воспоминания

      они познакомились ровно четыре года назад одним особенно светлым летним днём. мэл хорошо помнит, как солнце ласкало бледную кожу её плеч, оголённую лёгким сарафаном, струящимся по ногам и трепетно развевающимся при несильных порывах тёплого ветерка, как оно пекло тёмную макушку, лучами путаясь в фиолетовых прядях волос, и как слепило глаза, пересчитывая ресницы, бережно целуя каждую веснушку на её лице.       помнит вкус чуть подтаявшего клубничного мороженного, оставляющего на губах липкую сладость и сливочный привкус. а ещё помнит запах клубники, привязывающийся к её пальцам, и терпкий, немного резковатый аромат жары, плавящей асфальт под ногами.       помнит тихую музыку, играющую в её наушниках, оставляющую после себя в памяти лишь отголоски мелодии напополам с обрывками фраз, вырванными из контекста, наверное, что-то для кого-то значащими: «…позволь пойти по твоей дороге», «…я влюбляюсь в тебя каждый день», «…у меня есть солнце, и оно меня любит», — а ещё вкрадчивый шёпот зелёной листвы, переговаривающейся между собой.       помнит радостное предвкушение чего-то определённо хорошего, пузырящееся где-то в груди, неодолимо приятное. и какое-то нежное, трепетное, неизведанное, ещё не нашедшее своё название чувство, отдающееся теплом в сердце, разливающееся по телу жаркой волной.       мэл помнит каждую мелочь, детали того дня засели в её памяти так крепко, будто навсегда отпечатались в сознании, воспоминания, возвращающие её в то счастливое, наполненное радостью лето, всё ещё в её голове. они всплывают в памяти совершенно неожиданно, согревая тёплыми лучами того самого так запомнившегося солнца, заставляя сердце трепетать. вот только часть, быть может, и незначительная, неважная, того лета стёрлась под напором новых моментов, к сожалению, не всегда счастливых.       мэл не помнит его в том дне. она лишь знает, что он там был, что этот день был ознаменован их первой встречей.       мэл не помнит лица с мужественными чертами и резким росчерком скул, нежной улыбки, говорящей о той самой первой и трепетной, и лучиков солнца, вплетённых в тёмные вихры его волос. не помнит ласкового взгляда глаз, оглаживающего её лицо впервые, с затаённой надеждой на счастливое будущее. не помнит сладости слов и мёда чужих губ, лёгкое касание которых, быть может, тогда обозначало начало чего-то очень важного.       мэл совсем не помнит его. не помнит гарри, хоть и видела его буквально сегодня.       они познакомились ровно четыре года назад одним светлым летним днём, дав друг другу опрометчивое обещание «быть вместе всегда», а расстались буквально двадцать минут назад в один из безликих дождливых дней промозглой осени.       дождь стучит по её плечам, скрытым плотной тканью кардигана, впрочем, насквозь мокрого. капли неприятно катятся за шиворот, скользят вниз, пересчитывая все позвонки, неприятно задевая каждую родинку на своём пути, заставляя бледную кожу покрываться мурашками.       горький вкус кофе, выпитого недавно, осевшего на губах, так причудливо не сочетается с чуть металлическим вкусом крови, оттеняющей бледность растерзанных губ. запах выпечки, ещё не успевший выветриться с её кожи, совсем не гармонирует со свежим ароматом дождя, оставляющего маленькие капельки в тёмных, почти чёрных из-за влаги волосах, раздуваемых ветром, резкие нотки холода которого отдаются в осенней какофонии.       в наушниках музыка громкая, пытающаяся переиграть мелодию дождя, перекричать словами: «…я больше тебе никто», «а помнишь, лето билось за бортом?», «…ты больше мне ничего не простишь», — звук беспощадно разбивающихся о землю капель.       они с гарри познакомились четыре года назад одним определённо счастливым летним днём, а расстались буквально двадцать четыре минуты назад холодной и сырой осенью, которая теперь обещает быть одинокой.       мэл шлёпает своими чёрными кроссовками по мокрому асфальту, намеренно попадая в небольшие лужи, чувствуя, как промокают носки. и думает о лете, таком, кажется, бесконечно далёком. подставляет бледную, забывшую загар кожу под струйки дождя, ощущая, как те аккуратно касаются ещё не пропавших полностью веснушек, пытаются проникнуть под кожу, стремясь дотронуться до раненного сердца, томящегося в груди, тоскующего по теплу.       мэл улыбается удивлённому ею холодному ветру, подхватывающему влажные волосы и уносящему горячие, совсем не горькие, слёзы, и совершенно ни о чём не жалеет.