Лоно Мадонны, или Полтора года в Тоскане

      22.       Срок появления на свет младенца приближался, Лукреция и Варвара на двух языках уверяли будущую мать, что по всем приметам у неё родится сын, и уже совсем скоро. На замечание Анны о том, что доктор Массимо ожидает появления малыша через 7-10 дней, итальянка упёрла руки в боки.       - Ну-ка, синьора, поднимите рубашку повыше ещё разок!       Осмотрев, как и вчера вечером, перед сном, когда хозяйка переодевалась в пеньюар, её живот, Лукреция дала знак Анне опустить подол исподнего, а Джульетте – подать просторное платье госпожи.       - Что угодно могу поставить на спор, синьора: если бамбино не родится прямо сегодня ночью, то завтра точно!       Пожав плечами, баронесса оделась и отдала свои волосы заботам ловких рук горничной.       - Джульетта, ты не слышала, когда сегодня уехал синьор? Он даже меня не разбудил.       - Ещё даже не совсем рассвело, донна Анна. А Вам нужно много отдыхать сейчас. Зачем в такую рань просыпаться?       - Ты же знаешь, мы обычно завтракаем вместе. Это наш с мужем ритуал.       - А синьор барон сегодня не завтракал вовсе. Они с синьором Паоло велели им еды с собой положить. Не сомневайтесь, донна Анна, мы с синьорой Лукрецией им вдоволь собрали!       - Вот как?       Даже на еду не тратит время, всё посвящает своим виноградникам и оливковым зарослям! Хотя, справедливости ради, сбор маслин – дело важное. И чего она разнервничалась? Оценив в зеркале плод мастерства девушки, созданный в считанные минуты из её длинных локонов, Анна тепло улыбнулась.       - Какая красота! Спасибо, Джульетта. Идём завтракать.       Днём баронессу беспокоила небольшая тяжесть внизу живота, но она отнесла её к тому, что вот уже несколько дней Владимир возвращался домой крайне уставший и, разумеется, ни о какой близости между ними не могло быть и речи. К тому же, барон ещё и нарочно рассказывал, как много сейчас хлопот, чтобы любимая не сомневалась, что он все силы отдаёт работе и у него нет потребности в её ласках. Владимир старался оберегать жену и будущего ребёнка, хотя Анна всегда выказывала огромную радость, когда видела его желание, и охотно шла навстречу вплоть до последних дней. Но всё же он волновался, поэтому стал избегать любовных игр. Не желая мешать друг другу и искушать себя близостью родного тела, супруги отодвигались на самые края просторного ложа, но всякий раз просыпались посередине постели в обнимку. Анна лежала в объятиях мужа, крепко прижатая спиной к его торсу, а рука любимого неизменно обхватывала её над животом, ладонь покоилась под налитой грудкой, служа ей удобным вместилищем. С удовольствием подумав об этом, Анна решила сегодня вечером прямо просить мужа о близости.       Обняв свою горлинку, Владимир пристально поглядел в любимые глаза:       - Милая моя, тебе нужно, наконец, подумать не о моих плотских потребностях, а о ребёнке. Безусловно, я жажду твоих ласк, как и всегда, но ваше с малышом здоровье гораздо важнее. Не переживай, я буду ждать, пока ты окрепнешь после родов. В конце концов, мне уже привычно, у меня есть опыт, – немного ехидства дополнило ласковую улыбку.       - Зачем же ждать, любимый? Я не лгу тебе, мне самой хочется твоих ласк. Я уже соскучилась по тебе за эти дни.       - Малышка моя, неужели тебе не тяжело? – поглаживая живот, который отчего-то казался ему невероятно красивым и даже шедшим миниатюрной фигурке жены даже сейчас, когда он был уже совсем большим, Корф тихонько касался губами виска любимой, вдыхая аромат её волос.       - Гораздо тяжелее мне без твоего внимания, Володя. У меня внизу, вот здесь, под животом, будто бы что-то копится, тяжёлое, давящее. Становится так неприятно, даже болезненно. А после того, как ты даришь мне наслаждение, там сразу так легко…       Поглядев в лицо Анны, будто выискивая в нём признаки лжи жены, желающей любыми ухищрениями ублажить его нескромные желания, Владимир недоверчиво спросил:       - И твоё тело испытывает волнение от моих прикосновений?       - Конечно, любимый, – нежно улыбнулась она.       - И лоно начинает источать любовный нектар? – будто бы не зная того, бархатно зашептал супруг, готовый сдаться соблазну.       - Может быть, проверим? – Анна плавным, соблазняющим жестом положила ладонь мужа себе на грудь и потянулась губами за первым, самым желанным поцелуем.       Владимир изо всех сил старался быть бережным. Но с тем пылом, какой охватил Анну в тот час, его благоразумие долго бороться было не в силах. Казалось, её бремя совершенно невесомо и ничуть не мешает ни одному её движению навстречу страсти мужа. Любовный танец был не слишком долгим, но барон не сомневался ничуть – Анна сама желала близости, не играя, не поддаваясь его мужским потребностям. И её наслаждение было столь же ярким и громким, как и обычно.       - Всё хорошо, Анечка?       - Да, любимый. Мне так легко-легко… Я так тебя люблю, – женщина хотела повернуться к мужу, чтобы заключить в благодарные объятия, но вместо этого вдруг громко охнула.       - Что? Что случилось, родная?!       Анна прислушалась к себе, замерев.       - Всё-таки, Лукреция и Варя оказались прозорливее доктора Массимо.       - О чём ты, Анечка?       Слабо улыбнувшись, баронесса удивительно спокойно, чтобы не слишком взволновать мужа, сказала:       - Кажется, нам с тобой лучше одеться. Иначе повитуха и доктор Массимо застанут нас с тобою в совершенно неприличном виде.       - Повитуха? – Владимир побледнел.       - Да, по-моему, начинается, Володя. Одевайся, нужно послать за доктором. И дай мне сорочку, пожалуйста.       Соскочив с постели, он в растерянности в первую очередь подумал отчего-то: «Вот вам, Владимир Иванович, и привет от африканского племени с его диким обычаем! Сластолюбец тоже выискался!» От волнения барон никак не мог попасть сначала в штанины, а потом и в рукава рубашки. Тихонько посмеиваясь над страхом мужчин перед рожающими женщинами, Анна изо всех сил скрывала собственное беспокойство – всё-таки, как бы ни прекрасно она себя чувствовала на протяжении всей беременности, а судьба их первого младенца не давала ей покоя.       Не прошло и нескольких минут, как вокруг Анны поднялась жуткая суета. Она быстро утомила роженицу, и даже стала раздражать. Но когда по распоряжению повитухи Анна встала у спинки кровати на колени, а Владимир присел на корточки позади неё, с разрешения доктора слегка присадив жену себе на широко разведённые бёдра и аккуратно прижав спиною к груди – вдруг всё само собою внутри женщины успокоилось. Она чувствовала только тепло Владимира и его руки, в которые она крепко вцепилась, и спокойный, не по-итальянски негромкий голос доктора Массимо. Всё для Анны встало на свои места. Когда она не хваталась за изгиб спинки кровати, пережидая приступ боли, она отдыхала, опираясь мужу на грудь. Если не слышала распоряжений доктора и повитухи, ей на ушко успокаивающие и подбадривающие слова шептал любимый. Она пребывала, несмотря на сильную боль, в полном ощущении, что всё происходит именно так, как должно быть, ей с ребёнком ничего не грозит и всё будет исключительно прекрасно. По-другому случиться ничему Владимир просто не позволит! Он ведь всегда делает только так, как нужно ему. Этой мысли Анна улыбнулась, чуть повернувшись, чтобы встретиться с мужем глазами.       - Что, родная?       - Всё хорошо…       Тут же послышался голос доктора:       - О, синьора улыбается, это превосходно! Приготовьтесь, донна Анна, сейчас начнётся самое важное. Синьоры, – обратился он к обоим супругам взглядом, – а вот теперь давайте потрудимся все вместе. Синьор, дышите вместе с синьорой часто-часто, чтобы она не сбивалась на ваше дыхание. Часто-часто, понимаете, синьор барон?       - Да!       - Ну что же, давайте поможем маленькому барону увидеть, как прекрасен этот мир!       Через некоторое время доктор тихонько шепнул Владимиру:       - Теперь вы можете присесть, синьор. Донне Анне уже некогда больше отдыхать. Вы уже ничем не поможете, теперь – только спинка кровати.       - Благодарю, доктор, но если не помешаю, я хотел бы остаться.       Пожав плечами, эскулап вернулся к повитухе, а к барону тотчас подошла Лукреция:       - Синьор, на вас чистая рубашка?       - Что? – не мог несчастный муж оторваться от напряжённых рук жены, стискивающих отполированную перекладину и её сдавленных стонов, перемежающихся с тяжёлым дыханием.       - Я спросила, надели ли вы чистую рубашку!       - Рубашку?       - О, Мадонна миа! Синьор Вальдимиро, на вас свежая рубашка?!       - А… да, да, чистую, – дрожащей рукой отмахнулся Владимир, отвечая, по видимому, на предыдущую реплику экономки.       Покачав головой, Лукреция махнула рукой на слишком впечатлительного русского мужчину.       Более-менее барон смог разумно мыслить только когда услышал, как доктор воскликнул:       - Ну вот, донна Анна, превосходно! Головка родилась! Ещё совсем немного!       И тут же повитуха потянула его за рукав:       - Давай рубашку, папаша! Давай скорей, а то заморозишь сына!       Бесцеремонно стянув с Владимира искомую часть одежды, она за руку стащила его с постели и подвела к доктору. В этот миг ему в руки откуда-то из испачканных кровью ног Анны выскользнул странный склизкий комок с тёмной верёвкой. Раздался детский плач. Повитуха вытянула руки барона вперёд, накрыла их его рубашкой и толкнула прямо под локоть доктора, который тут же бережно положил шевелящийся комок на белоснежную ткань. Спустя минуту доктор аккуратно взял с рук ничего толком не сообразившего новоявленного отца новорожденного вместе с рубашкой и передал матери.       - Сынок… – выдохнула Анна, крепко прижимая к груди по-прежнему ещё связанного с нею пуповиной младенца. Только увидав сына в руках у сидящей на корточках жены, Владимир будто бы очнулся от ступора и впервые осознанно посмотрел на ребёнка. Он был очень маленький и почему-то красный.       - Донна, где Ваша кормилица? Младенцу нужно сразу дать грудь.       Анна с тихой улыбкой взглянула на доктора, на миг оторвавшись от личика младенца, расстегнула пуговицу наверху довольно глубокого разреза родильной рубахи и приложила дитя к собственной груди. Владимир поражённо наблюдал, как его жена кормит сына, словно простолюдинка, и постепенно ощущал, что это самое прекрасное зрелище на свете.       - Синьора, дайте юного барона бабушке Пеппе, нам предстоит ещё одно усилие.       Отпихнув барона от края постели, повитуха взяла у матери дитя и положила возле её колена. Доктор ловко отрезал побелевшую верёвку возле самого животика ребёнка и передал обратно в ловкие старушечьи руки.       - Держитесь руками, донна. Сейчас пойдёт послед.       Пока доктор занимался Анной, Владимир смотрел, как повитуха осторожно обтирает малыша, шёпотом воркуя:       - Вот сейчас ваша матушка, молодой синьор, закончит, а мы вас помоем, оденем, и будет у нас красавец, лучше папы с мамой, да, мой хороший?       В этот момент Анна сдавленно охнула и расслабилась.       - Синьор, помогите жене, прошу вас, – послышался строгий голос доктора.       - Что нужно сделать? – не понял Владимир.       - Помогите донне Анне лечь и позовите прислугу. Синьору нужно переодеть и перестелить постель.       - Да, конечно.       Уложив жену, барон нежно поцеловал усталые губки и отправился за Варварой и Джульеттой, которых бесцеремонная повитуха прогнала прочь сразу же, как пришла, громко ругаясь незнакомыми Владимиру словечками, при которых доктор Массимо косился на Анну, а малышка Джульетта отчаянно краснела. Проходя мимо небольшого столика, на котором над новорожденным колдовала старуха Пеппа, он успел увидеть, как его сына завернули в кружевные пелёнки и перевязывают белоснежной батистовой лентой.       Поскольку Анна решила сама кормить сына грудью, в спальне супругов была поставлена колыбелька и высокий столик для пеленания младенца. Днём Ванечкой занималась специально нанятая в помощь баронессе нянька, а ночью молодая мать никого не подпускала к сыну, немножко ревнуя, когда его пытался иной раз на руки брать муж. Владимир, вопреки обычаям знати, не возражал появлению наследника в собственной спальне, с интересом следя, какой заботливой матерью сделалась его Анечка. Но одно обстоятельство Владимира всё-таки раздражало: жена вновь стала на ночь наглухо прятаться в просторные ночные рубахи, будто бы стесняясь чего-то.       - Аня, не надевай рубашку, хочу чувствовать хотя бы твою кожу, а не чёртову ткань! Я понимаю, нынче мы не одни, – барон игриво скосил глаза на колыбель со сладко посапывающим сыном, – но Иван Владимирович, думаю, не осудит родителей за некоторое небрежение правилами хорошего тона.       Подчиняясь ласковому приказу в любимых глазах, Анна стянула длинную рубаху и легла, немедленно попав в осторожные объятия мужа. Прижав к себе свою ненаглядную девочку всю целиком, от плеч и упругой попки до самых пяточек, ощутив вместо полотна нежность женской кожи, он наконец-то смог спокойно и быстро уснуть, не ворочаясь по целому часу, как было в предыдущие ночи.       С того дня каждое утро Владимир открывал глаза, и первое, что видел – тонкий силуэт в лучах восходящего солнца на краю постели. Изящная линия спины, начинающаяся от мягкого изгиба ягодиц, профиль улыбающейся жены и сын на её руках, жадно сосущий материнскую грудь. Он осторожно подкрадывался по широкому супружескому ложу, дарил несколько лёгких поцелуев обнажённой попке, спине, плечам, проводил губами по шее, шептал в ушко «доброе утро, мои любимые», пристраивался сзади, обнимая Анну со спины, прижимаясь всем телом к тёплой шёлковой коже, от бёдер до плеч, и подставлял свои руки под её, держащие сына, разделяя с женой интимность момента утреннего кормления. Через плечо кормящей матери рассматривал своё дитя, с восторгом каждый раз обнаруживая новые черты сходства то с собою, то со своей любимой.       Поразительно, но как бы поздно ни возвращался вечером, он заставал жену в той же позе и за тем же занятием, только одетую в домашнее платье, приспущенное с одного плеча.       - Маленький разбойник, присвоивший себе мои любимые грудки, не оставил ли там немного?       - Поищите, господин барон, – искусительница уложила сонно хлопающего глазками младенца в колыбельку и повернулась к мужу, медленным, возбуждающим движением спустила платье с другого плеча, обнажая вторую грудь с крупной спелой ягодкой торчащего в ожидании желанных ласк соска.       Гораздо раньше, чем после первых родов в Двугорском, спальня супругов Корф в имении под Ливорно вновь огласилась сладкими стонами восторга. Поддерживая головку ослабевшей жены, Владимир осыпал лёгкими поцелуями любимые черты.       - Мы ведь никуда отсюда не уедем, Володя?       - Тебе здесь нравится, любимая?       - Конечно. Но не только. Как только весеннее солнце Тосканы станет достаточно жарким, я обязательно снова пойду в Лоно Мадонны. Ванечке же необходима сестричка, как Вы считаете, мой господин?       - Всенепременно, счастье моё. Жаль только, что по обычаю Гальяни в рубашку отца принимают здесь только сына.       - А мы оснуем новый! Обычай Корфов…       - Как мне нравится Ваша мысль, госпожа баронесса!       И снова жадные руки и уста сплелись воедино.       - Ты не устала, родная? – с трудом переводя дыхание, муж дал возлюбленной шанс передохнуть от страстных забав.       - Ничуть. Ведь надо потрудиться, чтоб было кого заворачивать в твою рубашку, не так ли, любимый? – манким взглядом из-под ресниц и нежными объятиями Анна вновь воспламеняла обожаемого супруга.       - Как прикажете, донна Анна!       Они слились в новом страстном поцелуе. И вновь полная луна на бархатном небе Тосканы освещала их сплетённые тела своим загадочным сиянием.       Конец.