В городе N

Как известно, петухи начинают голосить примерно с четырёх часов утра. Эдвард помнит, как он просыпался под их пение у себя дома, в Ризенбурге. Откуда петухи, сука, в столице, Эдвард не знал, но он был вынужден слышать их голоса, в этом большом городе больше похожие на миражи, вставая на работу рано утром. Это его и расстраивало – конечно, на часах не четыре утра, было почти девять, но Стальной алхимик не хотел бы подыматься так рано утром каждый чёртов день. Правда, сейчас он уже опаздывал на работу, его рабочий день должен был начаться ещё полчаса назад, и он неторопливо попивал свой кофе, перечитывая письмо, присланное ему несколько дней назад. Он был похож на безразличного человека, который благодаря своему равнодушию выглядел круто, сидя на бомбе, спешащей немедленно взорваться. Я понял тебя в твоём прошлом письме, Стальной. Говорилось в первых строчках этого письма. Буквы были ровными и чёткими, это был самый хорошо читаемый почерк из всех тех, которые видел Эдвард. И слова, написанные этим почерком, он читал вот уже несколько лет в нескольких сотнях писем. Я постараюсь разобраться с твоей проблемой, но не обещаю, что скоро. В последнее время я занят и с недавнего времени не только проблемой автоматизации Ишвара. Эдвард хмыкнул. Знает он его проблемы и то, как он подчас работает. Мне нужно сообщить тебе о том, что я переезжаю. Фюрер назначил мне командировку, и из моей команды со мной поедут только Хавок и Бреда. Ты их знаешь. Кажется, вы несколько раз работали вместе? Сегодня мне придётся уехать из столицы на скоростном поезде и, как только я разберусь со своими делами на новом рабочем месте, я пришлю тебе письмо с указанием нового адреса. Если честно, Стальной, я даже не знаю, что будет дальше. Это больше похоже на ссылку, но фюрер так загадочно улыбался, когда говорил об этом, что я почти уверен - это будет нечто большее, чем ссылка за плохое поведение. Понимаешь, Стальной? Мне кажется, он что-то задумал. Не сказать, что это сильно меня тревожит, но я беспокоюсь, когда не могу предугадать, что будет дальше. Незнание заставляет меня думать об этом и, когда я пытаюсь предположить, что задумал Грумман, я начинаю путаться, и мои мысли останавливаются на не предвещающей ничего хорошего улыбке. Я прямо чувствую, как задница горит, хотя это больше похоже на инстинкт, не имеющий под собой почти никаких оснований. Эдвард прикрыл глаза, отчасти снова предаваясь лёгкой дрёме, не свойственной человеку, опоздавшему на работу уже как полчаса назад. Инстинктам, всё же, стоит доверять. Плохое предчувствие остерегает нас. Когда мы думаем, что будет что-то плохое, но на самом деле всё случается как нельзя лучше, мы испытываем облегчение. Когда он думал об этом, медленным движением поднося к губам чашку с кофе, дверь в его дом отворилась, и он услышал, как кто-то весьма неуклюже вваливается в помещение, как будто только что бежал от толпы преступников. Это Альфонс куда-то уходил и, по-видимому, вернулся. Этот человек действительно был способен на то, чтобы буквально уйти в соседний магазин за хлебом и прийти в таком безобразном виде, как будто по дороге он попал на войну. После того, как ему вернули его настоящее, живое тело, он стал более самостоятельным и теперьче независимым от Эдварда, но от этого становилось только хуже. В прихожей послышался шорох и лёгкий стук чего-то, только что разбившегося вдребезги. Это Альфонс снимает с себя зимнюю одежду – на улицах Централа было так холодно, что порой не хотелось лишний раз выходить на улицу. Правда, это не единственная причина, по которой Эдвард сегодня, похоже, вообще не выйдет на работу. Он оторвал взгляд от письма, в которое, оказывается, до сих пор вглядывался, не читая или по крайней мере не разбирая слова на смыслы, и уставился на взъерошенного Альфонса. Всё ломать и попадать в передряги – это, видимо, семейное. Их отец разрушил родной город и запустил катастрофу, возможно, мирового значения, Эдвард сотворил, в принципе, множество глупостей, его брат сломал что-то в прихожей и, скорее всего, даже в такой ранний час умудрился наткнуться, по-видимому, на группу отъявленных злодеев. Если у кого-нибудь из них появятся дети, Эдвард даже не сможет предсказать, что ждёт этих маленьких бедолаг. -Эд, почему ты ещё дома, -возмутился Альфонс, стоило ему только пересечь порог кухни и наткнуться на брата, неспешно попивающего свой ароматный кофе. Всё выглядело так, как будто он был как минимум в отпуске. -Ну, я проспал, -сказал ему Эдвард, отводя взгляд, только бы не смотреть на это совершенно справедливое возмущение в его глазах. -Проспал? –поднял бровь Альфонс, наклонившись и уперев руки в бока. Эдвард промолчал, аккуратно ставя чашку на стол и покручивая её, держа за ручку тремя пальцами, прежде чем окончательно отпустить. Затем он повернул голову к младшему брату, который, тем не менее, был выше него на несколько сантиметров, и, увидев в его глазах что-то, что его всегда бесило и могло бы назваться «возмущённым ожиданием», яростно всплеснул руками. -Ну ладно, я сдаюсь! –воскликнул Эдвард, ненавидящий, когда кто-нибудь тычет его носом в собственные недостатки. –У меня было время для того, чтобы прийти на работу вовремя, но я потратил его на то, чтобы позаниматься утренней ерундой, типа чашки кофе и, конечно же, мыслей о смысле жизни, будущем алхимии и теме для книги, которую я напишу, чтобы оставить свой след в истории. Ясно?! Альфонс тяжело вздохнул, выпрямился и покачал головой. Цельнометаллический алхимик Эдвард Элрик был самим воплощением нарушения правил, где бы он ни побывал. В Аместрисе, в Ксинге, да где угодно он отказывался подчиняться каким бы то ни было правилам. Без сомнения, он расширил представления о недобропорядочности буквально у всех начальников, с которыми он когда-либо работал. Он ходил на военную службу без формы, мог позволить себе опоздать, отчёты сочинял наспех прямо под дверью начальника за пять минут до того, как преподнести их ему, с облегчением развалившись на диване, закинув при этом ногу на ногу, в процессе свалив какую-нибудь несчастную пепельницу со стола ногой в тяжеленных ботинках. И это ещё не весь список того, что он мог учудить, казалось бы, не имея совершенно никакого понятия о малейших нормах приличия. Несмотря на то, что его отчёты были не только некомпетентны, но и в процессе их устного пояснения он чуть ли ни вживую демонстрировал, как он дал в челюсть вон тому плохому парню, свою работу он выполнял действительно хорошо. Он действовал эффективно, правда везде, где бы он ни был, какое-то время спустя все знали, что вот здесь побывал Стальной алхимик. Впрочем, даже такого отменного бойца, как Эдвард, непременно бы выгнали, если бы не заступничество некоторых высокопоставленных лиц, в число которых входил и сам фюрер Грумман. Эти люди оказались умнее – они просто привыкли. Размышляя над всем этим, Альфонс опустил взгляд на стол. -Ты…снова читаешь это письмо? Эдвард сначала не понял, к чему этот вопрос, забыв, чем занимался до прихода Альфонса и неприятного разговора про работу, после которого его сборы, кажется, стали только медленнее. Но, проследив за взглядом младшего брата, он наткнулся на лист бумаги, исписанный аккуратным почерком. -Ну… -Эдвард неловко отвёл взгляд. -Эх, Эдвард… -покачал головой Альфонс. У этих братьев была общая безрадостная история. В детстве они перешагнули все моральные нормы и ряд воспрещающих законов, попытавшись провести человеческую трансмутацию. Это является не только ненормированным поступком, но и уголовно наказуемым, самым настоящим преступлением. Из ловушки собственных деяний их вытащил нынешний фюрер Грумман, приказав молчать и указав дорогу к исправлению собственных ошибок. Попытаться стать государственными алхимиками, сделать серьёзную попытку всё исправить. Примерно в тот период времени в их жизни появился этот загадочный человек, которого Альфонс, ни разу с ним не общавшийся, никогда не мог понять. Они всегда звали его «Полковник Мустанг». Когда он только появился в их жизни, обоим не было интересно, как его зовут, например, а когда стало интересно, прошло уже несколько лет переписки, и Эдварду, захотевшему узнать больше об этом человеке, стало как-то неловко спрашивать. Полковник отсылал письма, адресованные конкретно его брату, поэтому Альфонс не стал лезть и не читал ничего из их переписки. По почте он давал Эдварду поручения, взамен на исполнение которых тот оказывал помощь братьям в виде информации, заступничества или даже спецоперации. Но, не смотря на это, они никогда не видели этого человека лично. Не было похоже, что тот специально уклонялся от встречи с братьями, но как будто сама судьба мешала им встретиться – каждый раз, когда Эдвард предполагал, что теперь-то они встретятся лицом к лицу, происходило какое-нибудь событие, мешающее этому случиться. Иногда Альфонс даже серьёзно задумывался о реальности этого человека. Он думал, а может, этого человека и вовсе никогда не существовало и на самом деле он – миф, созданный кем-то? Может ли оказаться так, что его образ поддерживается кем-то, влиятельным настолько, что дрожь захватывает сердце? Первые письма от него появились, когда Эдварду было около тринадцати, ну а сейчас-то ему девятнадцать. Не может же быть так, чтобы два человека работали друг с другом на протяжении шести лет и ни разу не виделись лично! Это какой-то бред, то, что они ни разу его не видели и даже не знают его имени было очень странно. Как будто кто-то, не желающий, чтоб его узнали, пользовался этим именем за место своего. И тем не менее, он являлся не менее известным алхимиком, чем Эдвард. Герой Ишвара, легендарный Огненный алхимик. Однако у Эдварда, похоже, не было никаких сомнений насчёт существования этой довольно странной личности. Он был уверен, что человек, с которым он переписывается, действительно носил фамилию Мустанг и действительно участвовал в боевых действиях в Ишваре, дослужившись там до звания полковника. Что бы ни говорил ему Альфонс, Эдвард неодобрительно на него смотрел и со скептицизмом говорил своё занудное и ставшее знаком порицания «Ал». Альфонс не был посвящён в их переписку, так как из вежливости считал, что не имеет права совать свой нос в письмо, не адресованное лично ему, но, наблюдая за братом, мог удостовериться, что данная переписка, похоже, очень быстро переросла в личную. Время от времени Эдвард обижался на полковника, некоторые цитаты из писем его раздражали, он много раз жаловался на него младшему брату, а тому всё вернее казалось, что у него как будто раздвоение личности. Эдвард отмечал, что временами у полковника сложный характер. Они, по всей видимости, часто спорили друг с другом. Иногда Эдвард серьёзно задумывался над некоторыми его словами, иногда злился на самого себя за резкие, написанные необдуманно фразы в сторону собеседника. Однако деятельность полковника, кем бы он ни был, сильно помогла братьям в достижении их конечной цели – Альфонс обрёл своё настоящее, живое тело во многом благодаря ему. Тем не менее, даже не смотря на то, что они сражались, в общем-то, на одном поле битвы, им, как ни странно, снова не удалось увидеться. Это бы начало серьёзно пугать Альфонса, если бы тот не был поглощён эмоциями, несколько месяцев переполняющими его и вызванные возможностью снова почувствовать себя живым. Отсутствие смертельной угрозы и понимание того, что теперь чувство собственной неполноценности можно будет забыть, всё это вскружило ему голову. Однако его удивило то, что Эдвард продолжил переписку и сотрудничество с теперь уже генералом Мустангом. И, насколько понял Альфонс, наблюдая и задавая аккуратные вопросы, чаще всего речь в письмах довольно редко касалась именно деловых отношений. По крайней мере, количество писем на личные темы было больше количества деловых посланий. Тут-то младший брат и осознал всю странность ситуации. Эдвард мог просто написать ему о чём-нибудь, что случилось недавно или прямо-таки несколько часов назад, причём не с целью попросить помощи или задеть чем-то Мустанга, а просто чтобы рассказать ему об этом, поделиться тем, как протекает его жизнь, просто поговорить, как со старым другом. И генерал, по всей видимости, отвечал ему тем же. Но тем не менее обоим как будто нравилось не видеть друг друга. Они не искали встречи, хотя в любой момент могли просто договориться о месте и времени. Эдвард трудился почти в поте лица в Центральном штабе, Мустанг зависал в Восточном, стараясь исправить всё, что натворила аместрийская армия, работая в этом направлении. И ни разу эти «друзья» не задумывались о том, чтобы где-нибудь сесть и поговорить вживую. Они даже по телефону никогда не разговаривали – Мустанг был слишком осторожным, Эдвард по поводу этой идеи был согласен с ним. Может, так случилось из-за того, что лично Эдвард переписывался лично с Мустангом, но, в то время как Альфонс ночами не спал, думая об этой странной личности, его брат был абсолютно уверен, что человек, с которым он переписывается на любые темы вот уже шесть лет, ни разу не видя в лицо, не зная имени и даже возраста, был вполне реален. -Ему, наверно, сейчас больше сорока пяти. Его примерный возраст было нетрудно предположить, исходя из его звания, достижений и способностей. Он проявлял себя, как крайне опытного и эффективного руководителя. У него была даже своя собственная команда, состоящая из абсолютно верных ему людей – легендарная «команда Мустанга». Группировка под его командованием действовала максимально эффективно, и именно эти люди помогли им провернуть тот невероятный бой с Отцом. -И что? –надулся Эдвард, потупив взгляд вниз. -Ты… -Альфонс хотел говорить с ним на эти темы максимально мягко, -испытываешь к нему слишком тёплые чувства. Это больше похоже на серьёзную увлечённость, и мне она не нравится. -Серьёзная увлечённость? –повторил за ним алхимик, как будто не понимая, что это словосочетание могло бы означать. -В твоём возрасте люди цепляют привлекательных красоток-сверстниц, а не пятидесятилетних мужчин. -Не пятидесятилетних. -Ну ладно, -всплеснул руками Альфонс, закатывая глаза, -в лучшем случае ему лет сорок, может, чуть больше. Ты же понимаешь, что некоторые люди и в пятьдесят лет остаются в звании, может быть, подполковника. -Он – особенный, -тихо проговорил Эдвард, надув щёки. Альфонс тяжело вздохнул, понимая, что брат, видимо, только что обиделся на него. Он скрестил руки на груди, размышляя над этим. Вот у кого точно был сложный характер, так это у Эдварда. Вышеупомянутый поднял на него взгляд, внимательно его осматривая, как будто искал улики. -Что? –напрягся Альфонс, чувствуя себя неудобно под этим сканирующим взглядом. -Ты куда-то уходил? - спросил он, впервые за всё время этого разговора всем телом развернувшись к нему передом. -Что? –не понял с первого раза Альфонс, вскинув подбородок и недоверчиво посмотрев на него сверху вниз. -Когда ты пришёл, ты явно был с улицы, -пояснил Эдвард. –И ты, вроде бы…куда-то торопился? -А, точно, -опомнился его как обычно невнимательный брат и полез в карман брюк. –Я принёс тебе письмо от фюрера. Эдвард покрутил перед собой вручённый ему конверт и любопытными глазами с особой тщательностью осмотрел его поверхность. Эх, Альфонсу бы хоть небольшую часть от внимательности старшего брата. После этого довольно странного осмотра он снова посмотрел на брата. -Почему он отдал конверт тебе? –спросил он, но у младшего было такое ощущение, что тот обращается не конкретно к нему, а то были мысли вслух. –Я думал, он отдаст письмо какому-нибудь нерасторопному солдатику, который и принесёт его лично ко мне в квартиру. Он всегда так делает. -Ну, видимо, на этот раз он решил отменить экзекуцию, -безразличным тоном огласил свою версию происходящего Альфонс, смотря на противоположную стену совершенно незаинтересованным взглядом и сложа руки на груди. -Экзекуцию? –поднял бровь Эдвард. -Да, экзекуцию, -подтвердил Альфонс немного сердито. –В последний раз, когда такой солдатик, по несчастью именно в этот день попавшийся на глаза Грумману, пришёл тебя проведать, ты сказал, ему, чтобы тот убирался нахрен. -Конечно, ведь, пока он что-то восхищённо лепетал о том, как его вдохновляет моя личность, и какая это честь, передать это чёртово письмо легендарному Стальному алхимику, он смотрел на тебя, вовсе не замечая, что я, вообще-то, рядом стою. -Ну, он думал… -Да, всё правильно, он думал, что Цельнометаллический алхимик у нас ты, -перебил его Эдвард, паясничая. –Потому-то я и послал его нахрен, Ал. Альфонс тяжело вздохнул: -Может, прочитаешь уже письмо? Фюрер говорил, что это срочно. Он говорил что-то типа того, что ему надоели твои опоздания на работу раз в неделю, поэтому мне кажется, что это действительно важно. Не то, чтобы ты боялся какого-либо наказания… Во время его монолога Эдвард уже распечатывал конверт. Альфонс, как вежливый молодой человек, не считал себя кем-то, кто может читать письмо, ему не адресованное, и поэтому всё, что ему оставалось, это следить за сменой выражений на лице Эдварда. Кстати говоря, ещё одна странность заключалась в том, что Альфонс не получал от некоего «полковника Мустанга» ни единого письма. С ним общался только Эдвард, который сейчас крайне раздражён, впрочем, как и всегда, когда он получает известия от Груммана. Стальной алхимик имел обыкновение спорить абсолютно с любым начальником, какого бы ему ни выдали, показывая свой крутой нрав. Также было, кстати, и с Мустангом – они часто спорили, что не мешало им оставаться, по-видимому, друзьями. Но вот на его лице появилось удивление. Созерцающий Альфонс как будто ясно ощутил, как у Эдварда в груди на мгновение слишком сильно стукнуло сердце. Его глаза расширились, губы чуть приоткрылись, а глаза остановились на одной единственной фразе. Альфонс на полном серьёзе считал, что даже если бы его уволили, Эдвард бы сильно не расстроился – у этого человека не было совершенно никакого страха наказания. Поэтому он даже не мог предположить, что такого мог написать ему Грумман, чтобы вызвать у брата такую реакцию. -Что-то случилось? –поднял бровь Альфонс, опершись о кухонный шкаф. -Меня отправляют в командировку, -сказал Эдвард, и по его голосу было слышно, как тот удивлён, но, по всей видимости, всё-таки не сломлен. -Ну… -осторожничал Альфонс, -и? Он был уверен, что должно быть что-то ещё. -Целью командировки будет осуществление безопасности на севере страны. Около недели назад туда пулей уже был выслан сотрудник, который должен отвечать за осуществление порядка в тамошней управленческой системе, которая была сильно расшатана в последнее время за недостатком контроля со стороны Центра. Альфонс причмокнул, оценивая серьёзность миссии, возлагаемой на Эдварда. Скорее всего, ему будет поручено показать тамошним преступникам и всяческим дебоширам, кто тут главный. Надо сказать, эта задача подходила Эдварду, фюрер не зря назначил именно его. Например, если бы он поручил ему наведение порядка в управленческой системе города, который, скорее всего, является к тому же достаточно крупным, чтобы туда высылались специализированные кадры, Эдвард бы не справился. Для этой цели лучше подходил кто-то звания не ниже полковника либо с большим опытом в этой сфере, либо с огромным талантом организовывать и подбирать людей, ставить на своё место и доходчиво объяснять, по какой конкретно причине им лучше всё делать так, как говорят. Если бы у Эдварда был такой человек в качестве него самого, это был бы уже не Эдвард. Он может стать ведущим научным сотрудником Аместриса и не только в любой момент, но военачальником этот человек никогда не станет. -Я должен прибыть к поезду в парадной одежде к десяти часам утра сегодня же, -сказал Эдвард, как будто был в тумане. -Ну, он тебя так подстегнул, зная, во сколько ты собираешься на работу, когда опаздываешь, представив себе твоё лицо, если именно в этот день ты захочешь опоздать, -сделал выводы Альфонс. –Грумман в очередной раз решил посмеяться над твоими отрицательными качествами. -Это понятно, -отмахнулся Эдвард, пялясь в письмо, как будто между строк гуляло приведение, в существование которых он никогда не верил. –Но он выдал мне напарника и начальника в одном лице… -Хм, необычное сочетание, -в задумчивости поджал губы Альфонс. –И кто же этот несчастный? Эдвард секунду помолчал, пялясь в строки, как будто не веря своим глазам. -Моим начальником будет… -сказал он почти торжественно, -генерал Мустанг. Опа-на. Вот то, чего братья Элрики точно никогда не ожидали. Они шесть лет периодически работали под руководством этого человека, но ни разу никто и не думал о назначении его в качестве их непосредственного начальства. Более того, никто из них ни разу не видел его лица, не слышал его голоса. Единственное – Эдвард хорошо знал его почерк, а по письмам мог легко предположить его манеру говорить и держаться. Но он-то безоговорочно верил в то, что человек с этим именем действительно существует и что именно с ним и ни с кем другим Эдвард обменивается разного рода услугами – от выискивания документов до сложнейших спецопераций. Однако Альфонс на протяжении почти всего периода их так и не состоявшегося, но гипотетического знакомства не выпускал из головы мысль о том, что этого человека попросту не существует. Ему становилось всё более жутко при мысли об этом человеке и его общении с братом из года в год. А тут его назначают непосредственным начальником Эдварда. Он должен стать тем человеком, с которым Элрик должен будет работать вживую, без всяких писем и чёртовой конфиденциальности. Прямо сейчас Альфонс почувствовал, как рухнул барьер, просуществовавший шесть лет. -Но, насколько я могу знать, он базируется в Восточном штабе, -взял себя в руки Альфонс. -Он переехал, -моментально ответил Эдвард, откладывая письмо фюрера в сторону и бережно чуть приподымая письмо Мустанга обеими руками, снова перечитывая какие-то строки оттуда. –Он не сказал, куда, но пояснил, что это командировка. Адрес он обещал отослать мне позже, как только разберётся со своим новым положением, но, скорее всего, этот умелец, которой должен навести порядок в тамошнем управлении, и есть Мустанг. Да, всё сходится. Он прислал мне письмо пять дней назад. Альфонс замер, когда брат, наконец, положил письмо на стол и посмотрел на него. Боже, его глаза сияли. Было сразу видно, что, не смотря на годы, в которые он ни разу не проявил и малейшего желания увидеть прямо перед собой человека, к которому так сильно привязался, он рад, что ему предоставили такую возможность. Он не знает, что ещё должно произойти, чтобы помешать их встрече, которая откладывалась на протяжении стольких лет. Более того, общение не посредствам писем, бесспорно улучшило бы их совместную работу. Альфонс сузил глаза. Его совершенно не колышет, что этому человеку, при условии, конечно, что тот действительно существует, скорее всего около сорока пяти лет. Одного звания полковника можно добиться минимум в возрасте около тридцати восьми лет. В этом случае их разница в возрасте составляет двадцать шесть лет, что намного превышает возраст Эдварда. А их отношения, насколько со всей серьёзностью может сказать Альфонс, перескочили рубеж всяческих дружеских и малость не дотягивают до отметки романтических. Он вряд ли сможет поддерживать такие отношения с человеком, которому, возможно, вообще под пятьдесят и который к тому же носит звание генерала. Общественный статус этого человека не позволит ему иметь такие отношения с юношей, более чем в два раза младше него. Тем более, Альфонс знал о том, что, несмотря ни на что, Мустанг был человеком благоразумным, поэтому, сознавая все препятствия на пути подобных отношений между ними и имея в виду, что Эдвард в свои девятнадцать может найти кого-нибудь более подходящего, не станет переходить установленные ими близкие отношения. Но Эдварду было наплевать. Он вёл себя, как влюблённый человек. Прекрасно осознавая, какие барьеры между ними лежат, он не собирается отступать, хотя каждый разумный человек остановился бы и крепко задумался. Но, видимо, эйфория влюблённости мешает ему думать. О том, что он никогда не видел его в лицо, не слышал его голоса, о том, что тот, скорее всего, много его старше. Он хотел быть счастливым с этим человеком, и никакие преграды на пути не могли его остановить. Однако глядя в его сияющие глаза, Альфонс не мог ему этого сказать. -Тебе разве не пора выходить? –тяжело вздохнул младший Элрик. –Поезд находится чёрт знает где. -Да, -улыбнулся ему Эдвард, поднимаясь из-за стола, -мне уже пора. Уже на пороге, когда тот повернулся к двери, чтобы уйти из дому, Альфонс решился спросить: -Ты знаешь, сколько ему лет? -Нет, -тут же ответил Эдвард, остановившись, секунду назад желая повернуть ручку двери. -И ты ни разу не спросил его об этом в своих письмах к нему? Эдвард усмехнулся, даже почти рассмеялся и, улыбаясь, повернул голову к брату. -Как, ты думаешь, это должно выглядеть, Альфонс? –спросил он с лёгкой иронией. –Слушай, Мустанг, я давно хотел тебя спросить, а сколько тебе лет? Мне вот девятнадцать. Альфонс поморщился оттого, каким издевательски детским голосом тот произнёс эти слова. -Это будет выглядеть глупо, так делают маленькие дети, когда здороваются друг с другом, -сказал он, снова обернувшись к двери. –Я не стану говорить о чём-то подобном с человеком, с которым можно поговорить буквально обо всём, о чём угодно. Он почти вышел за порог, широко раскрыв дверь, но снова обернулся, своим фирменным внимательным взглядом смотря на брата. -И ещё одно, Альфонс, -тот вздрогнул, ему было непривычно слышать из его уст своё полное имя. –Я вовсе не жду от него ответных чувств. И вполне готов принять всё, как есть. И дверь за ним захлопнулась, оставляя провожающего его Альфонса в лёгком недоумении. На входе в поезд Эдвард отметил, что не зря нацепил на себя эту совершенно идиотскую военную форму. Фюрер привык видеть его в повседневной одежде на рабочем месте, поэтому упоминание в письме парадной формы было, видимо, намёком на то, что попадание в поезд в повседневной одежде будет затруднительно. И действительно, на входе был серьёзный дресс-код. Внутри поезда его ждала прямо-таки мина, заложенная ехидным фюрером Грумманом, которому было, за что мстить. Старый добрый Армстронг смотрел на него сияющими глазами. -М-майор? –не удержался Эдвард от лёгкой дрожи в голосе. –Вы же не поедете в Северный штаб города, названия которого я не запомнил, верно? -Нет, мне не предоставлено чести ехать с тобой до самого конца. Но мне по пути с тобой, -сказал он ему и подмигнул, отчего Эдварда снова пробрала незначительная дрожь. –Наконец-то я смогу насладиться живым общением с тобой. Из-за происков Мустанга нам мало удаётся видеться в последнее время. «И слава Богу! Общение нужно дозировать» -думал Стальной алхимик, посматривая на кресло подальше от Алекса, но встретив его подозревающий неладное взгляд, понял, что это было бы неуважительно по отношению к нему. В основном, Эдвард не думал ни о каком уважении к людям, предпочитая сразу показывать своё отношение к ним и желанию поговорить с ним. Но майор Армстронг был поразительно добрым и по-своему честным человеком, а к таким людям Эдвард относился с должным уважением. Последнее, что можно сделать – это обидеть добряка. Кстати говоря, за довольно продолжительный период их знакомства, тот так и не был повышен в звании. Как бы не оказалось так, что у них в семье из поколения в поколение передавалось быть майором. Сам Эдвард тоже был в этом звании, но его уже повышали до подполковника да недели две назад понизили за непреднамеренный подрыв библиотеки. Однако Армстронг не был склонен совершать подобные безрассудства, поэтому такая остановка в его карьере была удивительна. Эдвард не относился к нему отрицательно и не считал его кем-то, способным только на то, чтобы пробивать стены грубой силой. У него было достаточно мозгов для того, чтобы понять, каким провалом для человечности оказалась война в Ишваре. Этого, например, было вполне достаточно, чтобы Эдвард знал о нём, как о хорошем человеке. -Мустанг, говоришь, -с тяжёлым вздохом подсел к нему Эдвард, вспоминая фрагменты безрадостного диалога с братом этим утром. –А какой он из себя, как ты думаешь? -Хм, -задумался Алекс Луи, на удивление обошедшийся сегодня без демонстрации своих мускулов. –Я знаю этого человека со времён войны в Ишваре, но всё равно могу ошибаться, говоря о нём. -О как, -вскинул подбородок Эдвард. –Всё так запущено? Ну, конечно, там должно быть что-то своё, если человек общается с кем-то уже шесть лет по средствам одних только писем, считая это нормой. -Не знаю, -пожал плечами Армстронг. –Я знаю его, как отличного бойца и командующего. Уверен, после войны он стал только опытнее, сильнее, серьёзнее. Он всегда вежлив и официален, поэтому чёрт его знает, каков он, когда показывает свои отрицательные черты. Эдвард только усмехнулся. Кто бы знал, каким он, иногда, может быть ублюдком? Кому бы рассказать, что герой Ишвара на дух не переносит, когда его называют бесполезным? Глупый, никому не доверяющий, но всё равно остающийся наивным Альфонс. Как он может утверждать, что человек, о котором запросто можно спросить у кого-нибудь, может оказаться чьей-то выдумкой? Этот человек прилагал гигантские усилия для того, чтобы помочь Элрикам, а он до сих пор никак не может отпустить мысль о том, что кто-то, кто не хочет показываться, прячется под именем Мустанга. -Так давай же обнимемся в честь… -Нет! –категорически заявил Эдвард, но Алексу Луи Армстронгу было, откровенно говоря, пофиг. -Я согрею тебя в своих объятьях, -верещал тот, сжимая его в тугом кольце мускулистых рук. -Если я и хотел бы обниматься, то не с тобой! –кричал Эдвард и в процессе вырывался, как только мог. -М? –заинтересованно глянул майор на недовольного Элрика. –Есть подружка? -Ну, не то, чтобы есть… -он старательно отводил взгляд, не желая посвящать его в свои личные проблемы. -Но есть возлюбленная, да? -Можно сказать и так, -уклончиво ответил Эдвард. -Юность, это так прекрасно, -вздохнул Армстронг, глядя куда-то за горизонт, пробегающий перед глазами. -Не то слово. Когда поезд прибыл на место, он вот уже как несколько часов назад успел распрощаться с излишне назойливым, слишком наивным и парадоксально дружелюбным майором Армстронгом. Вот оно, то место, где его объятий точно будет не хватать. Хотя он хотел бы понадеяться на объятья кое-кого поинтересней. Как только его мысли вернулись к Мустангу, сердце Эдварда вновь затрепетало, хотя и не давали покоя старые недостатки и упущения – протезы на руке и ноге давали о себе знать и в то же время не давали ему согреться, хотя здесь и так было порядком холодно. Потому первое, что хотел сделать Эдвард по прибытии в этот город, это найти жилище, в котором он будет жить с каким-то военным, чтобы, как говорил Грумман в письме, экономить на жилищных ресурсах. Чистое вранье, потому что единственное, чего хотел добиться фюрер, это стеснить его, навязав ему соседа. Адрес дома, в котором он будет жить ближайшие несколько месяцев, был указан в письме, но Эдвард не видел смысла его запоминать, если в любой момент можно было достать из кармана письмецо. Пройдя несколько метров прочь от вокзала он пошарил в кармане для того, чтобы достать небезызвестное послание. Отметив его отсутствие, Эдвард не растерялся и пошарил в кармане ещё раз, но поиски всё также оказались тщетны. Ну и что у него в итоге есть? Он оказался в совершенно незнакомом ему городе в следствие коварных злоключений фюрера и потерял адрес, который был бы его единственной опорой в сложившейся ситуации. Конечно же, адреса-то Эдвард не помнил, ему в голову приходило только что-то строго на букву «П». Однако «что-то на букву П» никого в жизни не устроит, а он не знает даже местоположения местного штаба армии с учётом того, что город действительно был почти таким же большим, как Централ. Да ещё и какие-нибудь придурки, увидев явно дурацкое соотношение военной формы с его ростом, обязательно спросят, не маловат ли он для службы родине. И часы им показывать совершенно бесполезно, ведь, как их увидят, тут же заявят, что фальшивка. Он вдруг остановился и ему стало в какой-то степени страшно. Ну вот опять, снова что-то мешает ему встретиться лицом к лицу с генералом. Эта история продолжается на протяжении шести лет и была похожа на чью-то мерзкую, злую шутку. Его совершенно внезапно одолела паника, а утренний разговор с Альфонсом и его абсурдные мысли о том, что все эти случайности не случайны, только больше давили на него. В конце концов, им снова не удалось встретиться из-за такой поразительной случайности, вгоняющей его в унынье. Он заметил, что стоял совсем близко к некоему высокому человеку в чёрном пальто за секунду до того, как тот развернулся, видимо, для того, чтобы куда-то пойти, и по чистой случайности въехал ему локтём по лицу. В тот момент , когда Эдвард упал на землю, усыпанную чёртовым снегом, а человек в пальто пытался осознать, что только что произошло, Альфонс у себя в Централе наткнулся взглядом на оба письма, оставленные братом на кухонном столе – одно от Мустанга, другое от фюрера. То было началом удивительной череды совпадений, о которой никто не мог догадываться ранее...