Общежитие геройского курса 1-А Академии ЮЭЙ

Казалось, что это все страшный, пугающе-реальный сон, который появился из каких-то закоулков его мозга, холодными, скользкими пальцами перебирал его нервы, как струны гитары, заставлял обливаться потом и не иметь возможности вдохнуть. Мидории было жаль, что ему это только казалось. Он хотел бы проснуться и осознать, что находится в своей комнате, в своей кровати и ему это все только снится. Он хотел бы знать, что это просто чья-то пугающая причуда, меняющая восприятие. Его бы это приятно удивило, но… это было не так. Юноша чувствовал стыд. Перед глазами стояло постыдное воспоминание, картинка, из-за которой ему становилось плохо настолько, что он хотел бы просто исчезнуть. В холле вся группа играет в бутылочку. Все розово-красные, потому что играть в бутылочку на поцелуи — это очень неловко, но весело и даже приятно. Условились, что парни парней не целуют, а девочкам друг друга можно, но это не так интересно. На первом круге выпадают Яойорозу и Каминари. Минета сходит с ума от зависти и закидывает Денки проклятьями. На втором круге бутылочка выбирает Серо и Киришиму. Перекрутка. Две новые жертвы — Киришима и Ашидо. Они чуть не умерли от стеснения, а Каминари был так горд за своего друга, что прослезился. Ни в одном из последующих кругов бутылочка не выбирала Мидорию. Он вообще сидел и краснел за каждую парочку, потому что такое развлечение было не в его интересах вообще. Не то чтобы ему не нравились девушки. Он просто не питал никаких высоких чувств ни к кому, и тем более, к таким играм. Иронично, что следующим вращением бутылочка выбирает его. Парень жмурится и отмахивается от всех кричащих за него одноклассников, что были в предвкушении чуда — поцелуя Мидории. Это, наверно, было чем-то святым в их глазах. «Кое-кто сегодня станет чуточку взрослее!» — лепетали девушки, и каждая из присутствующих не отказалась бы ему в этом помочь. Вселенной до сих пор неизвестно, что в этой игре забыл Бакуго. Похоже, он все это время просто сидел на софе и смотрел в телефон. И когда бутылочка останавливается на нем, Мидория, смотрящий на все это сквозь пальцы, выдыхает с облегчением, в то время как одноклассники вокруг него хором заунывно шумят. Однако не проходит и секунды, как происходит что-то воистину невозможное — Мидория, улыбающийся своему везению, вдруг находит напротив себя Кацуки — он опирается руками на его колени, лицо его так близко, что чувствуется на губах дыхание, и становится страшно. Мгновение, и страха уже нет — есть только шок, и не только у него — вокруг гробовое молчание, порожденное нарушением обозначенных ранее правил. Только никто не торопится это нарушение остановить. Что нашло на Бакуго, никто не знал, но все были уверены, что ему нравилось целовать Мидорию. Игру пришлось остановить. Не потому, что Кацуки нарушил правила, поцеловав Изуку, а потому, что тот ему ответил — он ударил его ногой в корпус с такой силой, что тот пробил окно общежития и вылетел на улицу. Мидория стоял за дверью своей комнаты, закрыв рот ладонью. Он помнил, что одно мгновение он был в шоке, а во втором уже бил Кацуки, разрывая их поцелуй, и где-то между ними встряло маленькое, мизерное чувство удовольствия, что он все-таки получил. Но, в попытке его отвергнуть, парень активировал причуду и ударил его. И, пожалуй, самое странное, что в алых глазах напротив он не увидел никакой злобы. Когда Бакуго открыл их, юноша не сразу понял, что он не просто смотрел на него — он смотрел, задавая вопрос «почему». Парень убежал из холла так быстро, как только мог. Он спрятался за дверью, но знал, что его ничто не спасет от ярости Кацуки. Он готов был её принять, правда, в душе почему-то появилось чувство, безумно странное. Изуку молился, чтобы Бакуго не пришел, но внутренне знал, что его приход неизбежен. Он слышал его шаги, слышал эту поступь, что знал наизусть, сосчитал количество шагов до комнаты, чуть ли не теряя сознание от напряжения. Юноша чувствовал, что тот стоит за дверью, словно дышит ему в спину, и не выдержал — открыл дверь и посмотрел в упор на Кацуки. Он выглядел слегка помятым. Разодрано плечо, локоть и ухо, немного порвана майка, запачканы брюки. В остальном — все тот же Бакуго. Руки его были в карманах, он долго всматривался в лицо Деку, но в его глазах не было ничего, что могло бы сказать о его эмоциях. Мидория покрылся испариной, ожидая своей участи, но она все никак не наступала, и это заставляло сердце юноши биться в исступлении. — Каччан… почему ты… — он даже произнести это не мог. Смелости не хватало. — Подумай сам. Во взгляде Бакуго не было столь привычного холода. — Не м-может быть… — Изуку обомлел, застыл, задумался, ведь о таком он и подозревать никогда не смел. Он никогда не думал о том, что может нравиться хоть кому-то. Тем более, Кацуки. — Как видишь, все может быть. Изуку ощутил в своей душе дыру с пропасть. Ему стало еще тяжелее, еще ужаснее осознавать то, что он сделал. — Я… я… больно? — он дрожащей рукой показал на место, куда ударил. В глазах его встали слёзы, щеки раскраснелись, хотелось разреветься и упасть лицом в кровать от такого кошмара наяву. И сам факт поцелуя его уже не пугал. Его ужасало то, что он так отнесся к проявлению чувств Кацуки, так неуважительно, причинив ему боль. Он чувствовал, что не хочет потерять свои и без того тяжелые дружеские отношения с ним, но теперь это вряд ли было возможно. Теперь они уже не могли быть друзьями. Мидория закрыл глаза ладонями. — Качча-ан, я… я-я… прости, если с-сможешь! Отчего-то объятья Кацуки были очень теплые. Юноша уткнулся лицом, обнял его и заревел в голос — как он это всегда делал. Бакуго был удивительно спокоен. — Тупой Деку, хватит реветь. Это был очень слабый удар. Для меня — ничто. «Я еле встал. Не считая того, что выблевал ужин. Видимо, заслужил». — Н-наверно, и правда… — Изуку, впрочем, все равно не успокоился сразу. Объятья дарили ему какое-то ощущение покоя, что он так давно не чувствовал. Он даже чувствовал себя в безопасности. Новые, ранее никогда не появлявшиеся в его душе чувства, связанные с Каччаном, вдруг дали о себе знать. Он был в какой-то растерянности, не знал, что с ними делать — попытаться принять их или отказаться от них. Ему все еще было стыдно за себя, но стало легче — почти все эмоции вышли вместе со слезами, и он вдруг понял, что чувствует себя утомленным от перенапряжения. — Каччан. — А? — Что скажут одноклассники? — Ни слова. «Мне пришлось угрожать им ради твоего спокойствия». Мидория поднял заплаканное лицо, взглянул на Бакуго. — Как ты… решился? Они ведь все… с-смотрели. — Я ничего не боялся. «Мне кажется, мое сердце от ужаса перестало биться, когда я подался к тебе вперед». Кудрявый вдруг улыбнулся, уткнулся головой в грудь Бакуго. — Я д-думаю, ты… ждал этого. Блондин лишь хмыкнул и ткнулся носом в зеленые волосы. «Много ты знаешь, Деку. Я рад, что это наконец произошло».