Связанные садом

Ливен надеялся поспать по крайней мере часа два, пока не придут слуги. Проспал он, быть может, с час и проснулся в холодном поту от того, что ему приснился дурной сон — изувеченное тело садовника. После этого сон к нему больше не шел. Он решил подняться в свои покои, освежиться, переодеться, и, возможно, прогуляться по саду. Ему оставалось только надеть мундир, когда он услышал истошный крик. Кричать могла только Анна, графиня в эту ночь в доме не ночевала, слуги еще не появились. Он со всех ног бросился к Анне, пролетел через будуар в ее спальню. Зрелище было душераздирающее. Анна сидела в кровати, ее и так большие глаза были просто огромными от ужаса, ее трясло, и она тяжело дышала… Он кинулся к ней, буквально плюхнулся на кровать, прижал Анну к себе и стал гладить ее по спине, приговаривая: — Анюшка, девочка моя, успокойся. Я здесь, с тобой, маленькая моя… Анна прижалась к нему, ища зашиты, понемногу ее дрожь стала проходить, и она смогла прошептать: — Паули, мне страшно… Там был дух… он… ему... Анна сейчас не была молодой женщиной, она была маленькой девочкой, напуганной до смерти. Она напомнила ему Сашу, когда однажды ему приснилось чудище, и он своим криком он разбудил его среди ночи. Няни в комнате Саши тогда не было, ее отправили во флигель, так как она прихворнула, а спать в комнатах с другой служанкой Саша отказался наотрез. Павел сам уложил сына и, идиот, рассказал ему перед сном сказку про царевича, который поборол Змея-Горыныча… а ночью был разбужен диким криком. Саша сидел в кровати и рыдал, размазывая слезы… Он подбежал к сыну, схватил его на руки, крепко прижал к себе и стал успокаивать как мог. Затем сел на кровать, посадил его к себе на колени, обнял и стал гладить по спине… как сейчас Анну… Саша вроде бы успокоился, но все еще боялся, что чудище придет снова. Тогда он забрал сына к себе в спальню, положил рядом с собой и обнял его: — Сашенька, чудище больше не придет. А если придет, я тебя защищу. Спи, мой родной. Чувствуя теплоту, Саша довольно быстро заснул. Попинал, правда, его немного, ворчаясь во сне, но проспал до утра. И, к счастью, на утро и не вспомнил про чудище… Что делать с Анной Павел не знал. В отличии от пятилетнего Саши его маленькой девочке было за двадцать, и она была замужем… Не мог же он забрать ее к себе спальню, положить рядом с собой и обнять: — Анечка, дух больше не придет. А если придет, я тебя защищу. Спи, моя родная… Он так и сидел, прижав Анну к себе и поглаживая ее по спине. Сколько прошло времени, пара минут или четверть часа, он не знал… Дрожь у Анны прошла совсем, дыхание стало спокойным, почти неощутимым. Ну слава тебе Господи, кажется, пришла в себя… Анна проснулась от ужаса и собственного крика. Еще никогда она не сталкивалась с подобным зверством в своих видениях. Ее сердце колотилось, дышать было тяжело… Как ей был нужен в тот момент Яков… чтоб просто обнял ее и посидел с ней, пока ей не станет легче… Но его не было, он был далеко в Затонске… Был Павел… но он спал внизу в спаленке рядом с кабинетом и уж, конечно, не пришел бы к ней сейчас… Нет, Павел не пришел, он прибежал… обнял ее крепко как Яков и стал гладить по спине… В его сильных и в то же время нежных объятьях ей стало гораздо лучше, его ласка вытягивала из нее чувство страха и тревоги и заполняла ощущением покоя и безопасности… — Паули, что бы я делала сейчас без тебя?... Когда нет Якова... Ливен отпустил ее: — Ну вот, Анечка, кажется, все обошлось… — Павел, я увидела… — После расскажешь. Чего тебе принести, вина или чая, моя милая? — Лучше, наверное, чая. — Давай сначала вина. А потом я сделаю тебе чай. — Сам? — удивилась Анна. — Сам. Для слуг еще рано. Я быстрее сделаю сам, чем бегать за слугами. Ливен принес из своей комнаты неполный бокал легкого вина — не хватало еще, чтоб Анна опьянена в таком-то потрясении. — Аня, выпей и прилягь. — Паули, не уходи… — Я скоро приду. Сделаю чай и сразу вернусь. Это всего лишь несколько минут. Он спустился в буфетную, всипятил воду в бульотке, которую Матвей оставлял ему там на ночь, заварил тот же чай, что подарил Марии Тимофеевне. Подумав, что в тонкой фарфоровой чашке он слишком быстро остынет, он достал штайн — большую кружку для пива, которую привез как-то из Германии с Октоберфеста. Пива он не любил, пошел на праздник только за компанию со своим приятелем, тоже Остзейским немцем. А кружку купил, потому что понравился на ней рисунок — Баварские Альпы с одним из тамошних замков. Он бывал в Германии не раз, больше всего ему нравилась долина Рейна между Кобленцем и Майнцем, где было множество замков и крепостей, и Альпы. Он видел недостроенный романтический замок Людвига II, который впечатлял своим великолепием уже в то время… Вот бы как-нибудь свозить туда Анну… Конечно, после Вены… А сейчас ему нужно идти наверх, Анна уже заждалась. Он перелил заварившийся чай в кружку, добавил сахар. Поставил на поднос тарелку с шоколадом и куском пирога — вдруг Анна захочет чего-нибудь сладкого. Анна к тому времени накинула пеньюар — тот, что Яков купил для нее в Петербурге, и ждала Павла в будуаре. — Аня, я же просил тебя оставаться в постели. Зачем ты встала? — спросил он, поставив поднос на стол, а затем протянув ей кружку. — Мне уже лучше. — Точно? Анна кивнула. Ливен произнес, как бы размышляя вслух: — Очень мило… и скромно… Хотя от Мадам Дезире лучше все же что-нибудь более… пикантное… Думаю, Якова это бы впечатлило больше… Для графини я бы такого покупать не стал… Анна тут же попалась на его провокацию: — Могу представить, что ты там покупаешь для графини! Но спохватившись, что сказала лишнее, с досады пару раз ткнула Павла пальцем в грудь. — Павел Саныч!! Вы!! Вы переходите границы!! — Эк же Вас разобрало, Анна Викторовна! — ухмыльнулся Ливен. — Как мне кажется, границы мы с Вами перешли… уже давно… Представить ты, Аня, можешь что угодно… Но на самом деле я никогда сам ничего подобного дамам не покупал, не имею такой привычки, но счета оплачивал, такое бывало… Я просто решил тебя подначить, чтоб отвлечь от того ужасного видения, — признался он. — Ну раз сердишься, значит, тебе и правда лучше, — уже без ухмылки, с теплой улыбкой сказал он. — Павел, ты что же нарочно решил меня… подначить? — Да, нарочно. Если б ты все еще не отошла от своего кошмарного видения, ты бы вряд ли бы стала возмущаться моими… фривольными… замечаниями… — Павел, твоя уловка не удалась… Мне все равно нужно тебе рассказать… — Аня, ты сама пыталась вызвать дух перед сном? Скажи честно. — Нет, честно, нет… Это пришло ко мне само, без моего желания… Я видела, как кто-то пытался отрезать Кузьме голову садовыми ножницами, которыми обрезают толстые ветки… Но я не видела, кто это был… Я видела только, как он это делал, как сжимал те большие ножницы у Кузьмы на шее, а тот пытался вырваться, сначала кричал, потом хрипел… а потом затих… и упал… И сколько было крови… Бог мой! Бедная девочка! Да от такого не то что кричать будешь, а поседеешь или с ума сойдешь… Только бы она не увидела, что ему еще и язык вырезали… — Аня, и это все? Больше ничего не видела? — Нет, я проснулась… от этого ужаса… Ну слава тебе Господи, хоть другого кошмара не привиделось… А то тут утешением в виде поглаживания по спине, бокалом вина и чаем не обойтись… Что бы он стал делать, если б Анна увидела ту жуть, что ему рассказал Мелентьев, он не знал… Его самого даже от разговора об этом чуть не вывернуло наружу, хотя в своей жизни он встречался с жестокостью всякого рода… Что ж это такое?? Напасти просто преследуют Анну… То те треклятые адепты, то это кошмарное видение… Слишком много для такой… неискушенной в жизни девочки… Нет, надо что-то делать… — Аня, ты пей чай, а то остынет. Я думаю, будет лучше, если в спальне рядом будет спать Марфа. — Павел, пожалуйста, не надо… Я не хочу… — Но почему? — Я… не хочу, чтоб меня посчитали… припадочной или сумасшедшей… — Припадочной или сумасшедшей? О чем ты говоришь? — А как иначе люди это воспримут? В обморок я падаю, по ночам кричу… И это они еще не знают, что я вижу духов… — Любого человека могут мучить кошмары, и он может упасть в обморок. Это не причина считать человека припадочным или ненормальным. Я говорил тебе, что меня долго мучил кошмар, когда я видел во сне, что Лиза умирала… Но назвать себя ненормальным из-за этого я не возьмусь. — Но ведь ты не будил криком весь дом… — Аня, я не будил весь дом… потому что кроме меня в нем по ночам никого не было… — признался Павел. — Это — одна из причин, почему слуги не ночуют в доме. — Тебе было… стыдно? — Нет, просто я не хотел лишней суеты вокруг себя. Налить рюмку или сделать чай я и сам себе мог, без их помощи. А что кроме этого они могли сделать? Демьян ведь не сидел бы со мной, меня за руку не держал и по голове не гладил как ты, — грустно улыбнулся Павел. — Что интересно, этих кошмаров у меня кроме этого дома не бывает нигде. Только здесь, где она умерла… Поэтому я почти здесь и не бывал… какое-то время. Я ведь даже хотел продавать эту усадьбу, да Дмитрий отговорил меня. Сказал, что раз я часто бываю по службе в Царском Селе, стоит оставить этот дом. Да и Сашу сюда можно будет привозить. Я его послушал. — Павел, а эта усадьба — только дом, флигель и постройки? Ливен обрадовался, что болтовней можно хоть немного отвлечь Анну от кошмара, что она увидела. — Когда Дмитрий купил ее для нас с Лизой, примерно так и было. Вроде какой-то помещик решил обзавестись еще одной усадьбой, но то ли на ее переустройство потратил больше, чем рассчитывал, то ли вообще разорился, но земли вокруг дома почти не было, только сад. Но это было нам на руку — меньше земли, меньше людей. Дмитрий купил усадьбу почти что за гроши, скажем так, гораздо дешевле, чем она могла бы стоить. Подробностей я не знаю, то ли она ушла с молотка, то ли еще что… Так что несколько лет был только дом с постройками. А потом я стал прикупать землю сам, сейчас есть и поля, и угодья, роща, через которую мы ехали сюда, тоже моя. На другом краю владения домик управляющего. Он в моем доме бывает редко, меня без надобности не беспокоит… В общем, сейчас это небольшое имение, но я по-прежнему называю это место усадьбой. Да и то поместье в Лифляндии, что дает мне основной доход, действительно настоящее поместье, а это так — поместьице. Слушая рассказ Павла, Анна допила горячий чай. Теперь она совсем успокоилась. Но ей не хотелось, чтоб Павел уходил. — Ты посидишь со мной еще немного? — Я бы очень хотел, но мне придется уйти. Скоро придут слуги… И, Анюшка, родная моя, ты должна меня понять, я не могу приходить к тебе каждый раз, когда тебя будут мучить кошмары из-за духов. Сегодня нет графини, мы с тобой одни… Давай я все же попрошу Марфу ночевать в вашем крыле. — Нет, не нужно… Павел, я постараюсь… не кричать… и не пугать никого, — тихо попросила Анна. Как это можно постараться не кричать, если кричишь во сне и просыпаешься от этого? Он знал по самому себе, что это не зависит от желаний человека. Это происходит, и все тут. И да, Анна права, не хотелось бы, чтоб при этом моменте присутствовали посторонние люди. Он старался справиться с этим сам. Анна в таком состоянии могла принять заботу, но только близкого человека — Якова… а если его не было с ней рядом… то его самого… Значит, Анне было без него не обойтись… Это было важнее всего. Важнее того, что могла бы подумать или сказать графиня… Подумать она, конечно, могла что угодно, но сказать или даже намекнуть — вряд ли, и то не для того, чтоб предъявить претензии, а для того, чтоб попытаться образумить его… И все же, если она хоть словом намекнет на нечто подобное… придется попросить ее уехать... А что после этого будет между ними в Петербурге — там будет видно… Хотя и так понятно, что ничего уже не будет… Разве ему будет нужна женщина, которая могла принять сострадание за… похоть… Однозначно — нет… Да, графиня была одной из лучших его любовниц и порядочнее многих других женщин — она точно не стала бы распускать о нем никаких слухов, даже если бы они и расстались… Но она была одной из многих… А Анна — одна-единственная… — Хорошо, я не буду приглашать Марфу, раз ты не хочешь… И не беспокойся… я приду к тебе, если услышу, что тебе плохо… Но я очень надеюсь, что этого не произойдет… Не знаю, сможешь ли ты сейчас уснуть, но постарайся хотя бы отдохнуть. — А ты? — Мне нужно во дворец. У меня там дела по службе, кроме того, меня должен допрашивать Мелентьев. Так что меня скорее всего не будет целый день. Я вернусь к вечеру. — Я за тебя так боюсь. — Аня, пока переживать не о чем. Это только формальности. У Мелентьева кроме подозрений ничего на меня нет. Если в усадьбу приедут полицейские и решат просто поговорить, скажи, что видела меня в кабинете, но про то, что слышала разговор садовника, не говори. Если будут брать официальные показания под подпись, скажи, что будешь делать это только в пристуствии адвоката князя Ливена. И очень прошу тебя, не вздумай пытаться вызывать никаких духов. Этого совершенно не нужно. А кроме того, это опасно. Меня дома не будет, кто тебе поможет, если что? Аня, ты меня поняла? Анна молча кивнула. Она поняла. Но слова-то с нее Павел не взял…