***
Он сделал всё что мог: порычал, отстаивал свою точку зрения, даже просил, но парню всё же пришлось пройти в отведённую комнату, чтобы подписать бумагу о желании уволиться. Хоть так, уже спасибо. Спасибо и шкафчику, что очень хорошо хранил вещи Риджуэлла. Настолько хорошо, что не с первого раза открывался даже хозяином. Пахнущая какими-то цветами футболка слетела с тела Тома и в скомканном виде полетела на скамью. Не очень приятно признавать своё поражение, но делать нечего. Звук застегиваемой ширинки прерывает короткое рычание и всхлипы, которые исходили от парня, что прозвал себя неудачником. Вернуться к Эдду? Конечно. Правда, придётся объяснить свой затянувшийся уход, да и по моральным соображениям будет стыдно. Но он это переживёт. Он переживал много дерьма за свою короткую жизнь. А дверца шкафчика с громким хлопком захлопнулась, спортивная сумка взлетела на плечо, а сам темноглазый гитарист поспешил удалиться из уже ненавистного места. Если тебя выгоняют, то сделай так, чтоб потом начали скучать и сожалеть. Самооценку с плинтуса поднимет. Прохлада засыпающего города обволакивает юное тело, немного помогая тому справиться с плохим самочувствием и неприятным осадком, ведь на свежую голову думать проще. Как-никак, Риджуэллу стоит поразмыслить куда ему отправиться в данный момент, ведь ночью автобусы не ходят, а к другу приваливаться в столь поздний час будет некрасиво. Но у Тома всегда есть место, где ему будут рады; где законы не писаны и тебя не выкинут за дебош. Да, печально, конечно, но в алкогольный пабах можно творить что угодно, только деньжат побольше возьми и всё. Хотя, с такой политикой ты можешь творить что угодно где захочешь везде… Достаточно тяжёлый и пропахнувший перегаром воздух заменят место свежего ночного ветерка в ноздрях юнца, что уже с порога втягивал благоприятный для него запах. Стаж алкоголика скоро набьет полуюбилейный возраст пяти лет, так что Риджуэлл пить умел. Не мешать градусы и закусывать — секрет пьяного счастья. И сейчас стоило бы следовать этому плану, ведь к утру надо будет добраться до Гоулда. И чем Томас думал, когда выбирал себе местечко в другом конце города? Ах да. Он хотел, чтоб его забыли. Эдвард так молод, у него вся жизнь впереди и забивать себе голову неудачливой омегой? Нет уж, этот самый омега не мог такого допустить, он любил Эдда. Стопка за стопкой оправдываются в молодое тело, слово за словом слушает недальновидный бармен, потирая высокий бокал. Какая ирония, теперь Томас сам сидит перед простодушным парнем, хотя недавно был на его месте. Бог даёт, Бог берёт, смириться бы пора. В некоторые моменты даже деревянный стол кажется мягкой подушкой, тем более на не трезвую голову. Но гитарист же умеет пить, да? А это значит, что пора выдвигать, или он пропьёт все деньги, забредёт в какую-нибудь подворотню и не будет парня. Знакомый ветер дует в лицо, солнце пробивается сквозь терпкие облака, вот только воздух уже стал грязным. Черт, сколько же он там просидел? Ориентировочное время прибытия в заведение — около двух ночи. Сейчас пять утра? Быстро же. Так же быстро, как и темноглазый парень свалился на ближайшую скамью. Нет, сегодня он перебрал, но пить он, конечно же, до сих пор умеет. А резная скамейка определённо лучше любой кровати. Да вот только он не резная. И очень отдалённо напоминает лавочку. Скорее, лежанка для бомжей, не больше, но Риджуэллу больше и не надо: он только прикорнёт на пять минуточку, встанет, да пойдёт. Ни за что не заснёт на этой холодной деревяшке.***
А пробраться через двух охранников куда труднее, чем с пинком покинуть бывшее место работы. Но Торду это удалось, снова запятнав свои руки кровью. Вырубить двух охранников, будучи в несколько потрёпанном состоянии — оказалось не особо просто, но норвежец с этим справился вполне легко. Осталось найти дорогу домой, спасти Риджуэлла, зажить счастливо и дело с концом. Но это казалось не таким простым, как минимум, из-за первого пункта. Где находится Ларссон — он и понятия не имеет. Глухой лес, в котором недавно был дождь. Ни души вокруг. Со звуками та же ситуация. Да, Торд явно не подумал о том, что у одного из похитителей стоит спросить о местонахождении и, желательно, дорогу домой, но момент безнадежно упущен и полагаться можно было только на свои собственные, заученные правила выживания, что пригодились ему как ни к стати. Сероглазый залутался в доме: собрал немного еды и налил в пустую бутылку воды из-под крана, нашёл нож своей матери, пистолет у одного из охранников и телефон у другого. Сеть не ловит, что не особо удивительно для такой глуши. Наверное, этих припасов ему хватит, чтоб хотя бы дойти до дороги и не умереть с голоду, или того гляди, самому не стать ужином для дикого зверя. Но за себя он не боялся, отнюдь, он больше переживал за Томаса, что пострадал из-за него же. В юном лидере говорила совесть и чувство жгучей вины, но он чувствовал ещё и что-то новое: он ощущал тёплую тягу в груди при упоминании Риджуэлла, странное щемящее чувство нежности, стоит ему только вспомнить образ эту странную омегу. Ларссон чувствовал любовь, — он, наконец, смог признаться себе и назвать это своим именем, — которая отчаянно указывала ему нужный путь. Тот, который, казалось бы, может помочь решить проблемы и исправить их. Торд ловко обходил ямы неизвестного происхождения; прыгал с выступов, не ломая себе при этом ноги; избегал всяких берлог или «домов» лесных зверей. Как ему самому казалось, выход он не найдёт, так что стоит найти место, где можно разбить лагерь и укрыться от наступающего дождя, что выдавал себя надвигающимися черными тучами. Было бы неплохо ещё и согреться, но о таком удовольствии он мог лишь мечтать. Прошло уже три четверти часа нескончаемого плутания и, о Господь Бог, норвежец нашёл чью-то лесную избушку, что, судя по всему, пустовала, и, более того, была заброшена. Торд мысленно поблагодарил всех знакомых ему богов и двинул к постройке, опять ловко проходя местные ловушки. Массивная дверь поддавалась не особо легко, но всё же соизволила отпереться и выпустить в мир запах гниющей плоти. Ларссон поморщился от специфической противоположности благоухания и прошёл внутрь. Не суди книгу по обложке, так? Это то же самое, что взять книжку, на розовой обложке которой изображена милая девчушка с пушистым котом у ног, с мыслями о том, как внутри, должно быть ведётся милое описание немного волшебной жизни главной героини, но всё кончается бабкой-людоедом, что пила кровь похищенных детишек в погоне за вечной жизнью. То же самое испытывал лидер, когда увидел внутри приземистого здания разложившийся труп, который, судя по всему, принадлежал владельцу данной обитель. Делать нечего, придётся тесниться — именно с такими мыслями достаточно опытный сурвивальщик вытаскивал останки на свет божий. Мокрая одежда была холодной и неприятно прилипала к телу, поэтому, скорей избавившись от неё, норвежец решил её просушить, повесив тряпку на одну из ручек шкафа. Альфа успел обосноваться, как его желудок призывно заурчал: воля-волей, а организм требует еды. Порывшись в прихваченном из сарая рюкзаке, Ларссон откопал яблоко и пачку мягкого зефира. Этим, конечно, не наешься, но голод утолит. Поужинав сладким, Торд решил лечь на боковую.***
Ларссон шёл уже неизвестное количество времени, но ему все равно казалось, что локация повторяется уже который раз. Он готов был поклясться, что сошёл с ума, пока не вышел к уже знакомому сараю. Около двери уже, почему-то, не валялось трупов, а внутри и вовсе горел свет. «Какого?» Решив не тянуть с ответом на вставший вопрос, возмужавший Торд двинулся внутрь. Дверь поддалась с первого раза и новоиспеченный лидер прошёл дальше. Везде было подозрительно чисто, что никак не желало укладываться в сознании похищенного, ведь память ему никогда не изменяла и он точно помнил комки пыли на полу и клубы паутины в углах. Сейчас же по постройке витал лёгкий аромат кофе со вкусом пьяной карамели — любимый напиток Торда. Он прошёл в комнату, где очнулся в первый раз, но, лицезрев происходящее там, захотел никогда этого не видеть. А увидел он мертвецки бледного отца с иглой от капельницы в руке. Он сидел в тонком больничном одеянии нежно-голубого цвета и безмятежно пил вышеуказанный напиток из ажурной кружки. Напротив него, спиной к сероглазому, сидела недавно убитая мать Торда. Она не выглядела такой чистой и стерильной, скорее наоборот, ведь огромное пятно запёкшейся крови на её милой кофте выглядело несколько устрашающе, а растрепанная прическа придавали этому ещё более неопрятный вид. Она медленно, словно при съёмке Slow Mo, повернула голову. Её чадо увидело её же не более живое, измученное лицо и такую же, как у отца, чашку, что жёнушка держала, оттопырив мизинец. Её бледно-синие губы растянулись в ухмылке, а после и вовсе раскрываются в вопросе: — Милый, не желаешь присоединиться? Торд молчит, он не знает как ответить и вообще реагировать на происходящее. Вдруг он ловит чувство странного дежавю, ведь он со стопроцентной вероятностью это где-то видел. «Точно.» быстро проносится в голове, а после всплывают фантомные воспоминания его мирных вечеров в окружении семьи: мама заваривает только пришедшему из офиса отцу кофе, а себе — чай. Они тихо пьют свои напитки у камина, где горят небольшие брёвнышки-поленья, и перекидываются парой пустых фраз. Тут в зал врывается маленький Торд и смотрит на родителей с ужасом в глазах, ведь он прервал их вечерний покой. О том, что будет с не уследившей за ним нянечкой, малыш не думает, ибо уверен, что из-за её же оплошности видит её в последний раз. Но в тот вечер что-то пошло не так, и мать, увидев одобряющее кивание супруга, пригласила юного наследника присоединиться. С тех пор Торд всегда пил по вечерам чай вместе со своими живими родителями. Это всегда была лучшая часть дня, ведь малыш чувствовал себя нужным и любимым. Ларссон младший и сейчас был готов присоединиться к родным, но его смущает одно: они оба должны быть мертвы. Заметив замешательство в глазах сына, мистер Ларссон продолжил: — Ты чего, сын? Не рад видеть родителей? Или не хочешь, чтоб всё было, как прежде? Альфа этого до невозможности хотел, но они, черт возьми, мертвы. Покойники не могут воскреснуть и ступать по земле. Такого не бывает. Немного помедлив, он ответил: — Нет. Вас нет. Я просто сошёл с ума. В глазах отца Торд увидел странную эмоцию, которую он никак не мог уловить, но разум кричит ему бежать, ведь ржавый топор в руках отца ничего хорошего не предвещал. И сероглазый действительно убежал. Убежал от своей семьи. И кто так делает? Но времени на размышления нет, папа стремительно настигает его. Повернувшись в последний раз, Торд видит его. Худой силуэт стоял в паре сотне метров и приветливо махал рукой. Торд ужасно рад неожиданному появлению его Томаса и на всех парах бежит к нему, резко врезаясь в предмет своего воздыхания. Милая омега не удерживает равновесие и падает, позволяя родному телу припечатать себя к земле. На его щеки и нос сыпется бесконечное множество поцелуев, ведь Ларссон, который и представить себе не мог, что встретит Риджуэлла. Риджуэлла, что всадит нож ему в спину.***
Норвежца подбрасывает на старой раскладушке и он начинает ловить воздух ртом, аки рыба, выброшенная на берег. Парень судорожно оглядывается и тяжко вздыхает: всего лишь сон. Раз он проснулся, значит пора выдвигаться. Жизнь Риджуэлла долго ждать не будет. Собрав все вещи, что у него с собой имелись, он покинул маленькую хижину. Осматривать её не имело смысла, ничего дельного Торд бы не нашёл. Ножи, скорее всего, уже заржавели и затупились, а патроны для двух ружей, скорее всего, не нашлись бы. Вдохнув запах утренней свежести, сероглазый оглянул недавно найденный труп. Глазница, линия скул и дуг бровей, а также носовая полость указывали на белого мужчину, а изношенность зубов определяла примерный возраст, что мешкался между сорока и сорока пятью годами. Так же, на лице была растительность, в виде длинной бороды. Забавно, перед глазами встала картинка одиннадцатого рождества в жизни Торда. Тогда один из работников дома, переодетый в Санта Клауса, рассказал, что за такой бородой очень тяжело следить. Уже не маленький мальчик буквально зарядился идеей отрастить себе такую и гордиться ею до конца жизни. Правда, об этой затее узнал отец, после чего долго рассказывал лекции про людей с такими бородами. Это, вроде как, и помогло, сын перестал стремиться к такому виду растительности, но скорее из-за того, что не желал слушать постоянных лекций. Торд тряхнул головой и вспомнил про огромное количество пустых бутылок от алкоголя в доме, после чего взглянул на оставшуюся плоть и широкие бедренные кости мужчины. Из этого он сделал вывод, что погибший был владельцем этого дома, лесником и выпивохой без семьи. Если этот местный умер, то здешние леса остались без какой-либо защиты. Торд прошёл дальше, больше не позволяя себе терять время на труп. Мысли о возможном захоронении даже не посещали юный разум норвежца, ведь от покойников нет толку, они не умеют думать, а значит, им будет все равно. Побродил Ларссон ещё два с лишним часа, а после вновь сказал судьбе спасибо, ведь услышал звуки трассы. Очень далеко, но он есть. Не сказать, что она была оживлённой, но машины две-три ездили каждые пять минут. Скорее всего, альфу вывезли недалеко от города, что является огромным плюсом в его путешествии. Сероглазый лямки своей поклажи и двинулся на звук: он чувствовал, что вот-вот найдёт спасение в лице добродушного дедушки и отправится в город, а уже оттуда в свой родной дом. Пусть родным он не являлся, Торд все равно любил его всем сердцем. Спустя пару миль, ноги норвежца наступили на более твёрдую дорогу, какая представляла из себя полноценную асфальтированную полосу, уходящую вдаль, а не смесь из гравия и грязи. Он уже хотел было обрадоваться, но не успел: шины колёс заскрежетали, свет фар пронесся по спине красной толстовки, а проезжающая машина развернулась несколько раз. Отчаянно матерящийся водитель кричал на расслабленного коммуниста. Он вернётся домой. Звездочки. Долго засиживаться в занюханном хостеле Ларссон не стал: наспех принял душ, перекусил парочкой любезно предложенных бутербродов и отправился собирать сумку. Туда он сложил заряженный мобильный телефон, который тот одолжил у одного из обидчиков, пачку влажных салфеток и бутылку воды. Сумка на плече, можно отправляться. У парадного входа уже ждал Пол, что смолил достаточно дорогую сигару: — С возвращением, Босс, — отсалютировал он: — На охоту за омегами? — Нет, — спокойно ответил Торд, чем вызвал недуг у друга: — На поиски лекарств, дружище, — после он залез в старенький автомобиль. По пути в поместье Ларссонов, Пол пытался выведать у лидера, где тот пропадал. Рассказывать своему водителю историю личных похождений норвежец не горел желанием, из-за чего отнекивался слабоумием подопечного. Ну и ладно. Прошло полтора часа и машина остановилась у ворот огромного тёмного дома. Всем своим богатым видом здание показывало, что пустует, однако лезть в него все равно не стоит. Законный наследник этого особняка выкинул сигарету в куст живой изгороди и ключом, что привёз Пол, открыл врата. Это место Торд узнавал с трудом: некогда красивая лужайка сначала заросла, а потом иссохла от тридцатиградусной жары, которая стояла пару недель назад; в округлом пруду уже не плавали декоративные рыбы, а само здание выцвело и покрылось толстым слоем пыли. Раньше такого не допустили бы, а сейчас, после смерти мистера Ларссона прислугу распустили, а сын мёртвого хозяина дома съехался с другом. Вспоминать это место было тяжело, но Торд уже не тот маленький мальчик, а вполне взрослый и самостоятельный юноша. Мысли вернуть отцовский бизнес улетучивались так же быстро, как и появлялись, ведь торговля омегами превышала все нормы его моральных принципов. Ларссон всегда верил в свободу, но понял он это слишком поздно. Просто пришёл к такому умозаключению и всё тут. С тех пор утекло много воды, как и пароль от сейфа в папином кабинете из головы коммуниста. Тот код знали только члены семьи, но последнее поколение этой фамилии сдаёт: юный лидер не был таким, каким его представляли все служащие. Он был безалаберным, легкомысленным и просто несносным мальчишкой, однако очень харизматичным и хитрым. Это и наставило его на путь истины, хотя окружающие мало понимали как. Старые половицы неприятно скрипели под ногами, а скрежет массивной двери, что вела в главную комнату этого дома — кабинет отца — раздался гулом по коридору. Не особо долго раздумывая, сероглазый устремился в глубь комнаты и застыл. В его воспоминаниях мелькал черный пуф, на котором отец изменял своей жене и кожаным ремешком поколачивал сына; шкаф со стеклянными вставками пустовал, хоть в памяти он был доверху забит различными папками, содержимым которых являлись документы и блокнотами; и, наконец, огромное окно. Оно было изготовлено из пуленепробиваемого материала, но главное, что Мистер Л. любил в него курить, наблюдая за супругой и ребячливым сынишкой. Подойдя к подоконнику и выглянув во двор, Торд отчетливо видел по истине красивую женщину и крепкого мальчика. Он тряхнул головой от таких иллюзий и начал поиск нужного препарата. Ларссон не знал, сколько именно времени прошло, но оно того стоило: маленький пузырек покоился в его ладони, а на стекле была приклеена бумажка с нужным названием. Альфа не мог поверить своему счастью, ведь Риджуэлл спасён. А перевёрнутый стол и сваленный шкаф его уже не волнуют.***
Мэттью гулял по вечернему городу. Эдд не выходит из дома, погрузившись в какой-то страшный мутант депрессии; а Торд пропал, так что в компании он был один. Именно в такие моменты он понимает, что, кроме невесть куда запропастившегося Ларссона, друзей он не имеет. Это больно резало по пошатнувшейся самооценке рыжего, ведь это значило, что вся его работа над собой была напрасной и его так и не полюбили по-настоящему. Это всерьёз заставляло задуматься о том, что же ему делать дальше, иначе столь социальный человек одиночества просто не переживет. Хотя одиноким он себя и не чувствовал, скорее, тупым и бесполезным. Харгвиз не мог помочь Эдварду, — этот бета полностью зациклен на также пропавшем Риджуэлле — а из-за этого места на другие мысли не было. Чтобы он мог сделать такого ради совершенного по всем параметрам Гоулда? Может, свозить его на море? Или подарить безделушку? Он не знал, а значит — вновь тупил. Это так… удручает. Но Мэттью точно знал, что кряхтение из какой-то подворотни ему не послышалось: кто-то точно пытался прийти в себя. Харгвиз, конечно, мог пройти мимо, тем более там очень грязно и воняет, но голос казался слишком высоким и жалким, из-за чего в груди рыжего что-то сжалось и он направился в сторону издаваемых звуков. Какого же будет его разочарование, когда вместо избитой омеги он найдёт пьяного в стельку Томаса?***
Поднять не соображающего парня особого труда не составило. Но мысли о том, насколько же глупо было напиваться одному, не давали рыжему покоя, ведь Том — омега. Чертова омега с дрянным характером и шпинатом вместо мозгов. Он же мог так просто стать жертвой изнасилования! Этого придурка надо доставить домой, откачать и уложить спать. Звучит, вроде как, просто. На деле, Риджуэлл брыкался и что-то стонал, что-то подозрительно похожее на «отпусти меня, говнюк обрезанный» М-да, с этим недоразумением придётся провозиться не один час.***
Это было странно. Эдвард шипел и смотрел на Торда, как на врага народа. Ларссон, конечно, всё понимает, но не это. В конце концов, уже даже Томас простил норвежца за тот инцидент, пора бы и ему заканчивать трубить истерику. В общем, кроме того, что омеги уже довольно долго нет дома, Торд ничего полезного не узнал. И где же теперь ему искать Риджа? Дома и в округе его нет уже не первый день. На поиски уйдёт много времени, которого у омеги не так много осталось. Направившись вверх по улице, Ларссон словил «выстрел» боли в висок, а после у него потемнело в глазах. Пересилив своё желание увидеть ненаглядного Тома как можно скорей, он направился домой. Он выспится и поедет колесить по городу, ведь, утро вечера мудренее, так? Вот и он так думает, поэтому он вернулся в квартиру, что делил с Мэттью, которого, кстати, дома не наблюдалось. Ну и ладно. Харгвиз не мальчик, чтоб следить за ним и ходить по пятам. Но знал ли Ларссон, что этот самый взрослый мальчик вернётся домой ближе к середине ночи, да ещё и с одной пьющей проблемой?***
Утром Томас проснулся от разрывающей его головной боли и дикого сушняка. Он поднялся с мягкого, но скрипучего дивана и оглянулся. И в который раз он просыпается не у себя в комнате? Хотя, по сравнению с тем, что сейчас хочется избавиться от надоедающих и не особо приятных недугов, это не так важно. Омега направился на поиски кухни. Немного поплутав, он всё-таки нашёл заветное помещение, в несколько мгновений оказался у раковины и, включив холодную воду, запихнул под струю голову. Вода немного помогла освежиться и начать думать. И где он в этот раз? Звучит этот вопрос странно, но с правдой ничего не поделаешь. Томас ещё немного походил по незнакомой ему квартире и зашёл в комнату. Судя по кровати, но нашёл спальню, в которой явно кто-то был и этот кто-то спал. Было сложно понять, как можно спать в такой прокуренной комнате. В стоячем воздухе витала пыль, мешающая свободно вздохнуть. Том прошёл к кровати, немного помедлил, но всё же резко сдернул одеяло, тут же оказавшись прижатым с заломленной рукой к матрасу.***
Полтора года спустя.
Торд. Проснулся я раньше, чем моё черноглазое чудо, так что сейчас я лежал лицом к нему, перебирая его же растрёпанные пряди на виске. И когда же всё стало так хорошо? Наверное, когда в самый первый день я его учуял. Вот прям-таки в прямом смысле этого слова. Он только ступил на порог и его одурманивающий аромат черники со сливками. О да, именно такой. Мягкий, нежный, божественный… Порой, я задумываюсь — а стою ли я этого? Мой маленький омега столько всего пережил. В тот день произошло многое: проснулся я тогда ещё, когда дверь в мою комнату скрипнула. Я точно, помнил, что не видел Харгвиза ночью, да и этот придурок прекрасно знает, что в мою комнату заходить нельзя. Так что мои рефлексы и инстинкт самосохранения были готовы ко многому. Этот кто-то потоптался на месте, потом невесомыми шагами подошёл к моей кровати и сдернул одеяло. Тут-то я и перехватил игру на себя, завалив незваного гостя на матрас и заломив ему руки за спину. Он высоко вскрикнул и я осмотрел его: подо мной брыкался потрёпанный Том. Мой потерянный Том. Я просто не мог поверить, что это происходит на самом деле. Я на самом деле трогал своими лапищами Риджа и, кажется, делал ему больно, из-за чего пришлось быстро отпрянуть. Он тоже отскочил на другую сторону кровати и со страхом в глазах взглянул на меня. Я уже тоже успел испугаться, но, как оказалось напрасно, ибо этот темноглазый кретин прыгнул на меня, повалил и поцеловал так, что я никогда не забуду. Жадно, но при этом нежно. Вот тогда-то я вышел из транса, обнял его поперёк спины и прижал к себе, отвечая на долгожданный поцелуй. Это было феерично. Волшебно. Просто нереально. Ох, а сколько угасающего счастья плескалось в его больших глазах! Ну точно никогда не забуду. Он оторвался, воздуха ему не хватило, но отдыхать я ему не дал, перехватив инициативу в свои руки, а то есть, подмяв эту тушку под себя, после впиваясь ещё одним поцелуем. А после ещё, и ещё… Остановился я лишь тогда, когда он укусил меня за язык, объясняя это тем, что я больно уж разошелся и в его рту не надо проводить археологические раскопки. Я нервно посмеялся и вновь повалил его на кровать, тыкаясь носом ему в шею. Как давно я этого не ощущал… После этого мы долго валялись, тихо разговаривая обо всём, и ни о чем между собой. Правда, иногда я прерывал его укусами и поцелуями в шею, но он не сильно возмущался. Ближе к часу дня мы выползли из комнаты и увидели, что на диване уже преспокойно попивают чай Эдд и Мэтт. Когда зелёный здесь появился, я не знаю. Но его спокойствие, как рукой сняло, когда он увидел Риджуэлла, бросившись на того чуть ли не с кулаками. Еле оттащили! Но он был прав, ибо этот чокнутый в край охренел. Мы все на него немного поорали, но каждый о своём, после чего он потерял сознание, упав на диван. Паника быстро охватила Эдварда с Мэттью… Ладно, меня тоже, но пришел в себя я раньше их, быстро умчавшись в коридор, за сумкой, в которой лежало лекарство. Стоит ли говорить, сколько времени ушло, чтоб узнать как правильно ввести лекарство в организм и сделать это. Думаю, нет, но стоит упомянуть, что после этого рука Тома ещё неделю смахивала на руку наркомана. После этого Томас пошёл на поправку: он мог активнее двигаться, разговаривать и при этом не задыхаться. Но осенение пришло, когда таким же солнечным утром я очнулся от резкого ягодного запаха. Том тыкался носом мне в ребро, что-то бормоча во сне. Немного мгновений спустя я почувствовал напряжение у себя в боксерах. Я бы мог быть культурным, но мило обнимающий меня Ридж и его просто дикий аромат не дал этого сделать, так что я разбудил его и мы развлекались весь день. Ну, развлекался я, а он меня люто ненавидел весь следующий день, когда мы выбрались на прогулку все вместе. Мэтт постоянно шутил, что я слишком жестко его заездил. Ну и пусть. Позже, когда мы остались одни, Том сообщил мне, что его невинность всё-таки забрал я. Я же, конечно, хорошо так удивился, требуя историю произошедшего в той комнате от начала до конца. Как оказалось, тот верзила просто ввёл препарат моей матери под кожу Риджуэллу, но все равно поработал с его ртом. После этой истории, мне не составило труда вычислить того засранца и отдать в руки Патрика. Что было с тем парнем дальше — я понятия не имею, но его я больше не видел. Я окончил школу, получил футбольную стипендию и, в итоге, теперь живу в съёмной квартире с Томом. Из-за моего университета нам пришлось уехать из Лондона, оставив Мэтта с Эддом там, но, по их словам, они всё понимают и не обижаются. Плюс ко всему этому, мы созваниваемся почти каждый день и видимся по нескольку раз в году. Из-за нашего переезда они, кстати, смогли стать полноценной парой. Том прекрасный сожитель, друг, домохозяйка и парень. Не слишком нежный, но и не страдает от ЧСВ. Он просто не из этого мира. И вот сейчас я целую его в нос, лоб, он морщится и немного открывает глаза. Этого никогда не было достаточно, так что я целую его ещё раз, но в губы, а после улавливаю носом тонкий шлейф своего любимого запаха.