Связанные садом

Кто-то колотил в дверь так, что Анна чуть не подпрыгнула в кровати. Открыть было некому, все слуги ночевали во флигеле как обычно. Анна накинула пеньюар и, выбежав в коридор, увидела, как с другой стороны шел Павел, на ходу завязывая халат. Павел открыл дверь, за ней стоял молодой военный, какой у него чин, Анна не разглядела. — Ваше Сиятельство! Ваше Сиятельство! Вам надо во дворец! — Мартынов, ну что ты орешь как оглашенный! Пожар там что ли? — Хуже! Там рядом с Александровским парком тело нашли! — А я тут причем? Пусть этим занимается полиция ну или Дворцовая полиция. — Так мужик, которого убили — это садовник Ваш. Ему голову пытались садовыми ножницами отрезать! — Твою мать! — выругался Ливен, не постеснявшись даже Анны. К крепкому словцу подполковник Ливен привык на службе. Сам он подобные выражения употреблял крайне редко, когда, как говорится, других слов уже не было. Но, бывало, посмеивался, читая резолюции Государя, которые часто выходили за обычные рамки. Иногда они были настолько резкими, что их лучше было бы… замазать чернилами… чтоб не попались на глаза никому другому… — Он избитый весь, спина — кровавое месиво… Уже выяснили, что он одному из дворцовых садовников жаловался, что это Вы его приказали высечь, а потом выгнали… да еще грозились, что он и до Уральских рудников не доедет… Или набрехал и не было такого? Говорят, брехло он еще то был, да и грязь всякую на людей лил, не зря же его порешили… — В этот раз не набрехал. Было. И выпорот был по моему приказу, и выгнан из усадьбы был. И про рудники было… — Так вот я и решил сам к Вам приехать, Ваше Сиятельство, пока за Вами не послали… поедемте же скорее… — Ну дай мне хоть одеться, не в халате же ехать. Павел повернулся к Анне: — Аня, иди спать. Это не у нас в доме случилось. Во дворце неприятности… — Ничего себе неприятности! Человека убили да еще так жестоко! Никуда я не пойду, я с Вами, Пал Саныч, поеду! — Анна! Иди к себе! Я что сказал? — Не пойду! Ливен вздохнул. Анну не заставишь, если уперлась. Он посочувствовал Якову, которому приходилось сталкиваться с упрямством Анны неоднократно. Он не хотел препираться в присутствии нижнего чина и выглядеть слабаком, который не может справиться со своевольной девчонкой. Лучше сделать вид, что он сам решил, что ей стоит поехать. — Анна, на сборы пять минут. Время пошло. Если через пять минут тебя не будет внизу, мы уедем без тебя. Анна бегом побежала наверх. Подполковник вздохнул еще раз. — Анна Викторовна, жена моего племянника, — пояснил он. — В своем городке помогала в расследованиях своему будущему мужу, он у нее начальник сыскного отделения. Так что к трупам она привычная, не кисейная барышня. — Ну смотрите сами, Ваше Сиятельство, — неуверенно сказал Мартынов. Павел не думал, что Анна соберется за пять минут, что требовались ему самому, чтоб быстро переодеться в костюм, и тогда у него будут все основания уехать без нее. Но Анна оказалась очень проворной. Переоделась, и сбегая по лестнице и держа шляпу в одной руке, пыталась заколоть свои волосы одним из гребней, которые он ей подарил. — Пал Саныч! Я не опоздала! — Давай уж шляпу подержу, а то так растрепой и поедешь. Анна справилась с волосами и даже умудрилась закрепить шпилькой шляпу, чтоб не слетела по пути. — Где твоя шаль? — В будуаре на кресле… — Я схожу за ней. На улице прохладно, а ехать на так близко. Павел вернулся с шалью и накинул Анне на плечи — он обещал Марии Тимофеевне заботиться о ее дочери. Мартынов не гнал лошадей, но и не давал им отдыху. До дворца они доехали минут за двадцать, на что у самого Ливена уходило немногим менее получаса. Ему иногда приходилось придерживать Анну, так как коляска на ухабах подпрыгивала. От тряски шаль упала на сидение, да так там и осталась, когда они сошли с коляски около ворот в Александровский парк. Анне хотелось посмотреть и этот парк, и другие, и дворец, ведь Павел обещал свозить ее сюда, но так и не сподобился. Но видеть резиденцию Императора сейчас, при таких обстоятельствах, было, естественно невозможно, да и не хотелось. Мартынов провел подполковника с племянницей к тому месту, где нашли тело садовника, и сказал, что будет ждать их у ворот, чтоб отвезти обратно. Тела уже не было, его убрали. Остались лишь полувпитавшиеся следы крови. — Аня, тебе лучше подождать в сторонке. Я потом к тебе подойду, — сказал он, увидев вдалеке Мелентьева. Ливен предпочел бы иметь дело с начальником Дворцовой полиции полковником Ширинкиным, но тот был в Императорской резиденции в Гатчине, где в это это время находился Государь с семьей. Поэтому ему было не избежать разговора с его помощником подполковником Мелентьевым, с которым у него были не только не приятельские отношения, как с самим Ширинкиным, но и весьма холодные, даже немного натянутые. Ливену иногда казалось, что сам факт, что офицер другого подразделения, находившийся с ним в одном чине, был князем, был для Мелентьева как бельмо в глазу. Мелентьев был явно не в духе — еще бы, быть вызванным среди ночи на такое происшествие. Скорее всего, его вытащили из постели любовницы, которой он обзавелся здесь в Царском селе, в то время как в Петербурге у него была жена. «О, да, похоже, у него сегодня все радости жизни были», — подумал Ливен, стараясь не приближаться к подполковнику настолько, чтоб запах перегара был уж совсем невыносим. Мелентьев называл его только по имени-отчеству, и никогда ни Ваше Сиятельство, ни господин подполковник. Ваше Сиятельство — слишком много чести, на взгляд Мелентьева — незаслуженной, господин подполковник — быть на одном уровне с Ливеном… Павел Александрович — так можно называть кого угодно… — Что, Павел Александрович, доложили уже Вам, что Вашего человека убили и пытались ему голову отрезать? — Доложили, — не стал скрывать Ливен. — Иначе зачем бы я здесь появился? Хотя он уже не мой человек, но все же я его знал и довольно долго… Кто дело будет расследовать? В уездное полицейское управление передадите? — Еще чего! Сами разберемся, без местных фараонов! Ситуация хуже, чем он предполагал. Он все же надеялся, что Мелентьев решит сбыть дело с рук местным властям, а не будет заниматься им сам. Но вполне понятно, что дело решили оставить у себя, поскольку это случилось рядом с Императорским парком, и подозреваемым и виновным мог оказаться кто угодно, это не хотели предавать огласке. — Павел Александрович, в свете последних событий, получается, Вы — подозреваемый… формально, конечно… пока… Как сам убитый говорил, Вы на него злобу затаили… — Алексей Леонтьевич, ну не Вам же объяснять, что если бы я хотел от него избавиться, его тела никогда бы не нашли. А если бы и нашли, то точно не около Александровского парка и не в тот же день. — Да понимаю я, — нехотя согласился Мелентьев. — Но процедура есть процедура. Где Вы были около девяти вечера? — У себя в усадьбе, работал в кабинете с бумагами после ужина. Часа два. Где-то с восьми и до десяти. — К Вам кто-нибудь заходил? — Никто. — Даже из слуг? — Даже из слуг… Нет, Демьян, мой камердинер, заходил чуть позже восьми. Я ему сказал, что он мне больше не нужен и отпустил его. После него никто больше не заходил. А в начале одиннадцатого я сам выходил на крыльцо ненадолго, так воздухом подышать. Тогда меня видели Трофим, кучер, и Матвей, дворецкий, они стояли невдалеке и разговаривали, а увидев меня, подошли и спросили, не нужно ли мне чего. Но около двух часов меня никто не видел. — Значит, алиби у Вас нет? — Получается, что нет… Но как я по-вашему добрался до дворца? Лошадь я не брал, экипажа закладывать не приказывал. Не пешком же я до дворца шел. — А это Вы как объясните? — Мелентьев протянул дорогую запонку, на которой был вензель Ливенов. — Ваша? — Моя, — не стал отрицать князь. — Но я потерял ее с месяц назад. Наверное, в своем саду и потерял, а садовник ее нашел. Не сумасшедший же я, чтоб на убийство в таких запонках идти… надел бы уж тогда чего попроще… Где ее обнаружили? — У него во рту, где язык отсутствовал… — Что?? Язык отсутствовал?? — не поверил своим ушам Ливен. — Да, ему язык вырезали. — Вырезали?? Ливен почувствовал, как весь ужин поднимается вверх… — Да, наверное, теми же ножницами, что голову пытались отрезать… и выкинули куда-то… А, может, с собой забрали. А запонку в рот положили. Моим ее помыть пришлось, так как она вся в крови была, непонятно даже сначала было, что это такое… Помыли улику, потому что она была грязная. Какая прелесть… — Простите, когда я ее этому негодяю в рот заталкивал, не думал, что принесу такое неудобство для следствия, — с сарказмом сказал Ливен. — Вам бы все фиглярствовать, Павел Александрович, а дело более чем серьезное… Других-то подозреваемых кроме Вас нет… — Так найдите! Не может быть, чтоб на такого дрянного человека никто камень за пазухой не держал. — Одного мы уже нашли… — Я задержан? — Зачем? Мы же знаем, где Вас найти… Если что… Мелентьев пошел к воротам в Александровский парк, а Ливен — туда, где оставил Анну. Он видел, что она волновалась. — Павел, у тебя неприятности? — чуть слышно спросила она. — Не более, чем я предполагал. — Неужели они тебя подозревают? — Пока кроме меня больше некого. Я ему угрожал. Алиби у меня нет, я в то время был один в кабинете. Два часа. Никто меня не видел. За это время я теоретически мог добраться до дворца, убить садовника и вернуться к себе в кабинет. — Как это не видел? Я тебя видела, когда под окнами проходила… Ты стоял у секретера и тебя в руках была какая-то зеленая папка. — Господин полицейский! Подождите! — кинулась Анна вслед за стражем порядка. — Подождите! Я видела князя! Он правда был в кабинете. — Мадам, Вы вообще кто? — не очень вежливо спросил полицейский чин. — Это Анна Викторовна Штольман, жена моего племянника. Гостит у меня в усадьбе, — сказал Ливен, поспешивший за Анной. — Штольман? Я знавал одного Штольмана в Петербурге, он был чиновником по особым поручениям. Занимался как-то кражей драгоценностей на приемах и балах, наши-то никого найти не смогли, а этот нашел… Так Вы говорите, он Ваш племянник? "Еще бы они нашли, такие мастера сыска, что ради следствия даже улики моют, не осмотрев их тщательно", — с издевкой подумал Ливен. — Да, мой племянник. А Анна Викторовна его жена. А это господин Мелентьев, помощник начальника Дворцовой полиции, — представил Ливен господина Анне. — Господин Мелентьев, я видела князя вечером. А вот он меня нет. Думаю, Вы понимаете, что как жена начальника сыскного отделения я осознаю, что вводить следствие в заблуждение чревато последствиями? — Я учту, что Вы мне сказали. Всего доброго. — Аня, зачем ты сказала… то, чего не видела. Документы из зеленой папки я изучал не сегодня, а в другой день. И видеть ты меня с улицы не могла. У меня уже много лет привычка задергивать шторы, когда я работаю с бумагами. Зачем ты пытаешься составить мне алиби? Пусть я даже и не виновен… — Ну, может, насчет папки я что-то и перепутала, но мне казалось, что это было сегодня, — вроде бы как попыталась оправдаться Анна. — Павел, я не солгала. Я тебя действительно сегодня видела. Но ты прав, не с улицы. Я хотела зайти к тебе, чуть приоткрыла дверь, увидела, как ты занят, и решила не беспокоить. Ты читал какой-то документ, и в это время у тебя со стола слетел лист бумаги, и ты нагнулся, чтоб его поднять… Теперь ты мне веришь, что я тебя видела? Ты спросил, зачем я это делаю. Ты же сам прекрасно знаешь. Я не могу позволить, чтоб тебя стали по-настоящему подозревать, когда этого… человека убил кто-то другой, а не ты… Они уже шли по направлению к коляске, в которой их ждал Мартынов, как услышали, что кто-то кричал: — Ваше Высокблагродье! Там еще один мертвец! Зарезан! Павел и Анна обернулись — к Мелентьеву бежал человек в форме. Мелентьев махнул им рукой, мол, следуйте за мной. Под деревом в траве лежал мужчина с раной в груди. — Павел Александрович, Вам знаком этот человек? А то поди тоже из ваших? — Нет, не знаком, впервые вижу. — А Вам, мадам? Анне на секунду показалось, что она где-то видела этого человека, но, должно быть, она обозналась, ведь здесь, в Царском селе, она не знала никого кроме слуг князя, а мужчина был не из них. — Нет, не припоминаю… — Вам, мадам, лучше пока оставаться у Ливена. А Вам, Павел Александрович, на службе появляться я запретить не могу... пока… Завтра, точнее уже сегодня днем, я с Вами снова побеседую. Официально, — тон Мелентьева не предвещал ничего хорошего, а взгляд, которым он смотрел на Ливена — тем более. — А пока можете быть свободны. — Как любезно с Вашей стороны, Алексей Леонтьевич… Пойдемте, Анна Викторовна, — Павел взял Анну под руку. — Павел, почему ты не нравишься этому человеку? — вдруг спросила Анна. Ливен не ожидал подобного вопроса. — Я полагаю, потому что я князь. Не все приветствуют титулованных особ на службе, считая, что им легче сделать карьеру, что им даются привилегии, послабления и тому подобное. — Это так? — Аня, мне почти пятьдесят лет, а я все еще подполковник. Хотя мог бы быть полковником, а при очень хорошем раскладе и выше. Но я не карьерист, не иду по трупам, никого не подсиживаю, и, что главное, перед начальством не лебезю и уж тем более не занимаюсь лизоблюдством. Я из тех людей, про кого говорят «служить бы рад, прислуживаться тошно». А такие, даже с титулами, не всегда в почете. — А этот Мелентьев — из тех, что ты только что сказал? Карьерист, идущий по трупам, и лизоблюд? — Насколько я могу судить, да. В данном случае, он в прямом смысле пойдет по трупам — трупам моего бывшего садовника и второго человека, чтоб выказать себя перед начальством… Ливен попросил Мартынова ехать медленно, торопиться уже было некуда. От качки Анну стало клонить в сон, и она опустила голову на плечо Павла. Он накинул на нее шаль Марии Тимофеевны и немного приобнял ее — пусть его девочка немного отдохнет, прошедший день был очень тяжелым, а тот, что уже наступил, и того не легче. Мартынов остановил коляску довольно резко, и Анна проснулась: — Мы приехали? — Да, Анна Викторовна. — Спасибо Вам, господин Мартынов, что беспокоитесь за Павла Александровича, — поблагодарила она военного. — Да как же не беспокоиться-то за Его Сиятельство? По-другому никак нельзя. Он о нас беспокоится, и мы о нем… — Мартынов, ты езжай, отдохни… Тебе заступать сегодня? — Так точно, Ваше Сиятельство. — Если так, найдешь Покровского, отдашь господину майору записку, что я приказал поставить сегодня кого-нибудь вместо тебя. Я сейчас ее напишу. — Не нужно этого, Ваше Сиятельство. Я не устал совсем… — Ну хорошо, как знаешь… А вот я устал, да и Анна Викторовна тоже… — Аня, ты иди к себе, а я пойду в кабинет. Всем спокойной ночи. Анна поднялась к себе. Она и правда устала, и нужно было ложиться спать. Но ее мучила одна мысль, ей казалось, что она все же где-то видела мужчину, которого зарезали. Но где она его могла видеть? Из усадьбы она никуда не отлучалась. Гостей кроме графини у них не было, среди его слуг, как сказал Павел, этого человека не было тоже… Может, ей просто почудилось? Во внешности мужчины не было ничего необычного, чтоб он чем-то мог запомниться… И тем не менее у нее было впечатление, что она его видела, притом совсем недавно… А что сегодня произошло? Павел приказал выпороть Кузьму, которого потом убили… Выпороть за то, что он говорил гадости про нее и Якова… говорил какому-то неизвестному мужчине… Теперь она вспомнила… Именно с ним садовник делился своими грязными мыслями. Нужно непременно сказать об этом Павлу! Прямо сейчас! Вдруг это важно, а то днем его будет допрашивать этот противный Мелентьев. Она сбежала вниз, увидела под дверью кабинета Павла свет от лампы и, постучав, зашла. Павла в кабинете не оказалось, хоть лампа на столе и горела. Дверь в другую комнату была открыта настежь. Там на узкой кровати, наполовину закрытый одеялом, в своей любимой клетчатой пижаме, уткнувшись лицом в подушку, спал… ее Яков. От неожиданности она окликнула его: — Яша… Мужчина пробормотал: — Аня, откуда тут Яков? Иди спи уже… И мне дай поспать… Ты хоть в коляске подремала… — Павел! Паули! Вставай!! Ливен открыл глаза и сел, спустив ноги на ковер. — Аня, ну что еще случилось? — Павел, мне нужно тебе сказать что-то. Это нельзя откладывать до утра... — Подожди меня в кабинете. Я сейчас… Извини, я не могу найти халат… — Это сейчас совершенно неважно, — махнула она рукой. — Да и я к тебе всего на минуту. — Ох, Анна Викторовна, не печетесь Вы о своей репутации. Ходите по ночам в комнаты к мужчине, — чуть улыбнувшись, покачал головой Ливен и сел за стол, чтоб не стоять перед Анной в одной пижаме. — Ты не первый, кто мне это говорит. Но сейчас речь не об этом. — Даже так? И кто же это был? — Я потом тебе расскажу. Сейчас важно другое. Павел, я вспомнила, где видела того второго мужчину, что был зарезан. Это ему садовник говорил… всякие гадости. Только я его не сразу узнала. В саду на нем был картуз, да и видела я его сбоку всего пару секунд. Но сейчас я уверена, что это был он… Ливен что-то пробормотал, похоже, то же, что сказал, когда ему сообщили об убийстве садовника ранее. — Что ты сказал? — Что это совсем не кстати… — Почему? — Потому, что именно с ним Кузьма делился своими мерзкими… фантазиями… И мне, естественно, это могло не понравиться… Анна не могла понять ход мыслей Павла. — Аня, задета честь моей семьи. Я мог этого так не оставить. Разделаться и с обидчиком, и со свидетелем оскорбления… Как бы меня и в его убийстве не стали подозревать… — Павел, это же глупо! За это не убивают. — Поверь мне, убивают и за меньшее. И вообще без причины… — Ну так не говори им ничего. Никто ведь больше не знает про тот разговор. И вообще, что конкретно там сказал садовник… — Разговор мог слышать кто угодно — я сам, как я и хочу сказать, чтоб тебя вообще не впутывать… Любой из слуг — сад-то большой, деревьев и кустов много. За любым мог быть кто-то, кого ты не видела, но кто мог тоже слышать это… — Это плохо… Павел, а как тот человек попал в сад? — У меня в усадьбе нет изгороди. Со стороны сада, как и с любой другой, в моих владениях мог оказаться кто угодно. — Мне кажется, это человек уже бывал у тебя в усадьбе… Ведь Кузьма сказал ему про графиню… а тот про нее ничего не спросил… значит, видел ее… — Похоже на то… Аня, думаю, уже сегодня в усадьбу прибудут полицейские, чтоб опросить слуг, что же все-таки произошло между Его Сиятельством и садовником, и расспросить про того второго мужчину, вдруг его кто-нибудь знает или видел… Возможно, кто-то из моих слуг его опознает… — Павел, у тебя из-за меня такие неприятности… — Анюшка, ну что ты право… Ты тут совершенно не при чем… Это я сам кашу заварил… мне и расхлебывать… Анна обошла стол и положила руку Павлу на плечо: — Павел… тебя не арестуют? — Ну что ты так переживаешь, девочка моя? — Ну как же не переживать? Не все ведь такие честные как Штольман и хотят найти настоящего преступника… Некоторым совершенно без разницы, кого отправить на каторгу… — Аня, поверь, князя не так легко отправить на каторгу. Если дойдет до того, что меня действительно сделают основным подозреваемым, мой адвокат позаботится обо мне. А пока не бери это в голову, — Ливен накрыл своей рукой руку Анны, лежавшую у него на плече. Анна почувствовала теплоту руки… и мягкость пижамной кофты, которой касалась так много раз… Пижама ее Якова… ее Яков… ее Штольман… Если все же станут подозревать Павла, нужно будет немедленно сообщить Якову. Он уж точно не бросит Павла в беде… — Ну что ты так призадумалась? Я же сказал, что пока не о чем беспокоиться… Ты лучше расскажи, что там за похождения по ночам к мужчинам? Анна рассказала Павлу про историю с инженером Буссе. — Павел, ну скажи, разве Яков был прав? — Абсолютно прав. Нечего барышням по ночам шастать в номера к прожженным волокитам. Пусть их хоть десять раз хотят убить. — Неужели Яков на самом деле подумал про меня плохо? — Он не про тебя плохо подумал, а про него. Как только представил, что с тобой мог сотворить тот пьяный ловелас, так у него боязнь за тебя… ну и ревность тоже… затмила всякий разум… и понесло его… Да, он был прав, что беспокоился за тебя, но только он… не смог найти для этого подходящих слов… Так что, думаю, получил за дело… Но и ты тоже хороша… Развлекли Вы с Яковом местных жителей, — Ливен хихикнул. — Почему тебе смешно? — Аня, там, наверное, пол-Затонска обсудили Вашу семейную ссору. — Семейную ссору?? О чем ты говоришь?? — Аня, не будет женщина бить по лицу постороннего ей мужчину прилюдно да еще с такой… страстью… Знаешь, как это смотрелось со стороны? Что немолодой мужчина приревновал свою молодую жену или любовницу к молодому сопернику, а она, будучи оскорбленной его подозрениями, дала ему пощечину… — Павел, а что люди могли бы так подумать… глядя на нас? — Ну, как видишь, я мог… Думаю, и другие тоже… Надеюсь, ты больше подобных номеров с похождениями не выкидывала? — Кажется, нет… — Только кажется? — усмехнулся Павел. — Ну ты ведь не расскажешь Якову, что я приходила к тебе ночью? — Ты приходила ко мне ночью… Это звучит так… интригующе… Тогда уж и ты не говори, что я на руках приносил тебя в спальню, — усмехнулся Ливен еще раз. — Ну не дуйся. Конечно, не расскажу. Хоть в этом и нет ничего дурного… Аня, иди отдыхай. И мне дай спокойно поспать хоть пару часов. А то уже скоро слуги придут, начнут по дому сновать…