Такие же резкие движения, упрямый наклон головы, зеленые глаза как у Лагорэль. А вот темно-русый цвет волос и нос с горбинкой – в него, Виньясира. Начальник королевской стражи с тайной гордостью наблюдал за дочерью с балкона своего дома. Девушка водила пальцем по гладкому камню, обрамлявшему дверь, нанося причудливый узор и что-то напевая. Последнее время она все больше напоминала ему любимую, и у него щемило сердце – от нежности и затаенной горечи. Когда жена уезжала гостить к родственникам в Оссирианд, она часто приглашала и его, но в тот раз оба ее брата провели в Менегроте немало времени, и он согласился отпустить ее с ними. В конце концов, со свойственниками из лаиквенди он успел наговориться, а лес ему больше нравился в Дориате. И вот уехала – чтобы не вернуться. Моргот, будь он проклят трижды и четырежды! Лишь много позже, когда закончилась битва у Амон Эреб, навестил он курган в степи вместе с ее троюродной сестрой – единственной оставшейся в живых из всего их семейства. Лагорэль – Быстрая Звезда – каким верным оказалось имя, и как краток был век их счастья! Голодрим уверяют, что после ожидания в Чертогах феар возрождаются в Бессмертной Земле – может, она там, ждет его, но разве есть для Отставших путь за море? Горевали они тогда с Норгаладис, но не только боль потери мучила его. Элу Тингол – вот, на кого он не мог смотреть с тех пор без ненависти. Делать вид, что спешишь на битву, и при том сдерживать войско, чтобы подойти лишь после гибели Денэтора – как правдоподобно у него это получалось! Но Виньясир, командовавший отрядом копейщиков, не понаслышке знал, что их останавливали и посылали то вперед, то назад без всякого толку. Если бы они тогда успели! И не он один это заметил даже в дориатской дружине, но на войне не хулят своего короля и предводителя, разве что недоумевают шепотом. Тогда-то он и подружился с Хаэроном – единственным, с кем можно было обсудить ужасное подозрение. Друг и сейчас сидел рядом с ним, потягивая легкое белое вино, закусывая вялеными ягодами с соленым печеньем и наблюдая за поющей девой. – Она всегда Осенний Узор пальцами рисует? – осведомился он. – Насколько я помню, моя сестрица пользуется особой кистью. – Только пальцами, еще с самого детства, это от матери. Тогда нам ее приходилось каждый раз мыть после работы с головой. И краски для Дней Уходящего Анора только три – красная, белая и терракотовая. Но зато Узор получается на диво – я не знаю ни одного дома в Дориате, где зимой было бы так тепло. – К зиме, я надеюсь, положение поменяется. Не знаю, захочешь ли ты оставаться здесь или предпочтешь покои Тысячи Пещер. Если все удастся, то ты сможешь выбрать любые. – Это что ж, чтоб все мои комнаты прослушивались? – усмехнулся Виньясир. – Ну, нет, я достаточно долго при дворе, чтобы не сделать подобной глупости. Здесь, на этом балконе, мы с тобой, по крайней мере, можем обсудить наши дела и планы. Так ты говоришь, сегодня вечером сыновья Феанора встретятся с королем? – Да, и если тебе любопытно послушать, я намекну Диору, что начальнику стражи уместно лично охранять его в столь важном случае. Да, пожалуй, скажем, что опасаемся за его жизнь. Вообще, будет правильно, если король будет несколько взвинчен. В таких случаях он теряет выдержку, может стать резок, а нам это на руку. Все должны видеть, что гнев Феанарионов имеет под собой достаточно оснований. – Ты думаешь, одной встречи для этого достаточно? – Не знаю, как пойдет, – пожал плечами Хаэрон. – Маглор очень неглуп, прекрасно владеет собой, с ним будет непросто. А вот Амрас… В любом случае, я намекнул на помощь и поддержку, и они не будут торопиться с отъездом. У нас будет время все это обставить. Так что, когда сыновья Феанора убьют Диора Элухиля – из-за Камня ли, или в обиде на многочисленные оскорбления, будь готов действовать и не повторить ошибок – на этот раз мы не должны упустить власть и корону. Главное – не позволить нашим соперникам кричать, что им вздумается, и смущать народ. Лучше всего перекрыть проходы, чтоб запереть их где-нибудь на время. Убийство короля и ловля преступников – прекрасный для этого предлог.***
Зал Приемов в Менегроте
– …И вот, тогда решили мы приехать и рассказать тебе все это, ибо письма, как мы убедились, подобны мертвым листьям, они – лишь слабый неверный отпечаток, неспособный осенью поведать о весне. Не слышат они вопросов и не дают ответов… Голос Маглора Феанариона отражался от стен зала приемов, заставлял тяжелый гранит гудеть подобно колокольной бронзе. Диору казалось, что перед ним разворачивается белоснежная лестница Тириона, что не пламя масляных светильников мечется по стенам, а отблески факелов в руках объятых волнением голодрим. Блики на секире стражника у двери вызвали видение восьми мечей, воздетых к звездному небу. Король невольно притронулся к Камню на груди. И тут же заметил, как качнулся вперед, сжав кулаки, Амрас, стоявший до сих пор молча рядом с братом. Диор опустил руку – медленно и величественно, как подобает королю на приеме, где на него устремлены взоры подданных. «…кто найдет, иль похитит, иль рукою коснется…», – словно эхо, заблудившееся в сталактитах, свисавших с потолка, звучало у него в голове. Диор постарался вынырнуть из-под чар этого голоса и собраться с мыслями. Королю не следует выказывать поспешность, когда об одолжении просит кто-то чужой. А уж тем более – эти. При его возрасте и малом опыте нужно, чтобы любое решение выглядело хорошо обдуманным. К тому же, что там говорил недавно о Сильмариле Хаэрон? Что это знак избранности его рода, память о подвиге Лютиэн. Когда пришла весть о смерти родителей, и он получил свое драгоценное наследство, Советник объяснил ему, что дориатрим привыкли чувствовать себя под покровительством могучих чар, и во многом поэтому и избрали его королем. Никакими чарами Диор не владел, но в чудесной силе Камня Света были уверены все, и это была своевременная замена. – Вы проделали долгий путь, чтобы поведать свою историю, и я ценю это, – трон стоял на возвышении в три ступени, и это позволяло королю смотреть чуть сверху на любого гостя. – Ты сказал, что готов отвечать на вопросы, и я задам их – в свое время. Хоть и пришел ты с пустыми руками в мой дворец, а уйти хочешь с полными, я могу извинить это, зная о тяжких поражениях голодрим в недавнее время и о потерях земель и богатств. Но останься в Менегроте, пока будет решаться твое дело, лорд Маглор, и твой брат Амрас пусть будет с тобою. – Да, мы останемся, Диор Элухиль, – кивнул старший из Феанарионов, и отступил на шаг назад. Младший, словно тень, повторил его движение. «Все правильно, избегает благодарить за гостеприимство», – шепнул Хаэрон стоявшему рядом начальнику стражи. – Тебя известят о встрече, – подвел черту под беседой молодой король. Шелест разговоров многочисленных придворных заглушал легкие шаги удаляющихся послов, королевский Советник смотрел им вслед, задумчиво покусывая губы.***
От кого он впервые узнал, что это называется водяной арфой? Кажется, от Курво. Ну да, точно. Тот был таким взрослым, а он – едва научился сам залезать на стул. И это было в саду у деда Финвэ, куда их с Тэльво вывела мама. Он тогда очень удивился: арфа – она же такая толстая, деревянная, со струнами, которые не позволяет трогать Кано. Как она может быть водяной? – А вот послушай, как она поет, как звенят капли. Вот эта трубочка сделана из розового мрамора, он очень редкий. А чаша – из белого с голубыми прожилками, его привез сюда дед Махтан. И Курво рассказывал о поездке деда в горы, а они слушали его, раскрыв рты. Здешняя же – вообще была не из мрамора. Вода бежала из обрезка тростника, а чаша – естественное углубление в гранитной глыбе. И песня ее была похожа на мельканье теней, прячущих обитателей леса от очей Ариэн. А вот этому трюку, уже много позже, научил Карнистиро, для него хорошо подойдет тонкий стилет – рука Амбаруссы скользнула к ножнам… – Амрас Феанарион! Чем не угодила тебе наша nengannel*, что ты бросаешься на нее с кинжалом? Удивление в девичьем голосе мешалось с насмешкой. Дочь начальника стражи, выскользнувшая из-под колоннады, щурилась от яркого луча солнца, падавшего через узкое окно. Ему показалось, что это она сама светится – прямой открытый взгляд, чуть вздернутые брови, решительный разворот плеч. – Нож – не обязательно оружие, – усмехнулся эльда. – Иди сюда – покажу. Смотри, вот обычные круги по воде. А вот… – в ловкой руке лезвие замелькало, разрезая тонкую струйку и отбрасывая капли то вправо, то влево, то вперед, то назад. – Ой, какой узор красивый… – Я могу и по-другому, – движение усложнилось, волны сплетались в картины и распадались, девушка с восхищением смотрела на невиданное кружево. – Этому сложно научиться? – Можно начать с простого. Ты работала когда-нибудь с водой? – Да, конечно, – кивнула Норгаладис, – с зеркалами озер и источников. Там важна спокойная поверхность – лишь так можно добиться истинного зрения. – Ее нужно уметь нарушить – и все же удержать. Внести изменение, но не хаос. Смотри… Она слушала объяснения Феанариона, затем разучивала движения, он придерживал ее за локоть... Поначалу неуверенно и сбивчиво, но вот уже нащупался ритм, побежала дорожка, сложившись из двух кругов, капли заскользили по отполированной узкой полоске металла. Дневное светило передвинулось за гору, зал погрузился в полумрак. Наконец, девушка с шумным выдохом опустила руку. – Ух, устала! – она протянула ему стилет. – У тебя неплохо получается, ты поняла главное. Дальше – просто учиться и создавать новые узоры. Если, конечно, захочешь. – Здесь для этого удобная чаша – не слишком высоко для меня, – она коснулась пальцем водной глади. – Я буду приходить сюда… – Норгаладис?! Что ты здесь делаешь? Шагов Виньясира с парой стражников они не услышали, занятые разговором. – О, отец, как неожиданно! – воскликнула девушка. – Я и не заметила! Предметом нашей беседы была эта водяная арфа. Как быстро пробежало время… – Скоро начнет смеркаться, иди домой. Становится холодно, – нахмурился начальник королевской охраны. Проследив взглядом за дочерью, помахавшей из дверей рукой, он обратился к одному из стражников не допускающим возражений тоном: – Норуэрин, гостям часто бывает трудно найти путь в переходах Менегрота. Проводи лорда Амраса к его покоям, чтобы он не заблудился, и его брат не подумал, что с ним что-то случилось. Потом отправляйся на пост. Вооруженный секирой синда ушел не раньше, чем удостоверился, что Амбарусса закрыл за собой дверь, и, видимо, удивлялся, отчего тот улыбается. *nengannel – водяная арфа (синд.)***
Гостевые покои в Менегроте
Из комнаты Макалаурэ слышались голоса. Вокруг стола, кроме брата, расположились старший его верных Ройтарассэ, целитель и трое дружинников. Оруженосец Гвинетарад подбрасывал в камин дрова, здесь же неспешно крошил свежую лепешку Нуменсуро, командир отряда Амбаруссы. На простой полотняной скатерти были разложены красные, зеленые и синие фишки и палочки для игры «ирин-а-наллэ». Судя по полупустым тарелкам и кубкам, ужину уже успели отдать должное. Эглатон, сидевший у входа, вскочил, завидев своего лорда. – Ну, наконец-то! – воскликнул глава посольства. – Где тебя носило? – В северо-восточном крыле, – честно ответил младший Феанарион. – Там псарня, я ходил посмотреть на знаменитых дориатских серых подпалых. – Это хорошо, – кивнул брат, ставя синий кружочек на пустое ранее место. – Так? Амбарусса с минуту приглядывался к раскладу, прежде чем понял – они вовсе не выстраивают крепости, кузни, плотины, поля и засеки, как положено, когда играешь в «города и леса». На столе красовался план разведанной части Менегрота. На месте, обозначавшем их комнаты, высился кувшин с вином. Бросив несколько фишек, он дополнил свою часть картины: – Вот. Этого было до смешного мало. До нелепости мало, если собираешься биться в этих каменных переходах. А они собираются? Амбарусса вдруг понял, что от этой мысли ему настолько тошно, что на ужин, с которым Эглатон терпеливо стоит подле него, он и смотреть не хочет. Они будут драться? Здесь, с этими? Они действительно враги?.. Да что со мной такое! - Он залпом осушил кубок и молча протянул его оруженосцу, требуя еще. Разговор тем временем возобновился – один из дружинников рассказывал о том, как водил перековывать двух лошадей и пытался обсуждать, чем дориатрим протравливают при этом копыта. Кузнец, однако, отнесся к вопросу так, будто тот хотел вызнать ход в королевскую опочивальню. А вот к целителю родом из Химлада его собратья по ремеслу отнеслись с интересом и уважением. Во всем этом не было никакого секрета, поэтому говорилось открыто. Нуменсуро и Ройтарассэ перерисовывали на пергамент расположение фишек. Понемногу под влиянием выпитого от сердца отлегло, а в голове слегка загудело. Эглатон исправно подливал, пока, повинуясь едва заметному кивку Макалаурэ, Гвинетарад не убрал кувшин со стола. Наконец, пергамент был спрятан в ларец, оруженосцы потащили на кухню грязную посуду в корзинах, а верные потянулись к выходу. Оставшись вдвоем с Амбаруссой, старший брат сел рядом и внимательно посмотрел на него. – Что случилось? Пять кубков – а было бы и больше, не вели я унести вино. И выглядишь, словно… Младший помотал головой. Случилось? Вот еще! – Ты ничего не хочешь сказать мне? – Макалаурэ тронул его за плечо. Мягко, очень бережно – Амбарусса уже забыл, когда его так касались в последний раз. После Нирнаэт, когда с перебитой ногой лежал? Было не до того. В Лосгаре? Нет, тогда он вообще не терпел никого из семьи рядом с собой... В Форменоссэ? В Тирионе? – Кано, почему мы не пытаемся выкупить Сильмарил? – выпалил он. Это был глупый вопрос, и совсем не то, что он хотел сказать. Но язык развязался, и остановиться он не мог. Его даже не заботило, кто слушает их разговоры и какие выводы сделает. – Я понимаю, теперь не то, что прежде, у нас почти ничего не осталось, но можно было бы что-нибудь придумать. У Курво такие руки! И голова! Или военный союз – мы могли бы обязаться охранять их границы, им теперь это нужно, ведь Пояс Мелиан… Он остановился. Брат смотрел на него печально, даже строго. – Ясно. Теперь, значит, и тебя проняло. А то все только мы с Нельо… да, наверное, еще Турко, но он виду не подаст, не такой, он будет наоборот,… – Макалаурэ вздохнул и обвел глазами стены и окна под потолком. – Если бы Диор отдал Сильмарил, мы бы завалили его подарками. Мы бы несли стражу его границ, храня покой жителей. Но пока он этого не сделал, мы не можем ни дружить, ни торговать с ним, потому что это нарушение Клятвы. Вспомни слова ее – «…ничто не спасет – от гнева и мести, от смерти жестокой – до мира предела…». Мы не можем покупать Камень. Не можем даже долго медлить, как бы мне того ни хотелось. Я оттягиваю этот час, но наше посольство должно принести им войну, и до него осталось лишь несколько дней. Он толкнул младшего в угол, обнял, наклонил его голову к столу и зашептал: – Слушай, у нас еще может получиться. Этот Диор – он заносчив, но неопытен. Вокруг него столько советников – если все они дружно будут твердить одно и то же… Самый умный из них – Хаэрон, похоже, он готов помочь. Я пытаюсь говорить с ними, преодолеть предубеждение против нас. Как жаль, что из-за Клятвы я не могу петь на дориатском Пиру. Постарайся и ты не испортить впечатления. Ох, будь у нас побольше времени…