Ветер с Севера

      Через два месяца все было готово к отъезду в Асгволд. Два месяца полного, безбрежного, бесконечного, словно небо над головой, счастья, которое неминуемо должно было вскоре закончиться.       Эргард стоял на веранде гостевого домика и смотрел в сад. В воздухе плыл густой, чуть горьковатый аромат трав. Цвет на деревьях уже давно облетел, зато появились первые, пока еще зеленые, молодые яблочки. Небо постепенно темнело, и хотя вечерняя заря еще не успела прогореть до конца, на востоке уже зажглись первые, самые яркие, звездочки.       Тупо ныло в груди, и он время от времени начинал ее растирать. Становилось немного легче. Или ему так только казалось?       Невыносимо больно было осознавать, что уже через несколько дней он расстанется с женщиной, которую успел полюбить всей душой, чтобы вернуться к той, о которой даже слышать не хотел.       «Что ж, — с грустью подумал он, опустив голову, — такова доля князя. Собачья работа. Но Горгриду еще тяжелее».       Он, Эргард, расстается хотя бы только с женой, а товарищ оставляет и сына тоже. Конечно, Кимеда с Таяной проводят их до побережья, но это лишь слегка отдалит агонию. Вдали послышался тихий звук шагов, и Эргард заметил в конце дорожки друга.       Долг. Все зовет их двоих, все ведет куда-то, не спрашивая, а хотят ли они, собственно говоря. Внутри как-то особенно остро кольнуло, и Эргард вдохнул глубоко и рвано.       — Ну, как ты? — поинтересовался Горгрид, взбегая по ступенькам.       — Неважно, — покачал головой князь. — Сердце будто пытаются вынуть тупой ложкой.       Товарищ нахмурился и покачал головой:       — Пойдем, я тебе трав кое-каких заварю.       Они прошли в кухню, и Эргард тяжело уселся на стул, немного наклонившись вперед. Друг развел огонь, поставил кипятиться воду и скрылся в кладовке. Вскоре по кухне разлился острый аромат меда, лимона и чеснока.       — Вот, выпей, — скомандовал Горгрид.       Эргард взял предложенную чашку, поморщился от резкого запаха, но послушно опустошил.       — Благодарю, — прошептал он.       — Горе ты мое, — с грустью отозвался друг. — Все будет хорошо. Ты ведь уже говорил с Кимедой?       Князь кивнул в ответ:       — Да. Она обещала навещать нас с сыном.       — Ну, вот видишь. Ты не потеряешь ее.       — Понимаю. Но, знаешь, впервые в жизни оно, — тут он выразительно указал себе на грудь, — бессильно перед доводом разума.       Горгрид вздохнул и, поставив банку с травами обратно на полку, тяжело оперся о столешницу.       — Еще как тебя понимаю, — ответил он.       Князь вновь глубоко вздохнул и, не без усилия поднявшись на ноги, взял хлеб из корзинки и принялся его нарезать.       — Не знаю, как бы я перенес на твоем месте, — наконец признался он Горгриду. — Просто не представляю.       Скажи ему кто-нибудь двадцать лет назад, что так будет, ни за что бы не поверил.       — Конечно, ты можешь уехать к Таяне и сыну в любой момент, — продолжил он и, обернувшись, положил руку на плечо своего верного советника и сжал его. — Даже не сомневайся.       — Спасибо тебе, — наконец сказал тот и накрыл ладонь князя своею. — Но сразу я, конечно, не смогу отправиться. Необходимо проверить, как там без меня справлялись помощники, да и старшие соскучились по отцу. Но мы с Таяной договорились: если в течение четырех месяцев я не смогу вырваться, она сама с Тэньяти навестит меня. Правда, за это время он станет совсем большой…       Горгрид покачал головой, словно не веря сам себе, и вновь начал отбирать травы.       — Пожалуй, тоже выпью, — заявил он и потянулся к очагу за чайником.       Малыш Тэньяти, которому скоро должно было исполниться полгода, уже резво бегал и уверенно лопотал такие простые слова, как «ма» и «па». Эргард только диву давался. Вдруг оказалось, что знать в теории, как быстро растут котята, и наблюдать своими собственными глазами — далеко не одно и то же.       — Я сообщил капитану Эйрану, — продолжил Горгрид, беря свою чашку и садясь за стол. — Корабли будут ждать нас у того самого маяка, где и высадили.       — Это хорошо, — кивнул князь и, решительно намазав бутерброд вареньем, тоже сел за стол. — Я с радостью повидаю Лерука и принца Рамору.       — Отправляемся утром.       Кажется, больше обсуждать было нечего.       Ночь окончательно вступила в права, и Эргард подумал, что пора уже, в самом деле, мыслями возвращаться домой, в Асгволд.       «Хотя нет, пожалуй, еще успею. Потом, на корабле».       Они молчали, и каждого терзали собственные невеселые думы. Но вместе им почему-то было гораздо легче переносить боль, чем по отдельности.       — А знаешь, Эргард, — сказал вдруг Горгрид, — я ни о чем не жалею. И ни за что на свете не согласился бы отказаться от Таяны и сына, доведись мне выбирать еще раз. Тогда, год назад…       — Все будет хорошо, дружище, — ответил князь и, протянув руку, вновь крепко пожал безвольно лежавшую на столе ладонь. — Вот увидишь.       Уезжали они, когда лучи солнца только коснулись крыш домов и верхушек деревьев. Вещи были давно уже собраны, оставалось только сесть на коней и тронуться в путь. Таяна с Кимедой, захватив малышей, пришли в гостевой дом еще до света. Горгрид сразу подхватил расшалившегося Тэньяти и уже больше не спускал его с рук. Кимеда же решительно заявила, что до заставы сама повезет Аудмунда на спине.       Конечно, обе оборотницы просто бежали в облике рысей рядом с лошадьми. Осталась позади, затерявшись постепенно среди крон дубов и сосен, Истала. Мимо тянулись леса, поля. Все те же самые места, какими они уже проезжали. Так недавно и так давно! И сколь же многое успела в себя вместить поездка!       «Должно быть, это боги наказывают меня за всех тех женщин, которых я бросил. Одна-единственная, которая мне по-настоящему, больше жизни нужна, не может быть со мной. Или это не кара, а милость? Ведь Горгрида, конечно, не за что наказывать, а он в таком же положении».       Впрочем, ни в дороге, ни во время привалов никто не говорил о том, что неизбежно всех ждало впереди. Кимеда наставляла Эргарда:       — Кормить Аудмунда можете мелко порубленным мясом, а еще протертыми фруктами и овощами. Когда доберетесь до Асгволда, давайте ему еще некоторое время молоко в рожке. Молоко котята любят в любом возрасте…       Она вздыхала, глядя на играющего сына, и во взгляде молодой матери появлялась грусть. Тогда Эргард обнимал ее и прижимал к груди, тихонько нашептывая что-нибудь на ухо.       Горгрид тем временем не отходил от Тэньяти, и маленький котенок, найдя в траве особенно красивый камешек или причудливой формы ветку, с радостным криком: «Па!», бежал к отцу. Тот его подхватывал и принимался рассматривать находку. Таяна любовалась ими обоими и, подойдя ближе, клала голову Горгриду на плечо. Тот обнимал жену и, не смущаясь присутствующих, целовал, и тогда на некоторое время хмурая складка между бровей разглаживалась, а из глаз исчезала глухая, словно беззвездная ночь, тоска.       Берег становился все ближе и ближе. Сердце Эргарда по живому рвалось надвое: с одной стороны долг звал его скорее вернуться домой, с другой же сердце призывало бросить все и уехать к жене, в Исталу. Ему порой казалось, что он сойдет с ума, и только мысль, что он пока еще князь и у него есть обязанности перед страной, помогала держаться.       На самой границе прибрежного леса их встретили оборотни. Эргард и Горгрид охотно приветствовали Лерука, и молодой пограничник их проводил к Рамору, без остановки болтая.       Оказалось, корабли прибыли еще неделю назад и все это время простояли на рейде. Матросы буквально извелись, и принц разрешил им по утрам ходить в ближайший лесок на охоту. Капитан Эйран от всего сердца благодарил оборотней. Князь с советником тоже.       На заставе было решено не задерживаться. Еще одна ночь промедления означала лишнюю боль для расстающихся, и так готовую выплеснуться через край. На берегу зажгли сигнальный огонь, и от «Снежного барса» отделилась шлюпка.       — Попутного ветра вам, — пожелал Рамору. — Мне тоже жаль, что приходится провожать вас.       — Надеюсь, это не последняя наша встреча, — ответил Горгрид.       — Кто знает, — загадочно и лаконично ответил кесау. — Смертным не дано видеть будущее.       Эргард вздохнул тяжело и подошел к Кимеде.       — До свиданья, родная, — прошептал он срывающимся голосом. — Мы будем ждать тебя.       — Я скоро приеду! — с готовностью пообещала она. — Скорее всего, с Таяной и Тэньяти.       Князь в ответ кивнул и вдруг крепко обнял жену одной рукой и поцеловал. Всю боль, всю горечь расставания, всю страсть впервые полюбившего сердца вложил он в него. Кимеда ответила, обняв, как в последний раз, и Эргард подумал, что если вот сейчас его сердце не разорвется, то впредь он вынесет все, что угодно.       Прохладный ветер трепал волосы, забирался за ворот куртки. По розовому вечернему небу плыли редкие облака. Надрывно, пронзительно кричали чайки, словно плакали или просили о чем-то.       В берег мягко ткнулся нос шлюпки. Князь выпустил из объятий жену и взял на руки сына, с недоумением в глазенках смотревшего на мать.       А Горгрид, сжав в объятиях Таяну, еще какое-то время стоял, не в силах расстаться, и все шептал и шептал что-то… Вот плечи его поникли, он еще раз ласково поцеловал обоих и сделал шаг к лодке. За ним второй, третий… Тэньяти, поняв, что происходит что-то неправильное, заплакал, и Горгрид, уже занесший было ногу, чтобы залезть в суденышко, рванулся назад и долго еще стоял, успокаивая сына.       Но рано или поздно неизбежное всегда случается. Горгрид все-таки вошел в шлюпку, и матросы, оттолкнувшись, взмахнули веслами.       Эргард молча стоял, глядя на уменьшающиеся фигуры оборотней, а Кимеда все махала и махала рукой вслед уходящему кораблю. И тогда он, половчей перехватив сына, помахал ей в ответ.       А Горгрид не сводил глаз с берега даже тогда, когда корабль, дрогнув, распустил паруса и поймал попутный ветер, словно огромный диковинный зверь очнулся от сна.       Вотростенский советник опустил руку, и князь, как тогда в домике, подошел и положил ладонь ему на плечо.       — Спасибо, — прошептал Горгрид.       — Я с тобой, — просто ответил тот.