Часть 1
27 сентября 2018 г. в 22:18
Диканьский глава полиции помер уж три недели как, особенно никого этим известием не огорчив, половина казаков, бывшая под его управлением, только вздохнула спокойнее, а вторая — сплюнула себе под ноги, охарактеризовав этим жестом почившего полицмейстера более чем красочно.
Впрочем, никто особенно блестящей карьеры от главы полиции и не ждал — село у них маленькое, лиходеев не водится, и ладно бы сидел себе в конторе, отъедал живот, для виду прохаживался меж хатами вечерами, собирая почтительные кивки от селян, но куда там. Нет-нет, и случалось в Диканьке какое-то преступление, требующее суда от самой верхушки, и ведь были даже осужденные на каторгу, а полицмейстер-то их бывший все на них сквозь пальцы глядел, а в карман денюжку клал.
Настолько обнаглел и зажидился, что народ обворовывать начал — не лазал по чужим домам и сундукам, конечно, а куда хитрее действовал, из образованного и благородного рода же. А из образованных ведь как раз самые искусные воры и получаются. То у церкви лишнюю копеечку приберет, обещая ветхие стены подправить, то у народа простого за решения споров монету требует — и в ту сторону охотнее судит, которая рублев ему более дала.
Так и помер он, ни у кого слезы не вызвав. Три недели как Диканька без начальства оставалась и не особо-то в начальстве и нуждалась — казаки-то уж и управлялись сами собою намного сподручнее, чем бывший их глава, да и денег не воровали почем зря. Хорошо им без начальства было, свободнее.
А на четвертую неделю им известие пришло, все село собралось слушать, какого нынче вора им еще вышестоящая власть петербуржская пришлет.
— «… посему на п-пост главы диканьской полиции назначается Бинх А.Х.» — зачитал Тесак последнюю из немногочисленных строчек, близко-близко к глазам приставив извещение, чтоб легче было витой канцелярский почерк разбирать. Ох, и что тут началось.
— Фамилия-то немецкая. Поди, такой же знающий, как и прошлый, изведет нас всех, без копейки оставит.
— И надо им сюда присылать всяких. Мы и из тутошних себе главу выбрать способны.
— А как еще хуже прошлого окажется? Ух, окаянные.
Так и роптало все село еще несколько дней, покуда на пятую неделю в диканьской грязи, разбитой сырыми веснами, не застряла кибитка новоприбывшего офицера Бинха А.Х.
Всякому было интересно, как приезжий полицмейстер с бедой управится — кричать ли начнет на всех кругом, чтоб подсобили, или не забоится сапогов испачкать да сам из кибитки спрыгнет. Как говорится, первое впечатление — самое важное, вот и повылезали местные каждый со своего огорода лично на начальство приезжее поглядеть да оценить.
Вот только вместо офицера в кибитке оказалась барышня, видать, офицерова жинка. Она-то уж сельских жителей не обидела, уважила — выглянула, огляделась востро, как птица, и шагнула как есть в местную грязищу, даже не став потешно подбирать полы своего черного дорожного платья, стараясь не запачкать.
Маленькая она была вся, но видно, что крепкая, нехворая. Да и не старая вроде, а волосы уже посеребренные, лентой позади стянутые и до лопаток спадающие, на лицо пригожа, да только вот усталая и бледная с дороги, губы все поджимает и хмурится, глазами как волчица по селянам водит. Еще раз оглядевшись и не смутившись вниманию, словно ей каждый день с десяток человек насмешливо в затылок таращится, офицерова жинка убедилась, что кибитка ее прочно встряла и далее не поедет, пока грязь у колес не расчистят и сор, на них намотанный в долгой поездке, не уберут.
— Так вот как у вас гостей встречать принято? — развернулась она, и голос у нее был звонкий, командный, как будто рождена она была только для того, чтоб командовать и вопросы задавать. Казаки даже переглянулись друг с дружкой с мыслей единой — вот она так и мужа наверняка в узде держит, для того ее сюды первой и сослал, чтоб хоть в поездке спокойно вздохнуть.
— Чего молчите-то? — офицерова жинка нахмурилась. — Где у вас тут полицейское управление, али начальника своего не ждете?
Ждать-то ждали, да вот только не вас, а мужа вашего, хотелось бы сказать всем, но как-то не осмелились под взглядом женщины такого брякнуть, и потому к кибитке наконец-то быстро затопал Тесак, едва не подворачивая ноги на скользкой грязи и придерживая шапку свою высокую, чтоб не слетела.
Не успел он и слова сказать, как офицерова жинка уже всего его с ног до головы оглядела взглядом своим цепким, как будто все секреты сразу же раскрыла и ничего от Тесака внутреннего не оставила — всего распотрошила до белых косточек. Вот уж хищница.
— Кто будешь? — спросила она таким властным голосом, будто не стоит сейчас по щиколотку в грязи, глядя на Тесака, задрав голову — по меньшей мере красный ковер сапожками обивает и грозно ответа требует.
— Т-тесак, писарь при начальстве, — уж и не знал Тесак, отчего вдруг лицо женщины смягчилось усталой улыбкой, и она протянула ему свою руку на мужской манер. Боязно стало такую тоненькую ладонь трогать, точно сломать боялся — уж слишком офицерова жинка мала была, но колкая и прочная как булавка. А как с ней рядом Тесак встал, так совсем она уменьшилась аж до карикатурного, и поди разбери, где она там стоит, коль за всем писарем спрятаться может две таких барышни.
— Не сломаюсь, — подбодрила женщина с усмешкой, и Тесак пожал ее ладонь неуверенно, совсем ее развеселив. — И не кусаюсь тоже. Я — Александра Христофоровна Бинх. Что ж, веди, Тесак, в участок, разбираться с вашей Диканькой будем. Только скажи вашим, чтоб вещи мои принесли, а то ж ведь не послушаются меня, коль распоряжусь. Пока.
Если и были у Тесака какие-то вопросы или предложения получше, то все разом из головы выветрились, будто и не бывало их. Только и смог что казакам кивнуть, а сам Александру Христофоровну до участка повел, очень беспокоясь, что та за его шагом не поспевает, но офицерова жинка словно всю жизнь до этого грязь топтала и ловко семенила следом, не теряя своей уверенности.
Вот уж какая барышня, таких в этих местах отродясь не водилось — красотой-то вроде и блистали, а подобным, буквально ощущаемым самоуважением — нет.
А как довел ее Тесак до участка, впустив, так Александра Христофоровна совсем ожила и сама нашла начальственный стол, сразу же за него усевшись и подобрав бумаги, что рядом лежали еще с прошлого полицмейстера. Тесаку и хотелось пояснить, что все это для мужа ее приготовлено, да только не мог ничего сказать — так и стоял в дверях, шапку теребя, как будто нет ничего в Александре Христофоровне за начальственным столом противоестественного, хоть зрелище и удивительное для такой далекой глуши.
Когда вносили сундук с вещами, Тесаку пришлось протиснуться внутрь кабинета и замереть у стены. Казаки тоже как-то подозрительно поглядели на барышню, которая в офицершу решилась поиграть, да и вышли вон, оставляя их одних.
— Ну, будем разбираться, — еще раз повторила Александра Христофоровна, хмуро откладывая от себя бумаги. — Такой бардак мне оставили, услужили, молодцы.
Двигалась Александра Христофоровна так естественно, будто всю жизнь Тесака знавала — не прогоняла его, ворчала при нем открыто, пока из сундука вещи вытаскивала и вопросы какие-то задавала: про Диканьку, про прошлого управленца, про дела его. Тесак отвечал немного невпопад, чувствуя, что давит на него такая чужая сила и уверенность — ни от одного казака или лиходея за всю свою службу так шарахаться не хотелось, а вот от офицеровой жинки — аж зазудело все до неприятного.
— А чего вы со мной т-так любезны? — спросил Тесак, когда Александра Христофоровна чем-то звякнула у стола, и пожалел, что спросил. Уставилась на него офицерова жинка как тогда у кибитки — чисто волчица, глазами вцепилась в лицо и держит, пытается понять, что там в голове тесачьей, а у него ведь там пусто — совсем мысли от взгляда такого вышибло.
— Так ты же сказал, что писарь? Помощник начальника полиции, верно? Верно, а мне же надо с чего-то начинать, меня тут еще не знают и не признают, потому и нужен мне тут человек из здешних. А ты, как я посмотрю, парень молодой, неглупый, раз грамоте выучился.
Тесак все равно ничего не понял, однако кивнул. И снова спросил, теперь уже боясь взгляд на Александру Христофоровну поднять — съест ведь его, проглотит и выплюнет.
— А мужа вашего к-когда нам ждать?
В кабинете зазвенела тишина. Тесак уж голову в плечи вжал, ожидая, что вот-вот офицерова жинка-то его чернильницей оприходует, по голове со всего маху стукнет — а сомневаться в том, что стукнет прилично, не приходилось, — но слишком уж долго ничего не происходило, и Тесак поднял голову, заметив лишь, как Александра Христофоровна поднесла ладонь ко рту, столкнулась с ним взглядом и прыснула от смеха.
— Ну рассмешил, Тесак, — сказала она, отсмеявшись, пока Тесак все глазами у входа хлопал. — Вам кого на пост начальника прислали?
— Бинха А.Х.
— Правильно. А у меня инициалы какие?
Тесак сперва открыл рот. Потом его закрыл. И так ему неловко сделалось, что хоть сейчас проваливайся в ад к чертям в котлы, да вот только некуда было деваться-то — Александра Христофоровна взглядом все на месте держит. И ведь пока голосом не прогонит — так и будет стоять, пораженный.
— Ладно-ладно, поди вон, — смилостивилась она, — только далеко не уходи, я скоро выйду.
Тесак и пошел. То ли бледный весь сделался, то ли наоборот — красный, да только вот абсолютно точно какой-то совсем дурной и бестолковый. Вот уж казаки на смех Александру Христофоровну поднимут — ростом как дитя, женщина, а офицерша с чином, командовать сюды приехала, как бы не учудили чего в шутку али ж на полном серьезе.
И думал бы еще долго об том Тесак, если б не скрипнула дверь участка и не вышла б из нее Александра Христофоровна — в мужском полицейском камзоле. В руках трость, на поясе хлыст да револьвер, вся как будто обряженный ребенок, да только взгляд у нее совсем невеселый, упрямый — точно знает, что место отвоевывать придется и честь защищать, коль приехала.
— Чего рот раззявил? Хороша? — усмехнулась волчьи, так, что кровь похолодела — с такой шутки не пошутишь, а Тесак и не думал, только крякнул как-то неловко. Александра Христофоровна уже волосы поправила, чтобы на лоб не лезли, и треуголку надела. — Что, Тесак, пошли? Расскажешь, что и как, как живете, местность покажешь, с жителями познакомишь…
— Алексанхристофоровна, а не засмеют? — вырвалось у Тесака как-то неожиданно, и женщина замерла, тяжело на него взглянув.
— А ты засмеял? — серьезно спросила она и снова посмотрела востро — не выпутаться. — Нет. Побаиваешься? Правильно. И другие не засмеют, а коли что — я с оружием хорошо управляюсь. Захотят проверить — я всегда готова, только ведь тоже забоятся.
И улыбнулась хищно, вопросов никаких не оставив.