***
Каччан увидел не то, что думал увидеть, смутился и вылетел из крыла парней, а затем из всего общежития на прохладную улицу. Он уселся на ступенях у входа и яростно выдохнул клубок пара. Взгляд юноши был хмур, он был зол на самого себя, сжимал кулаки до того, что белели костяшки и ногти впивались в и без того болящие ладони. Он чертыхнулся — угораздило же его заглянуть в такое время. Да нужен ему был этот блядский Деку вообще? Бакуго вспоминал, зачем пошел к нему, потому что пока выходил на улицу, успел позабыть об этом из-за накатившего стыда и злобы. — Де-еку. — Каччан? — Съеби отсюда, мешаешь. — Э-эм, ладно? — Не делай мне тут одолжений. Изуку больше не хочет разговаривать. — Не смей не отвечать мне. Тот смеряет Бакуго хмурым взглядом. Неожиданно. — Ублюдок, нарываешься? Мидория молчит, отворачивается, но Каччан как в старые добрые берет его за грудки перед собой и сжимает стремно завязанный галстук и горло рубашки. Только Мидория тоже не собирается терпеть это, пара одноклассников уже бежит разнимать сцепившихся юношей, однако помощи им не требуется, потому что изумрудный делает странное. Взгляд меняется быстро, руки сами тянут соперника, и Катсуки нос к носу лицом с Мидорией; в глазах блондина видно непонимание, он чертовски осторожен, однако Изуку больше ничего не делает, но расстояние слишком короткое, и тут ничего сильно не придумаешь. — Сейчас сделаю кое-что. Тебе понравится. Изуку чуть отклоняет голову, но ненадолго; он что-то бормочет тихо, и Бакуго смотрит на его лицо, растерянный и даже смущенный такой близостью. Изумрудные кудри заваливаются назад и вздрагивают, глаза блестят каким-то хитрым блеском, и блондин на мгновение оказывается очарован происходящим, потому что Мидория открывается для него с какой-то другой стороны. Он совершенно не успевает осознать то, что происходит в следующий момент. Бакуго потрогал заклеенную пластырем переносицу и чуть сощурился — кудрявый мудак нашел способ выйти из положения и просто ударил головой, ведь он подрос и теперь разница в росте у них почти отсутствовала. Тот просто ударил головой, пока он считал его веснушки на щеках и рассматривал губы. Кто теперь мудак? Бакуго прошипел сквозь зубы тихое «мразь» и поднял голову, устремив взгляд в ночное темное небо. Он просто смотрел вверх, злясь на себя и на свое отношение к этому задроту — почему он так отреагировал на него? К сожалению, он не мог отрицать, что Деку был поразителен в этот момент, и его передергивало от этой мысли; дрожащие кудри и взгляд, устремленный на Бакуго, хитрый, знающий, что будет дальше и потому преисполненный уверенности — только эти два воспоминания были в голове юноши, исключая еще одно безумно навязчивое, которое он буквально десять минут назад для себя открыл. «Мне нужно остыть, иначе я разгромлю тут всё нахер», — подумал юноша, смотря на свои руки, готовые подорвать Деку к чертям собачьим. Когда он закрывал глаза, перед ним вставал образ этого ублюдского задрота, а точнее его ходящая туда-сюда задница, и он злился на это, потому что не мог заставить себя не думать о ней. Мало того, что он просто увидел — он ведь остался наблюдать, он улавливал взглядом каждое движение, красный до ушей, он следил за Деку и чувствовал странный трепет, что так сильно вывел его из себя, заставив умчаться прочь из жаркого общежития. Нахуя тебе это надо, Деку? Никто в жизни бы не догадался, что ты по вечерам страдаешь такой херней. Он шумно выдохнул и опустил голову. Катсуки хотел зайти к Мидории с целью разобраться, а в итоге снова получил по голове, только не физически, и был вынужден осознавать свой проигрыш. Прохлада улицы обступала его, холодок забирался под толстовку и морозил кожу, охлаждал пыл и стыд Бакуго. Он сложил руки на подобранные колени, сверху положил голову и сидел так, смотря в никуда и бесцельно, пытаясь понять самого себя и только больше путаясь. Он, бессильный перед чувствами, пытался грызть их и отрицать, сокрушать в прах, но они продолжали существовать и сокрушали его сами; от осознания оных у него тряслись руки и дрожали колени. Бакуго не понимал, почему сегодня, почему не раньше, почему не позже — именно сегодня Мидория очень щедро выписал ему лбом в нос, именно сегодня он решил покрутить бедрами и задницей перед зеркалом, да ещё так, что ему любая баба позавидует. Почему? Почему? Почему сегодня? — Я буду отрицать эту хуйню до своей смерти. Задрот своим существованием портит мне жизнь, а теперь ещё и это. Даже когда он произнес свои мысли вслух, расслабиться ему это не помогло. Он всё еще чувствовал напряжение от неловких мыслей, правда, уже не пытался от них избавиться — понял, что бесполезно — но очень усердно отрицал их. В каком-то смысле Катсуки пытался доказать себе, что ему Деку абсолютно не симпатичен, и он его ненавидит; но теперь не было того разъедающего чувства, когда он думал «ненавижу этого урода», не было желания убить его, растереть в порошок, сдавить, уничтожить. Он вдруг почувствовал в себе это пустое место, выгоревшую ненависть, деготь, который безвозвратно потонул в бочке с медом и больше не представлял из себя ничего. Бакуго словно прозрел: зрачки уменьшились от пугающего осознания, ладони смяли ткань брюк, губы поджались в ровную линию. Ненависти не было. Почему? Почему? ПОЧЕМУ? Бакуго снова впал в ярость, он поднялся со ступеней, в его ладонях сверкали искры. Попадись ему сейчас Деку, он бы без промедления подорвал его, убил бы, только бы больше его не видеть. Однако тут же, подумав о смерти, он почувствовал больной укол — он не может дать ему погибнуть, никогда в этой жизни, тем более, от своей руки. Противоречие столкнулось в нем двумя бушующими течениями, разными, идущими друг на друга, и сломало его представление о Деку новой истиной. Это произошло за секунду, только Бакуго не смог принять это так быстро, он стоял, как вкопанный, и вслух шептал себе короткие и быстрые «нетнетнетнетнет», растерянно смотрел под ноги и искренне отказывался от того, что чувствовал. После стольких лет он вдруг прозрел к этому засранцу? Человеку, которому и одного слова приятного не сказал за всю жизнь? Катсуки снова был зол, его трясло от разброса чувств и эмоций. Он едва сдерживался, чтобы не вытащить Деку на улицу драться один на один, и доказать ему, кто тут главный, кто номер один, но в то же время это уже не было столь важно — юноша спокойно принимал существование изумрудного как соперника или даже больше. Бесит. Бакуго цыкнул и уселся обратно, на холодную ступеньку, запустил в жесткие волосы руку, уже ничего не понимая. Кто-нибудь мог объяснить ему эту херню? Потому что он сам явно не мог в этом разобраться. Однако как только он подумал о помощи, она не заставила себя ждать. — К-Каччан?***
Изуку ошеломленно смотрел на дверь. Как можно было не услышать?! — Я даже не знаю кто это был! Юноша был взволнован произошедшим. Это мог быть только парень, девушкам в крыло парней было нельзя, но даже так — никто не предупреждал его о своем визите. Либо он кому-то срочно понадобился, либо ребята что-то снова удумали. Не хотелось бы стать жертвой очередной глупой шутки Каминари, особенно сегодня. В любое другое время — пожалуйста. «Главное, чтобы не сняли на видео!» Изуку поморщился только от мысли об этом — тогда ему наверно проще было бы подать заявку об отчислении, чем терпеть столько внимания в таком контексте к себе. Он начал себя накручивать раньше времени, чуть ли не рухнул в ворчание, однако кое-как успокоился, натянул футболку и вышел из комнаты. Поздним вечером в общежитии было достаточно тихо, на первом этаже в холле некоторые ребята сонно дописывали домашку, дежурные убирались, кто-то даже играл в монополию — всего было около восьми человек, остальные уже разбрелись по комнатам. Мидория спустился вниз и вышел в холл сам, ребята встретили его зазывающими криками. — Сыграешь с нами? — спросил Серо и рассмеялся, посмотрев на трясущегося от злобы Минету, сидящая напротив него Мина тоже залилась хохотом. Отсмеявшись, он продолжил: — Виноград тут проиграл последние штаны и всё не может отыграться. — В другой раз обязательно! «Они выглядят спокойными. Значит, это был не кто-то из них». — Вы с Бакуго опять поссорились? Изуку вопросительно посмотрел на Серо. — Он только что вылетел из общежития, весь злой и, что странно, красный. «Неужели!..» — Он со мной не разговаривал с утра. Но я схожу за ним. — Только постарайтесь не подраться снова, а? Юноша кивнул. — Я ставлю на Бакуго. — Ты уже проиграл все, Минета! — ПОШЕЛ К ЧЕРТУ! Изуку тихо удалился от ссорящихся и пошел на улицу. Если это был Каччан, то ему очень повезло заглянуть в тот момент! После того как они утром получили выговор от Айзавы, они больше не виделись и, честно говоря, ни один из них не горел желанием увидеться. Бакуго заходил явно не просто так, он так не делает в принципе, значит хотел что-то, наверняка это было связано с тем, что произошло утром. Мидории было неловко за свои действия — в нем так заиграла наглость от очередных провокаций Каччана, что он не удержался и использовал свою умную голову для удара, но до этого он так сильно притянул его к себе, что было просто стыдно! А если вспомнить, что вечером Каччан увидел, то можно уже просто провалиться сквозь землю! Юноша чувствовал, что краснеет, и только уличная прохлада могла спасти его щеки от красноты. «Надо извиниться перед ним». Изуку вышел из общежития — вечерний воздух обдал его холодком до мурашек, и он вдруг понял, что в футболке ему будет не очень-то тепло. Спохватился он поздно, но в десятке шагов от него сидел Каччан, опустив голову — и ощущение дискомфорта как-то отступило. — К-Каччан? Тот вздрогнул, поднял голову, но не повернулся. Напряжение составляло им компанию, обнимало обоих, придерживало за плечи, не давая сдвинуться ни Изуку, не знающему, что сказать, ни Каччану, с трудом сдерживающему искры в кулаке. Их разделяло несколько шагов, но расстояние между ними было гораздо больше — годы недопонимания, годы ссор и стычек. Находясь так близко, юноши были одновременно так далеки друг от друга, что можно было смело спросить — а знают ли эти люди друг друга вообще? Они оба имели общие воспоминания, которые их совершенно не объединяли — оба испытывали от них смутную горечь и неприятные ощущения, обоим они опротивели, стали поперек горла. Изуку больше не хотел бесполезных ссор на пустом месте. Но был ли того же мнения Каччан? — Я хотел извиниться. За то, что сделал утром. Меня просто повело, я не смог сдержать это. Ты сам знаешь, как это происходит. — Ой-ой, не оправдывайся, урод. Это было самым умным выходом из такой ситуации. Это мой косяк. Я следил за твоим кулаком. Изумрудный был удивлен. Он смог обмануть Каччана?! Тот признал свою ошибку?! — Я причинил тебе боль, но не должен был этого делать, Каччан! Я мог это не делать… но… — ТЫ УЖЕ ЭТО СДЕЛАЛ! Бакуго сорвался на крик, отчаянный, растерянный и сиплый. Мидория замер, ему было не привыкать к крикам Каччана, но этот был не такой, как всегда — в голосе было слышно какое-то исступление, не свойственное его хозяину. Блондин повернулся, острым взглядом уставился на кудрявого, и выражение лица его было непонятным — он был не зол, но недоволен, брови хмурились, но глаза не были полны ненависти, губы не были поджаты вплотную. Он словно не знал, как отреагировать, и впервые сделал то, в чем был не уверен. — Ты уже это сделал. Кстати, я всё видел, — было абсолютно понятно, что он имеет в виду — Мидория отдал бы всё, чтобы не залиться краской прямо на глазах у Каччана, но это было неизбежно. — Для извращенца ты двигаешься неплохо. — Из-извращ-щенца?! — стыдно, стыдно, стыдно! Он все неправильно понял, и это хуже любой физической боли, которую Изуку только испытывал. — Каччан, пожалуйста, не говори так! Мне… я просто… это не то… вообще… Изуку не знал, что сказать в своё оправдание, и стоял просто красный и смущенный, уверенный, что выдержал бы любой детройтский удар взамен этого мучения перед Каччаном. «Что он сказал? Неплохо?!» — Не надо оправдываться, сопляк. Я не стану никому рассказывать, так как сам не должен был знать. Но… Мидория увидел, как острый взгляд блондина смягчился, дрогнул. Это выдавленное «но» было преломлением, новым началом, которое досказать Каччан не мог, это было заметно: он словно онемел, не мог заставить себя говорить, подавился фразой, что застряла в глотке. Изумрудному юноше было непонятно, отчего это происходит, это было неестественно до жути, до дрожи, которую нельзя было показать ему. Изуку так и не двигался, стоя перед дверьми, ожидая конца фразы, что скажет Катсуки. Но тот, кажется, был бессилен, он поник, его взгляд уперся в бетон, он был повержен неведомой силой, которая его сломила без боя. Изуку не мог знать этого, он лишь видел результат и в нем нарастала тревога; он не мог объяснить её причину, но видя такое неестественное состояние Каччана он больше не мог позволять себе бездействовать. — Всё в порядке? Блондин резко поднял голову, алый взгляд уперся в зеленый и загорелся. — Но ты слишком хорошо двигаешься даже для извращенца, Деку!***
В голове пустота, гул мыслей, эхо здравого рассудка. «Я все же сказал это. Теперь он всё поймет». Катсуки исподлобья смерял взглядом Деку — тот не успел шага сделать, как поставил ногу обратно. Приятно было видеть такое шокированное выражение на его лице, розовый румянец, которой тот уже старался вовсю прикрыть ладонями. По лицу расползлась кривая ухмылка, глаза заблестели странно, и во взгляде Мидории стало заметно не смущение, а даже в некотором роде испуг. Снова тот задал глупый вопрос — зачем он так беспокоится, этот тупой Деку, почему не признает очевидного? Или просто притворяется? Катсуки поднялся, Деку, кажется, не мог сдвинуться с места, и юноша снова ощутил в себе эту ноющую пустоту — место, заполненное всем самым ужасным по отношению к задроту, зияло открытой раной. Силой оттуда вырвали чернильное сердце, сочащееся черной как смоль кровью, но не положили туда новое — вырасти своё новое сердце сам, Бакуго, да постарайся не сделать его таким же как прошлое. Кажется, у него есть второй шанс в этой жизни, и кто ему его предоставил, он в корне не знал, но уже думал подпалить эту дрянь. В отличии от Деку, он за свои слова теперь не чувствовал смущения, хотя что-то саднило у него за ребрами, будто совесть заиграла. Подавив её в себе, он сделал шаг навстречу к изумрудному, затем еще один, и расстояние сокращалось неумолимо. Тот стоял недвижно, смотря в упор на Катсуки, и его этот взгляд заставил несколько притормозить. — Что ты так смотришь, Деку? — То, что ты сказал… — Если ты сомневаешься, то иди нахер, понял? — Просто это не похоже на тебя! Кажется, уже сам Мидория был в исступлении — он сумел выкрикнуть эти слова уверенно и без запинок, но взгляд его выдавал с потрохами. Он был растерян и не знал, что ему делать. Бакуго ухмылялся. «Теперь я загнал тебя в угол, правда?» Мгновение, и Бакуго снова держит Изуку за грудки — футболка сминается в кулаках блондина. Запахло паленым. Деку нервно сглотнул. — Сейчас сделаю кое-что. Тебе понравится.***
В общежитии, кажется, заприметили, что происходит на входе. На первом этаже остались только трое — Серо, Минета и Ашидо, и все втроем наблюдали за разборками заклятых друзей. Ханта уже был готов выйти и разнять их, приговаривая «опять вы за свое!», однако его остановила Мина. — Дай мужикам разобраться. Сейчас драки не будет точно. Юноша посмотрел на одноклассницу с вопросом, но так его и не задал, так как Ашидо внушала доверие своими словами, пускай она и не была такой серьезной всегда. Та наверняка кое-что о них знала, или даже не кое-что, а достаточно много, потому что ее слова звучали очень уверенно. Ханта снова перевел взгляд на парней, увидел их через прозрачные двери… и замер. — Мина, ч-что прои-исходит?! Кажется, девушка была абсолютно счастлива. Она крутилась и очень широко улыбалась. — Они разобрались! — Но сейчас-с они… — Примиряются окончательно. — Это происходит… так? Это вообще нормально?! — Для них это единственный выход. Учитывая, что никто не горит и земля не дрожит под ногами, оба только этого и ждали! — Я… я пойду спать, пожалуй… Минета, ты идешь? Минета закрыл глаза ладонями. Лицо его выражало чистый ужас. — После того, что я увидел, я не усну никогда. Я думал, Мидория нормальный, хотя бы он! Теперь я убью Бакуго своими руками. Дайте мне только время… — Минета, не пугай! Пойдем наверх. Отдашь мне то, что проиграл, как раз. — ПОШЕЛ К ЧЕРТУ, ЗА ЧТО МНЕ ТАКАЯ ТЯЖЕЛАЯ ЖИЗНЬ! МОЯ НЕРВНАЯ СИСТЕМА НИКОГДА НЕ ВОССТАНОВИТСЯ ПОСЛЕ ТОГО, ЧТО Я УВИДЕЛ! А ТЕПЕРЬ ТЫ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ Я ОСТАЛСЯ БЕЗ ВСЕГО! — Чем больше мы тут сидим, тем больше можем увидеть. Ашидо подскочила к Минете, и, очень довольная, спросила: — Разве тебе не нравится, как они целуются? — А-А-А, НЕ ГОВОРИ ЭТО ВСЛ-У-У-У-У-УХ! Я УХОЖУ-У-У-У-У-А-А-А! Парень улетел со скоростью света и несусветными криками, вслед за ним, быстро попрощавшись, удалился Серо. Ашидо недолго наблюдала за ними и сама ушла наверх, чтобы не быть явным свидетелем, когда они зайдут внутрь. Никто из них не решился выдавать тайну парней, но Минета точно затаил злобу на Бакуго, а Серо так и не понял их мотивов. Остальному классу так и не было известно, отчего вдруг Мидория и Бакуго стали общаться так тесно, несмотря на то, что их форма общения так и не изменилась — они все равно дрались, Бакуго все равно оскорблял Деку, а тот все равно не отвечал ему. Но, говорят, в некоторые вечера в комнате Мидории играет музыка, и обычно в такие дни Катсуки всегда там. Никто не знает, что он там делает, но если поймать его в такой день, то он будет необычайно довольным, правда, не ответит ни на один вопрос. Потому что Деку слишком хорошо двигается даже для извращенца.