Солнечный зайчик

Когда-то давно Чарльз Поттер сказал своему сыну: «Человек никогда не ценит того, что плывет само в руки, дорого и важно будет то, что досталось путём упорного труда и усилий. Именно поэтому, если не хочешь иметь пустую и скучную жизнь, ты должен бороться». Возможно, если бы он знал, что именно эта фраза станет жизненным кредо сына — подобрал бы какие-нибудь другие слова и поделился бы другой жизненной мудростью. К примеру: «Знания — сила» или «Терпение — доблесть». Или, вероятно, рассказал бы поучительную притчу-историю, как некие чистокровные и родовитые маги поставили на колени одного безродного, заставив целовать мантию и шептать комплименты, а через тридцать с хвостиком лет тот же самый отщепенец поставил на колени их самих, и уже они лобызали холодную материю и подобострастно шептали: «Мой Лорд». Или умирали. О том, что этот полу-маггл Лорд уважал и ставил в пример лишь тех, кто отказался, предпочел смерть, Чарльз ни за что не сказал бы своему сыну... Вероятно, расскажи он это Джеймсу или останови это бесчинство в далеких сороковых, многое изменилось бы в истории. Он сам с кузеном не получил бы то самое письмо «счастья» с предложением, от которого не отказываются. Быть может, и Джеймс не получил бы подобное предложение, но от другой стороны. Не пришлось бы им обоим скрывать от любимых и родных многочисленные встречи, сомнительные беседы, походившие на переговоры. Но история не терпит условностей. Это теперешнее, которое никогда уже не произойдет, ведь Чарльз, наставляя своего сына, научил его совершенно другому. Он и сам был другим, как бы много поколений Поттеров не стояло за их с кузеном плечами. «Человек никогда не ценит того, что плывет само в руки, дорого и важно будет то, что досталось путем упорного труда и усилий. Именно поэтому, если не хочешь иметь пустую и скучную жизнь — ты должен бороться». Как именно мог понять запутанную фразу десятилетний ребенок? Мальчик, юный гений (по версии семьи), не желающий быть прилежным учеником, поскольку: «И так сойдет, ведь правильно получилось!» Жизнь Джеймса Поттера превратилась в череду вызовов и противостояний. И первым испытанием стало для него стать лучшим учеником, ведь Сириус Блэк и Римус Люпин входили в десятку лучших. Затем появилось намерение добиться вспыльчивой красавицы Лили Эванс. Джеймс с ностальгией вспоминал школьные времена, когда он мнил себя самым умным, самым веселым, самым коварным и находчивым. Достичь успехов в учебе оказалось до безобразия легко, и дело было даже не в громкой фамилии Поттер, что так органично переплелась с не менее громкой фамилией Блэк. Джеймс искренне считал, что секрет — в харизме и обаятельной улыбке, от которой таяла даже строгая декан факультета Минерва МакГонагалл. Хотя матушка утверждала, что это все грамотный подход к браку, воспитанию и отличные репетиторы, а отец лишь поджимал губы, сжигал очередное письмо от менее чувствительной Помоны Спраут и обещал выпороть малолетнего засранца. Когда Джеймс стал третьим в рейтинге, а Эванс уже не бросалась проклятьями, пришло осознание: Лили просто перестала обращать внимание на него, а соплежуй Северус Снейп внезапно оказался её наилучшим другом. Тогда страдающий от скуки Джеймс увидел новую цель. Стало веселее, а факультет Гриффиндор дружно выдохнул: когда скучал Джеймс Поттер, веселить его начинал Сириус Блэк, и тогда страдали все. Ведь несмотря ни на что, чувство юмора у Поттера блэковское. А Сириус, несмотря на отрицание, самый блэковский Блэк, порой больше, нежели воспеваемый собственной семьей «малыш» Регулус. Это было тогда. Сейчас же на стене в алой рамке висел диплом Хогвартса, а где-то в столе, между страниц школьного альбома, лежал аттестат с самыми высокими оценками. Они отгуляли выпускной, после которого немало потомственных магов поклялось о неразглашении подробностей, еще несколько — существенно опустошили сейфы, а сам Джеймс едва не лишился права на фамилию Поттер. Отец тогда впервые его выпорол, на пару с Сириусом, и выставил обоих из дома. В Поттер-холл Джеймс не вернулся до сих пор, за несколько лет домик в Годриковой Впадине стал родным. Дорея пыталась списать все на бурный нрав Блэков и, в частности, Сириуса, чей немигающий одурманенный взгляд пугал окружающих еще неделю. Тогда был последний раз, когда они разговаривали со своими отцами как часть семьи. Теперь, даже пересекаясь взглядами, они с Сириусом не удостаивались даже кивка. Развалившись на кушетке, Джеймс Поттер невидящим взглядом смотрел в потолок. Он и сам не знал, почему вспомнил именно Клаудию Финниган и ее отца Шеймуса. В кабинете гулял сквозняк, все окна были открыты, но вокруг царила темнота. Где-то далеко гремел гром, небо заполнялось сизыми тучам — близился дождь. Единственным источником света и тепла был горящий изумрудным пламенем камин. В голове все стоял крик мужчины, что поседел за ночь в беспокойстве за единственную дочь. Ему и сейчас было стыдно за тот фарс, именуемый судом, для безродного полукровки не собирали полное заседание Визенгамота. Да, собственно, на самом деле Визенгамот собирался лишь по особым случаям, таким как импичмент Министра Магии или показательная порка Пожирателей Смерти, которых невозможно выпустить на поруки. Все более-менее мелкие дела решались в кабинетах или в малых залах заседаний, и то, для того что бы проучить и показательно «покарать». Джеймс и сейчас не мог точно сказать, почему отец с господином Орионом поступили именно так, позволив произойти «кулуарному» заседанию суда. Тогда, три года назад, их было пятеро в крохотном кабинете, не считая судьи Биго и его юной секретарши Долорес Амбридж. Что сам Джеймс, что Сириус (он уверен) еще долго не могли забыть те ужаснейшие несколько часов, наполненные мыслями о возможном Азкабане. Ему и сейчас страшно было представить возможное развитие событий. Стоило ли мимолетное развлечение, попытка создать и попробовать что-то новое, расширить и так безграничные горизонты, такого? Теперь для отца он не существовал, мать постоянно злилась, выплескивая все на будущую жену сына. Джеймс так старательно репетировал речь, когда впервые получил ответ от отца. Да, его выслушали не перебивая, но и не удостоили ответа. Чарльз Поттер молчал, рассматривая вероятную невестку, молчал потом в кабинете, сжимая руку жены, разозленной скоропостижной (после десяти лет ухаживаний) свадьбой, и разговаривал с ней же, не с сыном. Единственной его реакцией были брошенный на стол банковский ключ и пожелание катиться отсюда. Сын не понял точно, одобрил ли отец его выбор, но узнал из маминого письма, что потом к ним в гости была приглашена воспитанница, которую мать ненавидела едва ли больше Лили. Джеймс смотрел на фото родителей, хмуро качавших головами. Его простили, но не приняли обратно, заменив чертовой девицей. Единственной девушкой, которую Джеймс Поттер ненавидел больше Соплежуя Снейпа, ни словом, ни делом стараясь не показывать этого. — Какое, собственно, мне до нее дело? Взрослые все, детей нет. — он поднял очки на лоб. — У меня, дорогие родители, скоро свадьба, и знаешь, мама… Мне не особо и важно ваше благословение. Ты не представляешь, как я люблю Лили, а она меня. Ты ведь понимаешь, — женщина на фото отвернулась, — понимаешь… Я так долго ее добивался. Только вот, что дальше? Джеймс не знал, что делать и как дальше жить: свадьба будет через пару месяцев; в Академии при Аврорате, благодаря тренировкам с отцом, он имел небывалый успех; Соплежуй вроде как отпустил Золотце и увлекся темными искусствами и библиотекой Малфоев. Загадка Петунии Эванс наверняка захватит сознание и принесёт ожидаемое наслаждение, но ненадолго. Уже почти отпустило — забот и так хватало. Пламя камина причудливо играло на резных гранях стакана, Джеймс снова и снова пробегал взглядом по изумрудными строчками, он знал письмо уже наизусть. Послание от Альбуса Дамблдора, вернее, приглашение на заседание некоего «Ордена Феникса» — странного, не совсем законного общества. Видимо, молчание блестящего выпускника вместо ответа на прошлое письмо принято за согласие. Стоило ли оно того? С одной стороны, казалось бы, вот он, вызов, причем на несколько лет, с другой же — Аврорат и борьба с неким Волдемортом совершенно не вдохновляли. Составленный отцом много лет назад план становления артефактором нравился гораздо больше, в Лихтенштейне его ждал мастер, если верить письму из дома. Борьба за светлое и вечное никогда не привлекала ни одного из Поттеров. Надо ли становится первым? В голову пришла любопытная мысль о том, что бы сказал директор, если бы узнал, каким образом его выпуск отпраздновал окончание школы? Пригласил бы в прославленный «Орден Феникса»? Или рассказал бы о несовместимости зелий магических и маггловских? Хотя, если судить из разговора, господин победитель Гриндевальда в курсе происшествия и готов… От предположения похолодела душа, если она еще есть. Это Клаудии промыли мозги в клинике так, что создали новую личность, а не ее отцу Шеймусу. Тому только дай повод, а ведь пострадало больше, только у Ди-ди был родственник-маг, которого не заткнешь и не сотрешь память. Джеймс сделал глоток, чувствуя, как проясняются мысли, и взял письмо от родителей. Второй ответ за несколько лет — это заслуживало быть отмеченным в календаре. Отец просил о встрече. Удивительное предложение, абсолютно несвоевременное, но и необходимое, в тоже время. «Помнится, ты в детстве мечтал соединить несоединимое? Именно поэтому твоя избранница...» «Недавно на тебя жаловался господин Тёпфер из Лихтенштейна, не понимаю, как ты умудрился с ним поссориться. Есть те, кому хамить не стоит...» — Прекрасный бред, — Джеймс продолжил мысленный спор с отцом. — Как, по твоему, я мог пересечься с этим пнём из Лихтенштейна? Хочешь встречи — будет тебе встреча. Мог бы просто пригласить — не переломился бы. Он отложил письмо в сторону, поставил бокал сверху, чтобы оно не было унесено сквозняком, и потянулся. Но затем снова взял пергамент в руки, чувствуя: что-то в здесь не так. Интуиция подсказывала, что это не просто очередной ультиматум и непонятное, первое за столько лет, предложение отца о встрече. Не поняв ничего после шестого прочтения письма, он упал на кушетку, снимая очки. Как же достали эти смысловые многоточия и намеки ни о чём! — Ну и холодрыга здесь! В комнату широким шагом зашёл Сириус и торопливо закрыл окна. Джеймс рассеянным взглядом посмотрел на мельтешащего друга и вспомнил, как звонко смеялась Лили и кружилась в танце с ним. Особенно остро врезался в память насмешливый взгляд Говарда Эванса, что играл на рояле, когда Лаванда Эванс делала очередное фото для семейного альбома. Мерлин и Моргана, какая музыкальная и талантливая у невесты семья! Если Петуния Эванс тоже умеет играть на инструменте, а не только рисовать, он застрелится из мушкета отца. Сириус явно понравился отцу Лили гораздо больше. Была у родственного друга такая черта характера — нравиться всем и каждому. Повально и непроизвольно. Джеймс, добившийся хоть какого-то признания от маггла неимоверными усилиями, понял, что потерял все свои позиции после прихода Сириуса, не сразу. <center>Лили скрылась в глубине дома, давая гостям оглядеться. Эвансы явно не были бедными: Сириус присвистнул, когда в просторном холле обнаружился белоснежный рояль. Небрежно пробежавшись по клавишам, Блэк сам себе кивнул головой и сел на стул: — Недурно. Это ведь Steinway (Стейнвей)? — он нежно провёл рукой по золотым буквам и начал играть. В такие моменты Джеймс безумно завидовал и гордился тем, что Сириус играл на музыкальных инструментах, как дышал, а теперь — особенно. В отличие от увлекшегося роялем друга, он заметил, как Лили с замиранием слушала игру, а ее отец с одобрением смотрел. Похоже, на встречу с родителями стоило одеть костюм, а не идти на поводу у Лили. Отца её Сириус заметил лишь тогда, когда мистер Эванс трижды похлопал. — Благодарю за такую чудесную игру. Моей дочери, увы, это совсем неинтересно, а Петуния радует нас музыкой все реже. Вы учитесь в консерватории? — и сам себе ответил. — Несомненно, учитесь, такой талант… Сириуса смутить было не так-то и просто, но отцу Лили это, определенно, удалось. Блэк покраснел и отвел взгляд. — Нет, сэр, — он одернул запонки, — музыка — это баловство. В будущем я планирую заняться другим. Джеймс только почувствовал, как под ним разверзается бездна: Говард не произнёс ни слова одобрения или порицания — все сказал полный симпатии взгляд. — Вы удивительно прозорливы для своего юного возраста, мистер По… Блэк. <center> Лили потом долго говорила о рассеянности отца, ведь даже маму он называл иногда другим именем. Но Джеймс отчетливо понимал: не оговорка. Говард Эванс считал его, Джеймса Поттера, оборванцем и брачным аферистом. А Сириус-я-никогда-не-женюсь-Блэк — строгому отцу понравился больше. Так, может, он и Лили нравится больше? А что, у Сири, несмотря на похожую семейную ситуацию, есть еще баснословно богатый дядя Альфард, меньше тараканов в голове, более легкий нрав, а еще он играет на двух музыкальных инструментах. А еще он заботливый. Друг, сейчас похожий на курицу-наседку, цыкнув, убрал бутылку в шкаф, раскрыл портьеры, затем, немного подумав, вновь закрыл, но зажёг все светильники в комнате, добавил несколько поленьев в камин, наложил чары на комнату, чтобы стало теплее. Сириус все крутился по комнате, как волчок, обустраивая комфорт друга, а в это время Джеймс чувствовал, как где-то глубоко в душе поднимала голову злоба и улыбалась, обнажая острые зубы. За Лили он так же ухаживал? Вспомнился четвертый курс, когда ходили слухи о влюбленности Эванс в обаятельного Блэка. Тогда Сириус сделал правильный выбор, а сейчас? — И как оно? —  Джеймс резко поднялся и подслеповато прищурился, пытаясь рассмотреть друга, не надев очки. Сириус нервно выдохнул, отметив, как неуловимо изменились черты лица, как в неверном свете камина лицо Джеймса стало похожим на гротескную маску. Он буквально ощущал, что друг в очередной раз придумал какую-то чушь. Опять эта Эванс! Да чем полумаггла его зацепила так сильно? — Что именно? Развлекать вместо клоуна твоих будущих тестя и тещу? — Блэк сделал шаг назад. — Не особо, ведь это твоя обязанность, раз женишок Петунии решил не приходить в гости, а сама она умотала куда-то с соплежуем. К слову, мог бы зайти, а не следить, подглядывая в окна. Ты должен быть на моем месте. Джеймс задумчиво покрутил стакан в руке, оглаживая пальцами морозный узор на хрустале, бережно убрал письмо родителей и сделал хлёсткое движение — не успевшего отскочить Сириуса обдало радужными осколками. — Ты это понял, браво! Только это ты был на моем месте. Ты не должен, — Поттер плавно встал, — танцевать с чужой невестой, — сделал шаг к замершему другу, — играть с ней на рояле, — мягко положил руку тому на плечо и крепко сжал, игнорируя мелкие осколки, — заигрывать с ее матерью… Добиваться признания от ее отца! Сириус гулко сглотнул: несмотря на внешность, в Поттере было чертовски много от Блэков. Он, в очередной раз поразившись игре крови и не найдя приличных причин для дружбы с этим мудаком, поднял раскрытые ладони и произнёс тихим-тихим ласковым голосом: — Ты придурок, Джеймс, — он оторвал поттеровскую руку от своего плеча и сделал шаг в сторону, к письменному столу, — мне твоя Цветочная фея даже не нравится. Ты же знаешь… Для меня всегда самой лучшей была и будет Нарцисса. — Да ну? Именно поэтому она выходит замуж за Малфоя? — Поттер странно ухмыльнулся. — Хотя все может поменяться… Сириус почти спокойно выдохнул: друг отвлекся, и, возможно, бурю пронесёт. Эта комната слишком хороша для погрома, да и дом не очень-то и большой, это не фамильное поместье. — Мы родственники, — он пожал плечами, — да и ты знаешь мои отношения с матушкой. Она даже Марлин прогнала. — Знаю, а её прогнать было весьма трудно. У нее же цель — стать леди. А Нарцисса — кузина, инцест дело семейное, так сказать. Кем друг другу приходятся твои родители? Джеймс имел потрясающую привычку находить болевые точки собеседника и топтаться по ним с особым наслаждением; в такие моменты, а их было более чем достаточно, лучший друг походил на самого настоящего (согласно утверждениям драгоценной матери) Блэка. Именно таким должен был родиться Сириус. Именно таким Вальбурга хотела видеть своего первенца, и по этой же причине она не сопротивлялась дружбе сына с гриффиндорцем, что имел все шансы стать студентом Зеленого Дома. Чарльз Поттер так и не узнал, что его единственного наследника несколько раз чуть не выгнали из школы, а на некоторые шутки закрывала глаза не только дирекция Хогвартса, но и глава Департамента Правопорядка. — Отец и мать родственники лишь номинально, в отличии от нас с Нарси. — Убеждай себя дальше, особенно, учитывая, что её отец твоему батюшке кузен. Вы так же далеки. — Поттер сделал паузу, и Блэку стало тошно от всего, — А Марлин… Милая девочка, портретистка, из-за которой тебя выгнали из дома. — Я сам ушел, — Сириус повёл плечами, стараясь сдержаться и не навалять родственнику. Не дети уже. — Ага, и от Марлин тоже. Ты, наверное, в курсе её недавней свадьбы? Кто ее избранник? Гидеон, Фабиан Прюэтт или, может, оба? Кого там твоя обожаемая Меда кинула перед алтарем? Уже не наследник и даже не сын Ориона и Вальбурги глубоко вздохнул, сейчас бы он с радостью чеканным шагом ушел, громко хлопнув дверью, но явно расстроенный чем-то серьезным Джеймс, очевидно, почти в панике, раз начал бросаться даже на него. В последний раз такое было после выпускного, того самого, что разделил их жизнь на "до" и "после". Рука Сириуса привычно потянулась в карман, сжимая жемчужную сережку: о прощании с Марлин не знал никто, толком не помнил даже он сам. Только туманные не то образы, не то грезы и закатившая в угол кровати сережка. Обливиэйт от бывшей девушки был наложен совершенно бездарно... — У Марлин была цель стать счастливой, — вернул ухмылку Сириус, — собственно, как и у твоей Солнечной Лилии, которая, несмотря на все твои поступки, все же обретёт титул «жена Джеймса Поттера». Конечно, — он сделал многозначительную паузу, — если ты не создашь новых проблем. Тогда, вероятно, нас таких будет двое. Да, мисс Эванс, видимо, неимоверно любит Джеймса или его деньги, и только время покажет, что из этого для второй, после Нарциссы, красавицы Хогвартса более важно. — Она моя родственная душа, — упрямо повторил друг, показывая руку. Сириус проглотил возражения, что девушек с таким знаком зодиака — масса, взять хотя бы Марлин, кузину Нарси или ту же Петунию, да даже драгоценная матушка, дай магия ей сил и здоровья, тоже родилась под созвездием Девы. Последнее могло бы чудесно объяснить покровительство; в то, что Вальбурга беспокоится о сыне дальней то ли кузины, то ли племянницы, верилось крайне слабо. — Она рыжая с… — Блэк закашлялся, заметив потемневший взгляд, — самая красивая девушка, и, видит Мерлин, самая подходящая для тебя пара, которая явно знает толк в веселье, раз выбрала самого Джеймса Поттера, первого среди равных, Короля шуток. И она, поверь, друг мой родственный или дружественный родственник, называй как хочешь, сейчас, в лучшем случае, сидит и придумывает подобную чушь про тебя и Петунию. Ведь ты исчез, сославшись на срочность, почти сразу после неё и не вернулся точно так же. А ведь твоё Золотце так ждала, так высматривала, а её жених не пришёл, и она должна была развлекать слишком занудных родителей… Более того, ты любезничал с ней, мантию набросил. Может, Лили уже вырвала волосы Петунии в бое за тебя, Оленя Благородного. — Что за бред? — перебил Джеймс. — Сириус, что… — Это в лучшем случае, — словно не заметив, вдохновенно продолжал Блэк, — в худшем — она сейчас примеряет самое красивое платье и собирается окрутить первого попавшегося на ее пути, — он почти сердобольно кивнул головой ошарашенному Джеймсу. — Сириус это бред… — Бред несешь здесь ты, придурок, — Блэк встряхнул друга. — Если у тебя плохое настроение, не смей срываться на мне! Ответить могу так, что останется лишь пепел. И плевать на последствия. Пока ты ведёшь себя как мудак, твоя Золушка точно так же рефлексирует и придумывает ерунду. Она сейчас вообще нервная, а знакомство с твоими мамочкой и папочкой подорвали её, и так невысокую, самооценку. Молись, ибо ты попал. Скоро в очередной раз явится хахаль Петунии, и она устроит весёлую жизнь вам обоим. Чисто в профилактических целях. Объяснить, как? Не качай головой, у меня большинство родственников женщины, так что могу разложить причины и следствия поступков любой дамы, кроме маман. Леди Блэк не понимает даже она сама. Так что ты там хотел сказать? — Кто хахаль?! — спросил Джеймс воинственным тоном, забывая обо всем остальном. — Мишка Тедди. А что, у неё их много? С таким характером вообще удивительно, что хоть один есть. — Потом,— перебил Поттер разговорившегося друга. — Когда должен приехать этот Дарсли? — Дурсль. — педантично поправил его Блэк, но вновь не был услышан. Джеймс уже приводил в порядок одежду, вернее, отчаянно пытался. Ревность Лили была приятна, но оскорбительна и травмоопасна. В первую очередь, для окружающих: Елена Паркинсон после случайного разговора в Хогсмиде обзавелась ослиными ушами. А ведь Лили не была тогда его девушкой. Они решили сделать паузу. Да, Сириус прав — они друг друга стоят. Джеймс все-таки, с третьей попытки, очистил магией костюм, набросил на плечи мантию, выпил освежающее зелье. — Поменяй. Эти тряпки даже магией не спасти. Не позорься, у тебя еще, — Сириус показал на часы, — пятнадцать минут. Джеймс мельком посмотрел на циферблат и кивнул сам себе: — Успею за десять. Сириус с немалым удовлетворением смотрел, как Джеймс метался по комнате в поисках запонок и галстука из подаренной заботливой матерью коллекции, что одевались лишь по большим праздникам и на официальные встречи с родителями. Он молчал. Джеймс его лучший друг, родственник и просто неплохой парень, несмотря на дрянную кровь семьи Блэк, и как настоящий лучший друг, Сириус никогда не проговорится, что несколько дней назад к Лили приходила кузина, та самая, что могла бы стать новой миссис Поттер, и долго разговаривала с Эванс. Он мог бы рассказать, какую истерику закатила Лили, когда все пошли спать, заявив, что видела и знает всё. Что именно видела и знает — она не поясняла, но это чисто женское «всё» способно напугать любого мужчину, несмотря на возраст, положение и ситуацию. Он будет молчать и о том, что после «разговора по душам» Лили кокетничала с краснеющим Верноном, старательно игнорируя красноречивые взгляды родителей. Джеймс любит эту Эванс, и не ему, Сириусу, рассказывать о таких вещах. Да и не поверит Джеймс, пока не увидит, но и тогда оправдание найдет. Проверено временем. Если Чарльз Поттер учил сына бороться со скукой, то Орион Блэк еще в раннем возрасте преподал отпрыску древнюю, как сам мир, истину: «Многие знания — многие печали». Именно поэтому, когда сияющий Джеймс Поттер начал нетерпеливо торопить друга, тот кивнул головой и потёр старый шрам на пояснице. И был ли его отец прав, покажет лишь время. Да, Орион Блэк умел учить сыновей. Правда, не счёл нужным рассказать о случае в одном из закоулков замка: он был тем самым малолеткой, что разогнал чистокровных и родовитых и взял безродного недотёпу под некое подобие патронажа, невзирая на возраст. Но также именно он был тем, кто на предложении о дружбе, брезгливо прижал носовой платок к лицу, словно спасаясь от вони, и посоветовал знать своё место, но не позволять никому это место указывать. Люди, они ведь как собаки — чувствуют страх и подчиняются тому, кто сильнее. Жалел ли он об отвергнутой руке спустя много лет? Нет, читая письмо-близнец того, что получили Чарльз и Флимонт Поттеры, он искренне горевал лишь о том, что не удавил полумаггла, с которым сейчас приходилось считаться. Стоило всего лишь несколько раз пройти мимо, позволить спустить с лестницы, протестировать на парии зелье, упустить край мантии на Астрономической Башне, позволить взять проклятую метлу. Возможностей предоставлялось много, не нужно было самому марать руки. Орион несколько раз перечитал полное скрытого превосходства послание, показал жене и тут же пожалел об этом. Вальбурга после ухода Сириуса так старательно поддерживала младшего сына, что малейший чих с его стороны становился одним из признаков избранности. В отличии от ослеплённой амбициями жены, восторженных младшего сына с племянницей, он видел немного больше и разделял опасения Альбуса Дамблдора, хотя никогда не признался бы в этом, не ответив ни на одно его письмо. Директор Хогвартса, несмотря на мудрость, пытался слишком много на себя взять. Сейчас время молодых, а не старых пердунов, с которых сыплется песок. Вот только умирать казалось еще рано, да и страшно было оставлять все взбалмошной жёнушке да наивному сопляку, что только школу окончил. Ориона успокаивали лишь две вещи: его первенец никогда не преклонит голову перед этим самозванцем, а Вальбурга, учитывая ошибки в воспитании Сириуса, старалась быть мягче с Регулусом. Вот только правильно ли они сейчас поступали? Может, сейчас лучше действовать радикально? Пока не стало поздно, стоит ли вступить в игру, наплевав на правила партии? Письмо Альбусу Дамблдору было написано, но не отправлено. Орион готов трижды подумать теперь, главное, чтобы для его детей поздно не стало. Действительно, многие знания  — многие печали.