Ветер с Севера

      Сквозь неплотно задернутый полог палатки внутрь прокрался солнечный лучик. Замер ненадолго у самого порога, словно не решаясь войти, потом заскользил осторожно по коврам, высвечивая замысловатые вензеля и причудливых птах, забрался на ворс одной из шкур и, не растерявшись, осветил лицо спящей Ретты.       Та поморщилась, не открывая глаз, и на лице ее появилась чистая, светлая и радостная улыбка. Она попыталась перевернуться на другой бок, но от наступившего утра было уже не спрятаться. Тогда она широко зевнула, потянулась от души, разминая затекшие за ночь члены, и открыла глаза.       — С добрым утром, — в шутку пожелала Ретта сама себе, садясь на постели.       Бериса еще спала, и она не решилась беспокоить няню — безусловно, той в силу возраста поездка давалась куда труднее, чем молодой герцогине.       Быстро одевшись, Ретта приподняла полог и выскользнула на поляну.       Там уже вовсю царила утренняя суета. Воины занимались лошадьми, приводили себя в порядок, и Ретта решила последовать их примеру.       В бочку, как оказалось, кто-то успел уже натаскать свежей воды, и она сердечно поблагодарила того неведомого ей воина за заботу.       Когда с необходимыми утренними делами было покончено, она устроилась поближе к костру и принялась причесываться.       Хотя дома в Эссе ей всегда помогали в таких делах фрейлины, все же совсем беспомощной она не была. И хотя сама Ретта вряд ли смогла бы соорудить собственными силами какую-нибудь сложную прическу, тем не менее заплести пару кос и уложить их венцом она вполне могла. В этот раз, однако, она решила ограничиться просто одной косой.       В котелке над огнем что-то уютно булькало, остро пахло черным перцем, гвоздикой и карри.       «Вероятно, у них тут должны быть хорошо налажены торговые отношения с востоком, — подумала Ретта. — Конечно, самое необходимое в Вотростене имеется свое, но те же специи ведь делают привычную пищу куда более вкусной».       Она потянула носом, принюхиваясь к соблазнительным ароматам, и колдовавший над завтраком Бенвальд спросил не без затаенной гордости:       — Нравится запах, правда?       — Очень, — не стала отпираться Ретта и поинтересовалась, оглядевшись по сторонам: — Скажите, а где сейчас Аудмунд?       Только теперь она поняла, что не видит маршала. Бенвальд пожал плечами:       — Должно быть, отправился проверять внешние посты.       — А далеко они?       — Двести шагов вглубь леса.       До двухсот считать она определенно умела, а потому Ретта решила не беспокоить никого из солдат, у которых, судя по всему, и без нее хлопот было хоть отбавляй.       Перебросив заплетенную косу за спину, она поднялась и, подобрав юбку, направилась не спеша в указанном направлении.       Узкая нахоженная тропинка юркой змейкой вилась меж деревьев. Утро играло солнечными лучами в каплях росы, застывших на листьях и кончиках травинок, словно спешило показать гостье все, на что оно способно.       Пения птиц по-прежнему слышно не было, однако в отдалении уютно журчал ручей, и Ретта пошла на его зов, не забывая, впрочем, считать шаги. Но, в конце концов, если она зайдет не туда, ее ведь остановят стражники, верно? Конечно, герцогиня не была настолько наивна, чтобы полагать, будто ей удалось ускользнуть от охраны — скорее всего, за каждым ее шагом следят, только пока она не делает ничего недозволенного.       По пути Алеретт остановилась, чтобы полюбоваться ветками орешника. Ничего особенного, безусловно, из себя кустарник не представлял, однако теперь, посреди загадочного, манящего своей новизной северного леса зрелище показалось ей удивительно красивым и необычным.       Она опустила взгляд, чтобы перешагнуть через выступающий корень, и вдруг заметила на влажной земле четко отпечатавшиеся следы сапог. Аудмунд? Или кто-нибудь из солдат?       Любопытство победило, и она пошла осторожно в том направлении, куда вел след, раздвигая попадающиеся на пути ветки и пристально вглядываясь в просвет впереди.       Конечно, это не было похоже на поляну. Просто деревья чуть расступились, образуя прогалину, и Ретта вдруг отчетливо увидела силуэт. Огромного, размером со взрослого человека, кота, чем-то отдаленно напоминающего рысь.       Алеретт похолодела и приросла к месту, словно одна из парадных статуй дворца в Эссе.       Перед зверем на корточках сидел Аудмунд. Он шептал ему о чем-то чуть слышно и ласково гладил по мощной шее, по крупной голове. Кот в ответ зарычал, ткнувшись мордой в самое ухо маршала, и Ретта могла бы поклясться, что в ворчании этом она слышит ласковые, нежные нотки. Вдруг зверь утробно взрыкнул и широко облизал лицо Аудмунда. Тот засмеялся и со всей силы обнял зверя, ткнувшись ему лицом в самую шею. Тут кот заметил, что за ними наблюдают, отрывисто рыкнул и, выскользнув из объятий, скрылся в чаще. Аудмунд встал и медленно обернулся. С минуту он стоял и смотрел, не мигая.       — Это, — начала было Ретта. — Это…       — Это был оборотень, — договорил за нее Аудмунд и сделал шаг вперед. Герцогиня непроизвольно отступила. — Отец моей матери.       — Но ведь это же зверь! — вырвалось у нее.       — А вы бы предпочли встретить здесь некроманта? — уже более резким голосом спросил эр-князь.       Повисло неловкое молчание, и Ретта немного беспомощно огляделась по сторонам.       — Нет, — покачала она головой. — Конечно, нет…       Аудмунд молчал и смотрел внимательно, по-прежнему не мигая. Словно ждал чего-то.       На травинку опустился жук с блестящими зелеными крылышками, пожужжал недовольно, словно выискивая и не находя чего-то, и улетел. На прогалине вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь журчанием далекого ручья.       «Может быть, именно теперь наступил подходящий момент, чтобы задать вопросы, — поняла Ретта. — Хотя бы часть из них».       Она подняла взгляд и посмотрела на Аудмунда. Ноздри его как раз чутко вздрогнули, и в глазах отразилось непонятное, загадочное нечто, чего она никогда не замечала у людей.       — Скажите, пожалуйста, — заговорила она тихим, слегка дрожащим от волнения голосом, — в Вотростене ненавидят одних некромантов или всех магов вообще?       — Всех до единого, — ответил маршал и заметно расслабился.       Поза его утратила напряжение и приобрела ленивую вальяжность.       — Но ведь с обычными магами вы как-то уживаетесь? — уточнила она.       Ведь князья приглашали их в Вотростен, пусть лишь время от времени, и вряд ли только с целью прикончить торжественно на глазах у всех.       — Верно, по необходимости, — согласился эр-князь. — Безусловно, обычных магов у нас тоже не жалуют, однако у них есть перед некромантами существенное преимущество — они пользуются лишь той силой, что им дала природа. Может быть, присядем? Разговор намечается длинный.       Он широким жестом указал на поваленное дерево и, сняв плащ, расстелил на стволе.       — Благодарю вас, — откликнулась Ретта и постаралась устроиться возможно удобнее.       Аудмунд сел рядом, и она на одно короткое мгновение вздрогнула, однако быстро забыла о собственном дискомфорте и близости полузверя, столь захватывающим оказался рассказ.       — Понимаете, герцогиня, — продолжал между тем ее собеседник, — маги делятся на два типа. Обычные, мы их для удобства называем природными, и некроманты. Природные маги могут черпать энергию из окружающей среды, чтобы восстановить силы. Любой камень, дерево и даже сама земля активно им помогают в этом. Конечно, должно пройти какое-то время, однако не так много, чтобы проблема стала критичной. Если же им необходимо восстановить энергию срочно, то на помощь природному магу приходит Асцелина, или Слава Зари — мощнейший артефакт, хранящийся в Академии Фатраина. Они его почитают практически как святыню. Он может быстро наполнить силой истощенного мага, от него же они заряжают амулеты, если хотят всегда иметь энергию под рукой. Но для некроманта оба эти источника недоступны.       Аудмунд вздохнул и устало потер переносицу. Выдохнул и застыл, глядя куда-то вдаль, однако Ретта серьезно подозревала, что он, скорее всего, ничего не видит перед собой, целиком погрузившись в безрадостные мысли.       — Некроманты, — продолжил вскоре он, — черпают лишь ресурсы собственного тела. Конечно, со временем энергия, необходимая им для работы, восстанавливается, однако если расход был велик и требуется срочно восстановить силы, они убивают людей. В противном случае некромант может умереть.       — А животные? — спросила негромко Ретта. — В них некроманты не могут почерпнуть сил?       Наверное, она надеялась, что Аудмунд скажет «да». Ведь, в самом деле, невозможно представить, что кто-то может цинично и хладнокровно рассматривать людей как своеобразный аналог пищи. О какой вообще любви тогда с их стороны может идти речь? Кто видел когда-нибудь, чтобы человек питал пылкую страсть к курице или барану?!       Но эр-князь уверенно покачал головой:       — Кровь животных дает им жалкие крохи. Только жизни людей могут быть полезны.       — Какая страшная участь, — проговорила Ретта.       — Согласен с вами. И в амулетах накапливать силу, подобно прочим, некроманты не могут.       — Но, — растерялась герцогиня, — как же выжил ваш князь во время войны с нами?       Аудмунд обернулся, посмотрел на Ретту, и в глазах его промелькнула такая темная и бескрайняя бездна боли, что у нее на мгновение закружилась голова.       — Оставлять вас в неведении, полагаю, было бы преступлением, — спокойно, с расстановкой проговорил Аудмунд. — Приготовьтесь, герцогиня, ибо то, что вы сейчас услышите, может стать причиной ночных кошмаров.       — У меня достаточно крепкие нервы, — ответила она твердо, решив не заострять излишнего внимания на недавней лихорадке. Проще сделать вид, будто ее не было.       — Хорошо. Тогда вот вам факты. Я сам был им свидетелем. Бардульв убийца. Вы хорошо помните, сколько пленных попало к нам?       — Полагаю, тысячи три, — ответила она, судорожно вспоминая сводки с фронта.       — А сколько вернулось?       — Не знаю, — покаялась Ретта. — После подписания мира мне было немного не до того.       — Понимаю. Можете потом проверить мои слова у отца и брата — они подтвердят. Пока же я скажу вам — вернулось мало. Не больше двух сотен.       — Но куда же могли подеваться тысячи человек? — воскликнула Ретта, уже догадываясь об ответе.       Тот факт, что князь Вотростена успел попробовать человеческой крови, не вставал перед нею прежде во всей ужасающей наглядности.       — Мой брат их убил, — безжалостно, не оставляя места для сомнений, отрезал маршал. — Вы не знаете, герцогиня, как это происходит. Выбранную жертву связывают, чтобы не оказала сопротивления, некромант подходит, читает заклинание на языке Фатраина и протыкает яремную вену ритуальным ножом. Кровь устремляется из раны наружу, но течет она не вниз на землю, а вдоль лезвия к магу. Потом, дойдя до руки, испаряется, а некромант впитывает силу, словно ребенок молоко на ночь. Когда несчастная жертва падает без дыхания, некромант полон энергии и готов действовать.       — Какой ужас, — прошептала Ретта.       Голова закружилась, но она смогла достаточно быстро взять себя в руки.       — А если отобрать нож? — ухватилась она за последнюю надежду.       Аудмунд усмехнулся подобной наивности:       — Не поможет. Ритуальным ножом может стать любой острый предмет, над которым прочли специальное заклинание. Некроманты опасны, никогда не забывайте об этом, герцогиня. Ваша жизнь в их глазах стоит немного, и в выборе между собственной силой и вами они выберут силу. А мой братец персонально, чтоб ему пропасть, мечтает о троне Фатраина.       — Но зачем?       — Ну как же, ведь там он среди своих, среди равных. А тут, по его мнению, ему приходится управлять навозом. Скотом.       Аудмунд сжал кулак, так что побелели костяшки пальцев, и голос его завибрировал от еле сдерживаемого гнева. Ретта пытливо поглядела ему в лицо и спросила:       — Кроме силы некромантов, за что еще вы не любите магов, Аудмунд? Должно быть что-то еще.       Маршал глубоко вздохнул и заговорил уже более спокойно:       — Вы в курсе, герцогиня, откуда взялись пролегающие между нашими странами Пустынные земли? В Вотростене их называют Потерянными.       Вопрос был явно с подвохом. Ретта задумалась, вызывая в памяти все, чему ее учили в детстве, и сказала наконец:       — Какая-то давняя война магов. В наших летописях о ней рассказывается не слишком подробно.       Аудмунд горько искривил губы:       — Война, вы правы. Две тысячи лет назад маги уничтожили красивейший, плодородный край, и мой народ, точнее те, кто смог выжить, были вынуждены уйти на север, в единственные никем не заселенные на тот момент земли.       — Ваш народ? — быстро спросила Ретта, изучающе посмотрев в зеленые глаза полузверя. — Но какой именно?       Впрочем, тот с ответом не колебался:       — Народ моего отца. Когда они основали Вотростен, оборотни уже жили на своих нынешних территориях. Хотя и они пришли когда-то издалека, из Внешних Земель, но только много, много ранее.       Ретта сжала пальцами виски и на мгновение прикрыла глаза.       — Простите, Аудмунд, мне необходимо обдумать услышанное.       — Понимаю, — легко согласился тот, вставая. — Думайте, герцогиня, время пока есть. Но его не слишком много, так что поторопитесь. А теперь пойдемте в лагерь — нам пора завтракать и сниматься.       Ретта кивнула, и эр-князь протянул ей руку. Тут солнце окончательно взошло над лесом, и он взглянул вверх, в небо, подставляя лицо ласковому теплу. Зрачки его сузились, превратившись в две узкие вертикальные щелочки, и Ретта инстинктивно отпрянула, вновь испугавшись стоящего перед ней полузверя. Но тот все еще терпеливо ждал, и тогда Ретта, дрогнув, сделала несмелый шаг вперед и медленно, готовая в любую минуту отдернуть руку, вложила пальцы в протянутую ладонь оборотня. Тот приветливо улыбнулся и сжал их. И тут в памяти ее всплыли слова капитана, что никто не может проследить за котом, если он этого не хочет. Но тогда получается, что Аудмунд знал о ее приближении и просто-напросто позволил себя увидеть? У него должен быть острый слух и тонкий нюх, ведь он зверь. Но тогда какова его цель? Ретта почувствовала, как голова у нее начинает кружиться от бесконечных вопросов. Что ж, потом, в спокойной обстановке, она еще поразмыслит обо всем произошедшем. И, возможно, до чего-то додумается. А пока заметила вслух:       — У меня есть имя. Алеретт. Или просто Ретта. Пойдемте в лагерь, Аудмунд. Я проголодалась от всех этих волнений.       И они вместе двинулись прежним путем. Оборотень бережно поддерживал ее, сам отводил нависающие над дорогой ветви, так что Ретте делалось немного неловко, однако вслух она ничего не говорила. Ведь как ни крути, а подобная забота всегда приятна.       Солнце успело подсушить росу, высветить подлесок, расплескаться по листьям орешника. Хотелось присесть где-нибудь поблизости на кочке и никуда не уходить, а просто любоваться и грезить, пока еще есть возможность. Вот только очень жаль, что птицы по-прежнему не поют.       «Может быть, Аудмунд специально все подстроил, чтобы иметь возможность поговорить? — размышляла тем временем Ретта. — Но ведь он не мог знать, что я отправлюсь его искать? Значит, заслышав мои шаги, на ходу подстроился и воспользовался подходящей возможностью?»       Версия выглядела вполне логично и, конечно, представляла маршала в выгодном свете. Что ж, значит, можно на этом и успокоиться, во всяком случае пока.       В просвете между деревьями показалась фигура часового, и Ретта почувствовала, как просыпается в груди веселая злость на собственную глупость и беспечность. Отправляясь совсем недавно из лагеря, она даже не удосужилась оглядеться по сторонам, а ведь воин наверняка стоял там же, где и сейчас! Поведение, с ее точки зрения, совершенно непростительное для герцогини! Что ж, кажется, не зря когда-то матушка Исалина сетовала, что дочь слишком много переняла от своего отца.       «Но может быть, — пришла ей в голову мысль, — он просто спрятался, завидев меня? Тогда, конечно же, дело другое».       И все же… Что, если в кустах и в самом деле прятался бы не оборотень, не стражник, а некромант? Или медведь, что ничуть не лучше.       Ретта покачала головой и ответила на заинтересованный взгляд Аудмунда:       — Все в порядке, просто сама себе удивляюсь. И кстати, — решила задать она только что возникший вопрос, — те внешние посты, там ведь были?..       Она не договорила, но он понял ее мысль и согласно кивнул:       — Там были оборотни. Они всю ночь охраняли нас.       Некоторое время Ретта молчала, обдумывая сказанное, так что даже часовой, в пределах видимости которого они стояли, скоро начал с интересом на них коситься. Наконец очнулась и посмотрела на Аудмунда:       — Спасибо, — прошептала она и с благодарностью сжала пальцы спутника.       Тот кивнул, пожав их в ответ, и они пошли прямиком к поляне, с которой доносились оживленные голоса.       — У нас все в порядке, — доложил Бёрдбрандт, едва завидев командира. — Сворачиваем лагерь.       — Хорошо, — лаконично отозвался маршал. — Тогда завтракаем и отправляемся.       — Понял.       Палатки на прежнем месте уже не было, так же как и ковров со шкурами. Один из воинов подбирал последние ветки лапника, а Бенвальд, как раз накладывавший в миски завтрак, прокричал:       — Командир, идите скорей! У нас еще даже остыть не успело!       «Все-таки, несмотря на рассуждения об оторванных головах, — подумала Ретта, — отношения у него в отряде далеки от формальных».       Сама она к подобному, конечно же, не привыкла. Но, странное дело, такая вот веселая суета и дружеские выкрики, обращенные к командиру, — все это скорее нравилось, чем вызывало оторопь.       — Скажите, а мне порция каши найдется? — спросила она с улыбкой, подходя к костру. — Всего одна — я много не съем.       Бенвальд хохотнул и протянул ей одну из мисок:       — Хоть две, госпожа.       — Благодарю вас, — ответила она и перехватила одобрительный взгляд оборотня.       Несколько секунд они смотрели друг на друга, не мигая, пока, наконец, Ретта не опустила в смущении взгляд и не приступила к завтраку.       Бериса чуть в стороне паковала сундук, тихонько ворча себе под нос. Подошли двое солдат и забрали вещи Ретты. Няня, выговорив им что-то вдогонку, отряхнула руки и тоже села есть.       Утро было спокойным и мирным, так что казалось невозможным представить, будто совсем рядом на расстоянии пары миль бродит опасность.       — Хотелось бы мне знать, — заметила вслух она, — как выглядит этот лес во всей красе, с птичьим пением.       — Послушаете еще, — отозвался Аудмунд, тоже усердно работавший ложкой, — если, конечно, будет желание.       — Думаю, что будет, — ответила Ретта.       Молодой солдат, на вид чуть больше двадцати лет, очень серьезный, черноволосый и черноглазый, стал тушить костры. Подойдя к бочке, примостившейся на краю поляны, заглянул внутрь и крикнул:       — Командир, тут еще осталась вода!       — Не выливай! — мгновенно среагировал Аудмунд и, поставив уже пустую миску на землю, приказал: — Ну-ка, слей мне!       И принялся стаскивать с себя куртку с рубашкой. Солдат с готовностью ухватился за ковшик. А оборотень отошел в сторонку и принялся с удовольствием намываться, периодически громко, почти как настоящий кот, отфыркиваясь.       Картина была волнующая и завораживающая. Конечно же, обнаженный мужской торс был не тем зрелищем, к которому успела привыкнуть в Эссе юная герцогиня. Перевязки в госпитале, безусловно, не в счет — там все иначе. В пациенте, сколь бы красив он ни был, никогда не видишь мужчину — того, кто может заставить кровь бежать по жилам быстрее, это просто объект для работы.       Но здесь, в лесу Вотростена, на залитой ярким утренним солнцем поляне, она наблюдала, как моется Аудмунд, как мышцы его напрягаются под загорелой кожей, и чувствовала, что отчаянно краснеет, однако все равно не могла оторвать взгляда от крепкой, сильной фигуры брата князя.       Аудмунд вытерся старой рубашкой и полез в сумку, выудив оттуда новую, видимо ту самую, что накануне предлагал Ретте, оделся и снова, как недавно в лесу, замер, подставив лицо свету. На губах его играла легкая, мечтательная улыбка, во всем облике, в каждом взгляде и жесте читались уверенность и сила, и Ретта вдруг осознала то, на что накануне из-за собственной усталости и переживаний не обратила внимания — что Аудмунд не только командир отряда и брат князя, но и весьма привлекательный мужчина. Подумала и опять покраснела.       «А Бардульв, — вдруг подумала она, — легко убьет меня, когда я рожу ребенка».       Ведь после этого ее жалкая жизнь больше будет ему не нужна. Мысли ее разбегались. Возможно, то, что рассказал Аудмунд, произвело слишком сильное впечатление, однако охватившее ее душу смятение никак не хотело улечься.       Удивительно, но, кажется, Ретта была близка к тому, чтобы пожалеть. Пожалеть о том, что боги послали ей в мужья не того брата. С Аудмундом, несмотря на его полузвериную природу, ей вряд ли пришлось бы оглядываться и дрожать — до сих пор все его поведение говорило за то, что маршал Вотростена человек чести. Да и солдат не обманешь, уж это она хорошо понимала — недостойного командира они никогда не будут любить.       Аудмунд обернулся, посмотрев ей в глаза, но она не стала смущаться и опускать головы. Напротив — выдержала взгляд с достоинством.       — Ну что, Алеретт, — спросил он, подходя ближе, — вы готовы ехать?       — Да, — ответила она.       Тогда он протянул руку, и Ретта без колебаний вложила пальцы в ладонь полузверя. Ну, почти без колебаний. На одно короткое мгновение душа ее все же дрогнула, но ведь это не в счет, правда?       — По коням! — крикнул эр-князь и повел Ретту к терпеливо ожидавшему ее Астрагалу.       Воины загомонили и бросились выполнять приказ командира.