Пожилые сказки

Все мы уже не дети. А если кто и считает себя ребенком, хотя бы внутри, то те, кто снаружи, все время ему напоминают, что это неправда уже несколько десятков лет. И те, кто напоминают, делаются все настойчивее. Папа

      Жил Сказочник. Самый обыкновенный. У него был дом, печатная машинка, в которой всегда заедала буква «м», три толстых стопки бумаги с запахом дерева и пыли. Была Жена, тоже вполне обыкновенная, ничуть не сказочная. Она варила кофе, убирала в комнатах, иногда раздражала шумом пылесоса. Сказочник давал читать ей первую редакцию сказок, а по праздникам приносил букетик маргариток или коробочку с булавками. Так и жили.       Одно необыкновенно — Муза Сказочника. Выпив приготовленный женой кофе и небрежно полистав газету, он отправлялся к себе в кабинет. Дом маленький, и спальня считалась кабинетом, а еще складом всякого ненужного барахла, распиханного по коробкам и, без сомнения, очень нужного. Сказочник запирал дверь на два оборота ключа, будто надеялся, что так его сложнее побеспокоить. Открывал окно, придвигал стулья ближе к столу, и появлялась Муза. Она почти всегда молчала, а если говорила, то так, что Сказочник забывал стучать по машинке и замирал с нелепой улыбкой.       Увы, с годами Муза становилась все капризней и обидчивее: не туда поставил стул, не так посмотрел, недостаточно внимательно слушал. Она все же женщина, и ей хотелось, чтобы ее ценили.       Сказочник покупал ей конфеты, дорогие побрякушки, совершенно бессмысленные, но красивые. Муза надкусывала одну шоколадку, небрежно примеряла сережки и соглашалась побыть с ним еще ненадолго. Сказки часто оставались недописанными. А что может быть грустнее? Без конца, неважно какого, плохого или хорошего, любое начинание теряло смысл.       Жена смотрела на усталого мужа, в порыве заботы бранила за неряшливость, оправляла ему рубашку и шла варить еще кофе. Она ничего не знала про Музу, а Муза про нее — почти все. Она сразу делалась по-человечески злой, если Сказочник откладывал их встречи из-за того, что хотел побыть с Женой. Тогда Муза переставала шептать, начинала шипеть. Странно, но это не помогало, и сказка продолжала оставаться недописанной.       Порой Сказочник заболевал, переставал пить кофе, не вставал с дивана, и либо Жена вовремя вызывала Доктора, либо Муза прощала несчастного, садилась на привычное место и старалась казаться еще более невесомой.       — Я прощаю тебя, — сказала она как-то вечером, разглядывая новый браслет. — Потому что так надо. Я всегда с тобой, даже когда не было ни этого дома, ни этой машинки. Ты тогда все время был бедным и простуженным. Тогда нам было совсем неплохо, правда?       «Правда, — подумал Сказочник, злясь на клавишу «м». — Было совсем неплохо».       — И ее тогда не было, — Муза всегда звала Жену Сказочника просто «она».       — Она ничего не помнит.       Муза настолько углубилась в воспоминания, сделалась совершенно прозрачной, виден только браслет из синего стекла.       «Такой дорогой, — вздохнул Сказочник. — Придется пока не покупать булавок».       Муза сегодня совсем не помогла, скорее, окончательно испортила настроение ненужной болтовней. Он отчетливо чувствовал, что постарел, и что «как раньше» уже не получится. За ужином смотрел на Жену, которая молча решала кроссворды и вовремя подавала соль.       — Маргаритки в этом году совсем чахлые, — сказал Сказочник, глотая остывший кофе.       — Неужели? — не отводя глаз от очередного ребуса.       — И булавки подорожали…       — Тогда не дари мне их, — улыбнулась Жена. — Я пользуюсь старыми.       Сказочник опять вздохнул. Все правильно. Музам — конфеты и браслеты; женам — старые булавки и маргаритки. Но разве из-за этого можно грустить? Жена так же рада булавкам, как Муза — браслетам, возможно, радость ее даже сильнее. Приятно, когда кто-то шепчет воспоминания и дарит тебе вдохновение, но сидеть за столом и молчать порой необходимо. Если бы только не видеть стареющего отражения в зеркале по утрам и не чувствовать вину так регулярно.       Чем кончилась эта сказка? Я не знаю.       Неделю назад видела, как Сказочник сидел с Женой в парке на лавочке. Она читала его сказки, а он держал ее маргаритки. Может, не так уж и плохо: не иметь своего конца.