ЧАСТЬ 1
— С этих пор ты принадлежишь нам. Гермиона не слышит ничего. Вместо звуков — прилив крови к голове, учащенное сердцебиения и паника, паника, паника. Это катастрофа. Самая что ни есть глобальная. Всё в крови. Боже, почему так много крови? Почему это не может прекратиться? Её одежда, её кожа, её волосы — абсолютно всё в крови. А они смотрят на неё, как на добычу. В темноте их глаза, глаза ночных охотников, хищно сверкают, пронизывают её насквозь. Она — кусок мяса. Беллатриса Лестрейндж, та, что убила Сириуса Блэка, пришла сюда собственной персоной. Если бы только Гарри знал, что происходит за его спиной, кого они пытаются принудить к тому, чтобы стать информатором. Её родителей нет. Они или убиты, или спрятаны. Может, всё это глупый фарс, чтобы напугать? — Твои родители умрут, если ты попытаешься хоть слово сказать Гарри Поттеру о том, чем ты занимаешься. Ты умрёшь вместе с ними, сразу же. Ты не можешь ни сказать, ни показать жестами, ни написать на бумаге или в воздухе, — Беллатриса перечисляла всё по пальцам, а в тишине её голос казался скрежетом ногтей по гладкой поверхности. Дыхание других Пожирателей смерти было медленным и тяжёлым. — Если ты попытаешься хоть что-то из этого провернуть, тебе конец. Девушка медленно реагировала на происходившее вокруг. Пятно крови на полу не давало ей сосредоточиться. — Как я могу быть уверена, что они до сих пор живы? — Ты будешь получать от них послания через меня. Если, конечно, у меня будет время на твоё нытьё. Девушка вздрогнула: таким жестоким и нечеловеческим показался ей тон женщины. — А сейчас? Я могу увидеть их сейчас? Ядовитая улыбка на лице Лестрейндж расцвела в один миг. Она могла означать что угодно, но Гермионе этой улыбки хватило, чтобы осознать: тот момент, когда она видела друзей на перроне и прощалась с ними на Рождество, был последним моментом, когда они были союзниками. Ведь она была готова сделать всё, чтобы вновь увидеть родителей. — Как можно будет связаться с вами? — она поджала губы, смирившись со своей участью. Родители были дороже всего на свете, и она не могла потерять их так просто, отдавшись порыву чувств. Сейчас было самое время соглашаться. Но она собиралась искать лазейки, она хотела пытаться. Может быть, ей даже пришлось бы умереть десятки раз, прежде чем она пришла бы к единственно правильному решению. — Через Северуса Снейпа, — Гермиона вздрогнула. — Или через Драко Малфоя, как тебе будет удобно. Второе имя потрясло её куда больше. Ведь уже несколько месяцев Гарри твердил ей одно и то же: Драко что-то замышлял, пытался пронести что-то запретное в Хогвартс. Но она была слишком занята. Девушка была уверена, что её друг помешан на том, чего нет, предпочитала ничего не видеть и до последнего оправдывать самого неприятного человека в школе. Теперь всё вставало на свои места. Драко Малфой — пожиратель смерти. А она — полная дура. — И даже не думай, что сможешь их сдать, деточка, — Беллатриса подалась вперёд, так, что Гермиона с лёгкостью могла почувствовать несвежий запах из её рта. Последнюю фразу женщина произнесла с паузой: — Ты умрёшь в ту же секунду, когда откроешь свой поганый ротик. Позади Лестрейндж послышались смешки Пожирателей. «У кого тут поганый рот, так это у тебя», — подумалось Гермионе, и она нахмурилась. — Думаю, мы поняли друг друга, — женщина довольно кивнула, убедившись, что окончательно добила девчонку. И обратилась к остальным: — Пойдёмте. Не будем мешать праздновать. Счастливого Рождества, детка! Гермиона посторонилась, а группа пятерых Пожирателей направилась к выходу так, как будто это были не жестокие убийцы, а небольшая процессия магглов, шедшая петь рождественские песни. — И да, — последний, самый высокий и с виду сильный, остановился напротив неё. Она разглядела его глаза: жёлтые, нечеловеческие. — Передай Малфою-младшему, чтобы он поторопился. Тёмный Лорд не любит ждать. Входная дверь хлопнула, и девушка осталась одна в доме. Доме, который когда-то был таким родным, а теперь оказался оскверненным злобой и мраком.***
— Гермиона! — она зажмурилась от слепящего света фонарей, как только вышла из поезда в ночную хогвартскую тьму. Как и ожидалось, друзья встречали её вдвоём, укутанные в тёплые плащи, с красными носами и довольными улыбками. Для них праздник прошёл беззаботно и быстро, как и любые другие каникулы. Между тем, того не желая, девушка узнавала всё больше и больше новостей от своих друзей. — Сестёр Патил забрали из Хогвартса. — А меня и Джинни мама не хотела возвращать обратно, — уныло пробормотал Рон, перекидывая сумку через плечо. — Если бы не отец, тебя бы сейчас встречал один Гарри. Конечно, его-то никто не заставит уйти из этой школы… — И да, у меня есть новость про Малфоя! Казалось, они вообще не заметили, с каким лицом Гермиона вышла из поезда. Это была смесь предвкушения встречи и страха умереть в первую же секунду, как она их увидит, не столько от угроз Беллатрисы, сколько от собственного нежелания врать и работать на врага. Как только Грейнджер услышала про Малфоя, то страшно побледнела. «Главное по-прежнему отрицать», — крутились мысли в ее голове, и она умоляла Всевышнего, чтобы встреча после недолгой разлуки пошла гладко, потому что, чем больше говорили друзья, тем меньше ей хотелось слушать и отвечать на вопросы. — Он пропадает на Карте Мародёров почти каждый вечер. Тебе не кажется это странным? — Гарри испытующе посмотрел на подругу. Она в ответ молча спрятала нижнюю часть лица в шарф и тяжело выдохнула. — Давай дойдём до Гостиной, и там ты продолжишь высказывать свои подозрения, Гарри. Но у меня, если честно, совсем нет настроения на эту ерунду. Я только приехала и хочу отдохнуть. Друзей удивило поведение Гермионы, её официальный тон, с каким она преподносила себя сейчас, но они решили не показывать этого так же, как и того, что их поразил её вид. Они не могли не заметить бледности её лица и впавших щёк, потускневших карих глаз, всегда пышущих огнём жизни. Что случилось с подругой? Что сделало её такой померкшей? Они не спрашивали, потому что боялись услышать нечто ужасное, отчего их настроение сразу же бы упало до уровня Марианской впадины. Пусть это и было эгоистично с их стороны. Гермионе не требовалось их сочувствия и их вопросов. Пока они шли к Хогвартсу, ей в глаза бросались детали, на которые раньше она не обращала никакого внимания, и это забавляло её: какими надломленными и измученными казались деревья у стен Хогвартса; каким прекрасным во тьме казался Запретный Лес, которого все избегали; как притягательны были огни светлячков, парившие над водами Чёрного озера. Какой все-таки слепой она была все эти годы, пока это огромное здание было буквально её домом и пристанищем. В её потускневшем взгляде вновь заиграла жизнь, и она хотела, чтобы это ощущение поглотило её полностью. Первое, что она приметила про себя, когда она зашла в Главный Зал, — Малфой, разговаривавший с Минервой МакГонагалл. Женщина, которую Малфой всегда по привычке называл старухой, была одета в тёмно-синюю мантию, что было так нетипично для неё, и вежливо улыбалась ему, словно тот уже отвесил ей штук десять комплиментов. «Что бы могло ему понадобиться от неё? Он же вроде терпеть ее не может, — раздумывала девушка, примечая про себя, что за каникулы Драко стал ещё мрачнее и загадочнее. — Да и профессор МакГонагалл далеко от него не в восторге». — А Джинни с этим Дином продолжают целоваться, как будто меня нет… — продолжал рассказывать Рон, пока Гарри его не прервал. — Гермиона, с тобой всё в порядке? Ты какая-то… другая… Именно в этот момент она встретилась с Малфоем взглядами. Он усмехнулся. Нет, серьёзно, усмехнулся так, как будто в глаза ему бросилась смешная деталь её наряда, или друзья, нёсшие тяжёлую поклажу. Но надменная усмешка на лице аристократа сменилась на безразличие. Отвращение вперемешку с вязким ощущением досады поостыло в сердце Гермионы. И, развернувшись в сторону стола Слизерина, Малфой гордо направился к нему. А в Гермионе зарождались подозрения, что он знает. Знает, что теперь она никто по сравнению с ним. — Гермиона! Она моргнула, возвращаясь к реальности и к друзьям. Удивительно, как всё родное здесь вдруг стало чужим и отталкивающим. — Что? — Что происходит? Ты сама не своя, — произнёс Рон. Ох, Рон. Если бы он только знал, как ей хотелось обнять его, позволить себе забыть обо всех обязанностях, расплакаться и умолять своих друзей спасти её родителей. Но как бы она ни была сильна в окклюменции, она чувствовала, как снова и снова кто-то проникает в её мозг, желая выведать все её мысли, воспоминания и заветные мечты. Кто-то осквернял её одним лишь своим присутствием, и точно знал, когда нужно жать на болевые точки. Расскажешь — умрёшь. — Ничего. С родителями поссорилась, — ответила она, выдав жалкое подобие улыбки. — Значит, пирожных нам не видать? — грустно спросил Рон, но Гарри пихнул его локтём в бок и добавил: — Всё образумится. Потом будете смеяться, что поссорились из-за какой-то ерунды. Если бы так. Если бы это было так. Вечером за ужином её не было. Это заметили все, хотя, возможно, Гермионе и не хотелось, чтобы её отсутствие кто-то заметил. Вместо того, чтобы вкушать с остальными яства, приготовленные почтенными школьными эльфами, она направилась на небольшую прогулку по Хогвартсу, пытаясь посмотреть на окружающую обстановку глазами человека, который бы ненавидел всё это. Например, глазами Малфоя. Но ей не удавалось. Уютный свет, старинные стены и величественные статуи. Гермиона Грейнджер не знала ровным счётом ничего, что можно было бы возненавидеть в таком прекрасном месте. Как можно было оскорблять его? Как можно было его предать? «Как, чёртов Малфой, ты мог это сделать?» — со всей злостью, что у неё была, она жадно изучала предметы вокруг, пытаясь запомнить всё таким, какое оно есть. Её ужасала сама мысль, что уже через секунду всё вокруг может раствориться безвозвратно в войне, в смертях и боли, которой никому ещё не приходилось видеть. Ей было страшно забывать это прекрасное время, когда она беззаботно открывала учебник по нумерологии и зубрила, зубрила, пока мозг не начинал болеть от большого количества цифр. Куда это могло пропасть? Куда это всё могло деться? «Во всём виноват Малфой. И те, кому он служит». Где-то неподалёку находился никому не нужный женский туалет. Плакса Миртл была там настоящей царицей и позволяла себе всякое, начиная с ночных завываний и заканчивая дневными потопами. Однако, что бы ни делала администрация, не удавалось успокоить эту измученную душу, ведь они сами заперли её в Хогвартсе, сами заставили её страдать в муках от постоянного пребывания здесь. И хоть Миртл в свободное время предпочитала плакать, сейчас, что удивительно, не было ни единого намёка на то, что она там присутствовала. Сначала послышался тихий мужской голос. Казалось, ещё чуть-чуть и этот человек будет кричать от боли, рвущей его на куски изнутри. После — тоненький голосок Миртл, полный сочувствия, однако не вызывавший никакого расположения к себе. — Они любят тебя. И друзья любят тебя. Ты не одинок. Просто тебе так кажется, ты слишком в себе… Гермиона примкнула к двери туалета, вслушиваясь в происходящее за нею. На мгновение за оградой воцарилась полная тишина. Даже из коридора ощущалась безысходность того, кто говорил, и эта горечь, которую сложно было передать словами. — Ты вообще не понимаешь, о чём говоришь, — шёпот прекратился. Человек за оградой начал говорить нормально. Она сразу же узнала голос говорящего и вздрогнула, совсем не ожидав услышать его в этой части замка и тем более здесь — в женском туалете у Плаксы Миртл. Тон был жёстким и надменным, как всегда, но в нём ощущалась надломленность. — Они хотят, чтобы я сделал то, чего я не могу и не хочу. Они смотрят на меня, как на свинью на скотобойне, задают свои тупые вопросы: «Драко, ты уверен, что хочешь?» «Драко, ты доверяешь Снейпу? Тогда попроси помощи у него» Да к черту мне сдалась его помощь! Я просто не хочу никого терять. Никаким образом. — Потому что ты ценишь их… — начала Миртл, но Драко перебил её, и его речь сложно было бы остановить: она так давно таилась в закромах его души, что он был вынужден говорить, хотя бы чтобы не задохнуться. — Потому что я, блять, боюсь смерти. Я боюсь встретить её лицом к лицу. Я боюсь вглядываться в лицо людей, которые познали её ужас. Я боюсь этой долбанной Старухи-в-чёрном и, в конце концов, я боюсь умереть сам. А когда всё закончится, а это произойдёт скоро, я останусь один. И хуже смерти может быть только это грёбаное одиночество, я это точно знаю. Ни отец, ни мать не скажут, что всё хорошо. Им плевать. Главное, чтобы я умел держать палочку и ставить себя выше других. Думаешь, мне хочется постоянно находиться в компании Крэбба и Гойла? Эти два истукана только и делают, что болтают о всяких шлюхах и своих подвигах. Мне плевать. Я просто хочу разговаривать о нормальных вещах. Я буду рад даже долбанным обсуждениям занятий. Пусть это просто будет не со мной. Пусть это будет не здесь и не сейчас. Девушка слушала это, затаив дыхание. Драко говорил надрывным шёпотом, казалось, едва ли не срываясь на плач, и она почти поверила, что он говорил искренне. Но потом она одёрнула себя: это ведь был Малфой, он в принципе не мог говорить такое. Он в принципе не мог рыдать, жалуясь какому-то привидению на свою жизнь. Или все-таки мог? В том случае, если совсем не хотел делать того, что делал? По соседнему коридору раздались шаги. Тихий разговор двух старост, парня и девушки пятого курса, нарушил тишину. Гермиона прижалась к двери, чтобы те не заметили её, проходя мимо, и облегчённо выдохнула, когда весёлые голоса стихи. Стоило Гермионе оттолкнуться от тяжёлой двери, как та заскрипела. Самый глупый способ выдать себя и своё любопытство. — Кто там?! Гермиона бросилась к первой же колонне, которая попалась ей на глаза. Молилась лишь о том, чтобы Драко не увидел, не понял, что это была она. Та, которую он презирает всем своим сердцем. Если он узнал бы, что она, эта «грязнокровка», услышала самый главный его секрет, то он убил бы её на этом месте. Девушка прислонилась к холодному камню, вжавшись в него так, как это было возможно, и стала ждать. — Посмотри там, — бросил Драко. Он пытался звучать безразлично, хотя паника накрыла его с головой. В этот момент за колонну заглянула Плакса Миртл. Лицо у неё как всегда было заплаканным, однако серьёзным, как будто она гордилась, что хранила на сердце тайну одного одинокого юноши, которого никто не хочет понимать. «На самом деле, он просто избалованный эгоист, вот его никто и не понимает», — всё говорила себе Грейнджер, пытаясь успокоить своё сердцебиение. Их взгляды, живой и мёртвой, встретились, и в этот момент в них взыграла симпатия, установившаяся за долгие годы. Миртл чуть заметно кивнула девушке и повернулась к парню: — Тут никого! — Чёрт! — сплюнул парень. — Найду — убью… Возвращайся, Миртл. Тебе нельзя бродить где попало. — Уже иду, — Миртл слегка коснулась щеки Гермионы рукой, но та не почувствовала ничего, кроме лёгкого холодка, прошедшегося по коже. Это был сочувственный жест, молящий о том, чтобы услышанное в недрах этого места оставалось только в его пределах. Малфой шёл, и по мере удаления его шаги становились всё тише и тише, а душевное спокойствие Гермионы постепенно возвращалось. Застала лишь его спину, скрывающуюся за поворотом. Мог ли это быть он? Даже с голосом Малфоя он казался совершенно другим человеком. Но теперь отчего-то Гермиона переставала его бояться. Ведь он был обычным человеком. Не более. На следующий день Гермиона проснулась одной из последних. Стоило лучам солнца попасть на её лицо, она тут же спрятала его под одеялом и укуталась теплее. Кровать хоть и не была магической, но вставать совершенно не хотелось. Джинни, чуть ли не нависшая над подругой, не побоялась спросить у неё, где та была во время ужина, но Грейнджер предпочла отмолчаться, подобрав под себя подушку. — Как будто я одна не ужинала вчера, — оправдывалась Гермиона, в то время как Джинни, накручивая рыжий локон на палец, внимательно следила за её выражением лица. — Знаешь, Малфой тоже отсутствовал. Грейнджер не поняла, к чему было это замечание, ведь она и Малфой никак не были связаны между собой, они даже на занятиях никогда не были вынуждены разговаривать. Но Джинни сверлила её взглядом, как будто пытаясь определить, верны ли её догадки. — Ты теперь следишь, когда он есть, а когда его нет? — парировала Гермиона, хотя и не было поводов для подобных выпадов. Девушка не могла бы назвать себя и Джинни лучшими подругами. Джинни была младше на год, но она была куда более опытна в отношениях с парнями. В то время как Гермиона довольствовалась одними лишь учебниками и бессонными ночами за докладами по зельеварению и защите от тёмных искусств. Ей было хорошо в этих бумагах, чернилах и летающих вокруг неё книгах. Ей не было нужды притворяться перед кем-то наивной дурой, чтобы понравиться. Она нравилась себе и книгам, которые она читала, потому что часто замечала, как те чуть ли не летели к ней в руки, желая быть прочитанными. Порой они даже сами открывались на нужной ей странице. Вот это — дружба. То, что было с Джинни, можно было скорее назвать обменом опыта. Джинни часто жаловалась на парней, с которыми общалась. Она была ветрена и удивительно проста в общении. Гермиона, в свою очередь, помогала девушке с учёбой и внимательно выслушивала всё, веря, что когда-нибудь ей это пригодится. — Я понимаю, какие у вас отношения с Малфоем. И я понимаю, какой он отвратительный тип. Я прекрасно помню, как он некрасиво вёл себя со всеми нами и ведёт. Но не стоит отрицать, что Малфой — один из самых красивых парней в школе. Хватит так смотреть! Пэнси Паркинсон только и липнет к нему, как самая последняя… — она поджала губы, не желая произносить бранного слова. — Овца. «О, поверь, — Гермиона закатила глаза. — Ему сейчас далеко не до Пэнси». — В общем, как бы там ни было, очень подозрительно, что тебя не было. Ладно Малфой. Он мог завлечь очередную девчонку с младших курсов. Но ты. Ты же не могла в первый же день окунуться в какой-то новый учебник? — Вполне могла, — Грейнджер улыбнулась, но на лице её читалось чёткое выражение, обозначающее: «Это совсем не твоё дело». Ещё один признак того, что она немного изменилась. На зельеварении профессор Слизнорт, как обычно, попросил студентов открыть книги и прочесть инструкцию по приготовлению зелья. Смешно, но ни одно из зелий в учебнике никогда не получалось таким, каким должно было быть, как бы Гермиона точно не выполняла указания. И только Гарри, носом уткнувшись в учебник, внимательно изучал инструкции, написанные загадочным Принцем Полукровкой. То, что было написано в учебнике, его не беспокоило. Принц Полукровка становился для Избранного авторитетом. — Гарри! — Гермиона попыталась остановить парня, но тот всё равно бросил тельце жука в котёл. — Там же говорилось «жук с красноватыми крылышками», а не бронзовыми. Оттенки ведь совсем разные. — Ты заметила, что чем больше ты меня исправляешь, тем меньше у тебя самой получается? — с насмешливым, слегка надменным тоном произнёс Гарри, оставив на время своё котёл в порядке, хотя по инструкции сразу после добавления жука надо было помешать десять раз по часовой стрелке. — Делай как хочешь, — Гермиона фыркнула, принявшись усердно перемешивать получавшуюся субстанцию, больше похожее на зеленоватую болотную жижу, чем на какое-нибудь зелье. В тот момент, когда оно начало настаиваться, гриффиндорка стала свидетелем интересной сцены: небольшой перепалки между Слизнортом и Драко Малфоем. — Мистер Малфой, я думаю вам стоит подождать чуть дольше. — Я уже прождал тридцать минут, оно ни капли не изменилось! — Ещё минут пять, и оно будет готово. Видите, уже появились светлые пятна у краёв котла. — Они уже двадцать минут как появились! К чёрту это, надоело ждать! Похоже, попытки Малфоя убедить Горация Слизнорта в своей значимости пошли прахом, и он решил окончательно плюнуть на установление хороших отношений с профессором. Или причиной было то, что эти взаимоотношения ему и вовсе были ни к чему. Гермиона смотрела на багровую физиономию парня и не могла поверить, что именно он вчера так яростно говорил о смерти, готовый глотки рвать, лишь бы избавиться от тяжелой ноши. Гарри эта ситуация лишь позабавила. На его лице проскользнула злобная улыбка, делавшая его отчего-то совершенно некрасивым. Вся его видимая доброта испарялась, стоило его губам криво ухмыльнуться. А девушка удивилась, заметив, что осуждает это поведение друга, как будто тот так привык к роли Малфоя в роли злодея, что уже давным-давно не видел того лишь мальчишкой, желающим утвердиться перед родителями. «Гарри, неужели ты не видишь, — удивлённо подумала Гермиона, покачивая головой, — что сам становишься им?» Уже на защите от тёмных искусств Гермиона следила за каждым шагом Снейпа, за каждым его взглядом, пытаясь понять, знает ли тот о её предназначении. Знает ли он, что она сейчас на их стороне? Знает ли он, что теперь им не придётся гадать, что «этот Поттер» задумывает, когда есть человек, который всегда ответит им на этот вопрос? В конце занятия Гермиона пришла к выводу, что да, знает. Потому что Снейп, стоило Гермионе в очередной раз ответить на его хитроумный вопрос, тут же коротко произнёс: — Мисс Грейнджер, подойдите ко мне после занятия. Конечно же, остаток занятия все смотрели на неё, как будто она в чём-то провинилась. Хотя довольно часто Гермиона сама подходила к нему после занятий, чтобы уточнить какие-то детали домашнего задания, пусть преподаватель и отвечал на её «глупые вопросы» немного пренебрежительно. Малфой сидел за соседней партой и часто поглядывал в её сторону с каким-то недоверием. От дискомфорта Грейнджер ёрзала на стуле почти весь остаток Защиты благодаря профессору Снейпу. А после занятия она собирала сумку так медленно, как это вообще возможно, и подошла к профессору, стоило последнему ученику закрыть за собой дверь. Предчувствие было плохим. Хотя хороших предчувствий не было с тех пор, как она вернулась с зимних каникул, так что жаловаться было не на что. — О чём вы хотели поговорить, профессор? — Вы, несомненно, старательная ученица, мисс Грейнджер, — начал профессор Снейп. От его проницательных глаз не скрылось ни её волнение, ни её решимость. — Но своими стараниями вы слишком выделяетесь. — Что вы имеете в виду? — Я имею в виду, что своими успехами по всем предметам вы становитесь удивительно заметными. Заметным также оказывается и ваше отсутствие. — Разве чтобы выполнять порученную мне работу, нужно отсутствовать на занятиях? — хладнокровно спросила Гермиона, поняв, что они не будут притворяться, словно у неё и вовсе нет никаких новых обязанностей. — Вы можете учиться как и раньше, мисс Грейнджер. Но чем больше вы выделяетесь, тем чаще вас провожают взглядом, тем сильнее заметны изменения в вас и тем сильнее заметно то, куда вы ходите. «Поэтому вы постоянно находитесь в стороне»? — хотела спросить она, но не стала ему перечить. Ей было противно находиться рядом с предателем. С человеком, от которого она никогда не ждала никакого добра, но, тем не менее, он был частью Хогвартса, которого она так любила. Даже плохие преподаватели могли казаться замечательными, если само место было волшебным. Хотя Северус Снейп был замечательным преподавателем. Он умел подбирать для правил и законов такие словесные оболочки, чтобы они были понятны всем. Но взаимоотношения со студентами у него явно хромали: он едва ли помнил имена тех, кто обычно сидел на задних рядах. Кроме Гарри и Рона, само собой разумеющееся. — Я не думаю, что моя прежняя жизнь должна быть разрушена из-за новых обязательств. Я как и прежде буду ходить на занятия и отвечать на них, извольте. — Всё ясно, — раздался голос позади неё, прервав её речь, и она застыла, осознав, что безгранично влипла. Возможно, навсегда. — Теперь грязнокровка будет у нас на побегушках? Гермиона обернулась. Стоя рядом с профессором Снейпом, она ещё не растеряла остатков уверенности, а оттого Драко смотрел на неё с отвращением, не понимая, как эта мерзкая, грязная дрянь, смеющая называть себя волшебницей, непоколебимо смотрела на него свысока, пряча за глазами свой самый главный страх — быть растоптанной. — Будь добрее, Малфой, — она смотрела на него в упор, казалось, усиленно пытаясь просканировать. Но больше всего ей хотелось поскорее уйти, закончить жалкие разговоры. Она не смогла сдержаться в своих речах, делая Малфою вызов. — Ведь я теперь твой информатор. В тот краткий миг не было ни Снейпа, ни кабинета. Вокруг лишь ненависть, которая заливала рот, уши, глаза, и всё это чувство было настолько противно, что оба при всём желании могли бы метать молнии друг в друга. — Меня не касается, что между вами происходит. Можете ссориться каждую свободную минуту. Работа должна выполняться. Тёмному Лорду нужно узнать, как Поттер помогает Ордену Феникса и знает ли он о его планах. Ты, Малфой, и так знаешь, что тебе делать. Мисс Грейнджер, вы прекрасно знаете, что произойдёт, если вы сделаете хоть что-то не так. Смелости у девчонки сразу же поубавилось. То, что подобное было сказано при таком человеке, не принесло ничего хорошего, лишь ещё большее разочарование. Малфою это безумно понравилось, поэтому он с интересом спросил, обращаясь как будто к Гермионе, а не к Снейпу: — Чем таким вы ей угрожаете? Неужто бедных маменьку и папеньку украли? Грейнджер готова была потянуться за палочкой, но профессор молча остановил её резким движением руки. Хоть он остановил её, но рот девушки по-прежнему мог издавать звуки, поэтому она пошла до последнего. — Если ты хоть слово о них скажешь, я… — Гермиона запнулась. Она могла сказать, что могла убить его, и ей было бы даже не жалко себя. Но родители… Такого допустить она не могла. За любое оскорбление Пожирателя должна была быть такая кара, что смерть могла бы показаться спасением. — Что? Что ты сделаешь, грязнокровка? — Малфой усмехнулся и скрестил руки на груди. Ощущение собственной важности лило через край. — Давай, попробуй меня запугать. Девушка сделала и сказала всё, что могла, чтобы не пасть в собственных глазах трусливой жертвой издевательств Малфоя, но в миг уязвлённая гордость всё равно предательски проявилась в выступивших слезах. И она, потерявшая дар речи, просто взяла сумку и направилась к выходу. Даже в проигрыше она не собиралась позволять злейшему врагу видеть свои слёзы. Иначе она была бы не Гермионой Грейнджер.