Amnesia / Амнезия

      Он слышал, как Мэнди открывала входную дверь; слышал, как здоровалась с пришедшим. Поэтому он просто отвернулся от двери и вновь закрыл глаза, пытаясь уснуть. А потом кто-то схватил его за рубашку и швырнул через всю комнату. Его ударили кулаком по лицу, он услышал крик Мэнди, и решил: кто-то узнал, что я гей.       — Ёбаный кусок дерьма!       Он узнал голос. Он принадлежал ёбырю Мэнди — Липу. Совершенно точно. И схерали он пытался его прикончить? Он же не был похож на гомофоба.       Сначала он слишком охренел, чтобы сопротивляться, а потом Мэнди схватила и стала удерживать Липа так, как делают все Милковичи. Она оттащила его от Микки, оттолкнула к стене и встала между ним и братом.       — Мик, всё нормально? — спросила она, не отрывая взгляда от Липа, врезавшегося в противоположную стену и пытавшегося понять, что за хуйня только что произошла.       Микки потёр глаза и медленно поднялся на ноги. Его рука вновь заболела, и он прижал её к груди. И ему не нравилось, что между ним и Липом стояла одна только Мэнди — он не хотел даже думать о том, чтобы кто-то причинял ей боль.       — Просто отлично, — сказал он, вытирая кровь из носа подолом рубашки.       — Лип, это чё за хуйня в конце-то концов? — закричала Мэнди, и Микки прочувствовал весь её гнев. Сам он ничего не понимал. — Микки тебе нихрена не сделал, так схуяли ты на него набросился?       И Микки даже нравилось, что он не один здесь ничего не понимал.       Лип усмехнулся, и это выглядело странно. Микки совсем не знал его.       — Она ж не знает нихуя, да? — спросил он у Микки, не глядя на Мэнди. — Он и правда так мало значит? Да уж, умеешь ты людей с дерьмом смешивать, из-за тебя он теперь думает, что он ничтожество!       И, честно сказать, Микки совсем не понимал, о чём говорил Лип, поэтому просто молча стоял и смотрел. Он просто ждал, зная, что Лип сорвётся и скажет ещё что-то.       — Лип, да чё ты несёшь-то? — спросила она, сжимая кулаки и подходя ближе к Микки. И он знал, что она сможет защитить его, даже если в этом не будет никакой необходимости. — Не знаю, чё за хуйня тут происходит, но Микки ничего не сделал.       Он и правда любил то, что она всегда верила ему.       Лип лишь фыркнул.       — А почему бы тебе самому не рассказать ей, а, Микки? — спросил он. — Она же знает, что ты гей, так скажи и остальное! Или ты его стыдишься? А может, ты просто трус?       — Чувак, слушай, я понятия не имею, о чём ты, — сказал Микки, понимая, что Лип смотрел на него так, будто вот-вот собирался убить. Прежний он, наверное, просто бы рассмеялся, но сейчас его это напрягало.       — Пиздишь! — закричал Лип. — Ты знаешь, о чём я говорю!       Микки вздрогнул, не понимая, что делать.       — Зато я не знаю, — сказала Мэнди, сжимая и разжимая кулаки. — Так может перестанешь гнать на моего брата и расскажешь мне, что, блять, произошло?       Лип ухмыльнулся, будто ему всё это нравилось. Как будто его слова сейчас разрушат жизнь Микки. Может и так.       — Микки тебе никогда не рассказывал, как они с Йеном трахались? — спросил Лип, обращаясь к Мэнди, но при этом глядя на Микки с испепелявшей его ненавистью. Микки и подумать не мог, что человек способен испытать подобную ненависть к кому-то. — Как он убедил Йена в том, что между ними была любовь? Микки же, блять, подстрелили и чуть не убили из-за него, и это заставило Йена думать, что он ему нужен! — Лип похрустел пальцами, и, когда ни один из Милковичей не нашёлся, что ответить, продолжил. — Он заставил Йена думать, что между ними что-то есть, а теперь, когда Йен вернулся, Микки решил притвориться, будто не знает его, будто между ними нихуя не было.       Йен, это был Йен.       И как он не догадался? Он рылся в воспоминаниях, в которых не звучали имена, пытаясь узнать, перед кем ему стоило извиниться. Он так отчаянно старался вспомнить парня, в которого был влюблён. Старался вспомнить имя. И вспомнил. Он вспомнил имя, не понимая, что оно значило. И как много оно значило.       Мэнди обернулась и взглянула на него, широко раскрывая глаза. Она всё осознала. Она не осуждала его, потому что всё понимала. Она знала, что он не виноват. Знала, что он не помнил. Знала.       — Я…       Он понятия не имел, что говорить.       — Всё хорошо, — сказала она, обнимая его, прижимая к себе и падая вместе с ним на колени. Ему было плохо. Он не знал, почему, но ему было плохо. Может, от мысли, что он обидел Йена. Или, может, от того, что всё, наконец, встало на свои места.       — А Йен говорил тебе, что наш отец пытался убить его? И что Микки был в коме две недели? — спросила Мэнди, глядя на Липа с выражением «только попробуй хоть слово сказать». — Говорил, что Микки пережил операцию, что ему удаляли опухоль?       Лип покачал головой. Нет.       — И Йен бы всё равно не рассказал о том, что произошло потом, ведь он не знал… — продолжила Мэнди, словно не могла остановиться. Но Микки было плевать. — Ты и не в курсе был, что, когда Микки очнулся, он не понимал, где он, кто он такой, кто такая, блять, я! Ты не знал, что он был абсолютно другим, что мне пришлось учить его быть мудаком, учить его быть Микки, которого мы все знали, просто для того, чтобы никто ни о чём не догадался. Потому что они отвезли бы его обратно в больницу, и тогда все бы узнали, почему наш отец пытался убить его, а я не готова терять брата из-за какого-то левого гомофоба с района.       Она крепко держала плечо Микки, будто боясь, что он исчезнет, если она ослабит хватку.       — Так что даже не думай приходить сюда и орать на него из-за всякой хуйни, которую он даже не помнит, — сказала она. — Потому что ты, Лип, даже представить себе не можешь, да никто представить не может, что мы пережили.       Лип потрясённо смотрел на них, но, очевидно, пытался отыскать в словах Мэнди ложь. Она поняла, что он не поверил ей, поэтому просто отвернулась, притворяясь, что его здесь не было.       — Ты как? — спросила она, глядя на него, и он видел в её глазах слёзы, которые она так отчаянно пыталась скрыть.       Он молча кивнул.       — Ты злишься? — спросил он, ведь ему нужно было это знать. Он должен был убедиться, что всё в порядке, потому что Мэнди была всем, что он имел. Он не мог потерять её. Не мог.       Она слабо улыбнулась, зная, что в этом весь он — сидеть с окровавленным носом, разбитой губой и пиздецки больной рукой, беспокоясь в это время только о сестре.       — Ну, такого я не ожидала, — призналась она. — Но это объясняет, почему он не особо парился насчёт твоей грязной задницы и почему ты никогда не бил его, когда он брал последний кусок пиццы.       — Он был рядом, когда меня подстрелили, да? — спросил Микки, и Мэнди удивлённо посмотрела на него.       — Наверное, он же тоже работал в Kash and Grab, а что, ты помнишь это?       Он пожал плечами.       — Только его голос. Он говорил мне, чтобы я смотрел на него, и я помню, что ненавидел то, что пистолет был направлен прямо на него. Помню, что думал, что это неправильно, всё должно быть не так. Я помню, что хотел защитить его, — объяснял он, не будучи уверенным, что его понимали. — Но я никогда не видел лиц — только слова и мысли, поэтому я понятия не имел, кого вспоминал.       Мэнди почему-то улыбнулась, и, увидев, что он нахмурился, рассмеялась.       — Извини, мне просто трудно представить, что ты серьёзно переживал за кого-то кроме своих родственников.       Он улыбнулся, зная, что не нужно воспринимать эти слова как оскорбление. Разве это могло оскорбить его? Он больше не тот человек. Может быть, однажды он вспомнит всё, но тем, кем он был раньше, ем уже не стать. Впрочем, ему и не хотелось.       — Ёбаный в рот, ты не шутишь, — сказал Лип, обращая на себя внимание. Он стоял, потирая костяшки пальцев и глядя на них, широко раскрыв глаза. — Ты и правда не помнишь?       Микки покачал головой.       — Нет, — признался он, — И прости, что я расстроил Йена, ты знай, я не хотел этого, я ведь даже не знал, что мы были… ну, ты понял.       Лип открыл рот и сразу же закрыл его, а затем провёл руками по волосам.       — Вот бля, Микки Милкович извинился, — он, казалось, окончательно поверил. — Подожди, я хочу понять, то есть даже самого себя не помнил?       Он покачал головой, сидя на полу вместе с Мэнди, но вставать ему не хотелось. И поэтому Лип сам присел рядом.       — Я знаю только то, что рассказала мне Мэнди, — ответил он. — А ещё помню кое-что об Йене, но до сегодняшнего дня я этого не знал.       — Но ты вспомнил имя Йена, — встряла в разговор Мэнди.       И в голове Липа вновь что-то щёлкнуло — он изменился в лице.       — Бля, так вот почему ты тогда так странно себя вёл, — сказал он, в ответ получая кивок. — А я-то подумал, что ты настолько мудак, что просто забыл об Йене.       И вообще-то да, технически Микки забыл о нём.       — Прости, что ударил тебя, — сказал Лип, когда в воздухе повисла напряжённая тишина. — Просто ты и правда слишком хорошо притворяешься Микки, которого мы знали.       Он лишь пожал плечами. Знал, что умел притворяться. Порой ему даже казалось, что это всё, что у него получалось.       — Не твоя вина, — пробормотал он. — Я просто не хочу, чтобы меня избивали просто потому, что мне нравятся парни, понимаешь?       Лип слабо и удивлённо улыбнулся.       — Да, конечно, я понимаю.