Офицерова жинка

      — Так, ладно, выкладывай, — потребовала однажды Александра Христофоровна, застав Тесака врасплох — сидел он, задумчиво отчет писал да и забылся, сбежать от начальства уже не мог. Бинх и без того его долго вылавливала. — О чем с бабами трепался? Не делай такое лицо, будто понятия не имеешь — не получается у тебя лгать.       Тесак вздохнул и щеку зажевал, стараясь особо на начальницу не глядеть: то на руки свои взгляд кинет, то на плечо Александре Христофоровне, то вообще поверх ее треуголки уставится, но все то же — молчит.       — Ага, слухи распускают дивчины ваши? — Бинх не злилась — игралась, однако как-то жестоко глаза сузила и вперед подалась. — Ну и что нынче брешут? Ты не боись, не пойду я потом по дворам разбираться, чай не обидчива.       Тесак слегка недоверчиво посмотрел на офицершу:       — А откуда ж вы знаете, что про вас брешут?       — А про кого ж еще? Глашка как не пойдет за водой — все мимо меня норовит пройтись и глазом смерить, а сама все улыбается да и к девкам на лавки. Шушукает и на меня глядит, хохочет. Ну чего рассказывает?       — Так это…       — Ну?       — Вы с-смеяться будете…       — Главное, что не плакать, — Александра Христофоровна приподняла брови. — Да говори ты уже, за дивчин что ль и вправду боишься? Да больно они мне нужны, мне и казаков хватает — пуще баб судачат, ей-богу.       А Тесак все молчал и снова — то на подоконник посмотрит, то на писчее перо, а потом так и выложит одним духом, как прикипевшую к ране повязку сдерет.       — Говорят, что вы, Алексанхристофорна, волкодлак — поэтому вас мужичье и слушается, в самый пояс кланяется. А еще, что ночью по деревне волчихой бегаете, оттого и волосы у вас… ну…       Последующее начальственное «ага» было обманчиво спокойным, Тесак аж голову в плечи вжал и сидел, более голоса не подавая.       — Могли бы чего и умнее придумать, чего ж в волчиху-то рядить? — Александра Христофоровна еще помолчала. — Да и где видели, чтоб мне казаки в пояс кланялись? Кивнут без своей усмешки этой гадливой и то хорошо. А волосы… Волосы-то чего?       — Ну, понимаете, как волчья шерсть, — Тесак голову поднял и осторожно исподлобья на начальницу поглядел: не злилась, немного недоумевала и удивлялась, ясно, чему — темноте деревенской, необразованной. — Глашка-то все приметы верно сложила, как есть…       Бинх кивнула и отбила по столу ноготками быструю дробь.       — А если и сложила да раскусила, не убоялась, что я так волчихой ее и загрызу?       Писарь аж весь взвился, едва на ноги не подскакивая от такого заявления, и уставился на Александру Христофоровну, будто собрался у нее прощения вымаливать за весь род людской — как есть на колени бухнется прямо сейчас, коль угодно.       — Да ты чего, Тесак? — не поняла начальница, а потом бровями дернула и вновь внимательно помощника своего оглядела, взглядом по плечам провела и уцепилась. — Веришь, что ли, им, балбесина? Так дивчины-то ваши каких только сказок не придумают, чтоб меня от своих мужиков отвадить — хоть ведьмой обзовут, хоть кем.       — Я не… почему сразу? — Тесак возмущался несмело, вновь немного на своем месте опадая. — Просто вы… ну в самом деле…       — Что «в самом деле»? На волчиху похожа?       В молчании повисло невысказанное «да».       — Восприму, как комплимент, — вздохнула начальница, устало притираясь спиной к стулу, на котором пришлось сидеть, не вставая, третий час к ряду. — Надо же было додуматься, какую фиглю сочинили, так скоро мной и детей пугать начнут? Да чего ты, Тесак, все смотришь на меня, будто у меня вторая голова и та — волчья!       — А ведь вас лошади боятся, коль вы со двора да не позавтракав выйдете, — ни с того, ни с сего поделился он задумчиво. Александра Христофоровна вновь замерла. — Да и собаки на вас лают.       — Правильно лают, что они ко мне, ластиться должны? Во всякий двор пускать? — хмуро заворчала начальница, понимая, что каши теперь с Тесаком не сваришь — умчался в свои предания да на Александру Христофоровну заново каждую примету о волдкодлаках прикладывает и ужасается. — А про лошадей ты это выдумал. Откуда тебе знать, сыта ли я вышла или голодна? Коней что угодно вспугнуть могло.       — Но волосы-то у вас…       — Вот окаянный! — Александра Христофоровна плюхнула перо в чернильницу. — К волосам пристал! Ну седина пробилась, ну хожу иногда лохматая, знаешь же, что весь день по вашему селу мотаюсь, тут мне не до помад и причесок — что меня теперь, в нечисть записывать?       Тесак замолчал, но опосля хитро, насколько, конечно, бесхитростным своим существом мог, поинтересовался:       — И на луну н-не реагируете?       Александра Христофоровна тут уж на него уставилась совсем по-странному — вроде как будто бы разозлилась, а вроде обескуражилась, словно не могла придумать, чего бы такого Тесаку в ответ бросить, чтоб замолчал. Писарю, впрочем, одного такого взгляда горящего хватило сполна — челюсти сомкнул и плечи приподнял, будто Бинх сейчас как греческая Горгона вздыбится своими волосами-змеями и его не в камень — сразу в прах обратит.       — Ну, все, попал ты, Тесак, — голос у Александры Христофоровны звенел чисто, хоть и говорила она вполне ровно. Глаза так и блестели плотоядностью, прав был Тесак в своем подозрении — все-таки разозлилась, в бешенстве! — Коль веришь дивчинам своим, так по селу в ночи не ходи. Как волчицей сделаюсь, так горло перекушу, а как полицмейстершей — сочту дело шито-крытым и расследовать не стану.       Тесак едва не икнул и отвернулся, застыдившись.       — Вы ведь не всерьез?       У Александры Христофоровны взгляд все такой же жгучий и прямой, губы поджала и смотрит, как писарь, словно бумага от огня, все морщится и комкается неловко на своем месте.       — А ты это уж своей головой решай, балбесина, — выдохнула Бинх и встала с места, разминая спину. — Все, некогда. Пошли, там что-то казаки все про лесничего талдычили.       Обиделось, значит, начальство, подумал Тесак. Вот и впал в немилость из-за своих глупых сказок.       Весь следующий вечер и часть ночи извиниться перед Александрой Христофоровной никак не выходило: застряли у старика-лесничего. Собственно, совсем не лесничим он был — в Диканьке и о профессии такой не слыхивали, но старика легко так и прозвали — а что, в лесу ходит, как сам говорит, оберегает, живет совсем в глуши в ветхой избушке и приходит в село иногда грибы да ягоды продать или выменять.       Александра Христофоровна у старика выпрашивала, в чем дело, весь вечер — он постоянно забывался в своей старческой болезни, офицершу называл исключительно как «сыночек», был глуховат, подслеповат и вечно, только начиная говорить о том, что же случилось, пускался в пространные воспоминания о своем прошлом. Иногда подрывался сделать гостям чаю.       В конце удалось узнать, что пропала у него коза. Александра Христофоровна и без того умаялась за день, так что Тесак вызвался сам пропажу отыскать — без начальства управятся, дело-то плевое да и совсем пустое.       Бинх улыбнулась ему недобро и прищурилась, мол, реабилитироваться захотел? Ну-ну. Но сама действительно на коня вскочила и к участку потрусила.       Козу нашли ночью, у стариковой лачуги — паслась, скотина, на добрых казаков глядела тупо и выразительно медленно жевала траву.       Засобирались по домам. Шли сперва компанией, и было совсем нестрашно, но потом Тесак остаток дороги один проходил, и некстати ему всякое чудное в голову начало приходить: про лешего вспомнит, про мавок, про огни зовущие. Вспоминает и все к лесу приглядывается, а он как нарочно темнеет и ветками небо царапает, скрежещет.       Тут-то и сцапали его призраки, завыли по-волчьи так, что у Тесака едва шапка от страха из-за зашевелившихся волос не свалилась — едва успел рукой придержать, а сам чуть на землю не опрокинулся, заозиравшись по сторонам.       И тишина.       Простоял писарь без движения долго, уже колени затекли, а никакая нечисть так и не появилась. Значится, просто волки, подумал Тесак и немного расслабился, с ними уж он знает, как справляться — деревцо бы только какое найти или до села добежать, тут уже всего ничего осталось.       Расслабился, еще разок огляделся и вновь обмер весь, углядев аккурат позади себя в метрах десяти волчицу. Шкура не серая, а светлая такая, как молочная, туманом поддернутая, сама крупная и видно, что матерая — глаза на него умные уставила и смотрит, ждет. Тесак так и ляпнул сдуру, совсем от страха себя потеряв:       — Лексанхристофорна?..       Как бежал от волчицы и ее рычания Тесак не запомнил, как будто в одно мгновение оказался у своего дома да взлетел на крыльцо, едва не вышибая дверь плечом. Опустился на пол весь взмокший, до смерти перепуганный, и дыхание все восстановить не может — так и колотит всего, что внутри, что снаружи.       Так до утра и просидел, только за свечкой церковной еще сбегал — заснуть бы все равно не вышло, а так хоть было капельку спокойнее.       Даже на службу припозднился, на Александру Христофоровну смотреть боялся и вел себя абсолютно рассеянно, чем вызвал недовольство начальства и его пытливый взгляд.       — Чего как пыльным мешком ударенный? Козу нашли?       Тесак только кивнул, как раз записывая отчет. Дело, конечно, совсем этого не требующее, но Александра Христофоровна даже такое велела фиксировать на бумаге, а то они тут с такими мелкими происшествиями совсем одуреют от безделья и скуки — серьезных преступлений в Диканьке все равно не было.       Больше офицерша спрашивать ничего не стала: откинулась на спинку стула, поправила волосы — на шерсть той волчицы похожие, некстати подумалось Тесаку, — и снова взглядом по писарю прошлась как сапогами: как будто то на плечо наступит, то на колено, то вообще в лоб ему упрется и ждет. Вот только не дождалась и смилостивилась, глазами в сторону повела.       — Ладно, прощаю за выходку с волчихой. — Тесак поднял неверующий взгляд и уставился на начальство. — Только впредь никаких твоих сверхъестественных домыслов на рабочем месте.       — А вне р-работы? — как-то глупо поинтересовался Тесак, даже подумать не успел, что спросил. Александра Христофоровна удивленно на него посмотрела и рассмеялась:       — Вне работы хоть с самим чертом на печке выплясывай.       Тесак еще немного помолчал, осмысливая. Ночное происшествие после слов начальницы даже как-то потускнело и притупилось, будто и не было его совсем.       — Лексанхристофорна, а вы тогда, после л-лесничего, сразу же уехали? Не задерживались?       Бинх снова поглядела на него удивленно и покачала головой, мол, не задерживалась, Тесаку совсем легко стало от этого и еще от того, что вопросов Александра Христофоровна больше никаких не задавала, к вечеру отчеты проверила и даже за некоторые похвалила.       Не видел только Тесак, как начальница тайком по волосам рукой проводит, мелкие веточки и листочки из волос выуживает. Это и к лучшему.