Тяжёлая артиллерия Пак Чимина

Время медленно близилось к вечеру и всё бы хорошо – он со своим парнем смотрит фильм, совершенно не пытаясь вникать в его смысл, лишь упивался каждым приятным моментом соприкосновения их тел, Юнги медленно, словно на автомате, гладит бедро младшего, удобный диван, открытое окно, впускающее прохладный осенний ветерок – и вот можно было бы с улыбкой сказать, что это идеальное времяпровождение, НО... Они принимали совместный душ (и всё равно, что Пак уже мылся) и... ничего. Вот прям вообще ничего. Ничего более интимного, чем натирание спины, потому что до туда самому тяжело достать. Никаких активных действий, никаких поцелуев, и даже ни одного лишнего касания! Сероволосый вроде и наслаждался ситуацией, но чёрт, так нельзя, у него ж стояк практически болезненный, который пришлось снимать одному, хотя вообще-то именно в таких ситуациях и должен помогать парень. — Обиделся? — хрипло засмеялся Юнги, выключая телевизор. — На что? — на самом деле Пак всё понял, но не признается, его стену ещё только предстоит надломить. — Значит, обидешься, — самодовольно улыбнулся Мин, садясь на бёдра младшего. На это Пак не ответил ничего так как не мог уловить сути резкого перепада настроения и сюжетной линии Миновского монолога. Юнги посмотрел в глаза, как бы спрашивая разрешения, но в ответ одна лишь загрузка мозга, поэтому он берёт всё в свои руки – в прямом смысле. Брюнет стягивает футболку младшего, аккуратно её складывает и кладёт на кофейный столик, затем так же, по-кошачьму грациозно, снимает свой верх, складывает и убирает. Мин медленно ведёт бледной ладонью по оголённому торсу Пака еле касаясь кожи, дразня нервные волокна, заставляя мышцы судорожно сжиматься, как при щекотке, только смеяться не хотелось никому. Он задевает мягкий сосок, пропуская его и не акцентируя на нём внимания, поднимается выше, очерчивает яркие выступы ключиц, выше – слегка надавливает на кадык, всё ещё движется дальше, касаясь приоткрытых, абсолютно сухих, губ, касается кончика носа и следом окунает тонкие пальцы в платиновую шелковизну Чиминоских волос, Мин мягко массирует кожу головы, гипнотизируя взглядом карие омуты Пака, в глазах которого целая бездна эмоций и чувств одновременно граничащих с абсолютной беспросветной пустотой. Подниматься ладонями выше уже некуда, приходится отступать, не останавливаясь на этот раз ни на какие преграды, не смотря на желание – огибать избегая груди и чёткого рельефного пресса, Юнги к нему ещё вернётся, – но больше собственного удовольствия, ему хотелось дразнить младшего, чтобы он сам начал умолять... взять его, чтобы сам позволил быть сверху, Мин не хочет его ломать, он хочет, чтобы тот сам позволил старшему доминировать. Мин остановился на секунду возле кромки трусов, торчащей из-под домашних штанов, он сильнее надавил и медленнее обычного продолжил свой путь одной рукой, другой оттягивая мешающую ткань. Следующая остановка совпала с рваным выдохом Пака. — Хочешь? — спросил Юнги. Сейчас он как никогда раннее был похож на дьявола-искусителя, инкуба, питающегося мужской энергией. В его глазах адским огнём горела похоть, в его руках скопилось обжигающее тепло, но в его действиях проскальзывала такая неловкая и малоизученная робкая нежность, просто не знающая правильного выхода. Все эти противоречия гармонично сплелись в таком невероятном человеке, как Мин Юнги, снося крышу от наивной влюблённости не менее удивительному человеку как Пак Чимин. Конечно мозги Чимина в данный момент никак не функционировали, но неимоверными усилиями, он всё-таки понял, что именно спрашивает старший – он спрашивает согласие Пака на пассивную роль. Был бы это кто-либо другой, Чимин бы рассмеялся в лицо и уложил бы на лопатки одним лишь взглядом без слов, разъясняя свою однозначную позицию, но его привычный мир рухнул ещё с тех пор как он приехал в Сеул, с того самого мгновения, когда увидел брюнета и услышал его высокомерный голос, презирающий одно только существование сероволосого: "Это что ещё за шлюха?" первая, адресованная ему фраза навсегда отпечаталась на корочке подсознания, вначале терзая сомнениями, но сейчас вспоминаемая лишь с улыбкой на губах. По правде говоря, Пак уже успел смириться, что будет снизу, ведь Юнги всё ещё противна мысль об инородном предмете в собственном теле и, к сожалению, он скорее уйдёт от Чимина, чем позволит вставить в него член. Чимин молча дал согласие, неизвестная обида от собственных мыслей смогла внушить, что для Юнги он всего навсего диковинка в ощущениях, но сука-любовь та ещё стерва, эгоистичная. Пак хотел Мина и если это значит, что он будет лежать под ним, то он всё равно готов. Не так конечно представлялся первый секс с Юнги, но отказаться парень уже не может – это поезд в один конец. — Чимин, — начал Юнги, он и сам не понял когда начал читать любые мысли своего парня, предугадывая все его изменения в настроении, — я люблю тебя, — говорить эти слова с каждым разом становилось всё легче, но что главное – приятнее, будто он говорил их для себя, — когда-нибудь ты возьмёшь меня, я сам тебе отдамся, — Юнги обхватил Пака за шею, крепко обнимая, сокращая растояние до такого, что когда он говорил – их губы соприкосались, — просто дай мне время, я пока не готов, — Мин наконец-то поцеловал Чимина, лениво, что свойственно одному ему, и вроде ничего такого, но синяки, оставленные Юнги на лице младшего болезненно тянули, хотя, казалось, уже почти зажили, вырывая стон, увы, не наслаждения, — прости, — горячим шёпотом извинился брюнет, ему действительно было стыдно до такой степени, что возможно он смог бы проронить слезу, если бы, конечно, не был тем самым Мин Юнги, который никогда (почти) не плачет, — я сделаю тебя счастливым, я постараюсь, я сделаю для этого всё, что смогу, и если ты захочешь быть активом, то я и слова не скажу, но, пожалуйста, дай мне время. По правде говоря, я боюсь, ты ведь знаешь это мой первый раз с парнем, а я хочу сделать его особенным, — Чимин с каждым словом таял всё сильнее, рискуя превратиться в сахарную лужицу, — харэ лыбиться, заебал, я не романтик, так что привыкай. Но для Пака Юнги был воплощением рыцарской любви, такой, о которой сложно говорить вслух, но каждое слово имело вселенское значение, о такой, в которой слова делают тебя в миллион раз счастливее и поступки, казалось бы незначительные, но идущие от сердца греют в миллионы раз сильнее, сжигая трепетное сердце до тла и вновь воскрешая его для того, чтобы заново сжечь – пытка, о которой мечтают принцессы в замках, и о которой в тайне ото всех мечтал Чимин. — Обещаешь? — с надеждой спросил сероволосый, получая в ответ нежный поцелуй в лоб и тихое: "обещаю". На кофейном столике аккуратной стопочкой теперь лежало ещё двое штанов, сложенных хёном – он рвался на части, пытаясь оттянуть точку невозврата, и боролся с диким желанием наброситься на Чимина диким зверем, но он знал, что неопытен и что, наверняка, сегодняшний секс будет худшим опытом в половой жизни Пака, именно поэтому всю свою неосведомлённость в данном вопросе он постарается перекрыть любовью и нежностью, которая ему несвойственна, но которая отчаянно хочет найти выход. Юнги опустился на пол и встал на колени, он стал выцеловывать миллиметры гладкой кожи, стараясь запомнить её запах, он кусался, пытаясь оставить в памяти сладко-солёный привкус. Он ладонью гладил член Пака, не надрачивая, а лишь намекая. Он губами оставлял мокрые дорожки на внутренней части бедра, от чего ноги Чимина судорожно пытались свестись. Он неотрывно смотрел в глаза младшему, напрочь отбрасывая тень неловкости, ведь возбуждённый Чимин – это верх эротических фантазий; это картина, которую не сможет запечатлеть ни один художник и ни один фотограф; это абсолютное искусство, к которому люди стремятся веками; это то, что сводит с ума и лишает остатков разума. Возбуждённый Чимин – это глина, из которой можно лепить всё, на что хватит воображения гончара; это самое ласковое существо на Земле, готовое мурлыкать на манер пантеры и самое требовательное создание, похлеще голодной собаки. Но главное – возбуждённый Чимин это полностью заслуга Мина, его рук, его рта, его целиком. — Ты мой. Пак готов кончить от одного только голоса, — я твой. — А я чей? — спросил Юнги. Он, видимо, фетишист, но ему безумно хотелось пренадлежать младшему, он готов молить, лишь бы Пак назвал его своим. — А ты – мой, — наверно, только сейчас, в этот момент, в это мгновение и в эту секунду, Чимин понял, что он действительно необходим Мину, что это не игра, что все сказанные до этого фразы – не пустой звук, что Юнги любит его. Возбуждение крыло обоих и первым не выдержал сероволосый, резко вырываясь из-под горящего дыхания Юнги, он был без сил, размоченный прелюдиями, он не мог спокойно стоять даже на коленях, поэтому сразу же обнял Мина, ища поддержки, — возьми меня прямо сейчас. Голос, застланный мутной пеленой, звучал рвано и с придыханием, такому Паку было невозможно противоречить. Юнги поднял его на руки, не смотря на то, что Чимин был немногим, но крупнее брюнета, нести было его не так уж и тяжело, что-то в этом действии было таинственное, приятное и щекочуще-нервное. Будто невесту жених несёт к алтарю. Только вместо невесты – парень, а вместо алтаря – кровать. Ну, и вместо жениха – Мин Юнги. Подсознательно Чимин был готов к тому, что его бросят на кровать, но он совершенно не оказался готов к тому, что его аккуратно положат, и так же трепетно поцелуют в шею. Такого Юнги младший ещё не знал. Ему нравилось открывать новые стороны Мина, такие, о которых не знал никто, Паку казалось, что это делает его особенным, значимым, не таким как все остальные. Чимин ждать не мог, ему было всё равно на то, что сегодня он будет снизу, ему хотелось почувствовать близость и потрогать любовь. Он сам перевернулся на живот, встал на колени и раздвинул ноги, спрятав лицо в изгибе локтей – Юнги зашёлся диким кашлем, он подавиля слюной так сильно, что стал задыхаться. — Давай, прошу, — простонал Пак, неторопливо виляя задом, — или я сейчас сам себя начну растягивать. Мин был уверен, что не выдержит подобной картины у себя перед глазами, когда-нибудь, несомненно, Чимин покажет ему сие шоу, но не сейчас. Юнги растягивал Чимина в своей излюбленной манере – медленно и дразняще, он делал это неумело, он боялся и заводился одновременно в геометрической прогрессии, его волнами уносило в другую галактику, а это всего лишь пальцы и узкое колечко мышц. Пак морщился, но всё же насаживался самостоятельно, балдея от длинных пальцев внутри. Ему стало мало ощущений, ему хотелось больше, толще, теплее, чувственные, ему хотелось почувствовать вес и тяжесть. Пак остановился, развернувшись, опрокинул Мина на спину, оседлал его бёдра и потянулся за очередным поцелуем, без них он не мог выжить, они были нужны ему как вода и воздух. Ему нужен был Юнги. Чимин оседлал Мина, он насаживался на член мучительно долго, стараясь привыкнуть, он кусал саднящие губы, он сжимал пальцы, царапая тем самым живот Юнги, он опрокинул голову назад, открывая вид на свою безупречную шею. Он делал это всё не специально, но старший молча проклинал его, он не сможет долго сдерживаться – дырочка действительно узкая, а горячий Чимин с капельками пота на волосах – бомба ускоренного действия, стоит только нажать и взрыв мирового масштаба обеспечен за доли миллисекунд. Аккуратная попа идеально вместилось в ладони Юнги, он сам задавал темп, поднимая и опуская. Чимин топился в агонии, ему было до ужаса хорошо, он не мог нормально дышать, его глаза закрывались и косились с полуопущенными ресницам, он метался: то сжимался в маленький клубочек, то прогибался до хруста в пояснице, но нигде не было опоры. Эта поза показалась ему дичайшим испытанием: силы покидали его с чудовищной скоростью, возбуждение туманило мозг и всё остальное, ноги не держали его. Стоны срывались в хаотическом порядке, тихие, но до одури интимные, принадлежащие лишь им двоим. У Пака из глаз покатились слёзы, он начал всхлипывать, крики отчаяния заполнили комнату, ему хотелось разрядки, его тело сводило конвульсиями, но Юнги не позволял даже прото прикоснуться к возбуждённо у члену. — Я хочу, чтобы ты кончил без помощи рук, — прошептал Мин, разрывая контакт и укладывая Чимина на спину, он нежно обхватил его ноги и запрокинул к себе на талию, он вновь вошёл, на этот раз резко и агрессивно. Руки Пака скользили о всей поверхности кровати, цепляясь за простыню, подушки, одеяла, хотелось обхватить член и наконец кончить, он уверен, что скорее умрёт, но Юнги безжалостно бил по его рукам за попытки прикоснуться к себе. Возбуждение пульсировало в голове Чимина, он уже в открытую начал рыдать, не от боли, а от нетерпения, он ребёнок, который не умеет ждать, электрические разряды атакуют его, заставляя выгибаться и каждую секунду менять положение. Кончики пальцев на ногах горели, он сильнее сжимал икры, прижимая ближе Мина, — давай, — молил Пак, на большего не хватало ни сил, ни времени. Он задыхался, он давился слюной, забывая её сглатывать. Юнги кончил первым, он изливался внутрь, пока Чимин бил кулаками в кровать, он был злой и жалкий, возбужденный до предела. Мин мягко и снисходительно улыбнулся, будто смотрел на дитя. Он опустился к паху и взял в рот его плоть, стило только слегка коснуться горячим языком головки, как белёсая жидкость вырвалась извержением вулкана, Юнги сглотнул всю без остатки, слизнув капельку с потресканных губ. Чимин закончился. Как человек. Как личность. Душа покинула тело, в глазах – тёмные пятна. Вместо кислорода – сжигающий озон. Всё, что хотелось, так это спать. Юнги обнял Чимина, запрокинув на него ногу и сплетая их пальцы, его дыхание упиралась в шею младшему тёплыми потоками. — Мы грязные, — устало прошептал Пак. — Завтра помоемся. — Завтра в университет надо. — Не пойдём. В университет они всё-таки пошли. Их встречали бурными аплодисментами, а Хосок кричал что-то про Чимина, который смог. Хеджи и Соён отсчитывали купюры, так как проиграли канадке, а Синтия... Это просто Синтия. — Ну что, Чимин, какого это быть оттраханым самым завидным мужиком университета? — ржала Ким. — Бесподобно, — гордо улыбнулся он, подмигивая и получая под дых от Юнги. Чонгук и Тэхён многозначно переглядывались, Тэ очень хотел подойти к булочке и распросить обо всём в мельчайших подробностях, но не время. Пака за руку держал смущающийся Мин и их идиллию нельзя было прерывать. Хосок похлопал Чимина по плечу, а Намджун и Сокджин одобрительно подняли большой палец вверх. Сидя в столовой Чимин хотел написать маме сообщение – он довольно давно не звонил, но тут, в чате увидел прочитанное сообщение, которого он не видел. "Сына, давай скорее совращай Юнги, а то до нового года не так уж и много времени осталось. Я поспорила с твоим отцом на отпуск в Норвегии; я за то, что на новый год вы приедете к нам вдвоём в качестве пары, а твой идиот-отец говорит, что ты не сможешь. Видишь, мама тебя любит и верить в тебя. Файтин. Пы.сы.: я проверяла медкарту Юнги, так что трахаться можете без презиков, так ощущения круче." Кроме него пароль от телефона знает только Юнги... и это пиздец. Он поднял взгляд на брюнета, но тот лишь вопросительно поднял брови. После всех пар, когда дружная компания сидела в уютном кафе, Чимин отвёл Синтию в сторону, — помнишь, ты мне задолжала желание? — Хочешь предложить тройничек, а то у Юнги на тебя плохо встаёт? Я, конечно не против, но... — Синтия! — прикрикнул Пак, а Ким примирительно подняла руки, — начни встречаться с Хосоком, вы же оба нравитесь друг-другу, считай это моим желнием. — Пф, придумал тоже. Никто никому не нравится, но Хосока в постель я однозначно затащу, а потом и к алтарю, это понятно, но он мне не нравится и точка. — Ага, как же... — Сейчас получишь! Тем же вечером, лёжа в кровати Чимина (уходить из этой квартиры Юнги отказался наотрез, решил переехать, Пака он ещё не спрашивал, но вряд ли тот будет против), Мин крутил серебряные пряди и лениво целовал мочку уха своего парня, — Чимина~а, скоро новый год... Нельзя лишать твою маму отпуска в Норвегии, надо бы навестить их... А ещё твоя мама – мудрая женщина. Секс без презервативов действительно прекрасен.