School Love Affair

Ханя пугал новый директор. Он стоял на пороге кабинета уже минуту, теребил нервно свой портфель, который (как он считал) прибавлял ему солидности в глазах окружающих, и ждал, пока директор заметит его, но тот почему-то не замечал. Мужчина крутил в руках какие-то нанизанные на проволочки пайетки и что-то бормотал себе под нос; что именно – Хань знать почему-то не хотел. - Извините? – второй раз за время ожидания повторил Хань – на этот раз чуть громче, - и директор перевел на него удивленный взгляд. - Вы еще здесь? Два непонимающих взгляда встретились; Хань нервно переступил с ноги на ногу; директор покрепче закрутил проволочку; фикус на рабочем директорском столе затаился в ожидании и даже приостановил фотосинтез. - Вы же мне ничего так и не сказали… Я Лу Хань, по поводу вакансии учителя корейского языка. - Странно, стало быть, я поговорил с вами в своей голове, - рассеянно ответил директор и поправил одну проволочку. – Вы китаец? - Да, по происхождению. Но я родился и вырос в Пусане, как вы видите, я долго работал над произношением, кроме того у меня есть соответствующие документы, подтверждающие образование, и я… - Да-да, - перебил его директор, и именно в этот момент Хань заметил стеклянную табличку с именем на его столе: «Ли Джинки». – Это все очень интересно, у вас есть с собой мулине или лента? Мне нужно обмотать ствол деревца: оно плохо стоит. Ну да, оно же не член нашего физрука в присутствии завуча… Кстати, вы уже говорили с Бэкёном? Решив благоразумно проигнорировать вопрос про мулине и ремарку про чей-то член, сказанную как будто про себя, Хань вспомнил завуча, с которым столкнулся по пути в кабинет Ли Джинки, и очень вежливо ответил: - Да, господин Бён был очень любезен уделить мне пару минут своего времени. Вообще-то «господин Бён» в момент встречи с потерянным, взволнованным Ханем жестоко отчитывал какого-то старшеклассника, таская его за ухо по коридору и едва ли не тыкая носом в расписание, висящее на стене. Новоприбывший преисполнился негодованием, ведь подобное поведение в корне противоречило всем его представлениям о педагогическом мастерстве, но вмешиваться не стал, ведь в данный момент его беспокоило только собственное трудоустройство, помощь Бэкёна в котором заключалась в улыбчивом «Кабинет директора на втором этаже направо». - Вот и хорошо, - удовлетворенный, словно ответ Ханя все решал, Ли Джинки продел проволочку в блестящую на солнце пайетку и резюмировал: - Вы приняты, приступать можете прямо сейчас, после окончания уроков проведем знакомство с педколлективом, а пока у вас дела, господин Лу, и, если у вас нет мулине, вы можете идти в свой кабинет. Хань еще пару секунд стоял и хлопал глазами, огорошенный скоростью развития событий, но Ли Джинки уже потерял к нему всякий интерес. - Извините, нет… - растерянно пробормотал Лу и закрыл за собой дверь. Где находится его кабинет, нужно ли подписывать какой-то документ о принятии его на работу и как ему вообще вести уроки, не имея с собой ни конспектов, ни планов, он понятия не имел, но, потоптавшись в коридоре, решил, что лучше всего выяснить, с кем у него сейчас занятия. Бён Бэкён стоял возле расписания – там, где Хань видел его недавно, – но уже в одиночестве и обмахивался пачкой каких-то бумаг. Все, что знал новый учитель, – это то, что он только что получил работу в частной школе в одном из недорогих районов Сеула и что этот человек в ней завуч, который, возможно, ответит хотя бы на часть вопросов о том, что делать дальше. Хань поправил галстук и шагнул вперед. - Извините…

○○○

Спустя час Хань сидел на своем не очень новом, персональном стуле в своем новом, персональном кабинете и у него дымились волосы. Во всяком случае ему так казалось. Улыбчивый, любезный завуч был крайне обходителен, проводил до кабинета, вручил книги, пожелал удачи и моментально смылся; Хань бы не отказался от какого-нибудь хотя бы кратенького предварительного инструктажа, но его не последовало, потому что Бён очень явно куда-то спешил. В голову закрались некоторые мысли о физруке и интимных подробностях, брошенных директором. Дальше развивать свои догадки возможности не было, потому что к нему ворвалась толпа детишек, и Лу понял, что сейчас ему с места в карьер придется провести урок для двадцати незнакомых детей, имея только учебник и календарный план. Урок этот вышел сумбурный и неуверенный, Хань был крайне собой недоволен, но ученики были не старше десяти лет и вполне возможно ничего не заподозрили. Только парень хотел выдохнуть и расслабить напряженные от волнения мышцы, дверь в кабинет снова открылась. Вошедшей оказалась голова Бён Бэкена, потому что полностью завуч войти не пожелал. - Я забыл тебе сказать, что у тебя еще классное руководство, - радостно сказала голова. – Это выпускной класс, и да, с ними сладу нет, но теперь они твои, так что удачи. Следующий урок как раз у них, познакомитесь. Челюсть Ханя медленно ползла вниз, но голова из дверного проема уже исчезла и задать закономерные вопросы «Как?!» и «Где я согрешил?» было некому. Пока новый учитель размышлял, где и кому заплатить, чтобы ему не пришлось курировать сумасшедших выпускников, эти самые сумасшедшие выпускники начали заполнять класс. Они настороженно присматривались к незнакомому человеку, так же, как тот с ужасом рассматривал их, но пока молчали и не задавали вопросов. Хань снова нервно поправил галстук; благодаря постоянному вниманию галстук выглядел намного представительнее и достойнее, чем его обладатель, совсем не ожидавший такой подставы. Подростки, как водится, были совершенно разными: парочка неформалов резала глаз ярким цветом волос; накрашенные девицы манерно отодвигали стулья, растопырив пальцы с неестественно длинными ногтями; парнишка с поблескивающими на солнце толстенными линзами очков неловко уронил пенал, рассыпав по классу ручки и спровоцировав тем самым взрыв смеха со стороны лиц, по виду не отличавшихся интеллектуальными способностями. Хань стоял перед ними, с силой вцепившись в сидение своего стула, полностью беззащитный и не готовый к звонку на урок. Не то чтобы он был хорош в контактах с господом богом, но чисто из жалости тот мог бы услышать его мольбы и забрать его обратно в Пусан. Этого, конечно, закономерно не случилось. - Добрый день, класс. – Голос, к удивлению, не дрогнул. – Я ваш новый классный руководитель и по совместительству учитель корейского языка господин Лу. - Как ваше полное имя? Вопрос донесся с задних парт, куда Хань перевел вопросительный взгляд. Сначала он не понял, что завуч Бён делает на его уроке среди учеников, и лишь спустя долгое мгновение до него дошло, что это другой человек, скорее всего, его брат, ведь едва ли у достаточно молодого мужчины мог быть сын такого возраста. Парень был подозрительно похож на школьника, которого завуч утром таскал за ухо перед расписанием, и сейчас у Ханя уже начала складываться картинка. Удивительно, что тогда, разволновавшись, он не обратил внимание на потрясающее сходство учителя и ученика, а ведь по сути отличались они только цветом волос (Бэкхён красился в привлекательный каштановый в отличие от своей более взрослой и консервативной копии). Видимо, мучительный мыслительный процесс и узнавание достаточно явственно отразились на лице нового учителя, потому что подросток скучающе отвел взгляд и подтвердил: - Да, я его брат. Меня зовут Бён Бэкхён, но лучше Фил, подробности с удовольствием сообщу лично, а для этого вам нужно сообщить мне имя, по которому можно будет обращаться к вам в более, так сказать... неформальной обстановке. Я уже совершеннолетний, а вы, учитель? По рядам прошелся смешок, и Хань мысленно бросил первую шутку в копилку блестящих колкостей касательно собственной внешности. Сколько их еще будет. Он вдохнул и попытался ответить на более-менее безобидный вопрос; главное наладить контакт. - Мое полное имя Лу Хань. Очень надеюсь, что мы с вами сработаемся, класс. - Так вы что, китаец? – приподнял брови невысокий, немного хулиганистого вида парень за третьей партой, не отрывая глаз от – удивительно – школьного учебника. - Верно, - не стал вдаваться в подробности своего рождения учитель. – Я уверен, это не станет препятствием для нашего сотрудничества и мы… - Ага, - кивнул тот, так и не оторвавшись от книги. – Я просто читаю про японо-китайскую войну, вот к слову пришлось. На этих словах «хулиган» снова замолк, и Хань, не понимающий, к чему была сделана эта ремарка, замолчал, сбитый с толку. Ему потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что делать дальше, а именно провести перекличку в классе, чтобы хотя бы немного запомнить своих детей. Да, они его дети. Его личный класс, первый в жизни, за который он будет ответственен до конца учебного года; Лу уже пытался жить с этой мыслью. Воспитанников всего было двадцать трое, и из них он запомнил только Ким Тэхёна («хулигана» с учебником), неформалов Квон Чжиёна и Чхве Сынхёна и… конечно, Бён Бэкхёна. Потому что, когда прозвучало его имя, Бён Бэкхён ему отсалютовал, как-то странно подмигнул и заявил: - Это я. Кстати, как я уже сказал, мне восемнадцать лет, и я не против сводить вас в кино на последний ряд, учитель Хань. Фамильярное «учитель Хань» Лу Хань усилием воли проигнорировал. Он уже понял, что Бэкхён имеет какую-никакую репутацию в коллективе, что он достаточно раскрепощенный юноша, как понял и то, что в ближайшее время он станет его проблемой номер один. Вот пятой точкой чувствовал, самым сенситивным своим местом. Урок проводить все равно пришлось. Хань все-таки любил свою работу и попытался преподнести материал (и себя) в лучшем свете, заинтересовать детей языком, который искренне обожал, распинался у доски и так и этак – ничего толкового из этого не вышло. Старшеклассникам намного больше нравилось, когда урока у них попросту не было и можно было спать, болтать и сидеть в социальных сетях, хотя завуч и обозвал это благородно «часом самоподготовки». Взаимодействия и продуктивности не было никакой. В конце концов Хань, разочарованный в себе и в жизни, задал на дом написать сочинение, класс возмущенно взвыл, но звонок с урока быстро вымел их из кабинета: уроки закончились. Заходя в учительскую, Лу Хань чувствовал себя пожеванным. Ему, как филологу, в голову, бывало, приходили довольно красочные сравнения, но какой от этого толк, если твой собственный класс не желает тебя слушать, бессовестно переговариваясь между собой и занимаясь своими делами. Какое дело сборищу подростков-нигилистов до того, что ты призван в этот мир нести свет и познание, вкладывать в их хрупкое, неокрепшее сознание лучшие гуманистические концепции, пробуждать и взращивать чувство прекрасного… Вообще-то надо признать, что Бён Бэкхён неокрепшим и хрупким не выглядел. Он выглядел как разбалованный негодяй, провоцирующий и сбивающий просто потому, что ему скучно сидеть молча. Или потому что нравится издеваться над людьми. В учительской уже собралось достаточно много людей, негромко что-то обсуждающих. Хань быстро огляделся: из знакомых был только директор, который в этот раз что-то вырезал из фольги. Никто на это, впрочем, никакого внимания не обращал. Может, это нормально, в самом деле? Может, Ли Джинки ведет какой-то кружок? - О, господин Лу! – подняв голову, заулыбался немного жутковатой улыбкой директор, так и не подняв взгляда. – Вот и вы. Почти все уже собрались. Кого там не хватает? - Все прекрасно знают, кого не хватает, - недовольно проворчала женщина неопределенного возраста, презрительно закатив глаза (как заметил Хань, одна из двух особей женского пола в коллективе). – Заперлись, небось, опять в моей подсобке, все веники-швабры пораскидают, а собирать кому? Конечно же старой, больной Айрин… и так целая школа на плечах, и эти прошмандовки туды-сюды по помытому, сколько раз грозилась… еще и учителя туда же, разгромят все, ведра туды, тряпки сюды, а про дурной пример я вообще молчу, это ж надо, средь бела дня… От прошмандовки… Кто-то неловко на нее зашикал, пытаясь успокоить ворчливую уборщицу, но Хань еще несколько минут слышал, как она сварливо доказывала ближайшим сидящим, что «в ее время только ночью и под одеялом, а тут стыд и срам, вот что». В памяти Лу Ханя отчетливо всплыла утренняя фраза директора про завуча и член физрука, и еще он успел подумать, что как-то слишком часто думает о каких-то чужих членах, и в этот момент дверь учительской распахнулась и явила как раз-таки вышеупомянутых личностей, насколько Хань мог судить по потасканному спортивному костюму и.. не менее потасканному Бён Бэкёну. Даже торопливые попытки поправить сбившийся набок воротник рубашки и встрепанные волосы не сеяли никаких сомнений, что то, что совсем недавно происходило между двумя вошедшими, и есть ни что иное, как, собственно, стыд и срам. Хань завистливо вздохнул, а потом немедленно опомнился и как следует мысленно возмутился такому беспределу. Кошмар какой. Как некультурно. Ужас. - Извините за опоздание, - хотя бы из вежливости Бэкён мог добавить нотки сожаления в свой голос, но тем не менее не стал этого делать. Он встал у стеночки, проигнорировав свободный стул, как-то дискомфортно переминаясь с ноги на ногу; физрук странновато ухмыльнулся, плюхнувшись на стул рядом; Хань вдруг все понял и покраснел. – Ну что, начнем знакомство? Я завуч и по совместительству математик, как вы уже знаете, господин Лу, меня зовут Бён Бэкён. Физрука звали Пак Чанёль. Выглядел он абсолютно придурковато, и Хань его побаивался, хотя заметил, что коллектив питал к ушастому гиганту весьма теплые чувства. Ким Минсок был учителем английского языка и почему-то все время улыбался новому учителю, когда их взгляды встречались; от взгляда Минсока хотелось шумно сглотнуть и пойти на ручки к физруку, лишь бы только не знать, что задумал Ким. Ким Чжунмен выглядел как типичный историк, коим и являлся, и пока только он один внушал Ханю доверие и симпатию. Во всяком случае на ручки к физруку не хотелось – и слава богу. Медика звали Ким Чонин, так сказал Бэкён; сам медик сказать ничего не мог: он спал прямо тут, на своем стуле. Ничего страшного, сказал Чанёль, Чонин всегда спит, это нормально. Разбудить его можно запахом жареной курочки, а еще можно полить водичкой, ну вдруг Ханю будет надо. Были в этой школе и другие сотрудники, но их Лу Хань не запомнил, потому что разглядывал босые ноги Чонина без малейшего намека на любую обувь. Ну не босым же он сюда пришел, в самом деле. - Так вы китаец, - понимающе кивнул Минсок и улыбнулся жутковато, заставив Ханя поежиться. – Из какого города вы к нам пожаловали? - Я из Пусана, - буркнул Хань, не желая в третий раз вдаваться в детали, которые все равно никто не слушает до конца. – Родился и вырос там. Минсок заметно стушевался, поняв, что потерял крючок для поддержания разговора, но неловкую паузу тут же заполнил завуч, любезно поинтересовавшийся: - Господин Лу, как вам выпускной класс? Познакомились, запомнили их? Как можно их запомнить, если они все они азиаты, - мысленно поморщился Хань, но виду не подал, только улыбнулся вежливо: - Прекрасные дети. Очень способные и интересные. - Да ладно вам, все мы тут прекрасно знаем, что они редкостные дебилы, - со снисходительной улыбкой пожал плечами завуч и, прежде чем кто-то успел что-то сказать, облокотился о плечо физрука. – У них игра завтра, они кроме того, что дебилы, еще и футболисты, господин Лу. Играют тут неподалеку, со школой из соседнего района. - И при чем здесь я? – осторожно спросил Хань. Сенситивная часть его тела предвещала какой-то лютый подвох. - Этим дебилам нужен сопровождающий. - Так ведь ты всегда ходишь с физруком, - прищурилась Айрин, прожигая Бёна взглядом и, видимо, готовя новую порицательную тираду. Бэкён, впрочем, и ухом не повел. - Вот именно, я иду с физруком, а этим дебилам нужен сопровождающий. Хань беспомощно приобнял стоящий рядом фикус. Тут-то и начинается веселая жизнь, а ведь сам рвался учительствовать, нести знания и добро. Вот и пожалуйста, поездка, футбол и Бён Бэкхён – вот что его ждет вместо всего этого, и не факт еще, что физрук и завуч будут там с ним, а не друг с другом, а то что-то его терзают смутные сомнения на этот счет… Пока Хань впадал в молчаливую истерику, Бэкён всем улыбнулся и сказал, что если у директора не осталось замечаний, то планерка окончена. У Ли Джинки, увлеченного своей фольгой, замечаний, разумеется, не было. Было похоже, что ему вообще сильно по барабану то, что происходит в окружающем его мире, если это не касается бисера и мулине. Народ, еще раз поздравив Ханя и пожелав ему удачи, потянулся к выходу из учительской. Последним выходил разбуженный Чанёлем Ким Чонин. Босым.