«Вперед, покажи им, Что все это время они были правы насчет тебя. Посмотри на себя, ты паскудная бестолковщина. Так сильно старался, но этого недостаточно, Ведь быть хорошим было слишком многим для тебя. Какое плохое оправдание для твоего существования. Каждый раз, умирая, они забирали весь смысл. Не хочу такое говорить, но ты испорчен, Ты только всех расстраиваешь. Идеальная мешанина из крови и кишок, ох, Ты же знаешь, что каждый раз, когда кто-то умирает Это только твоя вина».
Когда Вэриана заперли в камере, его эмоции не пошатнулись. Не было момента осознания, когда понимаешь, что совершил ошибку. Не было желания раскаяться и начать все заново при первой же возможности, вымаливая прощение за непростительное. Не было страха определенного будущего, когда тесное темное помещение становится всем твоим миром. Не было отчаяния из-за провалов, шедших друг за другом, словно насмешка судьбы, которая проложила мост через болото его врагам. Его душу рвала злость, которая лишь немногим раньше выливалась неконтролируемо, но теперь ее осталось ровно столько, что больше не выльется, но и игнорировать ее невозможно. Вэриан мог описать это так: ртуть, наполняющая стакан до самых кроев, с легкими волнами расходящимися по поверхности. Холодная ненависть, морозящая грудную клетку, но позволяющая дышать достаточно легко. Вэриан не сопротивлялся, когда его халат и очки забрала стража, но руки непроизвольно потянулись за старыми перчатками. Он не был дураком, может, слегка самонадеянным, но не гордым. Пытаться вырваться сейчас — бесполезно. В мыслях подростка не было сомнений, что это еще не конец, нужно лишь все тщательно продумать, выждать. Годы, если потребуется. Его камера была мала. Вэриана с силой затолкнули внутрь, хотя он сам был готов сделать шаг в свою тюрьму. Рудигер с писком свалился с его плеча, развернулся и зарычал. Мальчик не успел вернуть равновесие, когда дверь с громом захлопнулась, погружая все в кромешную темноту. Окошки внизу и вверху двери были закрыты, но даже полоски света от факелов сквозь них не пробивалось. Окон на улицу под землей обычно нет. На ощупь он нашел койку, неожиданно имеющую тонкую подстилку отделяющую его от твердого дерева. В темноте не было звуков кроме фырканья енота и звона цепи от его кандалов. Вэриан был даже немного благодарен охране за то, что его запястья не были прижаты друг к другу, а цепь была длиной порядка двух футов. Он с усталым вздохом сел и привалился к холодной, но удивительно сухой стене. Рудигер быстро запрыгнул на колени и свернулся в комок. Сколько бы стража не пыталась избавиться от енота, тот продолжал вырываться и пробиваться к нему. В груди Вэриана немного потеплело от этой мысли. Он протянул руку, чтобы погладить зверька, но тут же одернул ее, почувствовав под голыми пальцами шерсть. Вэриан редко снимал перчатки. Эта привычка появилась у него давно. Может быть, ему было шесть, может, немного младше. Он рос без матери, поэтому всегда старался быть как можно ближе к отцу, желая сделать его гордым. Он искренне хотел быть на него похожим тогда, поэтому попросил Квирина такие же перчатки как у него. Многие желания Вэриана часто не воспринимались всерьез, но тогда отец с готовностью купил ему пару. Перчатки почему-то всегда заставляли мальчика чувствовать себя защищенным, поэтому он редко снимал их, если это не принятие ванны или сон. Без них все было просто… беспокойно. Порезы, занозы, химические ожоги, клей и другое, от чего его защищала черная кожа. Потеря чего-то столь необходимого была неприятной. Привыкать чувствовать объекты напрямую будет сложно. Вэриан не любил касаться вещей. Во многом этой нелюбовью он обязан алхимии. Касаться чего-то в лаборатории без защиты было не безопасно. Иногда и находиться там было небезопасно. Когда его вели в камеру, на улице уже совсем рассвело. Вэриан лег, переложив Рудигера себе под бок, небольшой кусочек тепла, который ему остался. Он почувствовал укол вины, когда подумал, что его единственному другу придется остаться с ним здесь, в непроглядной темноте. Еноты ночные животные, но и они не могут хорошо жить без солнечного света. Без любого света. В прошлом году все было иначе. Все было проще, легче и ярче. Этого невыносимого груза вины перед отцом, этого гнева на предателей, этой горечи в душе и на языке… их не было. Не было камней, принцессы и лживых обещаний. Впервые в жизни кто-то искренне верил в него, назвал его другом, наполнил его сердце новыми чувствами, чтобы бросить в самый трудный момент. Почему они так поступили с ним? С самого начала он лишь хотел помочь. Когда Рапунцель обратилась к нему за помощью с этими камнями, он был счастлив сделать все возможное. Когда ситуация ухудшилась, когда Старая Корона подверглась угрозе исчезновения, она пообещала, что они найдут решение вместе. Не прошло и двух дней, как это обещание было сломано. Его чуть не посадили под стражу за нападение на принцессу, но у него не было времени на это. Он сбежал, чтобы вернуться к отцу, но опоздал. Весть о том, что Вэриан напал на Рапунцель распространилась довольно быстро. Через день, когда снег почти растаял, жители деревни пришли к нему домой. Они искали Квирина, чтобы поговорить об этом инциденте и принять меры по отношению к мальчику, который и так принес немало проблем. Юноша ничего не ответил о своем отце, застывшем неподвижной статуей в той же комнате. Вэриан понял лишь в последний момент, что многие годы отец был защитной стеной между ним и другими жителями, которые пытались схватить его, чтобы отдать страже. Как-то ему удалось ускользнуть. Повезло, что новая порция камней выросла прямо между ни и деревней, позволив спрятаться в лесу. Он смотрел, как соседи собирают вещи и уезжают на новые земли, данные королем. К вечеру никого не осталось. Люди, среди которых он вырос, оставили его в руинах. После этого события пошли быстрее. Среди вещей его отца оказались странные предметы с непонятным символом, который отец носит на тыльной стороне ладони, и пергамент, рассказывающий о природе камней. Камней, которые появились по вине короля и его эгоистичного желания спасти жену и дочь. Поставив свои желания выше безопасности королевства, этот человек смеет обвинять его в чем-то. Если собственный правитель пренебрег Короной, почему он должен заботиться? Не так все и солнечно на этих землях. И дальше: цветок, волосы Рапунцель — ничего не сработало. Магия проходила сквозь янтарь, но, будто, только укрепляла его. Он чувствовал отчаяние, когда все идеи пришли к провалу. Видеть, как Рапунцель счастливо воссоединяется со своими родителями было невыносимо больно, когда ладони опираются на холодный камень, сковавший единственного родного человека на всей земле. Как они могут радоваться тому, что у него не получилось? Вэриан хотел, чтобы они поняли, как он страдает. Он хотел, чтобы Рапунцель страдала также. Девочка из сказки, для которой все всегда складывается удачно. Похитили в младенчестве? Но выросла в достатке. Никогда не выходила из башни? Зато никогда не работала. Приемная мать держала только ради волос? А ведь могла держать в рабстве. Любимый человек отрезал волшебные волосы, способные исцелить его смертельное ранение? Волшебные слезы и сила любви. Родители король и королева? В королевстве тысячи семей, но именно она принцесса. Незнакомка объявляется и говорит, что принцесса под ручку с вором, хотя у потерянной принцессы золотые волосы? Не беда, мы, конечно же, поверим в это лишь потому, что она похожа на королеву Арианну, ведь других похожих на нее людей в королевстве нет. О, эта девушка никогда ничему не училась, но мы все равно все ее очень любим. Вэриана тошнит от всей этой приторности. Так послушаешь, то все это бред. Так не бывает. Ты растешь в Старой Короне на полях и грядках, выращивая и собирая урожай тяжелым трудом. Твоя мать умирает до того, как ты можешь сохранить воспоминания о ней, а отец никогда не относится серьезно. Дети считают тебя странным, ведь ты читаешь книги и строишь странные вещи, которые часто ломаются, поэтому тебя игнорируют или дразнят. Взрослые терпят только из-за уважения к отцу и обходят стороной, чтобы не попасть в неприятности. Друзей не бывает, а близкие умирают. Вот она — реальная жизнь. Мальчик думал, что настал его черед. Он действительно мог убить их? Хватило бы у него сил и смелости, чтобы дожать рычаг? Вэриан не знал. Но ему казалось, что с каждой секундой, которую Квирин проводит в куске камня, его сердце каменеет все быстрей. Тот ребенок, верящий в сказки, умер, когда Рапунцель позволила страже оттащить его от нее. И взрослый, которым он стал, становился все более жестоким и отчаянным, собирая крупицы правды. Рапунцель было плевать на него. Она даже не озаботилась тем, чтобы развеять слух, что на нее напали. Может, он бы и мог принять это тогда. Но никто не пришел. Месяц он провел в Старой Короне в одиночестве, разрабатывая свой план, но в тайне надеясь, что, может быть, сейчас Рапунцель и другие придут, чтобы помочь. Они забыли о нем и его отце, откинули в дальний угол, словно ненужное волнение, мешающее притворяться, что все как всегда. Что камни не разрушают все на своем пути. Вэриан обещал себе, что избавится от них, когда освободит Квирина, если король так хочет игнорировать проблему. И вот, Deus ex machina, принцесса может управлять этими камнями. Вэриан не мог понять. Сейчас, думая об этом, он должен был догадаться, что все сложится не в его пользу. Он не избранный, он не принц, у него нет магических способностей, люди не готовы сражаться за его облачные замки. Судьба не протянет ему руку помощи, если он посмеет встать против светыча. Она толкнет его под удар. Вэриан был готов умереть, лишь бы Рапунцель ушла вместе с ним. Он готов умереть сейчас, если это позволит ему освободить отца. Он готов потратить всю жизнь, принести любую жертву, лишь бы это произошло. Это первостепенная задача. Дальше по плану разорение короны. Тем или иным способом.***
Он здесь уже неделю. Глаза приспособились к темноте быстро. Большую часть дня Вэриан проводил в лаборатории, где солнечный свет может спровоцировать реактивы, так что ему не привыкать. По крайней мере, он может видеть очертания кровати и туалетной дыры. Рудигеру в темноте ориентироваться намного легче. Но, опять же, камера слишком маленькая, чтобы куда-то идти. Контролировать время возможно только по приемам пищи. Вэриан не спал в первый день своего пребывания здесь, поэтому смог узнать примерное время: в девять утра — завтрак, в девять вечера — ужин. Вся еда скудная, мальчик испытывает постоянный голод, хотя никогда не славился сильным аппетитом. На завтрак каша и вода, на ужин вода, кусок хлеба, картошка и кусок мяса. В конце недели ему дают дополнительно половинку лимона, чтобы не умереть от цинги. Рудигеру, в отличии от него, дают полные миски корма, чтобы зверь не голодал. Вэриан не претендовал на дополнительную порцию. Он не похож на Рапунцель, он никогда не даст другу пострадать. Мальчик видел свет лишь во время еды, когда нижнее окошко открывали, чтобы он мог видеть нормально. Это были одновременно приятные и худшие события за день. Тусклый свет всегда проникал без предупреждения, обжигая привыкшие к темноте глаза. Всегда требовалось время, чтобы приспособиться. Но видеть свет хотя бы изредка все еще было приятно и как-то тепло. Иногда Вэриан искренне полагал, что забывает это. Ведь как можно помнить свет? Ты помнишь мир, отражающий свет, тем самым воспринимая его цвета, но не сам свет. Хотя, цвета он тоже помнил не так, как когда-то видел их. Сейчас, если это не черный, это либо серость камня, либо коричневый отсвет из-за двери. Вэриан старался думать о плане, но голод, темнота и отсутствие деятельности мешали. Он пытался занять себя разговорами с Рудигером, который всегда отвечал, также ища утешения. В другое время он прогонял в голове галлоны знаний, пересматривая свои эксперименты и теории в надежде отвлечься, не поддаваться безумию одиночества и бездействия, прячущемуся в этих темных углах.***
К тому моменту, когда его вывели из камеры впервые с момента заключения, прошел месяц. Вэриан чувствовал, что начинает сходить с ума. Он разработал привычку щелкать пальцами и звенеть цепью, чтобы скрасить тишину камеры. Несколько дней назад им дали мячик. Рудигер был счастлив, гоняя игрушку по полу, позволяя бубенчику внутри мягко звенеть. Уши, привыкшие к тишине, немного болели, но это изменение позволило ему немного собраться с мыслями. Привести себя в порядок. Его никуда не выводили. Даже на работы, которыми должны заниматься заключенные. Они либо боялись, что он попытается сбежать, либо считали, что тощий ребенок не может много сделать на каменоломне. В любом случае, возможного выхода пока не было. Составлять план побега просто не из чего. От безделья Вэриан начал делать упражнения, но его слабость от голода и общая хилость не позволяли многого. В особые дни вдохновения он пытался танцевать, но места слишком мало. Он шарит по стенам руками, прослеживая стыки камня и трещины. Спустя месяц он помнит их почти наизусть. Между завтраком и ужином мальчик пытается спать, но без солнечного света он не может понять, что делать. Вэриан засыпает или теряет сознание от истощения и просыпается через несколько часов. Обычно его сны такая же тьма, только бездумная, но иногда ему снятся цвета. Нет определенного сюжета, слов, только беспорядочно меняющиеся цвета, словно в калейдоскопе. Это лучшие сны. Изредка ему снятся люди, но это всегда портит настроение. Где-то в середине между приемами пищи Вэриан просыпается от звука открывающийся двери. Свет мгновенно ослепляет его, заставляя зажать глаза ладонями. Он чувствует раздражение. Что им надо? Автограф? Рудигер недовольно фыркает, потирая мордочку лапами. Они оба не знают, хорошо, что им разрешают выйти, или нет. Ведь там, наверху, светит солнце, которое причиняет такую боль. Мальчик почти хочет остаться в темноте навсегда. — Вставай, король и королева желают видеть тебя, — требует страж, пристально смотря на него, выглядя твердо, но в глазах его тлеет опасение. — Какого черта им надо? — раздраженно спрашивает подросток, поднимаясь с койки. Енот быстро занимает свое место у него на плече. Солдат не ответил. Его вывели в коридор, где он все еще пытался привыкнуть к тусклому освещению, щурясь, пока с его рук снимали кандалы, чтобы заменить их наручниками. Стражи встали с двух сторон Вэриана и повели его к лестнице. Он все еще помнил дорогу к тронному залу, словно ходил туда вчера. Чем выше они поднимались, тем ярче становилось. Но благодаря тому, что все проходило постепенно, он справился. Рудигер ерзал у него на плечах, осматриваясь после долгого времени в темноте. Неожиданно он спрыгнул на пол и умчался, не оглядываясь. — Даже енот решил, что ты того не стоишь, — насмешливо прокомментировал второй охранник, более молодой, но получив от старшего суровый взгляд, быстро заткнулся. На этот раз не ответил Вэриан. Он не волновался по поводу своего друга. И действительно, через два поворота Рудигер догнал их, спешно карабкаясь обратно на плечи по спирали. Мальчик почувствовал, как что-то легкое опустилось в карман, но не позволил даже уголку губ дрогнуть в ухмылке. Какой умный енот. Он сделал это еще несколько раз, прежде чем они добрались до тронного зала. Когда двери открылись, Вэриан смог взглянуть на короля и королеву, которых начал забывать еще на прошлой неделе. Фредерик нахмурился еще глубже, когда увидел его. Мальчик не знал от того это, что он похитил и пытался убить его жену или из-за того, как плохо он выглядел. Арианна в неприятном удивлении скрыла рот ладонью. Она не могла смириться с тем, что случилось с сыном Квирина. Его лицо, бледное, словно мел, все еще покрывали веснушки, теперь не придавая ему очарования, а лишь подчеркивая явный недостаток солнца, выделяясь темными пятнами. Его глаза впали, синяки окружили их, словно пятна енота. Глаза, казалось, потускнели, покрылись пленкой, но не потеряли блеска жизни. Худоба и истощение явно прослеживались на лице и в остальном теле. Отросшие, спутанные волосы спадали на плечи, закрывая лоб и уши, еще сильнее затеняя глаза. Вэриан приближался к ним без возражений. Арианна не могла проследить его эмоции. Это было похоже на безразличие, пренебрежение, скуку, но его взгляд не блуждал, ни разу не отрывался он них. Его лицо не выражало ничего из того, что можно было ожидать от него раньше. Можно было подумать, что он сломался, сдался в этой тюрьме, осознал свои ошибки, но что-то в глубине его глаз просто не позволяло этому предположению иметь вес. Этот мальчик был и оставался непредсказуем. — Склонись перед королем, — приказал страж, когда Вэриан просто остановился перед троном. Мальчик оскалился, когда руки опустились на его костлявые плечи, чтобы придавить к полу. — Не стоит, — сказал Фредерик, вставая с трона. Охрана тут же отступила, что остановило Рудигера от шипения. Если бы не ситуация, подросток поблагодарил бы любимца за защиту, но сейчас не время и не место. — Оставьте нас, — приказал король, не отводя взгляда с преступника. — Но, ваше величество! — протестовали солдаты, явно озабоченные положением сейчас. — Это приказ, — надавил мужчина. Стражники не посмели противиться больше. Фредерик проводил их взглядом и, когда двери закрылись, вновь обратил внимание на мальчика. — Надеюсь ты понимаешь, почему стоишь здесь? — Вам не нужно было тащить меня сюда ради этого вопроса, — презрительно закатил глаза Вэриан. — Если вы хотите, чтобы я молил о прощении и раскаялся в преступлениях, то одного месяца будет мало. — Будь моя воля, ты бы гнил в камере, не видя солнечного света, до самой смерти, — прошипел король, склонившись к его лицу. — Фредерик! — возмущенно воскликнула Арианна. — Но я обещал Рапунцель, что буду терпелив с тобой и дам шанс исправиться, — закончил он, выпрямляясь. — Поэтому я готов сделать предложение… — мужчина посмотрел на подростка, но не заметив видимой реакции, продолжил. — Квирин был моим другом. Несмотря на все, что ты натворил, он не заслуживает того, что с ним произошло. Мы будем стараться решить эту проблему. И если ты забудешь обо всех своих планах против Короны и искренне раскаешься, то мы дадим тебе свободу и позволим помочь. — Вы сказали «мы будем пытаться»? — холодно спросил Вэриан, опустив голову. — То есть, вы ничего не делали целый месяц, пока я сидел один в темноте, подверженный психологическому разрушению, в условиях созданных, чтобы разлагать умы, чтобы вы могли предъявить мне ультиматум: «Ты делаешь вид, что из-за нас Корона чуть не была уничтожена камнями, а мы позволяем тебе спасти отца, хотя у нас самих было много времени, чтобы что-то сделать». Вы отвратительны, Ваше Величество, — мальчик сузил глаза и посмотрел на разозленного этими словами Фрэдерика. — Вэриан, послушай, мы действительно хотим помочь тебе, — вмешалась королева. — Мы обязательно спасем твоего отца, но мы не можем этого сделать, пока ты хочешь разрушать. — Рапунцель, что она делала, пока я гнил в камере? — неожиданно спросил подросток, на что Арианна удивленно притянула к груди руки, а король вновь нахмурился. — Она тоже обещала, что поможет, но вот чего стоили ее обещания. Неужели вы думаете, что я поверю в эту ложь? — Мы пытаемся узнать природу этих камней, — ответил Фредерик. — Это то, чем я занимался, пока моего отца не поглотил янтарь. Я единственный, кто пытался что-то сделать, когда все остальные закрывали на это глаза, а теперь вы пытаетесь пристыжать меня тем, что я хочу отвлечь вас от этого, — зло ответил Вэриан. — Все, чего я хотел, это помочь Старой Короне и спасти отца, и вы отнеслись к этим желаниям, словно это злодейские цели. — Твои цели были благородны, только способ ты выбрал плохой, — сказал король, посмотрев на него сверху вниз. Королева виновато отвела взгляд. — А кто-то дал мне выбор? — неверяще спросил Вэриан, заглядывая им в глаза. — Даже когда буря закончилась, никто не пришел. Вы притворились, что проблемы не существует, запретили упоминать об этом. Даже в тайне ото всех вы не пытались что-то предпринять. Так о каком раскаянии вы говорите, Ваше Величество? — презрительно выплюнул он титул, словно какое-то проклятие. — Нам не о чем говорить. Мы не придем к компромиссу. И понять друг друга нам просто не суждено. А теперь, если вы позволите, я бы хотел вернуться в свою камеру. Всем своим существом Вэриан боролся, чтобы эта метафорическая ртуть не вылилась из метафорического стакана. Он не может позволить себе растраты. Ведь если он лишится своих гнева и ненависти, то что будет держать его вместе? Любовь, грусть, одиночество и вина просто будут разлагать его, пока окончательно не сведут с ума. Мальчик уже сомневается, что здоров. Он не хочет превратиться в безумного ученого с неясной страстью к разрушению. Глупо, что такие отрицательные чувства стали клеем его раскалывающегося разума. — Вэриан… — попыталась королева, протягивая ему руку. — Хватит! — воскликнул подросток, отступая от нее. — Довериться вам? Никто из вас не сделал ничего, чтобы я мог доверять вам. И я, будем честны, давно предал ваше доверие. Мы враги. И если мне суждено быть плохим, чтобы чего-то достичь, я приму эту роль. Даже если мне придется умереть за это. Вэриан не смотрел на них, когда стража вернулась, чтобы забрать его в тюрьму. У него было не так много сил как физических, так и эмоциональных, чтобы дольше находится в компании королевской семьи. У него было стойкое чувство, что еще чуть-чуть, и эмоции выйдут из-под контроля. — Надеюсь, что с тобой все будет в порядке, — грустно сказала ему королева на последок. — Надеяться, конечно, просто, — язвительно ответил мальчик, не сдержавшись, за что стражник дернул его к выходу из тронного зала. Он покорно шел обратно в свою клетку, игнорируя красоту замка и виды за окном. Вэриан боялся, что почувствует страх перед возвращением в темноту, если позволит себе наслаждаться внешним миром. Его тело слабое, у него нет оружия, пытаться бежать сейчас — пустая трата сил. Рудигер сбежал еще пару раз до того, как их привели ко входу в тюрьму. Возвращение в темноту было болезненным. Вэриан рухнул на пол, стоило только двери захлопнуться. Енот спрыгнул с его плеч, уронив на пол то, что держал в лапках незаметно для охранников, и забрался ему на колени, чтобы прижаться макушкой к подбородку. Мальчик беспомощно обнял Рудигера и прижал к груди, как единственное утешение в мире темноты, позволив горьким слезам беззвучно стекать. — Прости, что тебе приходится быть здесь со мной, — шепотом просил подросток, на что енот лишь утешающе пискнул. Он извернулся, чтобы вырваться из шаткого захвата и принести поближе предметы, которые не спрятал в карманах хозяина. Вэриан слепо шарил руками по земле, пока не наткнулся на два цилиндрических объекта. Это были две короткие свечи. — Это потрясающе, Рудигер! Не медля больше, мальчик сунул руки в карманы. В одном покоились гребешок и полный коробок спичек, в другом — леска и осколок ножа, об который он случайно порезался. Вэриан испуганно засунул палец в рот, боясь заражения. Это первый его порез на руках за многие годы, но подросток винил в этом только собственную непредусмотрительность. — Спасибо, — мягко улыбнулся он, хотя в темноте это было не увидеть. Рудигер снова забрался ему на колени, прогоняя часть холода. Единственное тепло, которое ему позволено иметь.***
Через неделю Вэриан начал петь. Любая песня, которую он мог вспомнить, не заканчивалась, пока его горло не начинало нещадно саднить. Это помогало избавиться от тишины и тревоги, немного успокаивало и расслаблялось. Рудигеру тоже нравилось, он становился веселее и игривее в это время. Помимо дурацкой привычки щелкать пальцами, мальчик стал постоянно расчесывать свои волосы. В первый раз это было трудно из-за калтунов выросших за месяц. Он также часто стал вычесывать енота, который всегда подставлялся под ласку. Спустя три месяца, как он был заперт, его волосы отрасли настолько, что стало неудобно. Вэриан никогда не любил короткие стрижки, предпочитая держать волосы на одном уровне, чтобы и шея не была голая, и в работе не мешали. Поначалу он хотел срезать их, но потом подумал, что если охрана увидит срезанные волосы, они отберут те немногие вещи, которые Рудигер достал ему. Вместо этого он просто стал завязывать их в хвост. В особо тяжелые дни мальчик ненадолго зажигал свечу, чтобы утешиться от слабого света и тепла. Тушить огонек всегда было мучительно, но лучше хранить огонь для лучших времен. Тем более, что это всегда опасно тем, что все могут отобрать. Иногда отсутствие деятельности настолько сводило Вэриана с ума, что он подумывал начать писать кровью на стенах, лишь бы чем-то себя занять. Но он всегда одергивал себя страхом заражения. Он не хотел умереть так глупо. У него еще есть вещи, чтобы следовать. Но прямо сейчас мальчик боялся, что не сможет справиться. Здесь, в тюрьме, у него началась лихорадка. Каждая частичка его тела ныло, сознание плыло. Кожа горела под пальцами, пот лил рекой. Было жарко, но Вэриан знал, что ему нужно оставаться в тепле. Пришлось пожертвовать рукавом, чтобы сделать компресс из воды с завтрака и ужина. Сил не было. Вэриан был напуган. Впервые за долгое время он был так чертовски напуган. Он не хотел умирать так. Не здесь. Не освободив отца. Оставляя Рудигера самому себе. Но он не мог позволить себе поддаться панике. Ему нужно бороться, чтобы преодолеть эти трудности. Енот беспокойно пищал и обнюхивал его лицо, перебирая волосы лапками. — Эй, все в порядке, — устало улыбнулся мальчик, погладив зверька по голове. — Я выкарабкаюсь. Хочешь, я спою тебе? На самом деле ему было тяжело дышать из-за насморка, но Вэриан хотел утешить друга. Рудигер немного успокоился, положив мордочку ему на грудь. Мальчик пытался вспомнить что-то, что он сможет спеть со своим хрипом. Сама собой на ум пришли слова, которые он слышал единожды больше года назад.«Flower, gleam and grow, Let your power shine, Make the clock reverse, Bring back what once was mine».
Песня звучала в его голове нежно, утешительно. Он все еще мог отдаленно услышать голос Рапунцель, что было естественно. Это была ее песня. Каждое слово было наполнено светом солнца. На секунду Вэриан почувствовал себя легко, словно болезни и не существует.«Heal what has been hurt, Change the fate's desing, Save what has been lost, Bring back what once was mine, What once was mine…»
Когда слова кончились, транс рассеялся, и мальчик вернулся к ужасной реальности. В темноту. Истощение стало настолько сильным, что бороться со сном стало невозможно. Он боялся не проснуться.***
Его разбудило странное чувство. Впервые за несколько дней его сознание было достаточно чистым, чтобы сразу отличить сон от реальности. Любой звук в камере казался громким, так что ничего удивительного, если Вэриан просыпается от чихания енота. Но сейчас Рудигер спал. Мальчик приподнялся, чтобы отыскать источник от чего-то знакомого звука. Неожиданно пробившийся из поля голубой свет моментально привлек внимание. Подросток с широко открытыми глазами наблюдал, как в углу его камеры вырастают три камня, на несколько секунд освещая стены. Вэриан подскочил, нашел свечу и спички, чтобы снова осветить помещение, когда камни снова стали черными. Рудигер беспокойно завозился у него на плече, когда они подошли ближе. — Разве камни не должны были перестать расти после того, как они добрались до Рапунцель? — неуверенно спросил мальчик, взглянув на енота. Он нахмурился, задумавшись. Это не имело никакого смысла. Ведь если камни не желают уничтожить принцессу, то им нет смысла расти дальше. Если только Рапунцель не была единственным, что ищут камни, то это все еще может находиться в замке. Было ли еще что-то, что король скрыл? Вэриан зло стиснул зубы на это предположение. Он отмахнулся от мыслей, почувствовав головную боль. Лучше вернуться под одеяло, чтобы не давать спавшей температуре возможности подняться снова. Сейчас ему не хотелось заниматься этим.***
Вэриан пел эту песню все чаще. Слова срывались с языка, словно он знал их всю жизнь, но он никак не мог отделаться от мысли, что они неправильные. Словно не предназначены ему. Потустороннее чувство твердило ему, что это не то, что он должен петь, но все еще не донесло нужного смысла. Мальчик терялся в чувствах и воспоминания, когда песня продолжалась. Это опьяняло.Flower, gleam and grow…
Shadow, cold and dark…
Это было похоже на гипноз. Когда чувствуешь так много и одновременно ничего. Когда все воспоминания давят своей реалистичностью и проносятся, словно туман. Вэриан закрывает глаза, отдаваясь ощущениям.Let your power shine…
Make the final plea…
Make the clock reverse…
Take the sands of time…
Bring back what once was mine.
And set the spirit free.
Он открывает глаза и чуть не поддаются крику, когда видит, как спадающие на глаза волосы светятся болезненным бело-голубым светом в унисон с камнями в углу комнаты. Его песня останавливается, и через несколько секунд свет умирает. Вэриан успевает заметить озадаченное выражение на мордочке Рудигера, который наблюдает за ним на расстоянии. Мальчик тут же зажигает свечку. — Ты видел это? — изумленно спрашивает он, на что енот согласно кивает. — Мои волосы светятся… точно, как у Рапунцель, — в осознании шепчет подросток. Неожиданно многие вещи приобретают смысл. Вэриан много думал, почему камни просто не прошли Старую Корону, как все другие места, а продолжали расти по всему городу. Вокруг его дома. Прямо в лаборатории. Они искали его. Не так упорно, как принцессу, но все еще. И никакой реакции между ними никогда не было потому, что мальчик всегда был в перчатках. У него не было причин касаться камней голыми руками. — Но почему это происходит? — разочарованно спросил Вэриан, посмотрев на свои руки. В голове сразу возник образ отца. Квирин всегда говорил ему держаться подальше от камней. Он знал правду, но не успел что-то рассказать. Подросток горько усмехнулся, подумав, что его отец все еще считал его ребенком перед заточением в янтарь и не собирался что-либо говорить. Вэриан подошел к камню и сел возле него. Никакой реакции не было, как и раньше. Мальчик с опаской потянулся пальцем к гладкой поверхности, чувствуя себя сумасшедшим. Если реакция будет происходить как у Рапунцель, то все это место может обрушиться, но ему просто нужно знать. Ему пришлось бороться с желанием зажмуриться, когда он коснулся неправдоподобно гладкого материала. Камни разгорелись голубым при контакте вместе с кончиками пальцев Вэриана, но больше ничего не произошло. Подросток заворожено следил за тем, как под его ладонями камень горит сильнее. Ничего больше, только свечение, но это было потрясающе. Он чувствовал, как сквозь него протекает странная сила, соединяющая его с камнями, но не задерживающаяся в теле. Преодолев первичный шок, мальчик понял, что его волосы все еще не светятся. Во взбудораженном и восторженном состоянии он прогнал события последних пяти минут. Точно! Он пел песню! Вэриан скачущим голосом спел знакомые слова, но ничего не случилось. — Почему не сработало? — озадаченно опустил взгляд в пол, нахмурившись. Он снова подумал о песне. Когда он пел ее перед началом свечения, слова звучали в его голове, словно затмеваемые посторонним шумом. Как скрипка и пианино играющие одни и те же ноты, но все еще звучат по-разному. Вэриан зажмурился, пытаясь достать слова из глубины сознания.«Shadow, cold and dark, Make the final plea, Take the sands of time, And set the spirit free...».
Вэриан в восторге наблюдал, как потусторонний свет расползается по его волосам, а камни разгораются сильнее. Он чувствовал, как энергия, протекающая сквозь него, начинает скапливаться в груди, расползаться по телу и придавать сил.«Take what has been hurt, Grant them no mercy, Bend and break the reigns, And set this spirit free, The spirit free...»
Камень в его руках потух и рассыпался в песок, пока другие продолжали сиять еще несколько секунд, прежде чем уступить свету свечи. Вэриан тяжело дышал, глядя на свои руки, полные черного песка. Его разум завис глядя на это. Рудигер озадачено толкнул его ногу передними лапками, выводя из прострации. — Я могу спасти отца! — почти отчаянно сказал мальчик еноту, беспокойно оглядывая камеру. — Мне только нужно выбраться отсюда. Взгляд снова вернулся к камням. Подросток решительно сжал кулаки после чего схватился за два оставшихся камня. Если у Рапунцель получилось контролировать их, то и у него должно получиться хоть что-то. Вэриан сосредоточился на силе, которую взял из камня и всей душой пожелал, чтобы в другом углу его камеры выросло больше кристаллов. Синяя прядь засветилась, но теперь без песни. — Ну же, работай, — взмолился мальчик. Энергия покинула его тело, вернувшись в поток, оставляя его странно пустым. Волосы перестали сиять. В соседнем углу проросла пятерка больших камней, но на этом все остановилось, даже когда Вэриан продолжал держаться за камни. Он истощенно опустил руки и привалился плечом к стене. Рудигер запрыгнул ему на колени и обеспокоено заглянул в глаза. — Это похоже на какую-то лунную силу, — с улыбкой прошептал мальчик, почесав любимца за ухом. Его не сильно волновало то, что в нем каким-то образом оказались волшебные силы. Возможно, он все-таки немного сошел с ума в заключении. — Силы Рапунцель похожи на солнечный свет для этих камней. Она может давать, ничего не беря взамен. Но Луна светится за счет отраженного света. Изначально у нее нет ничего своего. Луна берет свет у Солнца и перенаправляет его на Землю. В отличии от Рапунцель, мне надо что-то взять, прежде чем что-то дать. Вот почему она не смогла разрушить янтарь. Вэриан вздохнул, после чего всхлипнул и притянул енота в объятия, начав плакать. Пальцы потянулись в карман, найдя там леску. — Скоро мы выберемся отсюда, обещаю, — решительно сказал мальчик. — У меня есть план.